- А сейчас, встречайте. Дуэт «Перцы Хилтона», - объявил приговор уже знакомый лохматый крашенный конферансье.
Волобуев вышел на расстрел. Его немного успокоило то, что публика почти не отреагировала на их с Егором построение на сцене. Это было хорошо. Люди в зале ели, пили и разговаривали, не глядя на сцену. Егор, переигрывая, начал долбить по немым клавишам, успевая переключать встроенный в синтезатор пульт. Все сработало чётко. В такт фонограмме мигали лампочки. На гитаре Волобуев играл по настоящему. Старался, как можно громче. В этом грохоте, в мигающем свете, в фонтанах бенгальских огней, которые зажглись, вместе с гитарным соло, как и было задумано, Волобуеву казалось он приобретает некую прозрачность. Может, до конца выступления его не разглядят.
Он начал мямлить слова песни:
Не мой не твой просто лишний
Любовь - уродливый карлик
Ему не надо меняться
Он слишком слаб, чтоб остаться
Мужчины в зале, а там, понятно, были только мужчины, начали обращать внимание на происходящее на сцене. Уже никто не сидел боком или спиной к сцене. Дальние столики пустели. Народ быстро собирался у сцены. Как ни странно, но и это было хорошо. Волобуеву понравилось.
Они орали как мартовские коты целую неделю. В гараже. Они перегружали на себе инструменты. Они поставили на эту авантюру многое. И не зря.
Слушают. Смотрят. Народу нравится. Кураж накрывал Волобуева. Хотя от напряжения шея начала отваливаться с первой секунды выступления, а сейчас уже и позвоночник невидимая сила толчками выдергивала из поясницы, Волобуев изображал рок-звезду, выпадал на одном колене к залу. И зрители отвечали на каждый его выпад сначала приветственными возгласами, а потом нарастающим ревом. Люди аплодировали танцам Волобуева, отдельным фразам из песен, подпевали повторяющимся строчкам припевов, свистели, поднимали вверх зажигалки и мобильные телефоны, а в самых жалостливых местах у многих Волобуев видел нетеатральные мокрые дорожки от слез на разгоряченных лицах.
Как получилось, не знаю
Мою любовь ты считаешь недугом
Похоронит надежду утро
Я не смогу быть тебе просто другом!!!
Народ рыдал, обнимался и танцевал. Егор и Волобуев по кругу исполняли три отрепетированные песни.
На пороге Аниной квартиры возникла запыхавшаяся в сборах Татьяна.
- Куда такая стремительная и прекрасная? – поинтересовалась Аня.
Но сейчас не до подробностей.
- Я к тебе по делу. Я на свидание. Так мне тут идея пришла…
- Так, – по-автоинспекторски протянула Аня. - Как муж за порог, и тут же начинаются свидания.
- Да, – ещё быстрей и невнятнее продолжала Татьяна. - И у меня идея…
- Если позвонит Аркашка, подтвердить, что ты на вечерних курсах чеканки по керамике?
- И это тоже, – не могла сейчас реагировать на шутки Таня. - У тебя ведь остались билеты в театр. А я иду на свидание с заморским принцем. Всё равно пропадут. А я инопланетянину наши культурные достопримечательности покажу.
И то правда. Не пропадать же в самом деле. Вадим так и не забрал. Сдать и забрать себе деньги как-то мелочно и неудобно. Хорошо, что кому-то пригодятся.
Обещанный Девид отконвоировал Татьяну к машине. На встречу Татьяне вышел сияющий Георг в строгом сером . И, как только она потянулась к дверце машины, поймал руку и поцеловал. А дверцу сам открыл.
Ах, какие нежности. Так и привыкнуть не долго. К хорошему-то.
- Предлагаю культурно-массовую программу, – громко произнесла Татьяна, как только кончились комплименты-приветствия. И протянула Георгу билеты.
- Вообще-то, предлагать должен я. Но желание женщины закон. И театр. Как тебе удалось? Я пытался достать билеты в ваш театр, но это сложнее чем в Москве.
Татьяна снисходительно усмехнулась.
- В нашей деревне ваш глобалистский авторитет не котируется. Поехали, к началу опоздаем.
Поехали.
Волобуев лежал на руинах кресла в гримерке. Это было единственное место, где хоть примерно можно вытянуться. Егор медленно и таинственно подошел к нему. Перешагнул одной ногой через ноги Волобуева и уселся на него верхом.
- Ну что, мой маленький друг. Дай, дай я тебя поцалую. Я не могу, не могу быть тебе просто другом. Любовь моя! – по нарастающей кричал Егор, оттягивая Волобуеву щеки, как уши у чебурашки.- Бованчик, пятьсот. Пятьсот баксов. За вечер. Хозяин отдал. И это помимо мирового признания, славы и почета. Ты видел. Как они от нас балдели! Пятьсот баксов за два часа. Минус дорога, «газель», что ещё. Да максимум, долларов на пятьдесят. По двести с лишним!
Волобуев был не в силах отбиваться.
- И даже раздеваться не пришлось, – пробубнил он.
Егор, наконец, отпустил его расцелованные щёки.
- Ты что не рад? Опять из себя будешь последнего девственника строить? Если бы не я… - почти обиделся он.
- Не буду, ничего я не буду. Я рад. Давай, слезай с меня, мой уродливый карлик, – улыбнулся Волобуев.
Он хотел объяснить, что готов признать гениальность Егора. И он рад, что всё удалось. И был бы сейчас предельно счастлив, если бы не чертова спина… Но его перебил возникший в дверях мальчик-конферансье. Он смущенно улыбнулся и отвел глаза.
- Извините, хочу вас поздравить. Отличное выступление. Спасибо. Очень понравилось. Вас просят подойти к директору, – пропел он, стараясь не смотреть на мужчин.
- С родителями? – прикололся Волобуев.
А вот Егор не улыбался. Он серьезно и даже немного испуганно посмотрел на посыльного.
- Он никуда не пойдет. И я тоже. Я не разрешаю. Мы тут хотели искусством заниматься. И вообще. А не это.
И Волобуев, и мальчик в дверях удивленно посмотрели на Егора.
Волобуеву только сейчас стало ясно, что Егор не то что не поклонник, но даже и не нейтральный наблюдатель, а натуральный гомофоб. Его пугали и раздражали и этот ведущий, и посетители, и перспектива продолжать с ними какие-либо контакты.
Конферансье же расценил отказ как реакцию ревнивого любовника.
- Не волнуйтесь! – стал уверять он. – У нас этого нет. Строго. Это по делу. Насчет дальнейших выступлений.
Что деньги с людями делают. Егор моментально сменил выражение лица.
- Сейчас придем, – деловито ответил он. - К директору? Только переоденемся.
Мальчик кивнул и исчез за дверью. Егор встал и протянул руку Волобуеву, помогая.
