Широкой публике известно, пожалуй, лишь их общее, обезличенное наименование – «малые голландцы». Многие недоумевают – почему «малые», из-за чего, что это значит? Объяснений можно привести несколько: во-первых, они «малые» относительно крупных, «больших» голландских мастеров того же периода – прежде всего это Рембрандт и Рубенс; во-вторых, из-за преимущественно малых форматов их картин; наконец, в-третьих, из-за жизненно-бытового характера сюжетов, которые предназначались не для дворцов или апартаментов богатых буржуа, а для жилищ простых горожан, ремесленников и даже крестьян. В отличие от «больших», «малых» голландских живописцев было несравненно больше по числу, и ряды их сильно разнились по значимости и мастерству. При этом надо сказать, что крупнейшие мастера из разряда «малых» (такие как Рейсдал, Вермер, Стен, ван Остаде, ван Гойен), попавшие туда исключительно по камерному характеру творчества, мало уступят в мастерстве своим «крупным» коллегам. Ян ван Гойен... Это имя практически ни о чем не говорит широкой публике...Так же, как и картины этого «малого» голландца... Сколько раз приходилось в музеях быть свидетелем печального зрелища – обыватель подходит, читает имя автора, название произведения, год создания, быть может, даже краткую аннотацию и… не удостоив даже мимолетным взглядом картину, движется дальше. Что это? Нежелание или неспособность? Порою всё вместе. Представим себя на его месте. Действительно, о чем говорит нам пейзаж, написанный «малым» голландцем Яном ван Гойеном (ещё и имя такое неудобное) почти 400 лет назад? Итак, прежде всего читаем табличку: «Пейзаж с дюнами, 1629 год, из собрания Staatliche Museen, Берлин, дерево, масло». Художник написал её в 33 года, то есть в полном расцвете жизненных сил. Дюны? Странно... Неужели в Голландии так много песка? Побуждаемые этими мыслями, мы смотрим произведение и видим следующее: огромный песчаный холм, потом дома, деревья и небо... Если обыватель дотошный и ещё не уставший от обилия экспонатов, он замечает людей. «Какая смешная у него шляпа», «А вон там наверху еще один человечек, он уходит», «А по дороге лошадь катит повозку», «Вот как жили люди (в каком там?) в 1629 году!», «Плохо жили люди-то – дома того и гляди развалятся». Способен он, этот незамысловатый на первый взгляд пейзаж, а посредством него и сам мастер Ян ван Гойен, сказать зрителю, современному зрителю начала 21 века, нечто большее? Попробуем разобраться.
Начнём с рассмотрения композиции. Что же превратило этот простой сюжет в картину, каким образом живописец наделил этот отрывок реальности своим художественным видением, какие композиционные средства использовал для этого мастер? Любая картина воспринимается зрителем слева направо (то есть так же, как мы читаем и пишем), соответственно восприятие начинается с левого верхнего угла. При этом в нашем случае переход с неба на огромный песчаный холм происходит так быстро, что мы этого практически не ощущаем. Далее по пологому склону взгляд «скатывается» налево к дороге и замечает дома, деревья – в общем всё, что находится как бы за освещённым холмом, в том числе и маленькую лошадку, запряжённую в повозку (позже будет понятно, какую важную роль эта деталь играет в картине). Далее, образно говоря, ван Гойен предлагает нашему взгляду продолжить путь вместе с этой лошадкой по любезно проложенной им дороге. Неторопливо прохаживаемся мы мимо домов, пристально рассматриваем каждую их деталь, интересуемся пространством за холмом, невидимым нашему взору, но столь притягивающим своим расположением (практически в геометрическом центре картины) и сильным контрастом с освещённым склоном, огибаем холм по накатанной колее дороги (карабкаться и продираться сквозь заросли кустарника взгляду не с руки), наконец, замечаем группу людей справа и останавливаемся для того, чтобы рассмотреть их подробнее и передохнуть. Здесь необходимо отметить важный элемент композиции, о котором ещё не было сказано ни слова. Мы обходили его молчанием не случайно – этот элемент вроде бы не несёт никакой смысловой нагрузки, однако для построения композиции играет важную роль. Это небольшой заострённый столбик, вкопанный в холм и слегка наклонённый вправо. Мы уже обратили внимание на него в начале восприятия картины (когда в глаза сразу бросилось светлое пятно песчаного холма). Потом, когда по дороге огибали холм, мы словно зацепились за его остриё невидимой верёвкой и по радиусу обошли препятствие. Не случайно столбик указывает наверх и вправо – на дальнейшее наше движение. Но об этом чуть позже...
