Она могла не принимать на свой счет написанное в той записке – прямого обвинения не было! Даже ее имя – отсутствовало! Но записка была…И тот нескладный человек, очевидно, хотел оправдать свой поступок… перед родными, знакомыми, друзьями! Думал ли о ней? Обязательно!.. Как близорукий человек, пытавшийся с помощью современных технологий скрыть слабость зрения.
В тот пасмурный день пришла проститься с ним и она. С тротуара. С подругой. И даже подруга не знала, кто виновница случившегося. Но спрашивала. И на пожатие плеч – хмыкала. Разочарованно. Почти обиженно. Стреляла глазами по траурной толпе в поисках возможной виновной. Гадины! Шлюхи! Хватала за рукава знакомых… «Не знают! Но как же?.. Но здесь же, сука! Не могла не придти!..» Смотрела и ей в глаза: требовательно, строго. И приходилось отвечать: «Не знаю. Не слышала. Может быть, даже не знает. Имени нет в записке. Так бывает… наверное…»
Потом долго пыталась унять горечь с несправедливостью. Эти новые подруги оказывались везде: и впереди, и позже. И другой человек, почему-то пьяно дышал в лицо, требуя раскрепощения, согласия, правды! Какой?! Ей приходилось отступать, внутренне сжавшись. Слезы опережали события даже там, где ничего еще не обещало проклятия! Проклятие! Оно следует за ней! Злоба, непонимание, месть – все чаще выводили это объяснение, неизвестно когда и откуда взявшееся. И она уже не могла поверить в собственную любовь, без которой немыслима женщина! Она ее стала пугать, бить по щекам, дергать за плечи. Приходилось бежать в одиночество, которого нигде не было, и быть уже не могло! Тот близорукий выносил себя, как из мавзолея, ей на обозрение, и тихо выговаривал: «Ты невиновна, что не любила. Ты невиновна…»