Каникулы закончились. Я провожаю своих дорогих гостей.
В электричке совсем свободно. Рабочий день. Мы заняли хоро-
шие места. Тихое солнечное утро, начало осени, еще не желтая, но уже потускневшая листва и тишина.
---Бабуль, а почему?..---Я возвращаюсь из своих мыслей. После-
дние "почему?" Дочь читает газету, внук разгадывает детский кросс-
ворд, на русском.
---Повесть ГогОля? Три буквы? Последняя Й?
Я смеюсь над своим любимым иностранцем, хочется сострить на русский манер, но мал еще, не поймет нашего юмора. С ГогОлем
разобрались, поговорили о школе, о друзьях, которым уже сегодня
вечером Еми расскажет, как было интересно в России.
---Бабуль, как интересно родиться и жить...---наш маленький
философ смотрит в окно и говорит это совершенно серьезно, как
взрослый. Мне ли с этим не согласиться, уж неинтересной свою
жизнь я никак назвать не могу и, в общем, это не так уж мало...
---Бабуль, когда я буду большой, мама старенькая, а ты бу-
дешь лежать в грАбе...---Очень интересно, что будет тогда, без ме-
ня, но этого я не узнАю, наш разговор оборвался.---вошла девоч-
ка со скрипкой. Слушаем. Хорошо играет, как всегда, а вагон почти
пустой, человек 20 нас, не больше, некоторые опускают деньги в су-
мочку девушки.
---Бабуль, почему девочка просит деньги?
---Хочет купить что-нибудь покушать.
---А у нас в Австрии никто не просит, у нас все работают.
Входят двое постовых, встали в дверях, осматривают вагон. Подходят к мужчине, что сидит с газетой в руках. Остановились,
молча смотрят на пассажира. Явно, "лицо кавказской национальнос-
ти, может, на Кавказе он и не был никогда, но лицо не славян-
ское, это точно. Весь вагон наблюдает за сценой, этот человек---
потенциальный преступник уже благодаря своей внешности, а тут еще---дорогая светлая ветровка, белая рубашка, галстук---интелли-
генция, значит. Очки, газета---умный очень.
Всего этого уже более чем достаточно для раздражения, а
еще---кейс, большая красивая коробка с тортом лежит на лавке,
сверху---букет, небольшой, но не из дешевых. Это плохо.
Вагон наблюдает. Наш парень встал, вытянул шею. А лицо
кавказской национальности читает, ничего этого не видит. Терпе-
ние постовых лопнуло, старший, видимо, раздраженно встряхивает пас-
сажира за плечо---Ваши документы!---Мужчина вздрогнул от неожи-
данности, но не испугался, достал паспорт, протянул. Я вижу, паспорт новый российский без вкладыша, значит, не приезжий, зна-
чит, придраться не к чему---и это плохо.
Постовой листает туда обратно, морщит лоб, читает, что-то
вполголоса говорит напарнику, кладет паспорт в карман. Господи!
За этот последний год я столько видела подобных сцен, как будто вся наша милиция прошла один инструктаж.
---Берем вещи и выходим!
---В чем дело?
---Русского языка не понимаешь?! Берем вещи и выходим!
---Объясните, в чем дело? Чем вам не нравится мой паспорт?
---Взяли вещи и вперед!!!---голос мента срывается на крик. В вагоне тишина. Молчаливая поддержка. Розовые щеки стали
красными.
---Никуда я не пойду,я еду в больницу,---мужчина, увере-
нный в своей правоте, хотел было отвернуться к окну, но в это
момент один из постовых одной рукой пихает букет себе подмышку, другой хватает "преступника" за шиворот и тащит его через весь вагон к тамбуру, напарник сзади идет с кейсом. Все
молчат. Ни звука.
"Лицо кавказской национальности"---это из новейшего лекси-
кона, их называли азерами, чурками, аэродромами, лавровыми листами,
но суть одна---это унизительно, теперь это еще и опасно.
Господи! Почему эта позорная сцена случилась именно сегод-
ня, когда всего через несколько часов мои гости улетают, ведь
могло же наше чудесное лето в России остаться в памяти таким,
каким оно получилось на фотографиях---березовый лес, пронизанн-
ный солнцем, корзины с грибами, море цветов вокруг нашего летне
го домика, мы смеемся, мы вместе, нам хорошо...
От стыда я готова была провалиться сквозь землю. Дочь опус-
тила голову, что-то рассматривает на полу. Внук стоит и смотрит
на дверь,за которой все исчезло. Он поворачивается ко мне с горящими щеками и блестящими глазами, как это бывает от стыда. В
таких случаях у нас говорят---он покраснел до корней волос, он
готов был провалиться сквозь землю. Это он. А я? Хорошо помню, что уже не покраснела тогда, привыкла. Но помню, что еще
готова была провалиться сквозь землю от стыда перед гостями.
---Бабуль, а что дядя сделал плохое?
Если б я могла ответить на этот нехитрый вопрос. Не могу же я сказать своему маленькому иностранцу, что вина этого
дяди в том, что он родился с другими волосами, другими глазами, другим носом. Наверное, мы были свидетелями честного исполнения
служебного долга. Но почему так стыдно?
Мы молчим. А я пытаюсь представить себе, что дальше, что
там, за кадром? Если мужчина попросит о пощаде, сможет разжало-
бить, отделается деньгами, сумма должна быть немаленькой. Если
будет качать права, отвезут в отделение, там придется оставить
все. А если и там не уймется, изобьют и бросят в клетку к
бомжам.
Мне все это знакомо, давно ничему не удивляюсь. Но почему
сегодня так мерзко на душе?..