Две дюжины вековых лип, да кое-где кусты жёлтой акации – вот всё, что росло рядом с нашими домами в отличие от самого города Хвалынска - цветущего и благоухающего растительностью.
, Именно в этих кустах жёлтой акации довелось мне однажды найти молодого птенца скопы, семейства хищных птиц.
Иду мимо, вдруг слышу в кустах шорох. Присел, раздвинул ветки, вижу птицу чуть побольше галки. Только протянул руки, чтобы взять её, а птенец открыл свой ястребиный клюв, зашипел, припустил к земле неокрепшие ещё крылья и, ловко прыгнув на меня, больно клюнул в ладонь, да так, что пошла кровь. Я отдернул руки, скопёнок прыгнул второй раз. В конце-концов, мне удалось крепко его схватить, а на голову надеть свою пилотку, подаренную моим новым испанским товарищем - Филиппом, или просто Филей, прибывшего к нам с группой детей из Испании.
Выпросив на кухне у нашей поварихи Евдокии кусочек мяса, я накормил скопёнка и дал ему кличку «Пёстрый». Он и впрямь был рыжевато-пёстрого цвета с удивительно умными черными бусинками-глазами.
«Пёстрый» быстро освоился и привык ко мне. Как мне казалось, мы стали друзьями. Янка, Василёк и другие мои детдомовские братья также полюбили скопёнка: ловили ему рыбу в Волге, которую он, держа в когтях лапок, с удовольствием разрывал клювом и ел.
Довольно быстро скопёнок научился летать и улетал иногда надолго, но возвращался и, кружась над нашей площадкой, искал меня, а увидев, садился на вытянутую мной руку или на плечо.
Ночевал «Пёстрый» в корзине на чердаке нашего дома, где мной было сделано удобное гнездышко.
Но однажды скопец улетел и не вернулся. Я ждал его до наступления сумерков, но напрасно. Не вернулся он и на второй, и на третий день.
Мне пришлось испытать и пережить ещё одну потерю.
Правда, эта была птица, которая вдруг стала близким живым существом, подарившим радость дружбы и горечь расставания. Моя привязанность к «Пестрому» подсказывала, что он должен вернуться, если, конечно, не подстрелен кем-нибудь.
Все эти три дня я выходил на двор и смотрел в небо в надежде увидеть его хотя бы в полете, но напрасно.
Наступил четвертый день. После душной ночи, утро в этот день выдалось свежим: ветерок дул с Волги. На небе ни облачка. Наша группа стояла после физзарядки на футбольном поле и ждала, когда девочки освободят душевую.
Вдруг меня за руку дернул Филя, и показывая наверх, ещё плохо говоря по-русски, крикнул:
-Смотреть небо!-
Подняв вверх голову, я увидел парящую высоко в голубом небе птицу. Не было сомнения – это был «Пёстрый».
Все, стоящие рядом, подняли головы вверх и радостно загалдели:
- Наш «Пёстрый» ! Это он!-
- Тише, пацаны! – умоляюще взмолился я:
- Не пугайте его.-
И как будто услышав мой голос, скопец, сделав ещё полкруга, сложив крылья, камнем ринулся вниз.
У самой земли он вновь расправил их и, пролетев несколько метров, сел мне на плечо.
- Это ты, мой Пёстренький?- повернув голову и протянув руки, я попытался снять его с плеча. Но в тот же миг скопец нагнулся, клюнул меня в ладонь, но не больно,как когда-то и, взмахнув крыльями, взмыл вверх, в свободный простор неба.
Набрав высоту, он некоторое ещё время парил над нами, как бы прощаясь. И мы, открыв рты, молча смотрели ему вслед. Но, вот скопец повернул свой полёт к солнцу и исчез из поля зрения. Все поняли, что это навсегда.
В то утро я позавидовал ему и, может быть поэтому, через много лет связал свою жизнь с авиацией: и стал бороздить небо, и любоваться с высоты полёта прекрасной, а потому, наверно,
отчасти и грешной нашей землей. Никогда, после этого случая, я не покупал и не держал клеток с птицами, потому что они должны быть свободными.