- Ох, и холодно сегодня! Погреться пустите? - высокий блондин с румяными от мороза щеками спустился по лестнице в недостроенный подземный склад.
- Заходи.
Особого восторга никто не обнаружил. Не любили этого парня за самоуверенность, хвастливость и самолюбование.
- А на улице-то действительно "колотун", - продолжал гость. - Градусов сорок да с ветром. И почему "актировку" не объявили? Конечно, начальнику строительства в кабинете не дует, была ему охота о нас думать.
- Да помолчи ты, надоел. Дай подремать, - прервала его монолог Даша.
- Ой-ой-ой! Труженица наша не выспалась. Королева бала - передовик производства. В три смены работаешь? Наверное, надорвалась авторучку держать?
Даша, разозленная, кинула в наглого гостя деревянную рейку. Тот едва увернулся. Самая юная на стройке, Даша работала учетчицей и зашла погреться к девчатам на обеденный перерыв. Следом пришел Гриша, он тоже намерзся, пока проводил сварку в водоприемнике. И вот, последним явился Артем, незванный гость.
А Даша действительно была в этом году на новогоднем балу королевой. Ее выбрали единогласно. Она сейчас закрыла глаза и вспоминала, как на нее надели корону, как она кружилась в вальсе с ребятами, считавшими за честь хоть один круг пройтись в танце с "королевой". Она сидела в меховой куртке, ватных брюках на куче пустых ящиков и постепенно засыпала с улыбкой на губах. Ей снился бал.
Видя, что все устроились на ящиках и дремали, Артем выбрал место поближе к "буржуйке" и сам смастерил себе "кресло" из нескольких ящиков. Сверху из люка все-таки дуло, и он недовольно пробурчал: "Никому и дела нет, что ты здесь замерзаешь. А эти (он взглянул в сторону пяти дремавших девушек и сварщика Гриши) дрыхнут, хоть бы что. Кожа у них дубленая, что ли? Ох, и зачем я на Север потащился - вот уж не от большого ума, правду мать говорила".
А Грише снился отец. Он стоял у порога, махал ему вслед и повторял в который раз: "Сын, всегда будь мужчиной, в любых обстоятельствах!"
Артем тоже заснул, но вскоре открыл глаза. В котловане похолодало.
- Ба! Да печка-то потухла, - и он начал собирать обломки реек и щепу для растопки. - А вообще, кто додумался красить стены битумом, когда буржуйка топится? Да еще канистра с бензином тут же стоит. Ну люди, бестолковые!
Артем нервничал. Дрова никак не хотели разгораться. Обледеневшие сосновые поленья только шипели, рейки сгорали быстро, словно бумага. Обозленный парень набрал из канистры в консервную банку бензина и плеснул в топку. Вспыхнуло так, что все разом вскочили. Все произошло мгновенно. Огонь побежал ручейком по пролитой дорожке бензина и канистра взорвалась, разметав раскаленные осколки во все стороны. Первой запылала лестница, единственный путь наверх, к спасению, и в мгновение ока от нее остались догорающие головешки. Занялись стены. Горящий битум отстреливал во все стороны плавящимися кусками. На людях загорелась одежда.
Началась паника. Девушки визжали так, что уши закладывало.
- Молчать! - голос Гриши на несколько секунд отрезвил их. - Подходи по очереди, - и он встал у стены, ведущей к люку.
Но Артем, выше Григория чуть не на голову, с разбегу так толкнул его, что парень отлетел к самой печке. Артем тем временем набросал один на один уже горящие ящики, запрыгнул на них и повис на краю люка. Страх смерти был так велик, что он нечеловеческим усилием подтянулся на одной руке и перевалился из люка наружу в снег. Ящики, что были под его ногами, вспыхнули и превратились в угли. Две девушки лежали без сознания. Горящий битум разъедал легкие, одежда тлела, они едва успевали ее гасить друг на друге. Пока Григорий разгреб догоравшие доски, в помещении стало совсем темно. Ядовито-сизый дым заполнил только что бывший им приютом котлован. Стало совершенно темно, и только догорающие ящики да одежда, сброшенная людьми, вспыхивали редкими огоньками.
- Подходите! По очереди! - Гриша снова занял спасительное место у люка.
Но тщетно - девушки толкали друг друга и Гришу. Паника достигла пика. Тогда ему пришлось ударить одну из них, чтобы оттолкнуть от единой не горевшей стены. Девушки повалились, как кегли. Он схватил первую, присел на корточки и пытался объяснить ей, чтобы встала ему на плечи. Поняв замысел парня, одна из девушек помогла ему, и вот одна спасенная уже наверху. Вот и вторая, третья. Он подсаживал их и выбрасывал из люка на снег. Девушки катались по снегу, пытаясь гасить одежду, срывая с себя телогрейки и ватные брюки. На обгоревшие лица страшно было смотреть. Стоны и крики, казалось, разбудили мертвую зимнюю тундру.