- Ты слышал! Выступления! – по слогам повторил Егор. С особым ударением на последнюю Я.
Когда они шли по коридору в офис директора, Егор, кивая на ходу доброжелательным возгласам и поздравлениям, которые сыпались со всех сторон, приблизился к уху Волобуева и тихо сказал:
- Обними меня.
- Как? – растерянно прошептал Волобуев.
- Страстно. Как, как! Не знаю.
Волобуев не смело положил Егору руку на плечо. Проскользил до талии. Егор раздраженно перехватил его ладонь и, не зная, куда ж пристроить, так и оставил у себя в руке.
Так и зашли к директору. За ручки.
- Можете расцепиться. Мы не зрители. Заходите, пожалуйста. Садитесь.
За столом в кабинете сидели двое мужчин. Ещё один выгрузил с подноса напитки и удалился.
- Песни про лубов поёте? Давно? Почему я о вас раньше не слышал?
- Мы из начинающих, - небрежно кинул Егор. - Новая волна. С кем имею честь?
Егор слышал из разговоров, что хозяина зовут Ошот. А его постоянного друга – Лёва. С первого взгляда было ясно кто Ошот, а кто Лев. Спрашивал именно хозяин. И отвечал.
- Здесь я всё имею! А вообще, простите, я не представился.
Ошот встал и протянул руку на встречу гостям.
Слишком поздний вечер уже становился очень ранним утром следующего дня, когда Татьяна оказалась у дверей своей квартиры. Нет, всё было на высшем уровне. Театр, ужин, беседы и намеки. Георг в сопровождении недовольного охранника пришел с ней к её дверям. Руки целовал, восхищался. А потом развернулся и ушел.
- Ну, и что это было? – Вслух спросила у себя Татьяна, растерянно стоя в подъездном коридоре и слушая, как громыхает входная дверь в ночной тиши. - Даже не попытался ни на кофе напроситься, ни к себе не приглашал? Такой весь нетривиальный или игнорирует?!
Не придя ни к какому выводу, Татьяна принялась искать в сумке ключи.
- Что ничего нельзя было сделать? – удивленно восклицал Ошот.
- Я тебе говорю! –кричал в ответ Егор.- Все четыре колеса! Как в бетон! А эта Света-шпингалета. Тут без титров и перевода. Жена бы сразу…
Все уже устали смеяться, но никак не получалось успокоиться. На столе толпились минимум по две пустые кружки из-под пива на каждого. Ошот решил перейти к делу. Он свистнул официанта убрать со стола.
- Так, ребята. - Моменты рассказа Егора всплывали в памяти, и Ошот останавливал речь, улыбался и качал головой. - Что я хочу вам сказать. Не знаю, кто вас надоумил. Но идея правильная. Наша публика любит мужчин. Мужчин! А у нас по сцене скачут мартышки бритые или полудевочки-полумальчики. Вы, как я понял, всё это затеяли не для того, чтобы увидеть под окнами толпу сопливых фанатов. И уж, сто процентов, не для того чтобы рассказать о своей запретной любви. Теперь, пусть и вам будет понятно...
Работник, собиравший со стола бокалы, посматривал на гостей директора. На Волобуева с нежностью, а на Егора с завистью.
- Нам вообще-то пора. Жена волноваться будет, – отвлекся Волобуев, настороженно провожая официанта.
- Я как раз про жен, подруг, детей. Чтобы делать денежки, всё должно быть серьезно. Это теперь закрытая информация. Открытая, для публики – вы страстные влюбленные. Ради своего счастья всё бросили, и никаких жён не существует. Что у вас с репертуаром?
- Вагон!- продолжал переговоры Егор.
- В понедельник, днем? Надо послушать, что у вас ещё есть. И настраивайтесь. Здесь больших денег не сделаешь. Все деньги в Москве.
Волобуев сменился в лице. Тут же сосредоточился и хотя Егор сам хотел ответить утвердительно, опередив, Волобуев отозвался четко и быстро.
– Мы придем!
Аня совершала утренний кухонный ритуал. Сначала порезала яблоко кубиками и бросила в тарелку с кашей. Вытерев руки, взяла со стола листок и внимательно читала. Не первый и не второй раз. Но подсознание протестовало и отказывалось оставлять рецепт утренней похудательной каши в долгосрочной памяти. Достала с полки весы, а из холодильника мисочку с натертым орехом. Бросила пол-ложки в чашу весов. Посмотрела на граммы, убрала немного с чаши. Оставшееся опрокинула в тарелку. Почти ничего не насыпалось. Тогда Аня пальцем соскребла со стенок чаши ореховые крошки, и опять заглянула в листок. Достала из холодильника морковку, из шкафа терку. Вдохнула тяжело, облизала с пальца ореховые крошки и пошла к столу. Тереть морковь.
- Интересно, что я буду делать, когда действительно похудею? – подумала Аня. – Это сколько же времени освободится. И мыслей. И сил. О чем тогда думать?
Аня с тарелкой в руке оглядывала себя из безжалостного прямоугольного зеркала в коридоре.
- Каникулы прошли, результатов никаких.
Ладно, тарелку каши с терпеливо напиленными и накрошенными вкраплениями вкуса она всё же заслужила.
Вадим так и не решился отдать приглашение на придуманную презентацию Ане напрямую. Да и ничего. Не надо искать легких путей. Вадим решил зайти с флангов. А единственный флангом становилась, ясное дело, Татьяна. В десять утра он уже был у подъезда.
- Ты во сколько встал, чтобы к десяти сюда приехать? – зевала на сидении рядом с водителем Татьяна.
- Не важно. Мне не спится, - ответил Вадим.
- Ну, пошли ко мне. Бабка Зойка тебя уважает.
Ему не спится, а вот Татьяне очень даже спится. Особенно если учесть, что легла она в полпятого утра.
- Я тут некоторым не нравлюсь. Не важно. Я к тебе по делу. Вот у меня тут. Можешь передать Ане? Пожалуйста.
Вадим вытащил из внутреннего кармана приглашение.
Татьяна мгновенно перестала зевать. Вадиму одним махом удалось пробудить Татьяну и спавшего в ней зверя.
- Так. Началось в деревне утро. Вадик, и ты туда же. Ну, ты то. Ты же уже большой.
- Если тебе трудно?..
- Мне просто. А с тобой что? Забыл, где она живет? Забыл телефон?!
- По телефону она скажет – нет, и трубку повесит. А лично. Я совсем идиотом становлюсь. Я будто к солнцу слишком приближаюсь. Глаза не видят, мозги кипят, слова забываю. Все.
Вадим выковыривал ногтем рисунок с кожаного тиснения на руле, не глядя на Татьяну. Та уже бушевала. Она уронила Вадиму на плечо тяжелую руку и развернула его к себе. Лицом.
- Ну, что. Пришло время объяснить тебе, Вадик, кое-что про тычинки, белочек, а также, мальчиков и девочек.
