Дом, в котором живёт счастье...

Геннадий Никишин
Шестой день марта. Дружная и ранняя весна. Быстро сгоняет снег, ручейки, лужицы, пруды и болотца  наполняются влагой.

В наш дом в центре посёлка бесконечной вереницей идут люди. Я слушаю их голоса, смотрю на заплаканные лица, принимаю соболезнования. Рядом над гробом склонилась мама. Приехали ближние и дальние родственники. Мы жили втроём, теперь мы остались с мамой. Она держится, хотя я вижу, как трудно перенести невосполнимую утрату. К нам всегда кто-то приходил за советом или помощью... Но сегодня люди пришли по другому случаю...

Из жизни ушёл отец. Он долго болел, но мужественно и спокойно выносил страдания. Он всегда был таким. Когда в одиночку и за десятки километров уходил к линии фронта, чтобы добровольно влиться в ряды красноармейцев.  Голодный, замёрзший, с трудом передвигая ноги.

А через несколько дней его родной посёлок придали огню, зазвучали взрывы. Гитлеровские нацисты не оставили после себя ни одного  целого здания. А солдатский путь отца пролёг через деревни и города Калужской области. Первое ранение недалеко от родной деревни. Среди ночи, опираясь на приклад винтовки, отец сам отыскал полевой госпиталь. И первая награда – медаль  «За отвагу». Главная награда солдата! Лечение и снова бои по освобождению Калужской области...

Иноземные оккупанты заполонили родной край за несколько дней, а уходили с боями, жестокостью два года. Целых два года! В братских могилах, разбросанных по территории области, покоятся сотни тысяч наших солдат. Точной цифры не знает никто... Такой была цена, чтобы в города и деревни вернуть мирную жизнь.

Смоленщина, Прибалтика, Кёнигсберг. Отец был скуп на рассказы, но наступали моменты, и ему хотелось высказаться. Его голубые, как весеннее небо, глаза наполнялись каким-то особенным светом, лицо становилось задумчивым…Но цену этих рассказов в полной мере я пойму лишь с годами, когда отца уже не будет. И в минуты прощания с ним из слов других я тоже пойму, каким в жизни был отец. Уже тогда в моей душе осталось ощущение, что должен испытывать человек, поднявшись из окопа в полный рост навстречу огненному валу из пуль и снарядов. По правилам первыми в бой должны были вступать артиллеристы, прокладывая путь пехоте, но война чаще всего бывает без каких-либо правил и инструкций. И потому, как правило, танки и горстка бойцов-десантников уходили в бой первыми. Среди них всегда был отец...Что должен испытывать человек, видя, как смерть уносит рядом бегущих товарищей?

Вот в голос причитает женщина… Смахивает слезу мужчина. С ними мы много лет жили по соседству. К отцу могли прийти в любое время суток. Отец всегда и везде был известен умением слесарить, пилить, строгать, паять, лудить,  починять обувь…. Даже больше...Помню, какими праздничными были весенние дни, когда после зимы начинали на луга выгонять скот, в каких горячих спорах проходили выборы пастуха! А до этого многие из нашего посёлка приходили к отцу, чтобы у животных обработать рога и копыта. Особенно тщательно следили за рогами, чтобы коровы не могли поранить друг друга в весенних поединках, в которых они утверждали себя и своё место в стаде. У отца в мастерской всегда были необходимые инструменты...

Про таких говорят, на нём дом держится. А ещё, на него можно положиться.  Мои родители никогда не делили работу на  «мужскую» и «женскую». Растили нас, детей. Учили. У них не было какой-то своей науки, они просто относились друг к другу так, чтобы мы брали с них пример.

К десяти годам отец успел окончить три класса сельской школы. Но главную «школу» жизни он проходил рядом с отцом. Моего деда Михаила Ивановича по-уличному называли Марголином. Если кому-то требовался совет или помощь, так и говорили: «Идите к Марголину!». И показывали на окраину Ясенка, где в то время жили Никишины.

...Село раскинулось вдоль  реки с одноимённым названием. На её берегу когда-то был построен чугуно - плавительный завод, но он просуществовал недолго. Было это в веке 19-ом. В те годы и жил мастеровой еврей, к которому приходили из всей округи. Говорят, даже высокое начальство у него гостило, так как тот был на редкость башковитым и мог делать всё.

Вот  таким образом уважительное прозвище перешло к моему деду. У того была своя кузнеца, в которой всегда что-то делалось с железом. Пройдут годы, и мастерская с необходимыми инструментами появится у отца. Мы меняли места проживания, и мастерская, упакованная в железнодорожный контейнер, отправлялась вместе с нами. Чего там только не было! Всё это пригодилось в самых разных ситуациях!

