Я ждал с присущим мне всеохватывающим трепетом, ждал… да это неподходящее слово, моя душа жаждала узнать правду, как мог жаждать путник в пустыне, оставшийся без воды и надеющийся, что Бог подаст ему оазис.
Тут на меня накатила легкая усталость, быть может, от нервного перенапряжения, но это было странное чувство, я словно находился в полузабытьи, то ли от дурманящего аромата цветов, то ли от страха, который преследовал меня все эти месяцы.
Страх и, как дополнение к нему, неизвестность рождали ужасающие картины, созданные моим актерским воображением.
Но было ли это воображение?
Что я здесь делаю, в этом заведении? Сижу и ожидаю, пока мадам покажет мне надушенных и фривольных куртизанок. И не окажется ли среди них той, которую я разыскиваю который месяц подряд...
Моя очарованная, измученная душа, чего ты жаждешь, не пора ли тебе стать хладнокровной, обрести равновесие, оставить эту иллюзорную любовь к той, которая даже, видимо, не подозревает, что на свете есть один с ума сошедший по ней малуанец, ищущий ее по всему Парижу?!
А если и подозревает, всеми силами избегает моего общества.
Был уже исстраданный один, Вертер*, к чему я стал на эту скользкую дорожку?!
Не досыта ли упаивалась твоя душа, Гийом, этим безумием, не измучилась ли до такой степени от выдуманных тобою же страданий, не пора ли начать жить реальностью и перестать бродить по тем лабиринтам, которые сам же создал …
Сейчас я непременно увижу Жюли – и все станет на свои места. Рассеется туман, пелена спадет с глаз, солнце ярко осветит мое сердце.
Я, наконец, стану, свободен и от своей любви, и от той мечты по имени Жюли.
Но разве я стану счастлив, потеряв эту мечту?
Сердце мое наполнилось такой неописуемой тоской, это было похоже на душевный мрак.
Не самое приятное состояние для человека, который и так в смятении.
Мысли о мечте способны согревать, воодушевлять, перерождать и открывать новые горизонты познания. Человек без мечты – пустой сосуд, наполнить который невозможно ничем.
У него нет причала, где он мог бы бросить якорь.
В моём случае любовь к Жюли и есть та мечта, которая имеет силу возрождения.
Я люблю Жюли без всяких предрассудков, инакомыслий, ведь они способны родиться и прорасти как самые ничтожные сорняки в такой сложной ситуации, чтобы сбить с толку, опутывая своими отвратительными подсказками.
В любви всегда находится кто-то или что-то, способное разлучить влюбленных.
Сила этих могучих сирен* велика, и потому любящие обязаны противостоять всему плохому, что встречается на их нелегком пути.
Если их сердца скреплены большим чувством, то они выдержат любые перипетии и любые увещевания разобьются вдребезги о крепость по имени Любовь...
Хорошим примером равнодушия ко всему тому, что не должно касаться слуха любящих, может служить мудрость Одиссея*,
проплывающего мимо острова сирен. Трудно сбить с толку того, кто охраняем мечтой.
О, как бы я хотел, чтобы ее здесь не было, Жюли, среди всех этих девушек. Боже, дай мне сил снести этот позор и подари мне надежду.
Словно из забытья, я услышал добрый голос мадам:
— Гийом, Гийом.
От удивления я чуть ли не потерял дар речи. Выйдя из какого-то непонятного состояния, я обнаружил, что все те, кого ждали к обеду, сидят, как будто они здесь были изначально.
Мадам с нежностью и в то же время с недоумением смотрела на меня во все свои синие глаза.
— Мой дорогой, вы никак уснули? – Мадам ободряющим тоном пыталась скрасить всю эту странную ситуацию.
Одна из девушек вызывающе хихикнула, но мадам резко бросила на нее свой осуждающий взгляд.
И девушка сконфуженно успокоилась.
Только еще раз исподтишка взглянула на меня, опустила взгляд.
Все мирно сидели, я быстрым взглядом изучил лица девушек.
Но Жюли среди них не было.
— Мадам, я прошу меня простить, и простите меня все присутствующие, видимо, сказалась бессонная ночь.
Девушки ободряюще улыбнулись мне.
Они были очень милы, но почему-то все как одна одеты в строгие серые платья с белыми воротниками, волосы одинаково зачесаны и заплетены в две косы.
«Что за наваждение, – подумал я, – это публичный дом или пансион благородных девиц?!».
Много странных вещей творится в этих стенах: то, что я уснул, не помня как, и к тому же за столом сидело не шесть, как говорила мадам ранее, а пять девушек.
Похоже, я больше ничего не замечал: ни еды, ни вопросов слуг о том, какое вино я предпочту. «Пять, а не шесть», – стучало у меня в висках.
