Возвращение Анастасии. Эпилог

Владимир Момот
На правах рукописи.
Татьяна Боткина
Возвращение Анастасии

Эпилог

Спустя пять месяцев после унизительного вердикта в Гамбурге (1) великая княжна Анастасия посетила Париж, в качестве туриста. Стоя на мосту Александра III, она воскрешала в памяти воспоминания о своём деде. Это был период, когда Анастасия с трудом выходила из жесточайшего приступа депрессии. Великая княжна запиралась на своей даче в Унтерленгенгарде, проводя время среди пустых молочных бутылок и нагромождением пачек с кошачьим кормом (2). Она часто думала о смерти, но мысль о возможности покинуть этот мир под чужим именем, приводила её в отчаяние. Только вмешательство Матильды Кшесинской вывело Анастасию из этого состояния.
Вдова великого князя Андрея, в отсутствие своего сына, посетила принца Фридриха и попросила его передать послание затворнице из Чёрного Леса. Как и её муж, она всегда верила в их родственные связи, и хотела бы встретиться с Анастасией, чтобы выразить своё сочувствие (3).
Это неожиданное известие вернуло Анастасии частицу её жизненной энергии. Покапризничав для вида, обвинив принца в том, что он тратит время на всякие неинтересные глупости, она отправилась в Париж в предвкушении обещанного свидания.
Увы! В это время Русский Вова – так забавно старые русские называли сына великого князя Андрея (4) – узнал о планах своей матери и срочно, отложив все дела, вернулся в Париж. Когда Анастасия приехала к мадам Кшесинской, чтобы встретиться со знаменитой балериной, Вова вежливо, но твёрдо, ей отказал, объяснив, что по причине преклонного возраста его мать никого не принимает (5).
Когда это случилось, я видела Анастасию в последний раз. Мы проводили вместе много времени, и она рассказала про этот случай. Это последнее оскорбление в ней что-то изменило. Когда я назвала её «Ваше Императорское Высочество», она резко прервала меня.
- Нет, не называйте меня больше так. Уже давно эти титулы не имеют ко мне никакого отношения. Зачем продолжать играть пьесу, в которую больше никто не верит? Теперь я знаю, что никогда не смогу вернуть себе своё имя. Я не хочу, чтобы мои друзья терпели нападки только за то, что они мне верны. Ведь меня даже не пустили к старой восьмидесятипятилетней даме, чтобы я дала ей возможность облегчить свою совесть и спокойно умереть. Я отступаюсь. Этот мир слишком плох для меня.
- Но вы не должны этого делать, - запротестовала я. - Впрочем, газеты пишут, что вы подаёте кассационную жалобу.
Анастасия разразилась смехом, который больно было слышать.
- Не путайте меня с моим адвокатом. Вольман сошёл с ума. Он не слушает меня. Впрочем, все, кто вынудили меня участвовать в этом процессе, такие же сумасшедшие.
Великая княжна нахмурила своё тонкое морщинистое лицо, глаза её блестели.
- Я собираюсь уехать. Пусть сами разбираются.
- Вы знаете, куда поедете? – Спросила я со страхом. Неужели великая княжна в свои шестьдесят шесть лет, собирается снова куда-то сбежать?
- Глеб приглашает меня в Соединённые Штаты. Я получу все бумаги, билет, паспорт, всё. Я могу уехать, когда захочу.
Я недоумённо спрашивала себя, как удастся великой княжне получить визу? Впрочем, рано или поздно, но Анастасия всегда добивалась того, чего хотела. На этот раз на исполнение её последней причуды потребовалось больше года. В мае 1968 года у Анастасии случился небольшой сердечный приступ, неожиданным результатом которого явилось возникшее желание окончательно порвать все связи с Чёрным Лесом. Получилось так, что во время её короткого пребывания в госпитале, местные фермеры убили всех её кошек. Принц Фридрих и Ян Лильбурн привели дачу (6) в порядок, но её вселенная перестала существовать. Она могла уезжать.
14 июля 1968 года, благодаря помощи Милюкова, который добился для неё визы и посадил в самолёт, великая княжна прибыла в Шарлоттсвилль. Там её встретил Глеб. С длинной бородой и в одеждах жреца Афродиты он выглядел очень импозантно. Его доброжелатели говорили, что он похож на православного митрополита. Глеб познакомил Анастасию со своим богатым другом Джоном Манаханом, который оплатил её поездку. Пять месяцев спустя, ещё до того, как истёк срок её туристской (7) визы, великая княжна Анастасия получила, наконец, и имя и гражданство. 23 декабря 1968 года, она вышла замуж и стала называться мадам Манахан.
17 февраля 1970 года был сыгран последний акт трагикомедии, которая с 1918 года определяла судьбу великой княжны. Кассационный суд в Карлсруэ утвердил приговор Гамбургского суда. Как заявил один из судей Курту фон Стакельбергу, адвокату Анастасии (8):
 - Суд мог отклонить вердикт. Но в таком случае всё пришлось бы начинать сначала, а это не сулило ничего хорошего (9)…
Анастасия едва ли обратила внимание на это последнее решение её судьбы. Вместе со своим супругом она наслаждалась первыми безмятежными годами своей долгой жизни. Я получала от неё коротенькие письма, которые она диктовала своему дорогому Джеку (10). «Здесь я хорошо живу», писала она. И я знала, что она не обманывает меня. Имея, домашний очаг, внимательного и предупредительного муж, великая княжна никогда ранее не знала такого счастья и безмятежности. Даже смерть Глеба, случившаяся в результате сердечного приступа в декабре 1969 года, не вызвала у неё мании преследования, хотя она очень переживала. Рядом с Джоном Манаханом Анастасия не знала никаких материальных забот. Он был её спасителем и защитой от реального мира.
Теперь, защищённая и безмятежная, Анастасия могла спокойно встретить свою старость. Она в Шарлоттсвилле, я у детей в Париже. Мы были разлучены в последние годы нашей жизни, разделены огромным расстоянием, но были так близки! Обменивались письмами, фотографиями, поздравлениями на Пасху и Новый Год. Иногда мы неожиданно получали новости через посетителей, журналистов, исследователей, историков, и соединявшие нас узы, становились ещё крепче.
