“Монолог о Искусствах”.
А. О.
Искусства рождаются в общежитьях,
под сливы “Ганга”. Бетон перекрытий
не в силах сдержать той растущей мощи
могучей жилы студентов тощих.
Под скрип кроватей и вопль “Иванов”,
под ритмы джаза, капели кранов,
растёт назло сорняком дотошным
талант студентов живущих прошлым
талантом прежних, студентов бывших,
стоящих ныне на полках книжных.
Подобно рыночным отношеньям,
искусство зиждется на сношеньях
вчера с сегодня. Их общий опыт
успех искусству на завтра копит.
Как все согласны, что мы не боги,
что мозги наши весьма убоги,
что мы – исчадья цивилизаций
кружась в спирали искусств и граций,
не то что Бог, не способны “бара”
(что у евреев – творить сначала).
Всё то, что было, всё то и будет,
пусть этот слоган в нас память будит,
что надо чаще смотреть за спину,
пока Гончар не вмесил нас в глину,
взирать на предков, их брать в основу
и помнить: Солнцу лишь быть сверхновой
возможно здесь, а в людских свершеньях –
всё плагиат и повтор решений.
/Читая книги легко убедитесь,
что сами во многом порядком вторитесь./
Как всё – искусство растёт слоями.
На старый грунт оседают сами
собой идеи – дома улиток.
Под прессом времени в монолиты
растёрт ракушечник притязаний,
Искусств, находок и состязаний.
задача юных – воткнуть моллюска
на пик кургана того искусства,
где в красной охре, в началах мира
кружат бизоны из Альтаира.
В искусстве много от сосложенья.
Прибавьте к камню изображенья.
Разбей о стену фигуры плотность.
Прибавьте к зоо – антропоморфность.
Скрестите камень и пирамиду.
Оденьте глину в огня хламиду.
Всё то, что дышит, расплющив профиль,
к нему прибавьте богатство сотен
веков прошедших со стрелкой глаза.
Искусство Нила – протест анфаса!
Прибавь к Египту живинку Крита.
К игре с быками (от целлюлита
лекарство древних) прибавьте фреску.
К простым поминкам по больше блеску.
златую маску сложите с трупом
и он воскреснет, зело, раздутым,
могучим корнем античных пластик,
отцом аэдов и физ. гимнастик.
Скрестите Фидия с грудой камня.
Скалу в Афинах (плюс состязанья),
скрестите с греком, возьмёшь Акрополь.
Сложите с Римом и будто тополь,
язык копейный, остроконечный,
на древках копий протащит вечность,
в проёме арок столицы древней
волчицы старой портрет затейный.
Прибавь к фаюму желание новой
могучей веры – сиречь Христовой –
в круженьях нимбов оставить лица,
чтоб было ясно кому молиться,
получишь эру и достиженья
иной культуры, плюс Возрожденье.
Прибавьте к Джотто де ля Франческу,
а к Веронезе да Винчи фреску.
Прибавь к монаху немного сюра,
получишь Босха. Потом гравюра
скреститься с парнем из Нюрнберга,
Микель Анджело с его энерго –
бурлящей мыслью о всём и сразу.
Доминиканских костров заразу…
Всё это вместе родит усталый,
о век двадцатый. Под нами талый
“пик коммунизма”, года ампира,
казнённой веры – того что мило.
Собрав по крохам тысячелетья,
ступени славы и долголетье
почти бессмертных следов культуры
подходим ближе к своей натуре;
мы, в наше время, в реальных силах
оставить йоту на строчках мира!
Так исторически, брат, получилось –
мы на вершине! Это случилось!
В наших руках послезавтра и завтра.
Мы на вершине! Больше азарта!
В пальцах у нас заплелись узелками
ленты бумаги; мои со стихами,
твои с запятыми деревьев и крыльев.
Мы поделили наше бессилье
между вчера и сегодня. Мы полу –
проводниковую выбрали фору.
Искусства родятся сегодня меж нами.
Как мы понимаем – их много. Татами
всё обтанцовано сотней борцовок,
пускай мы на них мастера подтанцовок,
но есть между ними такие, в которых,
напротив, совсем не нуждаемся в форах.
В искусстве дружить и протягивать руку.
В искусстве всегда предложить раскладуху.
Всегда на себе свои метры таскать.
На выездах ночью друг с другом болтать.
Искусство дружить очень часто в общаге
родится. Подобно охотничьей тяге
слетаемся мы, заплетаемся в гнёзда,
порою общага – наркотик и воздух.
У дружбы коренья не менее древни,
чем сам человек, человечии тренья.
Не меньше любви и порой состраданья.
Дружба - и труд, и упёртость старанья…
И в дружбе, как впрочем, должны постараться
чего-то достигнув, примером остаться!
Искусство рождается в общежитьях,
промеж батарейных чугуннолитий,
где клоны- кровати, столы п-образно
зигзачат по стенам. Где слово “заразно”
отсутствует дабы не портились нервы.
Где самый любимый этаж – это первый,
на нём даже в зиму не заперты окна,
и если под утро “усталый” настолько,
что нету и сил, пробираясь сквозь зиму,
ты скажешь: “Сим - сим”, и подобно сим – симу
откроется пасть застеклённой пещеры,
в неё заберёмся. Сквозь двери – фанеры
пускай комендант упивается пением
(у викингов всё так – немного с шипеньем).
Левкасные доски! Рябиновый полдник!
Ну вот ты и в силах, отчаянный сотник.
Вся сотня проблем за твоею спиною,
ты их как детей бережёшь. С головою
уходишь под книги; бутылку ром колы
раздавишь под Моцарта… и в протоколы.
История дружбы имеет свой опыт,
но он не в альбомах, он в сердце, и стропы
его оплетают и душу и руки
похлеще любой, из альбомных, науки.
Поэт сочинил нашу дружбу на почве
искусства, общаги, планшетов, и прочих
почти что мизерных отрезков детальных.
Мы близкими стали из ранее дальних.
И малостей этих пять лет сосложенье
мне краше всех прочих искусств сбережения.
Февраль 2004.