Заблуждения ума и сердца 1

Елена Юрьева
   
   Заблуждение первое

     Вот уже четвертый час Лена Климова сидела в читалке над своими учебниками и уже где-то минут сорок она ощущала голод.
Но не в правилах Климовой было бы оторваться сейчас от книги, не поняв всё до конца в этой математической теореме, не доказав её, не увидев её образ внутри себя и не найдя ей место в окружающем мире.
Лена чувствовала скрытую красоту теоремы и постепенно её выявляла.
Она писала формулу за формулой и её сознание наполнялось удивительными, разнообразными по форме и цвету, совершенными абстракциями, которые не были беспорядочны и случайны, а возникали в воображении, следуя строгой математической логике.
    Постепенно теорема становилась понятной, естественной, необходимой.
Она выкристаллизовывалась в изящную модель тех невидимых соотношений и взаимосвязей, которые всегда есть в природе, и о которых никто никогда не думает и даже не подозревает, кроме конечно математиков, да вот, наверное, ещё и Лены..
   Теорема КошИ уже становилась для Лены каким-то материализованным сгустком этих невидимых соотношений, уже находила отклик в душе и уже почти приносила радость как...строка Пушкина, как вальсы Шопена, как улыбка Джоконды.

    Лена Климова была для многих её однокурсников непостижимым человеком.
Не скажешь, что её очень любили или не любили... Нет. Но она выделялась из общей массы, к ней относились с почтительным любопытством и её все знали.
    Её одержимость учебой вызывала уважение. Климова никогда не пропускала ни одной лекции, посещала все семинары, практикумы, факультативы.
    Сразу после занятий она шла в читалку и обложившись книгами, не поднимая головы и не меняя положения тела, сидела там до закрытия.
Если её не было в читалке, то это значило, что Климова в лаборатории.

    Ещё в школе решив, что в жизни надо заниматься чем-нибудь фундаментальным и выбрав для этого экзотическую химию, Лена искала в ней свое место.
    Она самозабвенно переливала из пробирки в пробирку вещества и те, сливаясь, меняли окраску, консистенцию, выделяли газ, давали осадок, кипели, испарялись, затвердевали..
У неё в колбах шли блестящие серебристо-йодистые дожди, кружили белыми хлопьями аммиачные метели, на глазах распускались кристаллические цветы, появлялись и застывали капельки разноцветных перлов.
И за всем этим великолепием и неистовством материальных метаморфоз стояла строгая формула, расчет и закон... И Лене самой надо было заново открыть эти законы природы и убедиться в их правильности.
Она должна была сама все увидеть, проверить, во все сунуть нос, все понюхать, даже попробовать и когда в её лабораторном журнале обнаружили описание вкуса цианистого калия, то ни у кого не возникло сомнения, что Климова действительно брала его на язык. Только как при этом осталась жива, вот загадка...
   Если на курсе были какие-нибудь спортивные соревнования, Климова принимала участия во всех и везде, показывая лучшие результаты. Если  на факультете был день донора, то Климова обязательно сдавала кровь, если был субботник, то она приходила первая и уходила последняя, унося за всеми лопаты и грабли.
   Но бывало и так, что это её трудовое рвение даже раздражало. Например на "картошке". Там была твердая норма и все её выполняли спокойно, без надрыва, поплевывая.
А Климова, не разгибаясь, в бешеном темпе, работала так, что перекрывала эту норму раза в три. Она сильно отрывалась ото всех на своей грядке и была всем вроде как упрек.
И так каждый день.
Кого-то это подтягивало, кого-то возмущало, кого-то веселило. А один сачок, облокотясь на мешок с картошкой, из-под руки наблюдая удаляющуюся Климову, бросил фразу, ставшую потом крылатой:
 - Товарищи, если вы не остановите Климову, то она выйдет на орбиту.

    Лена ни на кого не обижалась. Готова была прийти всем всегда на помощь, поддержать, поделиться и со всеми у нее были хорошие отношения.
Она просто так жила. На полном заводе, без скидок, без поблажек, без минуты простоя.
Её просто как-будто лихорадило от жизни. Она хотела от неё очень многого и самозабвенно к ней готовилась.
    Она все время читала. Много читала. Лежа, сидя, стоя, в транспорте, на ходу. Даже когда болела голова, даже, когда температура - все время что-то выписывала, подчеркивала, закладывала. Бежала на какие-то лекции, семинары, выставки, встречи, концерты... Как она любила этот свой книжный мир, живя в нём и думая, что действительность так же гармонична и справедлива...  А иначе зачем написаны все эти прекрасные книги...