Однажды мне пришлось принимать у себя двух американских репортёров – криминалистов, Энтони Саммерса и Тома Манголда. Они пытались расследовать обстоятельства смерти царя (11). Сначала я отнеслась скептически к своевременности их предприятия, зато потом была удивлена и даже взволнована результатами, которых они добились. Их работа, где излагались результаты расследования, вызвало у меня значительный шок. Все наши представления о событиях того периода, которыми мы  жили после окончания гражданской войны, рухнули. Саммерс и Манголд отрицали факт убийства царской семьи в доме Ипатьева.
Их концепция была основана на изучении документов, в которых Соколов отразил ход своего расследования. Эти документы были ими найдены в библиотеке Гарвардского Университета. Собрав вместе все свидетельства, они выдвинули следующую гипотезу:
В Екатеринбурге были убиты только царские слуги и мой отец. Николай II и его сын были расстреляны неизвестно где, в то время как царица и её дочери, по причине их немецкого происхождения, в течение нескольких месяцев оставались живыми. Большевики надеялись выторговать у Германии некоторые преимущества в обмен на их возвращение. Конец II-го Рейха в ноябре 1918 года разрушил эти надежды. Императрица и её дочери были убиты в тюрьме города Перми, где их содержали с июля месяца.
Но свидетели утверждали, и это было для меня самым важным, что когда пленниц перевозили из Екатеринбурга в Пермь, одна из великих княжон сбежала. Во время побега пуля красногвардейца попала ей в голову. Потом о раненой позаботился врач, который опознал её, как Анастасию. Позднее, при содействии крестьян, которые за ней ухаживали, она была переправлена на Украину. Саммерс и Манголд отправились к Анастасии, чтобы услышать её мнение о новой версии расстрела. Великая княжна хранила молчание, что явилось поводом для возникновения всяких сомнений.
Гамбургский суд не смог принять решение только по одному пункту: как могла Анастасия выйти живой из дома Ипатьева.
Если Саммерс и Манголд правы, то немецкое правосудие поставило себя в нелепое положение, что не могло мне не понравиться.
В книге Саммерса и Манголда «Досье Романовых» имеется много неверных фактов, а некоторые версии мне кажутся просто смешными. Я, конечно, была молодой и неопытной девушкой, но, собирая вещи отца для отъезда в Тобольск, я никогда не положила бы в багаж туфли для игры в теннис. Во-первых, потому, что была уверена в том, что в Тобольске нет теннисных кортов. Во-вторых, просто потому, что у отца не было такой обуви! Но эти ошибки касались только мелких деталей, а их наличие объяснялось широкой публике журналистской манерой письма, выбранной авторами. Эти мелкие недостатки не влияли на основные доказательства.
Анализ останков тел, найденных в Екатеринбурге, проведённый криминалистами обычными методами, казался неоспоримым: он доказывал, что сожжены были только три трупа, а не одиннадцать. Эти обнаруженные данные, сами по себе, были ужасающи.
Но, можно ли доверять свидетельствам и документам, которые собрал Саммерс? Что касается этого вопроса, то здесь у меня очень чёткие воспоминания. Я хорошо помню, как Булыгин, адъютант Соколова, говорил мне о краже архивных документов, «не имеющих большого значения». Он возмущался «бесчестным офицером, продавшим их большевикам». Капитан был в ужасном гневе, что как-то не соответствовало той малой ценности потерянных документов, о которой он говорил. Позднее, во Франции, бывший офицер армии Колчака, рассказывал мне, что хранил документы, подобные тем, которые собрал Соколов, и надеялся их продать за «хорошие деньги». Эти бумаги содержали, по его мнению, достоверные сведения о гибели Николая II. Однако, при отступлении он не сумел их спасти. Судя по всему, это были те самые документы, о которых говорил Булыгин, и которые Саммерс и Манголд нашли в библиотеке Гарвардского Университета. Их содержание было достаточно ценным. Вот почему, узнав об их исчезновении и, пытаясь предотвратить их вторичное появление, Булыгин, в разговоре со мной и другими, близкими к царской семье людьми, старался подчеркнуть их незначительность. В чём, позднее, я убедилась. Булыгину удалось добиться обвинения этого офицера в двурушничестве.
Что было дальше? Мне представляется вполне вероятным, что Соколов, с согласия Колчака, с умыслом преувеличил факты жестокого убийства царя, чтобы заинтересовать сторонников белого движения и подготовить мнение общественности в его пользу. Секрет достаточно хорошо хранился, и если переговоры между СССР и Германией Вильгельма II велись через голову герцога Гессе и великих княжон, то ни Кайзер, ни Веймарская Республика позднее, не были заинтересованы в опубликовании этих документов.
Анастасия могла спастись по пути следования в Пермь. Гипотеза была притягательной. Я очень хорошо знала взрывной характер великой княжны. Некоторые загадки решались сами собой. Почему великая княжна неохотно говорила об убийстве в доме Ипатьева? Почему Кайзер был убеждён в идентичности её личности, хотя никогда с ней не встречался? Почему вдовствующая императрица продолжала утверждать, что её сын жив?
И всё же я не была полностью удовлетворена. Мне казалось невероятным, что Анастасия могла долгие годы хранить такой важный секрет. Не сумела же она скрыть факт поездки великого герцога Гессен - Дармштатского в Россию. И мне кажется невероятным, что Клейбенцетль, обаятельный портной из Вены, солгал, как все эти Лахеры, Майеры и другие.
Завершая работу над этой книгой, я уверена только в одном, что Анастасия и Мадам Чайковская – Андерсон – Манахан, одно и то же лицо. При каких обстоятельствах ей удалось спастись? Я этого не знаю, но предпочитаю версию Соколова, в которой мой отец умирает, заслонив собой царя. Это лучше, чем считать, что его просто пристрелили, как собаку.

