Если бы города создавались звуками музыки некоторые здания казались бы построенными из мрачных, торжественных аккордов, другие же, как будто возникли в танце под звуки светлых, сказочных мелодий.
Готорн.
В который раз она просыпалась. Просыпалась от тоски и какой-то неясной тревоги.
Она во сне слышала зов. Это было как наваждение, как ночной кошмар, который заставлял просыпаться и тоскливо сидеть, глядя в темноту широко раскрытыми глазами.
Она нехотя вставала, шлепая босыми ногами, подходила к окну. Небо равнодушно мигало ей звездами, и только луна, хитро усмехаясь из-за тучи, звала её. Звала туда, где был Он.
Он - её Город. И опять повторялся сон.
Она шла по неровной мостовой старого Города. Звук её шагов эхом отскакивал от массивных стен и возвращался к ней. Улицы запутанными лабиринтами приводили её к площади перед старой ратушей.
Флюгер, на башне ратуши завидев ее, вертелся на ветру выговаривая: - "Уходи!Уходи!" Но она шла к Нему, к своему Городу. Её сердце взволнованно стучало в груди и ей казалось, что этот стук слышат люди, мирно спящие в домах её Города.
А Город ждал...
Он знал, что она всем своим существом слышит его и идёт на зов. Поэтому звал...Он поглощал её, захватывал и манил, путая кривыми, небольшими улочками, неожиданно раскрывая пространство площадей как объятия. Только с ней Город чувствовал себя спокойным и необходимым.
Улицы, расстилаясь, выводили её к собору: громоздкому и торжественному, застывшему раз и навсегда от собственного величия. Она остановилась и прислушалась.
На ратуше ворчливо и осуждающе скрипел Флюгер - верный и вечный страж Города. Он оберегал Город от неё, но она не сердилась.
Где-то высоко в шпилях и куполах храмов, непоседливый озорной ветер выводил полонезы и вальсы. Музыка звучала откуда-то издалека, постепенно набирая силу. А Город подхватывал её и кружил древними улицами, рассказывая их любопытные истории, ненароком открывая свои раны. Но редко рассказывал, как много у него ран. Он знал, что ей будет больно.
Больно было Городу, когда она уходила. Конечно, он понимал, что этот танец не может продолжаться вечно. Хотя она и, была частью Города, но и он был всего лишь только частью её. Потому что жила она в маленьком, уютном, погруженном в себя городке, который настолько был озабочен своей историей, что тихо дремал под грузом нескольких сотен лет.
А Город был уверен, что её душа, разрываясь на части, остаётся с ним и поэтому, взяв в союзники ночь, тосковал и звал её.
Легкомысленному ветру надоело резвиться среди крыш, и он в последний раз, пролетев улицами, улетал к реке. Музыка умолкала.
Город вздыхал.
В соборе вздрогнул древний орган. Хриплый вздох прокатился под старыми сводами, потревожив сон мраморных изваяний и затих где-то в глубине позолоченного алтаря. Сквозь сон люди слышали этот вздох.
Глупые люди! Они вообразили себе, что Город построен для них. Они как муравьи днем суетились на его улицах, выворачивая многострадальные камни на мостовых (делая их щербатыми) и лили гадкими заплатами этот вонючий липкий асфальт. Они разрушали старые дома, не замечая, как разрушают кусочек себя, а эти кусочки складывались в мозаику, нанося Городу ещё одну рану.
Но Город не сердился на них. Он позволял им жить в нём. Ежедневно Город смотрел своими окнами и витражами, наблюдал за людьми из маленьких окошек мансард. Но люди не замечали этого. Они не знали и не хотели знать, как настойчиво Город просил их взглянуть новыми глазами на его самые неприметные улицы и дома; услышать занимательный рассказ этого длинного как палец храма (именуемого в путеводителях для туристов шедевром ХII-ХVI века).
Город не грозил им, а многозначительно, подняв как перст храм, призывал: "Слушайте! Слушайте эту каменную симфонию. Единственную и неповторимую музыку соборов и башен. Поймите и откройте ваши сердца!"
Но люди не слышали этой музыки.
Они жевали на ходу и целовались. Презрительно фыркая, автомобили увозили их куда-то. Старые трамваи, надсадно крича - забирали одну толпу людей и на смену ей тут же волной подкатывала другая.
Люди бросали на Город быстрые дежурные взгляды и измятые бумажки. Иногда ради скуки рассеяно бродили по улицам. И вечно спешили. Спешили в свои новые, одноликие микрорайоны, которые тоже назывались Городом, но душа этих микрорайонов была: уставшая, нахально-молодая и неугомонная.
А Город тосковал.
Люди не понимали его тоски и только удивлялись - отчего свеже отремонтированные Фасады старых домов - оседали, а стены плакали, отламывая узорную лепку балконов; усталые атланты и гротескные грифоны - давали трещины, а старые гордые гербы и изящные гирлянды амуров и безносых богинь на зданиях давно были заляпаны, стёрты и сломаны - утомлёнными вечно ругающимися малярами?
Равнодушие убивало Город. Он чувствовал себя старым и ненужным.
Только по ночам, когда хитрая сводня-луна приводила её к Городу. Он менялся, выставляя, как драгоценности свои самые удачные дома и парки; пытался вести диалог, отвечая на её вопросы надписями-отчеканеными готическим шрифтом архитекторами, на стенах домов. Город чувствовал, что она их понимает и задаёт новые вопросы.
Великие зодчие и мастера создали самые чудесные иллюзорные в своей реальности дома, соборы, башни - и страшно гордились. Но они не знали, что это он - Город подсказал им проекты и забрал их ДУШИ ...ставшие его душой. А она знала. Это была их тайна.
Желая понравиться, он распахивал перед ней двери своих картинных галереи, где как в семейном альбоме, на полотнах был он - Город. Весёлый и грустный в разное время. Каждый художник пытался показать свой Город и в этом Городе, представить себя так, что пейзажи одновременно были их портретами.
Но только она безнадежно-влюблённая, знала какой он - настоящий её Город.
Когда она уставала или грустила, город уводил её к своим башням - их было двадцать. При призрачном свете луны башни оживали и по очереди или, перебивая друг друга, потешно ссорясь, рассказывали о своих смешных и героических названиях, но Город не позволял им долго болтать и ревниво уводил её дальше.
Только старый флюгер, видя всё сверху, укоризненно скрипел им в след.
А Город уводил её, обнимал своими стенами, зачаровывал узкими улочками. Она принадлежала только ему, растворяясь в нём. В этом загадочном и волшебном Городе, с его не умолкающими фонтанами, раскрытыми книгами площадей и надменными, неприступными соборами.
Ночь заботливо укрывала их, и они исчезали из реального мира. Только ночь. Она и Город.
Она просыпалась с чувством потери чего-то дорогого, но на смену горечи приходила надежда. Надежда, что это наваждение продлится, что однажды Город позовёт её и больше не отпустит никогда. И тогда её душа навсегда останется с ним. И только для неё будет бесконечно продолжаться сказка Ночи и Города.