    Было лето. Великолепное лето. Но Лена не позволяла себе о нём думать, потому что кроме лета была ещё - сессия.
    Она сидела в районной библиотеке и готовилась.
И только когда совершенно неприлично стало урчать в животе она, прихватив свои тетрадки, выбежала перекусить.
    Знакомая пельменная была закрыта на ремонт и ей ничего не оставалось, как пойти в соседний ресторанчик "Звёздочку".
Она села за стол и, не найдя в обозримом пространстве официантов, решила, не теряя времени, продолжить занятия.
Не успела она углубиться в свои записи, как вдруг увидела перед собой чей-то палец, который воткнулся в её тетрадку.
- А это что за крючочек?
Лена вскинула голову. Перед ней сидел молодой военный, курил и посмеивался.
- Это? - Лена искренне удивилась. - Это же интеграл!
- Ну-у? - Капитан вытянул губы трубочкой и нарочно вытаращил глаза.
Потом затянулся сигаретой и спросил:
- Зачем он вам, милая девушка?
- Что? - Лена прикрыла тетрадку рукой и покраснела.
- Что вы хотите доказать?
- Я?
- Вы, вы..
- Я?... теорему КошИ...
- КошИ?  Кошмар, - военный стряхнул пепел. - Ошибка.
- Где? - Лена растерялась и сунулась в тетрадки.
- Да не там. Где вы учитесь?
- На химическом....
- Какой-то дикий и кошмарный ужас.
- Ну почему? - беспомощно спросила Лена и в первый раз почувствовала какую-то неловкость за выбранную ей профессию. Наверное потому, что капитан был очень симпатичный. Очень.
   Подошла официантка и многозначительно улыбаясь капитану, поставила перед ним антрекот и графинчик с вином. Тот задержал её руку в своей, подмигнул и сунул ей в карман деньги.
Потом официантка обратилась к Лене и, работая явно на капитана, ангельским голоском спросила:
- Что будете заказывать?
- Антрекот, пожалуйста.
- Антрекотов нет. 
В это время капитан разрезал исходивший розовым соком кусок и официантка, перехватив Ленин взгляд, добавила:
- И не было.
- Да? А что есть?
- Омлет. Компот.
Официантка ушла, а капитан жевал и улыбался. Потом налил себе вина и предложил Лене:
- Может выпьем?
Лена даже надулась от негодования.
- За этого, как его...тьфу, забыл, - капитан кивал на тетрадку.
- Коши, - твердо сказала Лена.
- Точно. Будешь?
- Нет.
- За Коши?
- Я не пью...
- А зачем в ресторан пришла? С тетрадками? Ошибка...
Капитан опрокинул рюмку и продолжал:
- Видела Любочку? Вот женщина. Загорелая, приветливая. А ты? Худющая, бледная. Все, наверное, со своими пробирками в четырех стенках? Ошибка.
Капитан снял китель и повесил на стул.
Лена заметила - капитан был высок и строен.
- На воздух надо, на природу, на пляж. Со мной? У?
- ...............
- Ох, какой выразительный взгляд, - говорил капитан, демонстративно уплетая антрекот.
- Подумай, сколько нам этой жизни?  Радоваться надо, наслаждаться...  Природой, вином, одеждой, - (подошедшая Любочка поставила перед Леной омлет), -.... едой. Философия романтизма. Слышала? Философия наслаждений. Имеет право быть.
     Лена ковыряла свой омлет и молчала. А капитан видимо от вина разговорился:
- Хук, Гексли, Камю, Сартр...  Не глупей тебя были. Романтики! А ты - пробирки.
    Лене ужасно хотелось защитить себя и свои пробирки, но она молчала, потому что, когда она вышла из читалки, то вместе с летним ветром, наполненным теплом и липовым духом, её обдала и другая волна, поднявшаяся откуда-то из глубины, полная тупой и безотчетной тоски.
Она молчала еще и потому, что ей, наверное, ужасно нравился этот неглупый, самоуверенный капитан.
- Пойми ты ....
- Я с вами, кажется, на брудершавт не пила.
- Давай выпьем. За чем дело-то встало? Расслабся, - капитан снова налил вина.
- Я...  не хочу.
- Па-три-са-ю-щая ошибка, - капитан усмехнулся. Бьюсь об заклад - Коши бы тебя, ой пардон, вас, мадемуазель, не одобрил бы. Он француз ведь был?
А французы толк в жизни знали. Антрекот хорош. Хороший у меня антрекот, - отрезая кусок от роскошного мяса, повторял капитан. - А вам омлет, милая девушка... Омлет. У вас своя философия.
Лена взглянула на капитана еще раз, потом кивнув на висящий на стуле китель, спросила:
- Формой берете или .... содержанием?
Капитан поперхнулся от неожиданного вопроса, а Лена продолжала:
- Интересно, что вас больше радует, что у вас - антрекот или , что мне его не дали?
Капитан смотрел с явным удивлением, мол, ну-ка, ну-ка, кто тут подал голосок?
- Такие, как Любочка вам нравятся? О чем вы с ней будете говорить? О ее выручке? Это конечно легче, чем о Коши.
Капитан даже перестал жевать.
-  И почему ваша рюмка с вином гораздо правильней, чем мои, оплеванные вами, пробирки? У? Почему? Вы что, самый умный?
Капитан положил вилку, закурил и глядел на Лену как-то уж очень внимательно.
А Лена продолжала:
- Вам сколько лет? Тридцать? С небольшим? Наполеон уже был Наполеоном.