Анастасия открыла глаза. Всё в серо-зелёном цвете, как в аквариуме. Она с трудом осваивалась. Комната. Зелёная. На её лице маска. Поперечный брус над кроватью, где она лежит, неподвижная, перемотанная какими-то шнурами. Она в госпитале! Их поймали! Она не умерла там, на парковке, где было так холодно!
Но где же Джон? Он не мог бросить её одну. Никогда он её не покидал, никогда не уезжал, за исключением того момента, когда она сама ему приказала, прежде, чем потерять сознание. Анастасия повернула голову. При этом лёгком движении Джон Манахан вскочил. Он вглядывался в лицо своей супруги. Анастасия была очень слаба, но увидела его. Она улыбнулась, разглядывая серый туманный силуэт человека, который был её мужем и дал ей своё имя. Ей не надо было различать его черты, чтобы знать – в его глазах слёзы.
Великая княжна мысленно заглянула в своё прошлое. Она знает - это конец, но она довольна. Всё в порядке. Эти последние годы были такими счастливыми, такими добрыми. Но теперь всё кончено, теперь она может умереть.
Сколько времени они жили беззаботно, наслаждаясь своим счастьем? Двенадцать лет, а может быть, тринадцать? Зачем считать? Она жила так, как хотела: в своём доме, со своими кошками и подсолнухами. Американцы просто идиоты, с их открытыми лужайками, выходящими на улицу. Они не понимают, что себя нужно охранять. Анастасия окружила сад своего жилища забором с зазубренным верхом. Она высаживала подсолнухи, чтобы скрыть стальные острия, ну и для того, чтобы есть семечки.
Время от времени соседи жаловались. Они ругали кошек с их любовными страстями, и говорили, что чувствуют плохой кошачий запах. Это неправда. Они просто чувствовали запах кошки, вот и всё. Хороший пряный и сильный запах, который заставляет вас любить жизнь. И какое им дело до того, что она хранила на своём балконе запас яблок? Как они были смешны, когда утверждали, что её пластиковая жардиньерка уродует фасад. Неужели они никогда не слышали о войне, о революциях, о голоде, о недостатке продовольствия?
Анастасия с трудом перевела дыхание.
-Джон, - хотела прошептать она, но ни один звук не слетел с губ.
Муж взял её за руку. Они были так близки, что не было необходимости слышать, чего она хочет. Он и так это знал. Он любил её и хотел дать ей это понять. Он хотел сказать, что она сейчас не одна. Медсестра сообщила Джону Манахану, что его жена в коме и не приходила в сознание. Но Джон был уверен в обратном. Он знал,что даже если Анастасия потеряет связь со всем миром, её душа навсегда останется здесь, живая, остроумная, всё понимающая, горящая своим последним огнём.
Волна признательности охватила великую княжну. Её дорогой Джон – Джек - Ганс единственный в мире, кого ей не хочется покидать. Он столько для неё сделал. Благодаря ему, она была счастлива. Он угадывал её малейшее желание. Если, среди ночи, Анастасии хотелось выпить чашечку кофе, она знала, достаточно его позвать.
- Джон.
Манахан сразу же просыпался, вставал и готовил ей очень горячий напиток. Он был так добр и так предупредителен, потому что любил Анастасию. Джон считал, что «они» никогда не оставят её в покое. Великая княжна думала о том, что она всегда приносит несчастье. На этот раз преследованиям подвергся её Джон. «Они» организовали унизительный cуд и обязали его вычистить дом, который, якобы, наносит вред окружающим, так как в нём антисанитарные условия. В этих судах сидят болваны. Анастасия отдала тридцать девять лет своей жизни, чтобы понять это! Теперь «они» подвергли наказанию её дорогого Джона. Он обязан был удалить из дома всех кошек, которых она так любила, и привести в порядок сад. В результате всего он заболел. И тогда…
У Анастасии от горя комок стоял в горле. Когда здоровье Джона стало ухудшаться, все её враги снова ополчились на неё и начали преследовать. «Она совсем дряхлая», - говорили они. - «Её муж не может обеспечить ей надлежащий уход. Ему необходимо отказаться от супружеских прав и поместить жену в госпиталь».