Знакомство с группой отдыхающих людей длится недолго. Как только наше внимание вновь обращается к заострённому столбику, нас перестают привлекать незнакомые люди, находящиеся в покое у подножия холма. Нас начинает интересовать человек на вершине. Он изображён силуэтно на фоне неба с ношей на плече. Вдалеке, справа от него, как некую цель его пути, мы замечаем столб с флажком на вершине. В итоге взгляд наш соединяется с небом. Таким образом, мы охватили внимательным взглядом все элементы композиции, причем, сделали это не случайным образом, а так, как это задумывал автор. После этого взгляд уже свободно перемещается в пределах картины.
Однако только ли в этом ли смысл? Только ли цель выстроить такую тонко продуманную композицию ставил перед собой ван Гойен? Или же в этой продуманности и лаконичности построения произведения кроется нечто большее, завуалированное и недоступное мимолётному взгляду… Хорошо известно, что "малые голландцы" были мастерами жанровых аллегорий. Так попытаемся же распознать другие смыслы, присущие этой композиции. Исходя из буквального рассмотрения,- это типичная «жанровая картина»: люди, находясь в привычной обстановке, возле места своего обитания, решают какие-то одним им известные вопросы, а, может, просто общаются на отвлечённые темы – жизнь течёт своим чередом. Исходя из рассмотрения доминирующего мотива картины, -это «пейзаж»: природа и человек сливаются в едином движении и покое. Главный элемент композиции – маленький человек на вершине песчаного холма (снова и снова исследуя все композиционные схемы и каждый раз обнаруживая свой взгляд остановившимся на этом маленьком человеке, мы убеждаемся именно в этом) – может интерпретироваться как сам автор. Он, подобно нашему взгляду, прошёл длинную дорогу – некоторое время назад он был там же, где сейчас находится повозка (тем самым прекрасно ощущается в картине дыхание времени), он прошёл мимо тех же домов, заглянул за холм, продолжил шествие по дороге, перекинулся парой слов с людьми (знакомыми ли нет), быть может, присел на пару минут передохнуть и отправился дальше… Люди остались (они даже не посмотрели ему вслед), остались дома, остались шуметь от легкого ветерка деревья. А вот показалась лошадь с повозкой – скоро она также поравняется с домами, потом обогнет холм и погонщик поприветствует группу людей, поднимется в гору и скроется из виду. Аллегория жизни – бесконечное течение её времени... Люди приходят, проходят мимо других людей, и вот уже новые люди приходят и новые, и другие, и все они рано или поздно скрываются из вида за высоким холмом, и никто не смотрит им вслед. Бесконечная дорога, связывающая все элементы картины, символизирует жизнь. Дорога эта проходит через освещённые и затенённые полосы земли, она извилиста, иногда встречает ровные участки, иногда спуски, иногда крутые подъёмы. А впереди, как некая отвлечённая цель, маячит едва уловимый флажок на столбе.
Но, размышляя над картиной и анализируя всё вышесказанное, понимаешь, что содержание её более конкретно, чем аллегория жизни. Разумеется, отнюдь не случайно мы ранее соотнесли удаляющуюся маленькую фигурку человека с автором картины. С ней же, соответственно, может соотнести себя и зритель. Тема одиночества человека, несомненно, интересовала ван Гойена в этой работе. Одиночества не физического, не обыденного, но сущностного, экзистенциального... Одиночества глобального, вселенского масштаба, причина которого – невозможность полного взаимопроникновения мыслей и чувств различных людей друг в друга. Причину этого автор, возможно, видел в маленьком флажке на вершине столба, в маячащей в туманной дали цели…
Наконец обобщающий, глубинный, наиболее сложно поддающийся раскрытию, требующий определённой подготовки от зрителя смысл картины заключается не в том, что фактически изображает картина, и не в том, на что она аллегорически-символично намекает, но в целостном впечатлении, которое можно описать следующим образом: уединение; покой; тишина; торжественный свет. Торжественность одиночества маленькой спины, удаляющейся от нас с ношей, закинутой на плечо. Одиночество художник представил как своё (быть может, единственное) настоящее достояние. Человеческое «Я» как высшая ценность. Глубокий покой... Ничто не обращено к нам в картине – ни один жест, ни один звук, ни один взгляд. Мягкий свет обволакивает склон песчаного холма. Покой царит не только в пейзаже, как в физическом явлении, - высокий духовный покой наполняет пространство: покой чистого созерцания. Даже сдвинутая сильно вправо группа беседует приглушённо: на фоне спокойствия природы, самой жизни голос человека кажется едва уловимым. Но в этой пронзительной тишине есть таинственная жизнь. Её наполняют звуки природы – щебетание птиц, неспешный шорох ног лошади, шелест ветра, скрип двери дома. Мистическое пространство картины, рамой отгороженное от внешнего мира, поглощает внимание зрителя полностью, оно погружает его в себя, и зритель существует в этом мире, существует благодаря мастерству художника, благодаря его чувству, благодаря своему вниманию и способности восприятия.
