Право убивать

Александр Токарев
Кем бы ни оказались в действительности приморские партизаны, какими бы мотивами ни руководствовались и кем бы ни оказались убитые ими милиционеры, вырисовывается картина, не рисующая Системе радужных перспектив. В стране появились люди, которые считают действующий режим преступным настолько, что готовы УБИВАТЬ его официальных представителей.
События в Приморье, о которых пока очень мало действительно достоверной информации, говорят о том, что политическая и социальная напряженность в стране входит в новую фазу - фазу вооруженного противостояния. Система, уничтожившая в обществе все мыслимые гражданские свободы, провозгласившая, что парламент (напомню, французское происхождение этого слова: parler – говорить) – не место для дискуссий, подавляющая всякие попытки гражданского неповиновения, даже ненасильственного, не смогла снять этой напряженности. И вот она стала вырываться там, где ее, вроде бы, и не ждали.
Нефтегазовая стабильность, суверенная демократия, модернизация, антикоррупция, нанотехнологии, оказались дурными химерами власти, которые ряд радикально мыслящих и не менее радикально действующих представителей российского общества станут развенчивать путем выстрелов на расстоянии и в упор.
Государство, где размывается грань между преступником и стражем закона, где прохожего, пытавшегося защитить женщину от дубасящих ее ментов осуждают на реальный срок, где приоритетом антиэкстремисткой деятельности становится борьба с гражданами, выходящими на несколько раз в год на столичную площадь, чтобы отстоять свое конституционное право, становится врагом для своих граждан, а его официальные представители – лицами, достойными физического уничтожения.
Русский народ, приспособившийся как-то к ельцинско-путинским реалиям, отложивший после начала 90-х революцию на потом, растративший силы в двух коммерческих кавказских войнах, в результате которых оказался-таки проигравшим, несмотря на победный официоз, сталкивается сегодня с тем, что всегда являлось катализатором всех великих потрясений. Бедность или даже нищета не превращает обывателя в революционера или партизана. Дикий контраст между классами также до поры до времени не несет взрывоопасного содержания. Продажность чиновников всех уровней давно воспринимается как национальная традиция. Политические свободы, за которые борется сегодня горстка активистов, не связываются человеком с его реальной жизнью.
Революция в России наступает тогда, когда власть открыто демонстрирует циничное презрение к самой личности человека, для которой он – презренная вошь и безропотное быдло. Когда очевидная неправота и грубое надругательство над личностью рядится в одежды праведности и законности. Цинизм власти, которая каждую свою гнусную безвыборную кампанию провозглашает «чистой победой», приводит к ее животному отторжению. Гражданин перестает считать себя частью государства, в котором он живет, потому что само государство освобождает себя от ответственности перед своими гражданами. Вот тогда власть и государство становятся настолько чужими, что формой протеста выбирается уже не голодовка или забастовка, а индивидуальный и массовый террор.
Похоже, оппозиция медленно, но верно меняет свое лицо и сущность. На смену весьма пристойному оппозиционеру 90-х, читавшему газету «Завтра», трепетно сжимавшему красное знамя и благоговеющего перед портретом Сталина, пришел скин и несогласный. Энергию первого власть довольно успешно направляла на таджиков и негров, после чего бритоголовый попадал на скамью подсудимых и надолго отправлялся в далекое от политики место, а второго подставляла под омоновские дубинки, бросала в кутузку и кошмарила регулярным вниманием сотрудников центра «Э». И вот, похоже, вырисовывается образ нового оппозиционера, чьими аргументами станут не кулаки и берцы, обрушиваемые на головы «черных» и не добровольная ненасильственная жертвенность. Здесь все серьезней – враг установлен, в плен не брать, патронов не жалеть.
Не могу сказать, что все это вызывает дикий восторг в моей душе…