Вид, да и голос, у Татьяны был такой, что в серьезности её заявлений сомневаться не приходилось. Но Вадим грустно улыбался, глядя ей в глаза.
Не боится!
- Так вот, – продолжила Таня, - когда мальчикам, а особенно девочкам под тридцатник, им уже не нужны такие долгие прелюдии. Твой билетно-конфетный период затянулся. Уже пойди и скажи: Анна, будьте моей. А там как получится. Может, солнцем, до вечера, а может и женой раз и навсегда. Вы свободные, вы совершеннолетние. Что мешает?!
Проникнувшись своими же доводами, Татьяна решила отдышаться от переполняющего возмущения. Она убрала руки подальше от Вадима, видимо, чтобы не треснуть ему в лоб для большей доходчивости, отвернулась, и какое-то время смотрела в боковое стекло.
Вадим молчал и улыбался.
- Я Аньку много лет знаю. Боишься, что её не ты интересуешь, а твои капиталы? Да она одна. Ты понимаешь, что это очень тяжело, быть всегда и во всем одной. Я понимаю. Ты думаешь, ей вот это надо? Ей надо, чтобы было, кому за хлебом сходить, если она ногу подвернет, понимаешь? Чтобы кто-нибудь встретил после родительских собраний. Она темноты боится. И собак. А у нас тут, знаешь, частный сектор под боком. Что ты ждёшь, Вадик?
Вадим был. А ответов не было. Он всё так же молча пялился на свой замечательный руль. Он же специально притащился почти из другого города с утра пораньше. Только здесь угол падения солнечных бликов наиболее полно раскрывает красоту шкуры крупного рогатого скота натянутой на обруч. Когда ещё рассматривать?
Татьяна резко вывернула зеркало обзора на Вадима.
- Ты, прости господи, принц, блин, датский! – указывала она на отражение и кричала: - Она же отличный человечек! Нет. Одна всё готовится. Всю жизнь готовится быть достойной, идеальной. Другой всё чё-то топчется, всё решается. Вам зачем идеалы, ребята?! Ты посмотри на себя. Людей объединяют шероховатости. Тебе зачем идеальная половина? С идеальной, ты понимаешь, ты не удержишься. Цепляться не к чему. А так… Ты вспомни. Была у тебя примадонна. Клава, твоя жена бывшая.
- Люба, – наконец заговорил Вадим.
- Люба. Денег жрала лучше лимузина. В обслуживании. Зато пацаны завидовали. И что? Какая с этого радость? А Анька, она же искренняя. Зажатая немного, но, не знаю, как тебе сказать, она же родная, домашняя. Ей вот этих золотых гор не надо.
- А мне? Мне надо? – вдруг с пол-оборота завелся Вадим. Он стал говорить так, будто сто лет ждал этого вопроса. И вот, наконец, хоть кто-то его задал.
- Ты думаешь мне? Это всё. Да мне нужно две пары брюк, кусок хлеба с салом. Чёрного. И. Ну, ещё вот, оставил бы себе, девочку. Ауди. Нет, пожалуй, я оставил бы Порша. Но не об этом. Таня, нет во всём этом хламе никакого смысла! Если не для кого!
- Ну, так Вадечка…!
И эмоции и аргументы иссякли.
Татьяна взяла оранжевую бумажку приглашения и вложила Вадиму в руку.
- Танечка. Но она же меня пошлёт!
- Точно. – Кивнула Татьяна - Но, в данном, конкретном случае это будет означать - определенно, да.
Вадим положил приглашение Татьяне на колени.
- Я буду ждать. Я всё время думаю про неё. Мне это так мешает. И в то же время, я рад. Что могу это сказать, например.
Его взгляд опять застыл в пустоте. Он повторил свою фразу так, будто цитировал Шекспира. Я все время думаю только о ней.
Таня молча слушала. Что делать? И подруги, и родственники у нее придурки. С этим ничего не поделаешь. С этим надо жить.
Татьяна взяла цветной листок и стала выбираться из машины.
Аня и Татьяна убивали остаток выходного дня перед телевизором.
В телевизоре детеныш редкой породы тигра отказывался хлебать молоко и воротил мокрую морду от соски.
- Какая хорошая. Ты мой маленький. Лапочки мохнатые. Кушай, кушай, мусичка. – Они хором болели за голодную кошку.
- Не хочет кушать. Не кушает, – переживала Аня. - Какой малюсенький!
- Ой, ребенка надо заводить, а не кыськами умиляться. - Татьяна оторвалась от экрана и пошла к столу. Наливать себе кофе, если остался.
- Подожди уже. Сейчас к Аркашке уедешь.
- А ты что ждёшь?
- Я? Я одна. Одна ни за что не решусь. Как мы жить будем?
- А теперь, говорят, денег дают на жизнь. Правда, потом. Через три года. И только четным детям.
Татьяна и правда слышала что-то на эту тему. Но не дословно.
- А ребенок через три часа есть захочет, – соглашаясь, кивала Аня. - Будет сложно ему объяснять восемь раз в сутки три года подряд.
- Что он ничего не дождется. Потому что деньги только за второго.
Почему-то это казалось смешным. Девушки дружно веселились.
- А как в войну рожали, Анна Игоревна? – сменила тон Татьяна. - Замечательно рожали.
- Так и мёрли замечательно, – опять соглашалась Аня. - Статистики нет, потому, что советским младенцам умирать не полагалось. А они не знали и только так умирали. Пачками. Дедушка рассказывал, у его сестры из десяти послевоенных детей только одна девочка и выжила. Это даже не каждый второй.
Татьяна уже уселась на диван и захватила пульт. Смотреть телевизор стало невозможно. Когда пульт в руках Татьяны, программы надолго превращаются в сплошной видеоклип.
- Умные все стали! Вот. Проблема в том, что тебе разрешили выбирать. А вот.
Татьяна, наконец, перестала переключать программы на какой-то передаче про ближний восток. На экране возникли ряды одноэтажных домов, множество грязных, оборванных детей и женщин в черном с ног до головы.
- Месячные начались – замуж без вопросов. Сколько нарожаешь? Куда их девать? Не твое дело. Смотри, ни одного здорового зуба, ни у кого, а бегают, улыбаются. А почему у нас не так?! И спорить не о чем!
- Да, замечательно, – и не спорила Аня. - Особенно удобно девочек рожать. Подрастил лет до десяти и в замуж. Чтобы не успела подумать – может читать сначала, научиться. Да, жаль у нас не так. Пока.
- Да уж. А серьёзно, я бы ни за что одна не родила. Нет, если бы так сложилось, что я осталась одна с ребенком, тут деваться некуда. Выживали бы как-нибудь. Но сознательно. Бог дал дитё, даст и на дитё. Это надо быть совсем с ампутированными мозгами!
Вдруг Татьяна вспомнила, что изначально пришла не извести весь хозяйский кофе и не обсудить демографические проблемы. Хотя и это дело. Но есть и поважнее.