Госпиталь. Снова госпиталь. Для них не имеет значения, сколько ей лет, двадцать или восемьдесят два. «Они» всегда хотели её изолировать. Теперь предлогом для этого стала её старость. Это смешно. Анастасия всё отлично понимала. Конечно, иногда она получала удовольствие, высказывая правду, или подтасовывая факты. Реальность легче выносить, если она немного приукрашена. Великая княжна вспомнила ошеломлённые лица журналистов, когда она доверительно сообщила, что её отец не был убит в Екатеринбурге. А что такого? Ей нравилось представлять, что в 1913 году вместе со своей семьёй царь покинул Россию, чтобы окончить свои дни при Английском дворе. История разоблачила множество подобных фактов, ещё более красивых. Жаль только, что родители забыли взять её с собой!
Она не собирается оставаться в этом американском госпитале, в котором её закрыли судьи. Анастасии казалось, что на её грудь положили тяжёлый камень, и ей стало очень трудно дышать. Она не может оставаться в этом противном госпитале!
Как только, Джон в красном галстуке и огромной твидовой куртке, сползающей с его могучих плеч, пришёл навестить её, она сказала:
- Увези меня.
И, разумеется, он её увёз. В информационной сводке сообщили, что, по словам полиции, Джон похитил свою жену, но их разыскивают, чтобы вернуть её в госпиталь. Они услышали это сообщение, когда ехали в своей машине. Дальше, дальше, как можно дальше, чтобы избавиться от судей, адвокатов и всего, что превращает их  жизнь в кошмар.
Внезапно Анастасия почувствовала – смерть здесь, рядом, а за ней следует кортеж из людей в униформе, её друзья и союзники. Зачем бороться? Великая княжна так давно мечтает встретиться со своими родными. Время пришло.
- Останови машину, попросила она мужа.
Ничего не понимая, Джон послушался и заехал на ближайшую парковку.
- А теперь оставь меня. Я хочу здесь умереть.
Своей маленькой тонкой рукой, острой, как коготь птицы, великая княжна сжала пальцами его плечо.
- Убирайся. Приближается моя смерть.

