Отмывала Клавдея плесень с потолка. В который уж раз. Пройдёт малость времени – опять она тёмными пятнами по белому потолку, смотреть противно. И порошком, и щёткой скребёт. Вроде и белый уж, а точечки чёрной плесени ну ничем не отодрать. Въелась в каждую щёлочку. Старается Клава, упрела вся, а мысли далеко-о-о.
Сын вон второй курс кончает, не дурак, вроде. А разговор об одном – кому сколько дать за зачёт, экзамен. Слушать стыдно ей, а куда денешься? Что в голову парню закладывают, к какой жизни готовят? Честь, совесть, знания – всё зелёными мерять. Больно за сына. Видеть, как крыша у парня едет, как к людям относится, к учителям своим, друзьям. А убеждать уж и без толку. Въедается в мозги, что плесень твоя.
Трёт Клавдея потолок, кашу в голове переваривает. Какой канал не включи, кругом коррупцию побеждают. В столице ли, в других центрах демократии уже благодать божья – петлю на коррупцию надели, вот-вот затянут. От Петра да Екатерины тянут – может нынче получится, в столицах-то, на глазах державных. А вот как будет в дальних весях, от державных глаз вдали?
Смотрит Клава на дело рук своих. Вроде отмыла – белый уже. А в ямочках да трещинках чёрными пятнышками плесень чёрная, вцепилась мёртвой хваткой.
И видится задумавшейся Клавдее белое поле державы, умытое демократиёй, покрытое сыпью мелких пятнышек,будто городов уездных на карте. Где-то среди них и её пятнышко. Маленькое, с вцепившейся намертво чёрной плесенью.