Я что пришла-то. – Татьяна вытащила из кармана порядком уже зачуханный лист. - Вот. Приглашение. Пойдешь?
- Куда ещё?! – спросила Аня так, будто замучилась уже ходить по этим приглашениям. И ходит и ходит. Ни минуты свободной. Куда же ещё то? - Никуда не пойду. Что ходить?
Так, похоже, вторая серия утреннего шоу тормозов.
- Аня, я понимаю, – старалась сохранять спокойствие Татьяна, но получалось плохо. - Ты у нас Асоль. Фасоль. Сидишь на берегу и ждёшь, когда мимо проплывет труп твоего суженного. Гость у порога, Аня! Уже. Сам постучался. А ты упираешься.
- Мне не надо. Мне так хорошо. Я уже всё решила.
Аня бросилась собирать газеты с журнального столика. Поправлять салфетки, смахивать крошки. В общем, делать вид что дико, дико занята. Не до разговоров. Но всё же отвечала.
- Как мне было хорошо без Вадимов, без приглашений. Не думать, что одеть. Что сказать. Мне хорошо одной!
- Тебе не хорошо. Никому не хорошо. Тебе проще. Но это пока. А потом знаешь что?
- Что? – наконец оставила салфетки в покое Аня. - Стакан воды некому? Никто никому воду в старости не носит. Посмотри кругом. В лучшем случае плюют друг на друга, а обычно горло друг другу грызут. Зато по-семейному.
- Хуже! - всё-таки уже кричала Татьяна. - Будет, кому в горло вцепиться, уже веселее. А ты через пару лет начнешь вслух разговаривать с героями индийских боевиков. Волосы, чтобы лишний раз не расчесывать, будешь собирать в пучок, или срежешь под призывника. Будешь сидеть в учительской и с пеной у рта обсуждать одежду старшеклассниц и нового министра всех учительниц. Как он там у вас называется. Сама вокруг посмотри!
Аня решила в этот раз перекричать темпераментную подругу. Для этого она шумно вздохнула, стараясь набрать в легкие кислорода с запасом. И высказать, наконец, ей на одном дыхании… Но Татьяна, передразнивая, стала хватать открытым ртом воздух и надувать щеки. В итоги обе отвернулись друг от друга и расхохотались.
- Ань. Ну, хоть кофту новую выгуляешь. Зря старалась, что ли? – спокойно сказала Татьяна.
Когда смогла говорить.
Последний довод.
В просторном холле нового мебельного магазина за гостеприимно накрытыми столами веселился и угощался народ. Все пили, ели и с удовольствием и азартом участвовали в незамысловатых конкурсах. Со сцены, украшенной длинными кишками бело-сине-красных шариков звучали пожелание фирме Вадима. Сам он скромно сидел за дальним столиком один. Сосредоточенно думал о чем-то и отвлекался лишь иногда, чтобы звякнуть нетронутый бокал шампанского с очередным подошедшим поздравить его лично. То ли с миллионным покупателем, то ли с миллионной продажей. Вадим не вник, что придумала Лена в причину презентации. Когда поздравители уходили к своим столикам, Вадим возвращался к созерцанию хрустальной тарелки с фруктами в середине стола.
Подошла Леночка. Хорошо поддатая. Она уселась рядом и дружески уронила руку на плечи Вадиму.
- Вадим Саныч. По-моему, лучше, чем в прошлый раз получилось.
Вадим кивал, глядя перед собой.
И всё! Это Лену в данный момент и в данном состоянии никак не устраивало. За короткое время зарядить такой праздник. В сто раз круче, чем прошлая презентация, которую готовило специальное агентство целый месяц! А он сидит и кивает. И почему один?
- А где королева-то этого цирка? Не пришла?
Вадим отрицательно мотал головой. Это немного расстроило Лену.
- А что? Ну, ничего. Мы и третью презентацию организуем. Третья будет вообще зашибись. А может, сменим профиль, Вадим Саныч? Смотрите, как здорово получается. Ну, её, эту мебель. Будем презентации презентовывать.
Лена на некоторое время замолчала. Не потому что боялась, что задает слишком болезненные вопросы. Она мысленно восхищалась собой. Как у неё получается выговаривать такие длинные слова?!
- Нет. А почему она не пришла? – Лена уже не расстраивалась. Она злилась.
Вадим пожал плечами.
Пришло время не в шутку переживать за шефа. Какая-то девка всю душу ему вымотала. На презентацию не пришла! Бедный шеф уже и не разговаривает от тоски. Только головой еле крутит.
- Не по рангу ей наши презентации, – вздохнул Вадим.
Ну, хоть заговорил и то ладно, хотя аргумент поразил Лену в самый центр замутненного сознания. Как так?!
Она уронила голову на ладонь, задумавшись всерьез. Что может быть лучше их презентаций?! Что?
- А что же её нужно?! Париж и Эйфелевую башню?!
Вадим отвлекся от вазы с фруктами. Выпрямился. А потом, положил голову на ладонь, так же как Лена и задумчиво посмотрел на нее. Этот взгляд Лена уже видела…
- Может и Париж. А может, правда, Париж? – медленно произнес Вадим.
- Лучше я молчать буду! – почти трезвым голосом произнесла секретарша.
Подозрения Татьяны на свой счет Георг развеял на следующий день. Он позвонил. И после долгой вступительной речи, путая, как всегда, окончания, наконец, перешел к делу.
- Ты не хочешь в ресторан. Не хочешь в клуб, где громко музыки. Приглашаю тебя в гости. Ко мне. Добро пожаловать.
- Сначала бросил под дверью, а потом решил – ничего, сойдет! – решала про себя Татьяна.
- Я не мог пригласить даму в гостинцу. Я покупал квартиру. И теперь могу хочу пригласить тебя в гости.
Не игнорирует. Просто дурацкие издержки воспитания!
Татьяна и не знала, что в их городе есть такие дома. С коврами на входе. С вежливым приветливым консьержем в синей с золотым форме.
- Ну, прямо, как в лучших домах. Ландона. – Только и смогла сказать Татьяна, восторженно оглядываясь по сторонам.
- Да, и цены на недвижимость у вас очень похоже на британские, – поддержал разговор Георг.
Он распахнул деверь квартиры и, поклонившись, жестом пригласил входить. Татьяна торжественно, по-королевски, вступала через порог.
Лёгкую нервозность от непривычного шика увеличивала классическая музыка и классическая же клубника с шампанским, расставленная на пузатеньком столе, сделанным явно не в нашем веке и не в прошлом. Но Георг легко разгонял тучи пафоса непринужденной беседой, где не было упоминаний о ремонте и покупке недвижимости, о своем знатном происхождении, и ничего о деньгах. Ни в каком подтексте. Он не рассказывал, какую машину сейчас ему «гонят» из Японии, и сколько он потратил за сутки на каком-нибудь модном курорте. В общем, не было всего того, о чем считает обязанным доложить любой наш средневзятый, более-менее не бедствующий мужик. А ты обычно киваешь и думаешь – зачем, я ведь и не спрашивала?
