Собрание с преинтереснейшими и преумнейшими «лесными» людьми должно было состояться на опушке последнего леса (который только по слухам исчез полностью, но как увидел Кройкс, существовал в минимальном режиме) среди землянок и земляных домиков селения. Люди собирались нехотя, не желая мериться с пришлым самозванцем силой своего разума.
Кройкс сразу же выделил в небольшой толпе собравшихся своих знакомых. Профессора медицины в блестящих на солнце очках Merci B, который агитировал народ собраться на небольшой площадке перед земляными домиками; счастливого возвращением Кройкса Кинга-малютку и Раку, который обладал ярко выраженной внешностью патологически больного человека.
Но более всего взгляд Кройкса, стоявшего на небольшом возвышении, на опушке привлекла женщина со светло-каштановыми жестковатыми и пышными волосами, которая стояла позади народа, взяв за руку своего семилетнего сына, гордо и спокойно глядя на молодого священника. Когда же он посмотрел на мальчика - то в руках у него обнаружился большой темно-зеленый бархатный свиток, по видимому, тору.
Среди собравшихся были люди различных национальностей, и Кройкс почувствовал себя, с одной стороны, более ответственным за свои слова, а с другой – ему стало гораздо интереснее, ведь в разнообразии, - он чувствовал, – нет несправедливости. Нельзя в таком обществе говорить плохого про другие народы, нельзя забыть и о том, что то, что для одних народов – очевидная благодетель, для других – благодетель неочевидная. Надо говорить об общечеловеческих аспектах жизни. А это была его стихия.
Дискуссия началась немного вяло и претенциозно. Сначала вопросы «лесных» людей представляли собой больше поверхностные и дружелюбные свои собственные рассуждения на предложенную тему. Большинство из поселенцев были старше двоих смельчаков, которые пришли «глаголить истину», а потому решили не «засыпать» их неразрешимыми проблемами мироздания сразу.
«Умные люди, а в мудрость не верят», - подумал Кройкс, когда ему задавали расхожие и неглубокие вопросы. Иногда казалось, что Кройкс вообще не нужен им, потому как они сами задавали вопросы, потом тут же и отвечали на них, а потом опровергали свои только что предложенные суждения. Они были профессиональными интеллектуальными спекулянтами. Потом сами «мудрецы» стали перебивать друг друга, заходя в тупик неоднозначности любого явления.
И все бы так и продолжалось и закончилось, если бы не прозвучал тоненький и неприятный голос, который в корне изменил ход собрания:
- А что вы думаете об идеальном государственном строе? – спросил старичок с длинной седой бородой.
- Я приверженец новой теократии. Настоящей теократии в душах людей. Если же вы хотите спросить меня о конкретном государственном строе, то, я считаю, что он совершенно не важен, - эта мысль показалась претенциозной.
- Как, как Вы говорите? Значит, монархия и демократия – одно и тоже? – удивленно-разгневанно спросил тот же мудрец.
- Все зависит от моральной «критической массы» гражданского общества. Если оно, в целом, и каждый человек в отдельности будет следовать простейшим нормам общечеловеческой нравственности, такое общество не может избрать себе во главу недостойного человека. Более того, сам Господь Бог, скорее всего, не допустит нечистоплотного политика к управлению таким государством. Это совсем не означает, что люди в таком обществе сидят, сложа руки, скорее наоборот, - не допускают «к рулю» тех, кто не соответствует этическим нормам естественного общества. Нет безразличию, душевной лености и апатии. Если же общество насквозь прогнило, а его моральные устои оказываются посмешищем в самом этом обществе – жди беды. Каков народ, таков и правитель. А форма управления государством, к сожалению, не имеет никакого значения. В высокоразвитом, с точки зрения нравственных императивов, обществе может быть даже абсолютная монархия. Но жизнь личностей с позиции демократических свобод и справедливости на территории этого государства будет в десятки раз лучше, чем при лжедемократиях. Конечно, непросто придать каждому человеку, или хотя бы большинству, адекватный времени моральный облик. Едва ли это достижимо при полном параличе творческих сил интеллигенции. Народ не нужен им. Часто интеллигенция пытается подхлестнуть его плеточкой обидных выражений типа – «У нас такой ужасный народ! Ленивый и неразборчивый. Он получает то, что заслуживает». А я говорю: «У нас такая интеллигенция: ленивая и неразборчивая, что допускает отпетых мошенников до власти».
Кройкс увидел недовольные, пристыженные лица «лесных», которые мнили себя последней инстанцией в вопросах государства и общества:
- Легко ухмыляться над простым человеком, когда ты научен и сыт… Так просто упрекать его в глупости. Но задумайтесь, чье время мы «просидели» перед книжками, плоды чьего труда потребляем ежедневно, не задумываясь над этим и минуты? И после этого мы еще позволяем себе надменный тон? Опомнимся же, уважаемые граждане, вот он – наш народ. И если наша чаша знаний полна, то наша задача поделиться ей с теми, кто не имеет возможности много и долго читать недоступные книги. Дайте им воспитание, и они будут достойно вести свою жизнь. Не запирайте перед ними библиотеки, и они познают правду. Верьте в свой народ, и он будет доверять вам!