Джон уехал. Больше великая княжна ничего не помнила, она потеряла сознание. И вот теперь Анастасия вновь оказалась в этой зелёной комнате. Снова госпиталь. Но, бунтовать, уже не было ни сил, ни времени. Наконец, всё стало просто. Ей осталось только уйти, всё дальше, всё глубже… Упасть… Вырваться… Наконец…
Джон Манахан вздрогнул. Он не заметил, как заснул от внезапно навалившейся усталости. Атмосфера в комнате как-то неуловимо изменилась, комната казалась пустой и холодной. Джон посмотрел на свою жену. Она мирно отдыхала, лицо спокойное, чуть улыбающееся. Джон не хотел верить. Он посмотрел на подсоединённый к Анастасии медицинский аппарат. Бутыль с кислородом ему показалась странной, и он взглянул на входной клапан. Тот был закрыт, кислород больше не поступал. Манахан бросился в коридор.
- Сестра! Сестра!
Большой сильный мужчина метался по больнице, умоляя о помощи и не обращая внимания на свои невольные слезы. Любимая женщина, которой он посвятил свою жизнь, великая русская княжна Анастасия Николаевна Романова, скончалась.

Примечания к эпилогу:

1. Был только один положительный факт. Смерть великой княжны в доме Ипатьева не была доказана.
2. Питер Курт «Anastasia, the laif of Anna Anderson», стр. 365.
3. Матильда в возрасте восьмидесяти пяти лет не чувствовала себя достаточно здоровой, чтобы совершить поездку в Германию.
4. Ещё при жизни своего отца он начал усердно заискивать перед своим кузеном, великим князем Владимиром, ставшим главой дома Романовых. В обмен на это он получил право на титул великого князя, несмотря на то, что был незаконнорожденным.
5. После отъезда Анастасии из Парижа, Матильда Кшесинская встретилась с французским режиссёром Жильбером Пруто, который планировал вместе с Витторио де Сика и Полем Морисом в роли адвоката, сделать фильм об Анастасии, соединив подлинные документы и лживость кассационного процесса. В фильме должно было быть интервью с вдовой великого князя Андрея. Когда Пруто во время видеосъемки попросил Матильду высказать её мнение об Анастасии, графиня Кшесинская сказала:
- Я всегда была уверена, что это именно она.
В этот момент Вова, который присутствовал в студии, бросился к режиссёру.
- Выключайте, завопил он.
Камеры погасли, но магнитофоны продолжали записывать.
Вова, нервничая, сказал по-русски:
- Мама, ты прекрасно знаешь, что не должна была этого говорить!
6. Они нашли массу нераспечатанных писем. Во многих конвертах были чеки и денежные переводы, которые посылали сторонники Анастасии, особенно часто в последние годы. Вольману много раз приходилось обращаться к важным свидетелям с просьбой приехать, и деньги нужны были, чтобы оплатить их поездку.
7. Через три месяца было необходимо оформлять новую визу.
8. Вольман не был аккредитован в качестве адвоката при Верховном суде и Курт Стакельберг, президент коллегии адвокатов в Карлсруэ, согласился защищать великую княжну.
9. Эти детали мне рассказал принц Фридрих.
10. Анастасия называла своего мужа по-разному – Джон, Джек или Ганс.
11. Энтони Саммерс и Том Манголд, «Le dossier Romanov», Paris, 1980, Albin Michel.

(Окончание следует)