- Не понимаю, почему ты перестаешь работать. Ты теперь будешь босс, будешь у своего кабинета, не будешь с твоими гадюшками, где раньше. - Цитировал раннюю Татьяну Георг. - Разве ты не хотела карьерный рост. Или тебя не устраивает оплата? Это можно обсудить?
- Нет, всё хорошо, – ответила Татьяна и с ногами забралась в огромное ушастое кресло. Она помещалась на нем вся целиком. Умостившись головой на подлокотник, она утонула в персиковом снеге подушек и поняла, что выбраться самостоятельно теперь не сможет. Одна рука занята бокалом. Ноги еле достают до противоположного подлокотника, но ни на что твердое не опираются. Георг улыбался, глядя на всё это, и не очень спешил спасать тонущую Татьяну.
- Я испортил твоей карьера, когда стал тебе протэкт? – спросил он, когда всё-таки подошел тянуть репку из кресла.
- Ты тут не причем – продолжала бороться с мягким пленом Татьяна. И нравилось ей это гораздо больше, чем обсуждать производственные свершения.
- Это сплетни. Это есть всегда. Я знаю. И это пройдет. Если дело только в этом. Разве тебе не достаточно знать, что это не так. Ты действительно талантливый экономист. Я это вижу.
- Существует потолок, после которого женщина в фирме перестает считаться человеком. У всех по-разному, в нашей, я думаю, это начальник отдела. – Татьяна перевела дух и запивала победу над креслом каким-то супервкусным шампанским с неизвестным её названием на черно–фиолетовой этикетке. - Нет, существуют зельц –директорши, обычно «до двадцати пяти, рост, вес, можно без опыта». Но это чаще всего для камеры.
- Камеры? Какой?
- Какая приедет. Приедет телевизионная, девочка всерьез будет декламировать, что она сама выбилась из секретарш в директора. А приедет другая, тогда она сядет, за тех, кто её на самом деле двигал. Понимаешь?
- Нет.- Честно ответил Георг.
- Не только в этом дело, – попыталась закрыть тему Татьяна. - Втянусь. Действительно предложение интересное. Жалко будет бросать. У меня другие планы. Здесь мне долгосрочные проекты пока не нужны.
Ну что это за разговоры в такой светской обстановке с таким вином и свежей клубникой. Просто какое-то извращение.
- Показывай квартиру, - Татьяна выпрыгнула из кресла. – Сколько комнат?
- Одна, - ответил Георг. - Одна комнат. Одна бафрум. Торговец этой квартиры смешной. Наверное, в прошлом балерин. Это, все время говорил, зал. «Пойдемте в зал. Смотрите - зала».
- Как это одна? – не поверила Татьяна - Пойдем на экскурсию. Вот эта. Две по коридору. Это уже три.
- У нас считают спальни и комнаты где мыться. Забыл.
Ну да. Тогда у нас полно жилья, где нет ни одной комнаты.
- А если бы продавец расставил тебе в каждой комнате по кровати, или по две. Ты бы думал, что три спальни? – интересовалась Татьяна.
- Нет, я бы думал, что это какой-то скаутский лагерь. Вообще четыре. Настоящая спальня там.
Татьяна резво побежала к двери, на которую указал Георг. На тот момент ей было просто любопытно. Да и порадоваться за человека. У него есть спальня. Своя.
- Настоящая кровать! – восторженно завизжала Татьяна на пороге.
- А какая ещё бывает? – удивился Георг. – У тебя нет дома кровать?
Татьяна не могла этого не сделать. Она разбежалась и прыгнула в зеленовато-серую гладь покрывала.
- Я? У меня? – всерьез задумалась она и стала припоминать. - Слушай, а действительно. Помирать скоро, а у меня никогда не было комнаты с кроватью. Сначала я жила в проходной комнате. Там был диванчик. Убитый моими братьями и перетянутый дерматином.
- Убитый на проходной? – уточнял Георг.
- Да, пружины, кишки из подушек, понимаешь. А комнаты трамвайчиком. Одна, из неё другая. Понимаешь?
- Нет.
Дикий человек. Что возьмешь? Татьяна уж и рассказывала и показывала на пальцах, как кишки из подушек сыпятся, сыпятся. А дядя Вася – родственник её, прикупил новую обивку и гвоздиками чик-чик. Не понимает.
- Потом… Ах нет, в общаге была кровать, но это не считается. Пришлось украсть дверь с другого этажа и положить на сетку, а то невозможно было. Спать. Потом опять диван. А последнее время я вообще веду половую жизнь. Расстелил одеялко, собрал. Иначе ходить негде.
- Японский стиль. Очень модно, – закивал Георг.
Видимо, нашлись слова в этом чудном рассказе, которые смогли нарисовать в воображении Георга хоть одну понятную картинку.
Татьяна безнадежно махнула рукой, а потом плюхнулась не глядя, в ворсистое покрывало кровати. Музыка, доносившаяся фоном из глубины квартиры, стихла. Георг подошел к музыкальному центру в спальне.
- Как насчёт джаза? – просил он, перебирая пальцами диски.
- Как насчёт секса? – приподнялась Татьяна и в упор глянула на Георга.
- Как скажешь.
Не дрогнул ни один мускул его лица. Только взгляд поменялся мгновенно. На взгляд хищника догнавшего добычу. Он резко отбросил выбранный диск. И с разбегу прыгнул на кровать.
То, что хорошо началось, должно, ясен пень, кончиться плохо. Волобуев и Егор успешно вели свой маленький шоу-бизнес. Немногочисленные местные и отдаленные клубы были окучены. «Перцы хилтона» обрели ни один десяток почитателей своего таланта. Денис даже соорудил сайт и поддерживал переписку с поклонниками, с дальним прицелом организовать таки торговлю сувенирами и личными вещами членов группы.
Голубой вагон с песнями бежал, качался туда, где и народ более расположен к разного цвета артистам, и где денег побольше. Короче, в Москву в Москву.
Ошот услышал спор Егора и Волобуева. Стенки купе позволяли дословно вникнуть в проблему.
- Только на ночь мы ни за что не останемся!- требовал уточнить Егор, ещё не понимающий, зачем продюсер позвал их к себе.
Ошот начал сразу с дела.
- Хочешь на всю страну решать свои личные дела? Поэтому в Москву едешь? – серьезно обратился он к Волобуеву.
- А я ему что говорю! – ответил за него Егор. – У нас контракт. Дело идет. Это никак! По крайней мере, сейчас!