— Гийом, — наконец мадам начала говорить в ожидании, пока остынет горячий суп. — Хотела бы представить вам моих девочек, дорогие мои, познакомьтесь, это мой добрый друг, он любезно согласился с нами отобедать.
Я встал и слегка покланялся, выражая свое почтение дамам.
— Гийом, расскажите, чем вы занимаетесь в Париже?
Девушки по очереди привстали со своих мест, громко произнося свои имена ,которые я не успел запомнить.
Они словно школьницы робели передо мною, толкая друг друга и застенчиво улыбаясь.
Можно было подумать, что они отродясь мужчины не видели, не то, что были жрицами любви.
Я думал о другом, о шестой девушке.
Значит, эта была Жюли, она узнала, что я буду на обеде, и не соизволила прийти.
Ну что же, теперь я не знал, что делать, как жить с этой мыслью.
Она каким-то образом поняла, что я разыскиваю ее, и не желает знать меня.
Мадам смотрела на меня с тоской и тревогой. Я ощущал ее добрый взгляд, она словно хотела утешить меня, сказать что-то такое, от чего бы мне стало гораздо легче на душе.
Но легче мне не становилось, наоборот, в душе кипели страсти, и я все больше увязал в них.
Может, моя вина была в том, что я пошел на поводу у своих желаний разузнать что-нибудь о девушке, с которой я едва был знаком.
Безумие, безумие, сотни раз безумие. Любить ту, которая однажды улыбнулась вскользь.
Но не будете же вы лукавить, что сами не раз хотели совершить нечто выходящее из рамок разумного?!
А кто-то и совершал большее безрассудство, чем я, – что ж, кто без греха, пусть первый бросит камень в меня.
Единственное, в чем я допустил ошибку, – что затеял разбор всех этих шарад, которые теперь же и удручают меня.
Другой бы на моем месте заговорил тогда в парке с Жюли, и теперь вся эта таинственность не упала бы тенью на мое сердце.
Что же поделаешь, я приложил все возможные и невозможные усилия.
И если не суждено нам обрести друг друга по ее вине или она скрывает от меня нечто страшное, поэтому боится показаться, то это судьба. Я не стану злиться на нее и испытывать презрения, ненависти за ее странные поступки.
Но понять мне ее сложно. Значит, я не тот, кто ей нужен.
Не желаю вовсе думать о справедливости, самое главное – я искренне люблю мою прекрасную Жюли и всецело полагаюсь на волю Господа.
— Что именно вы бы хотели знать, мадам Гривер? – Я не подавал вида, что происходит в моей душе. И решил вступить в разговор, чтобы как-то за ним отвлечься, а может, узнать нечто новое.
— Вы родились в Париже? — Мадам ловко разделывала жареного цыпленка с помощью серебряного ножа, и маленькие кусочки белого мяса проворно отправляла себе в рот.
— Я в Париже совсем недавно, прибыл из Сен-Мало, чтобы стать актером, мне чудом это удалось.
— Как забавно и интересно, вы актер, я большая поклонница театра. А почему вы говорите, что удалось чудом стать актером?
Преодолевая смущение и внутренние распри, я принялся рассказывать о театре.
— Париж принял меня не сразу. Разумеется, я не претендую на совершенную игру, которую показал Тальма*, скорее всего, и билеты на мои спектакли не будут так расходиться, как на Мишо, но я стремлюсь и формирую себя, конечно, не без помощи моего доброго учителя, некоего г-на Армана Мореля, который «открыл» меня как актера.
В эту минуту мадам очень странно себя повела, от неожиданности она опрокинула хрустальный бокал с красным вином прямо на белоснежную скатерть.
— Ах, простите меня, какая же я неаккуратная сегодня, как, вы сказали, его имя?
— Арман Морель, парижский меценат, вы его знаете?
Мадам явно волновалась, она закусила нижнюю губу, с минуту подумала и рассеяно произнесла:
— Нет, нет, я впервые слышу это имя…
* «Страдания юного Вертера» (. Die Leiden des jungen Werther) — сентиментальный роман в письмах Иоганна Вольфганга Гёте 1774 года.
*Сирены — (лат. Sirenes) — в греческой мифологии морские существа, олицетворявшие собой обманчивую, но очаровательную морскую поверхность, под которой скрываются острые утёсы или мели.
* Одиссей ( лат. Ulysses, Улисс), в древнегреческой мифологии царь Итаки, сын Лаэрта и Антиклеи, супруг Пенелопы и отец Телемаха, прославившийся как участник Троянской войны, умный и изворотливый оратор.
* Тальма; Франсуа-Жозеф (фр. Francois-Joseph Talma; род. 15 января 1763 г. Париж — ум. 19 октября 1826 г. Париж) — великий французский актёр, реформатор театрального искусства.
Глава 16 http://www.proza.ru/2010/06/14/1135