Полынья

Марина Спирина
     В школу ходить Галинке было очень далеко, намного дальше, чем она еще недавно бегала в детский сад, хотя и он был не близко. Зато дорога в школу была гораздо интереснее – сначала вокруг городского пруда, по красивой и чистой набережной.
     Начиналась она от стадиона «Динамо», и вдоль всей набережной на гранитных постаментах красовались разные мускулистые спортсмены, которых раз в году чистенько белили известкой. Потом через старую городскую плотину, под которой круглый год, не замерзая, бурлила и шумела вода.
     А дальше – по главной городской площади 1905 года, с высокой гранитной трибуной, по которой в простые дни можно было свободно побегать после уроков. Да еще сама площадь была вымощена одинаковыми ровненькими камушками – брусчаткой – Галинка их тоже очень любила. Можно прыгать по ним на одной ножке, как в классики, или перешагивать сразу через два или три рядочка, не наступая на швы.
     Только вот папка с нотами, висевшая у нее на плече, мешала, шлепая Галинку по боку, да старенький портфель, доставшийся по наследству от старшего брата, был для нее тяжеловат.
     Ростиком Галинка не вышла - в классе, даже среди первоклашек, была самой маленькой и стояла в конце шеренги, когда их строили по росту. Но зато была шустрой, смышленой и очень самостоятельной.
     Школа у Галинки была совсем особенная – музыкальная десятилетка -  такая не в каждом и городе-то есть! Поступать в нее, говорят, было трудно… Только Галинка этих трудностей как-то не почувствовала, на экзамен ходила одна, без мамы, которая с работы тогда отпроситься никак не могла, так как время было военное, и по таким пустякам с заводов не отпускали.
     Храбро вошла Галинка в большой зал, где за столом, покрытым красной скатертью, сидело много незнакомых людей – «комиссия».
     Она им пела, немножко играла на огромном черном рояле и отвечала на всякие вопросы. Правда она не поняла, почему они весело смеялись, когда она отвечала, но это было уже не важно, в школу ее приняли.
     Вот теперь и шагала Галинка каждый день в такую даль – нотная папка с потрепанными ручками через плечо, чуть не до колен достает, а небольшой портфельчик – чуть не до земли.


     Но вот настал ноябрь. Пруд застыл и даже днем, на солнышке, уже не таял, хотя дороги еще и подтаивали. Люди, чтобы сократить путь, стали ходить через пруд по льду. Увязалась за ними и Галинка…
     - И чего мама так боится? – не могла взять в толк Галинка, - даже толстая тетенька не боится, что лед под ней сломается, а она вон какая тяжелая!
     Лед блестел, как зеркало. Можно было с разбегу долго катиться на ногах… Ботиночки у Галинки были такие скользкие, что катилась она дальше всех, обгоняя даже мальчишек, и от этого становилось еще веселее. А если наоборот, идти медленно, то можно через лед заглядывать в черную глубину, высматривая, где там могут зимовать рыбки… Или разглядывать круглые белые шарики – застывшие в толще льда воздушные пузырьки, которые попали в ледяной плен до самой весны…   Снега еще не было, и Галинка развлекалась так уже не первый день.

     А сегодня Галинке было особенно весело – в школе был праздник, День седьмого ноября. Мама сшила ей новое платьице – голубое, с белым воротничком, со складочками, подхваченными белым же пояском и блестящими перламутровыми пуговками – очень нарядное!
     Довольная Галинка лихо разбегалась и катилась по сверкающему льду, направляясь к своему берегу. Она разрумянилась, пушистые косички у нее растрепались и выбились из-под шапочки. И все было бы отлично, если бы в пруд не впадала маленькая речушка – Мельковка, куда порой выпускал горячую отработанную воду один из заводов… От этого места, вдоль набережной тогда протаивала длинная темная полынья со страшными тонкими закраинами.
     Чтобы подняться на набережную по красивому гранитному спуску, люди обходили эту полынью по узкому обледеневшему карнизу, придерживаясь руками за высокий край парапета. Галинке до него было не достать, да и обе руки были у нее заняты. Она потопталась перед полыньей в нерешительности… Дом был почти рядом, стоило только подняться на набережную…Не идти же обратно через весь пруд! И она решила тоже обойти полынью.
     Осторожно ступая скользкими ботиночками на обледеневшие камни карниза, Галинка прижималась к высоченному гранитному парапету, к холодным и равнодушным камням, на которых не было ни одной щербинки, ни одной зацепочки для нее… Так добралась она до самой гранитной площадки у воды, которой заканчивался спуск. Но как на нее залезть, если высота плиты чуть меньше галинкиного роста? Взрослым хорошо, они могут уцепиться за толстое железное кольцо, вбитое в плиту, а ей не достать, да и помочь некому… Она попыталась подпрыгнуть, уперевшись в край плиты, но тут ее обшарпанные ботиночки соскользнули, не удержавшись на обросшем льдом карнизе…