- Давай я тебе кое-что объясню, – мигом заткнул Егора Ошот, даже не взглянув на него. – Есть человек с деньгами. И ему нужно уйти от налогов, списать расходы, легализовать наличность, совсем не обязательно криминальную. Хорошую. Но просто есть метод сделать это подешевле. Повыгоднее. И тогда кто-то с деньгами ставит яркую ширму. Из, например, новоявленных звезд сцены. Кто-то привлекает своих детей или жен. Но у меня ни того, ни другого. Ты понимаешь?
Бледный Егор уселся на нижнюю полку, но покоя найти не мог. Он суетился, пытался вставить оправдания или обещания, но и слов подобрать не мог. Волобуев виновато смотрел в пол, но был спокоен.
- Ты понимаешь? – продолжал Ошот. – Никто никогда не раскручивает музыкальные группы для того, чтобы донести радость искусства в массы. Есть шоу, есть бизнес. Есть нормальный, и даже честный бизнес. И каждый должен до конца играть свою роль. Пойдут дела в Москве – я скажу, вот хорошие парни, я в них столько вложил. Кстати, реально немало, но скажу, что больше.
- А если не пойдут? – зачем-то спросил Волобуев. Будто и впрямь переживал за дела Ошота. – Скажешь, что очень много вложил. А группа – дерьмо.
- А это ещё лучше, – терпеливо объяснял Ошот. – Тогда скажу: какие такие доходы, налоги? Вы посмотрите. Группа – дерьмо. Я банкрот. Всё в них вложил. А прибыли нет. Главное – видимость. А ты хочешь разрушить видимость. У тебя личные дела. А по контракту у тебя одно личное дело – любовь к Егорушке. И я вас не просто взял до Москвы покататься. Разрушишь товарный знак, испортишь имидж «Перцов» - сорвешь концерты. Сорвешь концерты, я тебе такую неустойку выставлю!
Волобуев не дослушав, молча кивнул и вышел из купе. Егор растерянно оглянулся на Ошота. Тот вроде не разозлился такому выпаду и просто спокойно продолжил пить чай из местного стакана в железной подставке. Егор перевел вопросительный взгляд на Лёву, всё это время молча просидевшего напротив Ошота. Лев смотрел уверенно, успокаивающе и даже с тенью улыбки. Егор выдохнул, попрощался и пошел обрабатывать Волобуева дальше. До Москвы он должен стереть его мысли на счет поисков матери и телевизионных разоблачений.
Первое, что сделал Волобуев по приезде, пошел и подал нужные заявления на розыск.
А то, что начиналось плохо, закончится плохо непременно.
Татьяна долго подбирала слова. Печатала и стирала страницы текста. Она решилась сегодня. Ровно месяц, как уехал Аркадий. Ровно месяц её роману с Хьюпшамон. К чему эти бухгалтерские подробности.
Это не пакостная вседозволенность, не скука и уж, конечно же, не корысть. Просто первый раз за, да, за всю жизнь, она почувствовала как это приятно - быть беспомощной, зависимой, слабой. Не оттого, что ты уже не в силах оторвать от земли свою распухшую голову для очередной атаки на стену нового дня. Не оттого, что больше не можешь решать все проблемы одна, а часы тикают, и ответственность не только за себя хрустит позвонками на твоем горбу.
Хоть пять минут в день никакой, ни малейшей ответственности. Просто проходить мимо, тыкать пальцем и говорить: хочу. Не думать, что варить и где сначала взять сырое, чтобы варить. Не ужинать на стиральной машинке в ванной, потому что Зоя Ивановна экономит свет в комнатах. Не просыпаться на работу, не идти на работу! Не понимать, как что-то важно и не думать о последствиях. Вообще иногда ничего не понимать. Не держать под контролем, не надеяться на себя совершенно. И спать в настоящей кровати. Хоть иногда.
И все это не потому, что она заслужила, добилась и теперь имеет право исполнять победный танец на пепелище завоеваний. Просто пришел мужчина и сказал – Ты живи, а я обо всем позабочусь.
Татьяна оправдывала себя полностью, но всё же считала – Аркадий достоин большего, чем высокотехнологичное расставание по переписке.
Они уже встретились в аське в условленное время как всегда, но Татьяна ещё не знала, какими словами начнет объяснение и сможет ли подобрать ответы на вопросы с той стороны. Или придется просто выключится из сети, из жизни Аркадия, из прошлого. И пусть разбирается, как знает.
Обсудили новости и скорую свадьбу общих друзей. С каждой фразой ей казалось, что признаться теперь будет особенно нелепо и не к месту.
- Я от тебя ухожу Я не оформляю документы Я не приеду к тебе в Канаду Люблю другого, – напечатала и мгновенно отправила Татьяна не перечитывая, не расставляя знаки. Потому что ещё секунда, и она не решилась бы отправить.
Больше никогда не плакать из-за мужиков. Это Татьяна обещала себе после первого развода. А как это сделать, если человек, с которым прожила четыре года. Не прожила, выживала. Без паузы, без многоточий, даже без дурацкого грустного смайлика отвечает на мучительное признание в том, что раастется с ним фразой – «Понито. Ну, а как вообще дела?» И из дальнейших строчек было ясно, что это не самозащита, не шоры безразличия и деланного спокойствия, на зло. Будто она сообщила, что разбила очередную «самую любимую» чашку неугомонной бабы Зои. Или написала про пятикопеечную потерю. Или покупку. Уходишь. Понятно. А как вообще. И дальше про какие-то книги, которые он просил переслать и любимый свитер, если не трудно, а ещё он встретил на новой работе однокашника, с которым не виделся одиннадцать лет и ещё…
Татьяна на ходу схватила сигареты и выбежала в коридор, втирая слезы обратно в красные глаза. Она специально ушла по лестнице на пролет ниже. Сейчас ей не хотелось никого встретить и ничего объяснять. Она услышала тяжелый шумный свист и басистое оханье. Звук доносился снизу. Татьяна с лестницы заглянула на площадку пятого этажа. Теща Волобуева нависала на перилах, с трудом удерживая себя одной рукой. Другой держалась за сердце.
- Здравствуйте, как у вас дела? – Спросить надо было обязательно. Женщина явно не изображала тяжелое состояние.
- Тань, здравствуй, – выдыхала каждое слово теща. - Плохо у нас дела. Ты плачешь? Что глаза красные? Или болеешь? Ещё стоишь в холодном подъезде без куртки!
- Да, ерунда. Меня муж бросил. У вас то что? С Вовкой опять? Или внуки?
Тёще вроде стало получше. Она оторвалась от перил. Выпрямилась. Её рука из области сердца переместилась на подбородок. А выражение чересчур бледного лица стало резко удивленным. Но в то же время она качала головой так, будто давно сделала верные ставки на тотализаторе по поводу Татьяниного мужа, и сейчас ничего не оставалось, как констатировать факт выигрыша.
- Аркашка - компьютерщик?! Вот же сволочи! Кабелины все поголовно! Не плачь Татьяна! Все они твари! Наш то, ты представляешь! Ой, гад такой. Всё, сейчас давление начнется.
