– Пап! А как пишется: «венигрет» или «винегрет»?
– Напиши лучше «салат».
– Но это же разные продукты.
– Какая разница. Зато в слове «салат» ты не сделаешь ни одной ошибки.
– Наверное…
– Что значит «наверное»? Ты что, сомневаешься, как писать слово «салат»?
– Нет. Как написать слово «салат», я знаю. Я не знаю, как пишется слово «винегрет».
– Да забудь ты про него. – Отец оторвался от газеты и, выглядывая из-под очков на сына, сидящего за письменным столом, с раздражением произнес: – Я же тебе сказал, чтобы ты написал «салат».
– Но я уже написал «венигрет»…
– Исправь тогда на «винегрет».
– Думаешь, что так будет правильно?
– Откуда мне знать, как будет правильно? – раздраженно прорычал отец и, отбросив в сторону газету, направился к письменному столу. – Взял бы словарь и посмотрел, как правильно написать. Умные люди составляли его для таких, как ты.
– И ты, – буркнул сын.
Отец внимательно посмотрел на сына, а потом согласно кивнул головой:
– Ну, да. И для таких, как я. Он для всех написан, – подвел черту отец. – А потому, вместо того, чтобы умничать, возьми словарь и посмотри в него.
Отец с сердитым взглядом отошел от стола и, усевшись на диван, принялся читать газету.
Пару минут в комнате стояла тишина, нарушаемая шуршаньем газетных страниц и лихорадочно перелистываемого орфографического словаря. Затем сын подал голос:
– Пап. Я нашел. Правильно надо было написать «винегрет».
– Вот и молодец, – удовлетворенно сказал отец, не отрываясь от газетной страницы.
– Но у меня неправильно было написано.
– Исправь тогда, – буркнул отец.
– Нам учительница запрещает исправлять.
– Это еще почему? – удивился отец.
– Она говорит, что надо сразу правильно писать и тетрадки должны быть чистыми и аккуратными.
– С этим постулатом я согласен. Но, коль уж ошибка сделана, то ее надо исправлять.
– Она говорит, что, если сомневаешься, то перед тем как написать слово, надо, – сын сделал паузу, готовясь произнести сложное слово, а затем, напрягшись, сказал: – удостовериться, как оно правильно пишется.
– Правильно говорит, – согласился отец.
– Но ведь я пытался у тебя удостовериться, как правильно писать?
– Пытался, – согласился отец.
– А написал все равно неправильно, – сокрушенно сообщил сын.
– Хм, – отец опять начал раздражаться и отбросил газету в сторону. – Но я ведь сказал, чтобы ты заглянул в словарь.
– Нет. Ты сказал «исправь тогда на «винегрет».
– Хм, – опять хмыкнул отец. Он потрепал на голове волосы, а затем сказал: – Нет, дружок… Я, то есть, да… Я, действительно, это говорил, но уже после того, как ты написал неправильно. Ты меня не путай. Так что, исправляй ошибки.
– Пап, но нам же запрещают исправлять.
– Тогда выдерни лист.
– Тогда тетрадка станет тоньше.
– Ну и что?
– Как что, – удивился сын. – Учительница заметит, и будет задавать вопросы. Что я скажу?
– Скажешь, что тебе продали такую тетрадку.
– Это значит, что я буду ее обманывать?
– Подумаешь, – удивился отец, и тут же спохватился. – Нет, сынок. Это не обман. Хотя, нет, конечно. Это все-таки обман. Но это не тот обман, из-за которого стоит так убиваться или страдать. От этого обмана никто не пострадает и никому не будет хуже.
«Господи, – вдруг подумал отец, – что такое я несу? Как это не будет никому хуже? В первую очередь должен пострадать мой сын. Из этой мелкой лжи должна родиться более крупная, а затем еще более крупная, огромная прямо-таки ложь. И пойдет дальше селекция лжи. И будет ли конец тому ее развитию? А потом я удивлюсь, когда сын обманет меня в первый раз. Обманет неумело и несмело, густо при этом покраснев. Я его поймаю на лжи, но наказывать не буду: мне его станет нестерпимо жалко. В пятый раз всё произойдет так ловко, что я уже и не замечу лжи. А потом…»
– Сына, – в задумчивости начал отец, – мы с тобой сейчас поступим следующим образом: ты в своей тетрадке исправишь «венигрет» на «винегрет», только сделаешь это очень аккуратно. А когда учительница скажет тебе, что так нельзя было делать, расскажешь ей, как было дело. Можешь смело ссылаться на меня. Мол, отец тебе сказал, что надо делать так-то и так.
– А если она снизит мне оценку?
– Я думаю, что, – отец крепко задумался. Затем махнул рукой и сказал: – Ничего страшного в этом не будет. Подумаешь, снизит оценку. Ну и что? Оценку всегда можно исправить, а вот.., – он замолчал, подыскивая нужные слова.
– Я понял, пап, – отозвался сын. И в глазах его было написано совершенно не детское понимание. А отец был благодарен ему за эти слова, дающие возможность не произносить пафосных речей перед ребенком, и не казаться при этом догматом.
«Это здорово, что сын меня понял, – подумал отец. – Это очень здорово! Я счастливый отец. И сын у меня вырастет умным и счастливым, хотя… Повседневная и абсолютная правда может так ударить по его затылку, что… В общем, жизнь покажет…».
17.09.2008