Толпа «лесных», которые очень не любили собираться в толпу, зашумела то низко, то высоко, то яростно, то благодарно. Кройкс остановился, затем, переведя дыхание, закончил свою мысль:
- Вы знаете, я много разговаривал с лимитами. И в итоге понял, как мы, «запрещенные», в большинстве своем, плохо относимся к нашему народу, как мы его не любим и не ценим. А ведь он прекрасен. Он такой светлый и чистый. Он так любит правду. Многие живут по истине. Вы знаете, когда я увидел все это, то понял одну неприятную для нас, «запрещенных» вещь, ведь мы его не стоим! Не стоим такого великолепного народа!
Кройкс закончил свою мысль и вздохнул от тяжести. Многие «лесные» задумались, это было видно по их потемневшим взглядам, которые они опускали при словах о несоответствии интеллигентной публике тому народу, что живет под землей. Руководитель «лесных» людей взял инициативу на себя, так как побоялся последствий таких речей.
- Хорошо, Кройкс. Но вы ведь не политик, насколько я понимаю?
- А вы ведь не судья? – ответил вопросом на вопрос Кройкс, - Но вы задали мне вопрос о лучшей форме государственной власти… В мире есть состоявшиеся и эффективные формы, которые не следовало бы разрушать, если они прижились в данных провинциях. Но мне кажется, самой лучшей формой, конечно, демократическое управление государством.
Почему демократическая республика кажется мне наиболее верной формой правления государства?
Попробую обосновать это с философской точки зрения. Ни одному человеку в мире не дано полное осознание Истины, но каждому достойному и образованному, нравственному человеку дана Истина в какой-либо области и части знаний. Нельзя объять необъятное, и даже самый замечательных правитель – всего лишь человек, который что-то знает прекрасно, а что-то просто не в силах изучить. Если правитель не любит алгебру, скорее всего, он будет развивать литературу. Правильно ли это? Едва ли…
Демократия предоставляет специалистам отдавать свои осознанные мудрости, осколки Истины в «общий котел», который и составит более истинную картину жизни и создаст на ее основе план развития дальнейшего государственного общежития.
Потом, не стоит забывать, что даже уникальная личность, обличенная неограниченной властью, к сожалению, смертна. И еще ни один царь не мог точно сказать, что будет после его смерти – не разрушатся ли храмы, которые он возвел, не передерутся ли потомки и родственники за его трон, не будет ли смуты среди народа, когда к власти придет деспот?
Демократия, в отличие от абсолютного владычества (в самом лучшем его проявлении) более жизнеспособна и стойка. Если в ней поддерживать огонек веры и нравственности, то демократия может служить обществу гораздо более эффективно и долго.
Демократия бессмертна, если она рождена Истинной свободой.
Поляна, окруженная людьми, застыла в молчании. Буквица спросил у собравшихся:
- Может быть, у наших граждан найдется еще несколько вопросов к вам. Больше теологического характера? – хитро спросил он у собравшихся «лесных», тем самым, направляя разговор в нужную для него сторону. Один из мудрецов поднял руку, чтобы задать вопрос:
- Господин священник, если можно вас так называть, меня зовут Любомир Адам. Может быть, вы читали обо мне в прессе прошлых лет. Я вот хотел спросить вас. Вы такой вот бесстрашный и говорите, что думаете. Неужели вы ничего не боитесь? - горбатый старик с орлиным носом обернулся к предводителю, - можно этот вопрос, не по теме?
Предводитель утвердительно махнул головой и, тем самым, уважил старожила «лесных» людей, который около сорока лет назад сбежал из интерната вместе с группой отважных парней под руководством Джимми-Америки и поселился в Киплинг-таунском лесе, когда он был еще нетронутым.
- Мне кажется, не надо говорить сейчас обо мне. Для меня этот вопрос решается так же, как и для всех остальных людей, - ответил Кройкс.
- Поделитесь, пожалуйста, как это вы себе мыслите и представляете? – настойчиво, но доброжелательно уточнил старичок.
- Человечество во все времена, из года в год, из века век придумывало себе все новые и новые страшилки. То это были безликие коварные силы природы, которая представляла для человека сплошные угрозы, то это были языческие порождения нечистой силы, то потусторонний мир с его привидениями. В Новейшей истории такими страшилками стали взбунтовавшиеся машины-компьютеры, которые ведут войну против человека, потом люди нашли себе угрозы пострашней - ими стали инопланетные пришельцы… Сейчас существует тысячи названий человеческих фобий, страхов. А ведь всего этого-то как раз и не стоит бояться. Бояться надо только возмездия от Всевышнего за свои собственные поступки и даже мысли. Надо бояться совершать неблагородные поступки.