- Что случилось-то? Вы за лекарствами? Может у меня есть? Вы, давайте, посидите лучше.
- Я побегу – не усадилась на ступеньки тёща. - Тут сдохнуть спокойно не дадут. К Катьке побегу. Этот кабель из семьи уходит. Ты можешь представить?!
Вообще, Татьяна спросила только на случай, если «скорую» срочно вызвать нужно. Она была погружена в собственные личные проблемы, и было ей не до кого. Но эти новости выгрузили её обратно в объективную реальность.
Вот так думаешь, у тебя плохо…
- Вовка? – усмехаясь и нисколько не веря, переспросила Татьяна.
- И к кому, Таня? Ведь к мужику. Сколько я ей говорила. Но мать же дура. А он вон. Вещички собирает, погань извращенская. Сначала, командировки каждые выходные. Третья смена, четвертая смена. А теперь сумки собрал. Я, Татьян, побегу.
Теща шмыгнула в приехавший лифт.
Татьяна, долго не моргая, смотрела на тлеющую в своей руке сигарету. Что-то она собиралась делать? Ах, да рыдать по поводу… В рейтинге поводов для расстройства её только что выбыл даже из первой сотни.
- Нет. Что телевизор с людями делает?! – вслух сказала сама себе Таня и пошла к своей квартире. Но всё это надо было перекурить. У дверей она достала сигарету. Медленно.
Приехал лифт, и вышла Аня.
- О, привет.- Увидела она Татьяну. - Что с вами со всеми? Соседка на меня из лифта вылетела с квадратными глазами. Ты какая-то очумевшая? А что у тебя глаза красные? Болеешь?
- Да что я! – прокричала Татьяна - Мне сейчас сказали, Вовка Волобуев из семьи уходит к другому. Жену бросает и уходит к мужику.
- Это как? А дети? У него же дети.
- А что дети? Ради баб детей бросают. А он… Нет, кто бы мог подумать!
- Бедные дети.
Аня зашла к себе в квартиру и дверь закрывать не стала. Она точно знала, что остаться с такими новостями один на один её подруга не сможет. А Татьяна и не собиралась. Докурив, она направилась в Анину дверь, и тут на площадке возник Волобуев. Не долго думая, или вообще не думая, Татьяна схватила его за шкирку и затолкала в квартиру.
- Вовка, ну как ты можешь? – прижала она Волобуева к захлопнувшейся за ними двери.
- Здравствуйте девчонки, а я к тебе, Татьяна. А ты тут? – совсем не соответствовал общему настроению Волобуев.
- Я тут. А ты куда собрался?! Вы вообще способны думать о чем-нибудь, кроме себя?
- Тань, я Аркашке должен. Вот. Пятьсот долларов отдаю, остальные потом отдам. Но отдам, ты не сомневайся. – Волобуев так и оставался ровненько стоять у двери, как его впечатала туда Татьяна. Он видел, что девушки чем-то расстроены. Вполне возможно даже им самим. Стараясь не совершать резких движений, Волобуев достал деньги.
- Да? А я и не знала. Ладно. Спасибо, – на секунду переключила внимание Таня.
- Ну, я собственно, шёл отдать. Чтобы не вечером долги отдавать. А то я вечером уезжаю.
Волобуев, поглядывая на дам, двинулся в сторону дверной ручки. Зря.
- Куда, куда ты, Вова? – Татьяна с силой развернула его на место. - Ты о детях подумай. Что же ты за сволочь, Вова. Куда ты едешь? Брось это!
- Вы знаете, как современным детям тяжело, - подключилась Аня. - У них и так проблем выше крыши. А вы им ещё такое хотите устроить. Семья - это единственный остров стабильности. Должен быть. А что выходит?
Волобуеву стало всё ясно.
- Так. Кто меня заложил? Ёж?
- Тёща, - честно ответила Татьяна.
Ну, конечно. Как он мог подумать на Егора. И зачем далеко ходить. У него же под боком карманный Штирлиц.
- Какая разница кто? Ты на пять минут вперед подумай? Ты понимаешь, какие последствия будут – кричала ему в лицо Татьяна.
- А ты понимаешь, что я об этом всю жизнь мечтал. Если я сейчас не поеду, то уже никогда, – перекрикивал её Волобуев.
- О детях! О детях подумай! – требовали два женских голоса.
- Нормально всё будет. Клоуном притворятся - это тоже не выход. Всё равно не работа. Ничего прорвемся. Плевал я на эти голубые контракты. Я должен с ней встретиться! - ещё громче отвечал Волобуев.
И вдруг всё резко стихло. Татьяна, Аня и Волобуев, долго не моргая, смотрели друг на друга.
- Так всё-таки с ней? - первой включилась Аня. - Что-то я нить потеряла.
Весть о изменнике-муже нетрадиционной ориентации застала Катерину в холле городского дома культуры. Здесь были её основные места работы. Точнее географически место было всего одно. Дом той самой культуры. Ночами Катерина сторожила первый этаж. А заодно мыла. Чем ещё ночью заниматься? Местный лавочник Мамед держал в холле киоск с канцелярской мелочью для здешних офисов и с офисной же едой в виде одноразовой лапши и пакетиков кофе «три в одном». Он предложил Катерине не ходить далеко и вообще никуда не уходить после ночной смены, а просто работать продавцом. Здесь же в холле. Плюс прибираться в лавочке и проводить учет всей этой офисной хрени. В итоге Катерина могла работать на четырех работах, почти не сходя с места. Когда смены в киоске и в сторожах у нее совпадали, она неделями не покидала этот красивый и, благодаря ей же, чистый холл. Правда, и зарплат получала четыре. Два раза как уборщица, один как продавец и один как сторож.
Запыхавшаяся теща с мастерством налетчика проникла за прилавок. С криком - Катя, закрывайся, он вещи собирает!
Сразу поддавшаяся принесенной панике Катя, успокоилась только когда по третьему разу уточнила, что все у них живы и здоровы.
- Живы то все! – не унималась тёща. - А вот как?! Как мы жить будем? Уходит Вовка. К своему этому. Любовнику. Как дети без отца. Самый возраст такой. Кого они слушать будут, меня?! Катя, беги, говорю. Он вещи укладывает. Прямо сейчас. Дома.
- Мама, ну, нельзя же так. Мам, командировка у него. На три дня. Кто ему вещи соберет? Вот он и собирается. В дорогу любимому зятю лучше бы приготовила, а то правда, как беспризорник. Жена не соберёт, тёща бегает.
Катерина попыталась продолжить работу. Но перевозбужденная тёща швырнула в покупателя пачкой сигарет и разогнала остальных желающих что-нибудь приобрести убедительным криком:
– Обед! Не стойте.