 А ещё дед не боялся высоты. Работы для его рук в селе не хватало, дед оставлял дома жену с маленькими детьми, а со старшими отправлялся в поездки по стране. Среди них был и мой отец. Вот так из года в год дед объездил пол-страны. Меняли крыши на домах, красили… Брались за любую работу по дереву или металлу. Возвращались поздно осенью, тратили на покупки заработанное, и на следующий год всё повторялось. Дорога пролегала от Москвы до Ялты на юге. В детях всё больше угадывались будущие мастера.

За умение браться за любую работу отца ценили. А тот брался за дело основательно, выполнял его без спешки и качественно. Любая сельская работа была ему по плечу. Ему нравилось заниматься с землёй. Когда начали создавать колхозы, из Никишиных получилась едва ли не целая бригада.

Мы несколько раз переезжали с места на место. Когда на ст. Палики восстановили шахты, отец опустился под землю. Но запасы угля быстро кончились, и наша семья подалась в Калининградскую область. Бывшая немецкая земля без хозяйских рук быстро дичала, зарастала бурьяном. Везло тому, кто получал жильё в больших селениях, а на нашу долю выпал маленький хуторок, где всё приходилось начинать сызнова. Выручали добротные дороги, по которым можно было передвигаться в любую погоду и время года. Работы было много, и отец возвращался домой всегда поздно. Мама была на домашнем хозяйстве, присматривала за нами. Отец успел поработать механизатором, пчеловодом, водопроводчиком и даже спасателем, когда в соседнем районе произошло наводнение. 50-е годы прошлого века были тревожными,  у нас военные постоянно проводили учения.

Отец не выглядел богатырём, не был рослым и широкоплечим, но я всегда поражался его выносливости. Он всюду успевал. Работал один, а мама выполняла не менее трудную работу на огородах, по дому и хозяйству. Вставала она раньше всех, чтобы к уходу отца приготовить горячий завтрак. А потом его весь день ждала. Они встречались, и уже вместе доделывали то, что не успела мама. Всю свою любовь к маме отец носил внутри. Не на словах, а в делах и поступках проявлялось его внимание и нежность.  За отцом не водились вредные привычки. В этом семья моего деда служила примером.  Некоторые родители места не находили, когда сыновья уходили гулять в соседние деревни, а мои дедушка и бабушка всегда были спокойны.

Наша семья жила скромно, но бережно. Без всякой зависти и осуждения к тем, у кого жизнь складывалась по-другому. Отец был не многословным и, со стороны посмотреть, для кого-то мог показаться замкнутым. Но друзья и близкие соседи запомнили его отзывчивым, с запасом доброты на всех. Он умел поддержать песню, которые он знал, ему доставляло большое удовольствие в редкие часы отдыха и больших праздников принять у себя гостей. Он не был атеистом, но и не посещал православные храмы. Его духовность проявлялась в любви к маме и нам, детям, в тишине, покое и взаимопонимании,  которыми был наполнен наш дом.

.....Домик, купленный на склоне лет, стал тем местом, где я нахожу силы на случай душевной усталости, без которых трудно представить большой и шумный город.  Мы всегда жили в домах и квартирах, которые кому-то пренадлежали. А этот домик был куплен уже за свои деньги. Почти год продолжались поиски такого дома. Нас прежде всего не устраивала удалённость от магазинов и железной дороги, от автобусных остановок. Чтобы рядом с домом был клочок земли - на это тоже обращали внимание. И вот однажды женщина, разносившая в нашем посёлке Марьинский почту, принесла приятную весть. Быстро сторговались, переоформили документы, и мы в начале сентября въехали в свой дом. Почти двадцать соток земли. С десяток яблонь, расчистили ручеёк до родничка, выкопали прудик. На его берегу поставили баньку. Отец перевёз мастерскую. Он всегда хотел пожить в своём домике. По той помощи, которую нам оказывали, мне приятно было видеть, с каким уважением относятся к отцу и маме. Он уже чувствовал, что начинает серьёзно заболевать, но работа по дому придавала ему силы.

Мебель, постаревшая от времени крыша, которую приходится чинить. Вещи современные и те, к которым прикасались руки отца. Сработанные десятилетия назад. Они наводят на мысль о многом. Маленькая мастерская в сарае с запахом свежескошенного сена. Даже забитые в стене гвозди. Всё это дорого и памятно.

...Наступает середина лета, я покидаю Москву, большой и шумный город, от которого устаёшь. Все мысли и душа стремятся к домику, где прошли последние годы моих родителей. Домику, где мы всегда были счастливы...