- А откуда же такое разнообразие «старшилок», как вы говорите? – заинтересованно спросил Любомир, поддерживая свои сверкающие стеклышками очки.
- Надо понимать, что все эти фантазии вызваны перенапряжением человеческой психики. Вы можете спросить меня, а что же может спасти ситуацию? Как повлиять на психическое состояние людей, чтобы оно хоть немного стабилизировалось? Я отвечу то, что думаю. Успокоение человек может найти только в случае, если он примет Бога и все Его атрибуты в свою обычную жизнь. Будет поступать по заветам и сохранять свое сердце в чистоте и безбоязненной вере. Бояться надо возмездия за свои поступки и мысли. Бояться Господа надо разумно. А, прежде всякого страха, Его нужно любить! Человек - дитя Бога. А родителей не только побаиваются из-за их значимости и величины, но и беззаветно любят за их доброту и терпение!
Религия же в светском современном обществе должна быть - скажу метафорично - мягкой любимой подушкой для человека, на которой он может увидеть сны о Боге. Религия должна быть такой подушкой, но не оковами. Не следует наказывать ребенка за безобидную игру, накажите его за неправильный проступок.
Что делать в бытовой жизни… Выход находится там же, где и вход. Проходят тысячелетия в непрестанном изменении окружающий среды человека, но сам человек и его психика изменяются не так быстро. Человек не успевает за все убыстряющимися темпами и буйным развитием технического прогресса. Это особенно ощутимо жителями мегалополисов. Еще вчера, казалось, что ты попадаешь в ритм столичной жизни, а завтра – ты, израсходовав свои последние силы «белки в колесе», останавливаешься и оказываешься на обочине. Нельзя сказать, что выхода здесь нет. Выход есть – надо спасаться в провинции, спасать свою душу и одновременно приносить провинции пользу, поднимать жизнь там.
Покинув шум столиц-мегалополисов, человек окунется в единение с забытой им природой. Он оценит ее самое малое произведение. Оценит природное естество так, как не сможет оценить его сельский житель.
Что же может спасти психическое состояние современного человека, кроме чистой веры и окружающей природы?
Это естественная память и история народа, к которому он принадлежит, или того, на территории которого он давно проживает. Естественная история отличается от формальной очень и очень во многом. Она оставляет в памяти народной песни и былины о своих прошлых героях, она воскрешает в индивидуальной памяти чувства и эмоции давно минувшего, она морально питает человека увещеванием, что в истории его народа были моменты гораздо труднее теперешних, но он выходил из них с честью. Недаром детей воспитывают на народных сказках. Это предохраняет мозг человека от лишних, на первых этапах воспитания, двусмысленностей и противоречий. Конечно же, сказка сказке рознь, но почти в каждой из них есть добрый намек. Акцент в народном творчестве всегда делался на светлое, положительное, разумное, доброе и вечное. Потому и выжили легенды и были, баллады и сказки, песни и сказания, шлифуясь и высеваясь в каждом новом поколении. Недобрые повествования исчезают с лица Земли, сказания с вечными ценностями -остаются навсегда.
Следующее, первейшее в роли успокоительного и воспитательного средства для человеческой психики – это культура и искусство. Не случайно, в кризисные моменты жизни – многие из вас берут в руки книги, другие – слушают музыку, третьи – садятся за рисунок сами. Искусство в большинстве своих проявлений – действует на человека как эмоциональная поддержка. Некоторые люди говорят о том, что искусство ныне стало антигуманным, оно не восстанавливает силы слушателя, зрителя или читателя, а, наоборот, ввергает его в еще худшую депрессию. На это ответ уже дан. Те люди, кто изливает свой негатив в произведениях – спасают только себя. Они не художники, они обычные люди, которым нелегко в жизни, что они и пытаются выразить через свои произведения. Настоящий художник призван из дурного создавать хорошее, из бесполезного делать полезное, и в уродливом видеть красивое. Подобно гончару, который из куска глины создает замечательный кувшин для питья. Пейте из этого кувшина, если он сделан добрым мастером. И вы утолите жажду.
И, конечно же, самое распространенное и действенное средство успокоения психо-эмоционального фона человека – это его семья. Нет более целебного лекарства в обыденной жизни человека, если семья состоит из любящих людей. И нет большей отравы и смертельного яда, если она состоит из внутренних врагов. Здесь, думается мне, все ясно.
Кройксу зааплодировали люди, которые не любили аплодировать никому, но очень любили аплодисменты сами. Любомир был очень доволен ответом выступающего, глаза старика горели мудрым, понимающим огнем.
- Давайте мы все-таки перейдем от личности молодого человека к вопросам теологии, - предложил предводитель.