- Ах, вон вы куда..., - сказал капитан и процитировал:
       
                Мы все глядим в Наполеоны
                Двуногих тварей миллионы...., - и, стряхивая пепел, спросил:

- Вам-то туда зачем, милая девушка? И потом, я же не говорил, что рюмка это правильней. Рюмка вина это рюмка вина, а пробирка это пробирка.
Нельзя требовать от вещи ничего кроме того, что бог хотел ей дать. Ведь окружность не обижается, что у неё нет свойств сферической поверхности.
Капитан затягивался, не спуская глаз с Лены:
- И я никогда бы не сказал, что я умнее всех. Нельзя сказать, что бог дал нам больше ума или меньше. Бог так же лишил нас большего разума, как круг - свойств шара.  Я такой какой уж есть.
- Но вы же говорили, что - ошибка.
- Я мог совершенно искренне заблуждаться. Если я заблуждался в отношении вас, то... - Лена вскинула глаза на капитана, как  бы принимая вызов.  -.. то.., - капитан увидел неожиданный, ясный, юный взгляд, - то следует только то, что это моё неотъемлемое качество - заблуждаться...
Капитан хотел сказать что-то другое, но от этого взгляда он смутился. Нет, он не подал виду. Но Ленины глаза -  открытые, даже распахнутые миру, он будет вспоминать ещё очень долго. А Лена вдруг потеряла весь свой напор от этого признания.
- Может я опять заблуждаюсь, но женщина ученый это не женщина... И не ученый, - стряхивая пепел, говорил капитан.
- Но, как же...
- Ой, только не надо про Кюри там, про Склодовскую.... Тьфу ты, Ковалевскую.
- Я хотела сказать о...
- О чём?
Лена опять оробела и опять краснея тихо произнесла то, чего она никому никогда не говорила. Просто ей нравился этот наглый капитан.
- О творчестве. Ведь какой-то след надо оставить.
- Любовь - категория того же порядка, что и творчество. Она тоже не для всех, не всем дается. А то, что след..., - он наклонился к Лене и тихо прошептал:
- Знаешь что, ты только ради бога, мужу своему будущему это не говори, а то он... на тебе такой след оставит.
Капитан захохотал и выпил налитую рюмку.
Лена вскочила, рванулась из-за стола, но капитан поймал ее руку и сказал уже так серьезно, как только мог:
- Ну прости, прости.
- Пустите, - Лена дернулась и от этого резкого движения опрокинулся графин с красным вином. На белую скатерть.
- Ну смотри, что ты наделала...

   Лена не помнила, как выбежала из ресторана. Она прибежала в читалку, села, вся пылая, за свое место.
Вдруг её осенило, что не заплатила. Она вскочила и побежала обратно. "Он же мог подумать, что я просто удрала... Да при чём здесь он...".
Лена отгоняла мешавшиеся у неё в голове мысли.
Вбежав в ресторан, она натолкнулась на разъярённую Любочку.
Извиняясь, стала протягивать ей деньги. Любочка почему-то не брала.
Капитан сидел на своём месте и курил. Он видел Лену, но молча, наблюдал. Он был серьёзен.
Лена растеряно подошла к нему, потом села за столик.
   Капитан курил и молчал.
Ну почему он молчал, почему  уже не улыбался?  Может Любочка показала свое истинное лицо, когда узнала, что с кого-то не получила?
Лена  опустив голову, спросила:
- Сколько я вам должна?
Капитан молчал, а Лена не поднимала головы. Она видела красное пятно на скатерти. Потом подошла Любочка и демонстративно сдёрнула скатерть со стола.
Лена поняла, что за скатерть тоже заплачено.
    Капитан подвинул ей её тетрадки.
Боже, первый раз в жизни она о них забыла! Начисто!
- Я не сомневался, что ты прибежишь. Нет, не ко мне конечно. За своими тетрадками. Забудь весь наш дурацкий разговор. Извини, но на "Вы" у меня не получается. И вообще - извини. А деньги убери. Всё в порядке. Иди и твори.
   Лена отметила это - "иди". Значит надо уходить.
Она поднялась и, тихо сказав "спасибо", пошла к выходу.
Она шла медленно, нерешительно. Она никак не хотела вот так уйти и больше никогда не видеть капитана. Но он сказал - иди. Она и уходила.
А потом, в читалке, всё время смотрела в окно. Но там не было капитана.
И когда шла домой - смотрела по сторонам.
Капитана не было.