- Что же ты у меня за дурочка? – трясла она Катерину за плечо. - Какие командировки? Под выходные. Уже какие выходные он домой под утро является?! А теперь и вовсе, сумки складывает.
- Мам, ну какие выходные, кто сейчас на это смотрит. Выходные, проходные. Начальники сказали, будешь пахать и в три смены и в выходные. Сейчас везде так. Он там работает без году неделя, что он права будет качать? Успокойся.
- Катя, мы его теряем. Мне не кажется. Катя, надо что-то делать. Немедленно!
- Не иначе плакать будем.
Аня и Татьяна уже час не переставая хохотали, пересказывая историю с Волобуевым друг другу. Не смотря на то, что присутствовали и участвовали в ней вместе.
Вот так и начинаются мировые войны. Одна недослышит, другая недосмотрит, а потом все всё правильно поймут. По-своему.
- Ой, на улице жара, лето летнее. С тобой-то что? Где ты успела простудиться в такую жару?
- Я здорова и свежа как майская буйволица, – наконец перестала смеяться Татьяна.
- А глаза больные, красные.
- Я не болею. Я оплакиваю потерянную невинность
Аня пошла открывать форточку, но остановилась и оглянулась.
- Что, уже пора? Не рано? Рассорилась со своим нереальным кавалером?
- А, меня муж бросил, – между делом ответила Татьяна.
- Какой?!
Вопрос вполне в Анином стиле. Их же было три десятка. Какой, под каким номером?
- Представляешь, пишу ему... – начала жаловаться Татьяна. Но трудно войти в образ, когда рассказываешь человеку, не испорченному современной цивилизацией.
- Ты что уже знаешь его адрес? – удивилась Аня.
- Да мы с ним всё время переписываемся. Как самолет в порту сел. Каждый день. Адрес. По электронке, по аське. Аня, когда начнешь осваивать высокие технологии?
Аня вздохнула.
- Да. Надо.
- Я ему пишу, – продолжала Таня, хотя уже и без нужного трагизма в голосе. - Сначала, так, общие фразы пишу. Потом пишу — дорогой, я к тебе не приеду, у меня тут случилась любовь и... В общем, не приеду. А он мне. Отвечает. Понятно. Ну, а как вообще. И потом ещё учебники ему какие-то найди и передай.
Просто праздник какой-то. Парад лучших рассказчиков. С доставкой в квартиру.
- Не поняла, – тихо констатировала Аня.
- Зато я все поняла. Только поздно. Нет, ну ты помнишь его еще три года назад. Тощий, на ноги нечего одеть, на зиму ничего нет. Да если бы ни я, так бы и торчал на своем койко-месте и тестировал бы железяки по ночам. Вот ведь урод.
Татьяна злилась. Не на то, что Аня такая непонятливая. Вспоминать это не доставляло никакого удовольствия. Татьяна терзала красную диванную подушечку и когда на последнем слове она с досадой бросила её на пол, Аня решилась уточнить.
- Но это означает - ты его бросила?
Татьяна на секунду задумалась. Формально крыть было нечем. Но ведь не это главное. Она так и ответила.
- Это уже детали. А что он мне? Я ему что, погоду на завтра сообщила. Понятно, а как вообще дела! А четыре года мы вместе не жили?! Не о чем расстраиваться? Как вообще, ничего?!
И не формально, и в подробностях. Только логики эти сумбурные пояснения не добавили. Ясно было одно.
- Тань. А ты серьезно? Меняешь Аркашку на этого своего президента заезжего? Ты же его почти не знаешь… Он, может, здесь фигура значительная, а на самом деле где-нибудь на Брайтоне ботинки чистит. Задурил тебе голову.
- Ну, во-первых, точно не чистит, это я знаю. Но дело, в сущности, не в этом. Даже если бы он был из-под моста. Аня. Одна его походка, а осанка, а как он руку целует. Не выдергивает тебе её из плеча, а так, как будто он всю жизнь женщинам руки целует.…Да что там руки! Он такой! Аня. Вот, просто, в метро он к тебе подойдет, молча, незнакомый, посмотрит. Скажет - пошли. И ты пойдешь.
Блицкрига не получилось, и теща решила добиваться реакции измором. Но Катерина, прекратив внеплановый перерыв, вернулась к работе и никаких действий для спасения ячейки общества предпринимать не собиралась. Кроме как зарабатывать для этой ячейки деньги.
- Иди, говорю, домой я за тебя поторгую, – жужжала тёща, подтаскивая Катерине и себе стаканчики с дымящимся кофе. И не тем что продается в их ларьке. Хорошим, вареным, из автомата. Когда поставили машинку, всем работникам в здании раздали карточки на десять бесплатных подходов. После вечера в руках у Волобуева кофейная карточка бесплатно обеспечивала качественным напитком Катерину бессрочно. Вот какой муж!
- Мне есть о чем думать. – А Катерина продолжала недопонимать трагизм момента. - Лето на носу, Дашка опять в городе проторчит все каникулы. Денис хорошо хоть на бесплатное поступил. Так его одеть надо и зимние сапоги новые надо. Студент все-таки. Ещё этот выпускной, это не меньше десяти тысяч.
Тёща временно утратила запал и отвлеклась.
- Десять. У наших соседей по даче внучка в прошлом году школу кончила. В тридцать не уложились.
- Ну, у них девочка. У нас, слава богу, мальчик, может, подешевле выйдет. Нарядов не надо, причесок не надо. Костюм хороший надо. А я сейчас пойду за мужем следить, чтобы меня с работы уволили. Мне бы твои заботы.
Теща посмотрела в уже пустой стакан. На бесплатную, благодаря зятю, пластиковую карту. На свою глупую дочь. И вспомнила сверхзадачу.
- Катя, ты не видишь какие у других мужья? Алкаши, наркоманы и бездельники. Наш со странностями, но ведь! А переманят его сейчас, и что ты делать будешь? А ему что разве плохо? С мужиком будет? Ни тебе детей, кормить одевать никого не надо, выпускных не надо. Живи только, наслаждайся. А ты знаешь, что у него телефон? Он завел себе мобильный телефон, и шушукается со своим. Голубком.
Это была действительно новость. Бюджетом и крупными покупками давно заправляла Катерина. Мобильный телефон – это значительное приобретение. Она не купила бы себе, не посоветовавшись с мужем. Да и зачем?
- Не знаю. А что же он мне номер не сказал?
- А вот и то! - выкрикнула тёща. - Чтобы ты влюбленным со своими глупостями про детей и семью не мешала!
Мамины паникерские рассказы всё ещё оставались просто плодом воображения пересмотревшей ток-шоу пенсионерки. Нормальный у неё муж, нормальный. Гетеросексуальный. Но ударная волна подозрений уже заставляла Катерину развязывать рабочий фартук. В конце концов, время пять часов, два часа до закрытия. Не убудет с ларёчного бизнеса. Тут форс-мажорные обстоятельства.