     Ледяная вода, показалось Галинке, обожгла ноги, живот… К счастью, папка с нотами шлепнулась на ледяной край полыньи и как-то удерживала… Не отпуская ее, Галинка барахталась в страшной черной воде изо всех силенок, а одежда быстро намокала и тяжелела… Портфельчик еще плавал рядом, она не выпускала и его, но один его бок уже нахлебался и начал погружаться… Галинка не плакала, не кричала, а боялась больше всего, что утонет портфель с библиотечными учебниками, и тогда ей от мамы здорово влетит… 

     Какая-то старушка истошно закричала, но помочь сама была не в силах… Какие-то женщины протягивали сверху Галинке руки, но дотянуться не могли… А мгновения словно растягивались… Казалось, уже целую вечность бьется Галинка в этой жуткой бездонной воде, которая теперь уже не жгла, а, как и положено ей, была ледяной…
     Сколько времени так прошло, много или мало, она не понимала, как не понимала и того, чего боялись взрослые, сбежавшиеся на беспомощный крик старушки, - что вот намокнет одежда, или судороги сведут ей тело, и уйдет девчонка под лед, в черную пучину…
     Откуда ей было все это знать?! Но она все отчаяннее цеплялась за лямки своей нотной папки, которая потихоньку сползала к краю полыньи…

     Но помощь все же подоспела!
     Какой-то военный протягивал Галинке сверху обруч от старой разбитой бочки…
     - Держись двумя руками, крепко держись! Да брось ты свой портфель! – А Галинка никак не могла отпуститься ни от папки, ни от портфеля…
     Как она все же уцепилась за тот обруч, не бросив ничего, она и сама не поняла, только наверх ее так и вытащили вместе со всем ее хозяйством.
     Женщины облегченно галдели… Кто-то, прямо на ней, отжимал полы ее намокшего пальтишка, кто-то выливал из портфеля набравшуюся воду… И только нотная папка вышла сухой из воды.
     - А ну, до дому бегом марш! – скомандовал галинкин спаситель, шлепнув ее на прощанье по мокрой попе.

     Пока она добежала, мокрая одежонка успела покрыться ледяной корочкой и торчала колом, не сгибалась. Галинка поскорее открыла комнату. Мама была на работе и придет только поздно вечером. Переоделась в сухое и согрелась, только теперь поняв, что очень замерзла. Постепенно и дрожь где-то внутри у нее прошла.
     - Если бы топилась печка, то еще все можно было бы успеть высушить, - подумала Галинка, - мама бы ничего и не узнала… Но печка была холодная, а топить ее без мамы было нельзя…
     К счастью, у соседей топилась печка-буржуйка – тетя Тоня варила картошку, и Галинка пристроила там сушить свои мокрые одежки… До вечера не просохло только пальтишко, а все остальное было в полном порядке. Даже голубое платье с белым пояском она сама погладила и аккуратно повесила на спинку кровати.
     Мама, действительно, ничего не заметила, а Галинка помалкивала, так как ей строго-настрого было запрещено ходить через пруд.
     Видимо с перепугу, она даже не заболела – ни насморка, ни кашля!

     Но пережитое потрясение не могло пройти для нее бесследно…
     Ночью Галинке снилась страшная черная полынья… Над ней толпились, склонялись к ней участливые лица женщин… Они заслоняли небо, и ей снилось, что свет меркнет, а над головой смыкаются тяжелые черные волны… Вдруг оказалось, что она слышит и понимает все разговоры вокруг, которых днем вроде и не слышала:
     - Утонет ведь… Одежда вот намокнет, и…
     - Судороги схватят ноги-то, ледяная же вода…
     - Под лед ее затянет – не найти будет…
     Галинка металась во сне, что-то бормотала… Так страшно было уйти под лед, в кромешную темноту…
     Она просыпалась и ей так хотелось все-все рассказать маме, но сознаться теперь, когда все уже обошлось, она не могла.
     А молчать – тоже сил не было…
     И Галинка рассказала, как видела в пруду тонущего мальчика… Она во всех подробностях пересказывала как бился мальчишка в страшной полынье, как утонул у нее на глазах…
     Испуганная мама куда-то звонила… Потом Галинку расспрашивали взрослые дяди, просили повторить все снова… Мальчика искали, шарили по дну полыньи длинными крючковатыми баграми вызванные пожарники… Но, естественно, не находили.

     Галинка, как ни мала была, мучительно сознавала, что так поступать нельзя, стыдно… Нельзя было обманывать и так пугать взрослых…
Ну кто же знал, что мама будет звонить в милицию, что «мальчика» станут искать озабоченные взрослые дяди?
     Но ничего поделать с собой она не могла – кошмар этот жил в ее маленькой перепуганной душе, терзал ночными видениями и искал хоть какого-то выхода…
     А правду она так и не сказала.

     Подмокшие странички тетрадей могли бы выдать ее, да вечно занятой маме было не до них.