Таким образом, мы рассмотрели картину практически со всех сторон и создали так называемую иконографическую интерпретацию, то есть раскрыли смысл того, что изображено. Мы попытались приблизиться к пониманию содержания произведения. Однако нами остался неохваченным ещё один очень важный аспект, без которого рассмотрение произведения живописи выглядит однобоким. До сих пор нас интересовало «что» изображено на картине, теперь же рассмотрим её с позиции формы, то есть проанализируем работу с точки зрения живописной техники мастера: «как» изображено.
Технология масляной живописи голландских мастеров 17 века уникальна: она представляет собой предельно простую и лаконичную последовательность приёмов. Но одновременно с этим в этой простоте кроется загадка. Не секрет, что технология «дерево, масло» первая из существующих на сегодня, использующих масляную краску. «Малые голландцы» 17 века как раз явили собой высшую ступень развития этой технологии. Что они сделали? Предельно упростили структуру живописного произведения – можно сказать, убрали всё лишнее. Что осталось в итоге? Дубовая доска, тщательно отшлифованная и проклеенная и масляные живописные слои. Всё! Никаких промежуточных грунтов! Всё предельно просто – клей отлично готовил доску к приёму масла. Что же мы получили в итоге – картины отличной сохранности! Если кто из Вас, уважаемые читатели, будет в Пушкинском музее в Москве, обратите внимание на работы «малых голландцев» – потрясающая сохранность! Другая особенность следует из предыдущей (характерный образец этой особенности – как раз исследуемая работа ван Гойена): просвечивающая сквозь красочный слой структура дерева. Это придаёт неповторимое очарование и «налёт» времени, своеобразную «патину» – красочные слои со временем истончаются, обнажая структуру основы картины. Следующая особенность – внимание к мелким деталям, их виртуозное исполнение. При этом мастерски исполнены художником контрасты: протяжённые и мелкие, дробные участки картины; сильно освещённые места и места глубокой тени (при этом свет прописан более пастозно, нежели тени). И, пожалуй, главная отличительная черта техники – это ясное ощущение присутствия воздушной среды в произведении, пространство, объединяющее в целое микрокосм картины, то, без чего исчезли бы все рассмотренные выше смыслы, имеющие силу очаровывающего магнетического воздействия на зрителя, то, без чего движение взгляда в пределах картины потеряло бы трёхмерную осмысленность. Постижение удивительного мистического (его никак нельзя назвать реальным) пространства картины является высшей фазой понимания данного произведения. В контексте этого постижения в полный голос начинают звучать все смыслы, мы начинаем созерцать произведение искусства как единое целое. Мастер Ян ван Гойен торжествует – он нашёл благодарного зрителя!
Конечно, кто-то, скептически настроенный, предпримет попытку усомниться во всём вышесказанном: дескать, неужели художник обо всём этом думал, когда писал этот деревенский пейзаж? Не верится? Лучшим опровержением этого скепсиса будет следующее: попробуйте, уважаемый читатель, в следующий свой поход в музей погрузиться в созерцание картины (хотя бы одной вам понравившейся), основанное на вышеизложенных принципах, причем, необязательно стараться повторить предложенный порядок. Просто попытайтесь полностью прочувствовать, войти в неизведанный мир. Немного желания, терпения, искреннего чувства… Искусство не терпит поспешности, равнодушия и фальши.