У Гриши болела голова, першило в носу, в горле, сильно обгорели кисти рук и лицо. Он не мог найти еще двух девушек. Кричать не было сил. Он ползком обшаривал пол, смеживая веки, чтобы меньше резало глаза, и только молил: "Господи, Господи, помоги!" Вот! Что-то горит! Самоотверженный маленький человек своим ватником сбивал пламя, но, похоже, одежда уже догорала, и горела кожа. Он не помнил, как донес девушку к люку. Кричал Артему: "Принимай! Помоги мне, я падаю, теряю силы. Протяни руку! Подлец, помогай!" Наконец, Артем свесился вниз, откуда полыхнуло жаром, и принял обгоревшую девушку. Гриша потерял сознание и упал на дно котлована. Он уже никому не мог помочь.
Тут же подъехала пожарная команда. Несколько человек спрыгнули вниз и вытащили Григория, сорвали остатки сгоревшего свитера и на носилках понесли к машине "скорой помощи". К сожалению, последнюю девушку спасти не удалось, она уже была мертва. Предпоследней спасенной Гришей, с 60% ожогами тела была Даша.
В поселковой больнице столпотворение - срочно выписывали больных, освобождая палаты для пострадавших на пожаре. Медперсонал лихорадочно готовил медикаменты, шприцы, бинты - словом, все необходимое. Любопытных больных разгоняли по палатам. Самые настырные разбежались добровольно при виде обугленных тел.
Дни и ночи у постелей пострадавших дежурили врачи и медсестры. Постоянно готовились какие-то мази, гели, менялись капельницы. У трех обгоревших, включая Григория и Дашу, ко всем проблемам присоединилась пневмония.
Спустя несколько дней начали прибывать родственники. Их встречал вездесущий "герой" - Артем. Он с порога рассказывал, как, рискуя жизнью, спасал погибающих. Родственники были в таком состоянии, что никому и в голову не пришло спросить, как же он, совершив такой немыслимый подвиг, получил совершенно незначительные ожоги. Все только автоматически благодарили назойливого парня: "Спасибо, спасибо", - стремясь скорее избавиться от него и увидеть своих близких.
Первым прибыл отец Даши, майор пограничных войск. Его долго готовили к встрече с дочерью, отговаривали входить в палату, но он был настойчив: "Я повидал многое. Обещаю крепиться". Однако уже через пять минут его приводили в чувство. Да, он видел многое. Он только никогда не видел единственную дочь почти полностью обгоревшую, со сгоревшими носом, ушами, волосами и кистями рук. Ноги спасли спецовочные сапоги. Девушка, как только пришла в сознание, хриплым, свистящим голосом почти непрерывно просила: "Зеркало! Зеркало! Хочу видеть себя - зеркало!"
Наутро всех, кроме Артема и Ирины, первой спасенной девушки, которая получила ожоги средней тяжести, отправили спецрейсом в Москву.
А Артем все продолжал рассказывать о своем героизме: "Я спортсмен, это важно. Если бы я не был тренирован, то не смог бы самостоятельно выбраться из люка. Да еще других спасал". Его бахвальство пресекла раз и навсегда молоденькая медсестра: "Ты враль и трус. Единственное, что ты спасал - себя самого. Завтра тебя выписывают, и все в больнице этому рады".
* * *
Прошло двенадцать лет... В одном из санаториев на черноморском побережье отдыхала семейная пара. Это были счастливые, любящие друг друга люди. И хотя у обоих были на лице следы множественных косметических операций, у мужа был протез левой руки до локтя, а у жены вместо кистей были культи, они казались счастливее и дружнее многих здоровых, приехавших на курорт получить южный загар. Муж с женой спускались по ступенькам и беседовали.
- Даша, зря мы все-таки дочь с собой не взяли. Сколько бы у нее было впечатлений! А батюшка тут какой - добрейший человек!
- У тебя, Гриня, все добрейшие. Ты сам добрый, вот и другие тебе кажутся такими же. А Машу нельзя было от школы отрывать, ведь еще целый месяц до каникул. Не беспокойся, папа за ней присмотрит.
- А я и не беспокоюсь. Он для меня роднее всех, кроме тебя и Маши. Он помог тебя поднять, моя королева. Мне бы без него не справиться. Я сам тогда был еще плох.
Они присели на скамью, в тень цветущего кустарника.
- Не зови меня так, я смущаюсь. Да и никакая я не королева. Так, в молодости по глупости гордилась своей красотой, думала, это самое важное. А самое важное - душа. Такая, как у тебя, мой родной. Ты спас меня дважды. От огня и от самой себя.
- Извините, - вклинился в разговор сидевший на другой стороне скамьи мужчина. - Я невольно слышал часть разговора. Вы спасли свою жену когда-то? Вот видите, как она вам благодарна. А я на Севере в жуткой ситуации вытащил из огня семь человек, так меня прямо не обвинили, но так устроили, что от меня все отворачивались. Пустили слух, что другой спасал, а я вроде сам выпрыгнул, а людей бросил. Страшная вещь клевета.
- Да, страшная. И ложь тоже. Вообще-то спасенных было четверо, не так ли, Артем? А у тебя их уже семеро стало. Конечно, если бы ты меня одного с девушками не бросил, спасли бы и Лену. Пойдем, Дашенька, на полдник опоздаем.
Располневший, потерявший с возрастом часть своей буйной шевелюры, страдающий одышкой, Артем с изумлением смотрел им вслед. А они шли под руку, нежно прижимаясь друг ко другу, а южный ветер с моря принес с собой запах соленых брызг и унес дурные воспоминания.