Глава 12

Йездигерд Сасанид
Судно, на котором предстояло пробыть в море 8 дней, имело необычную, для меня, конструкцию. Я ожидал увидеть что-то вроде каравеллы, наверное. На деле оказалось судно с вёслами. Парус имелся, но использовался только при попутном ветре. Рядов вёсел было два, тридцать гребцов сидело за ними на своей отдельной палубе. Капитаном оказался немолодой, светловолосый мужик, по имени Альрик. Потом я с ним разговорился по душам. Родом он был с далёкого севера, как я понял с Балтийского моря откуда то. Двадцать три года назад его, вместе с его братьями, в море поймали саксы, и продали его в рабство римлянам. Хозяева по первости менялись очень быстро. В Британии его приобрёл один небольшой магнат, богатевший с доходов от добычи и транспортировки олова. Для команды корабля ему потребовался помощник лоцмана. Альрик им и стал. Скопил разными правдами и неправдами денег и выкупил сам себя. Потом разыскал одного из братьев, и тоже выкупил. Вместе они постепенно разжились и смогли купить свой первый корабль – открытую лодку с одним рядом вёсел.  Но дела не стояли на месте, и через какое-то время личный флот братьев пополнился той самой биремой, на которой мы шли в Рим.
     Альрик сразу предупредил меня, что пойдём мы не в прибрежных водах, причаливая на ночёвки к берегу, а в открытом море. Достав карту, он показал мне наш примерный маршрут, он был существенно короче прибрежного. С его слов получалось, что большинство судов стараются держаться берега, в силу слабой подготовки команд. Там их и настигают пираты. В открытом море шанс нарваться на морских разбойников не столь велик. Здесь более опасен серьёзный шторм. Но шторм Альрик считал куда меньшей бедой чем встречу с пиратами.
     Наше присутствие воодушевило, конечно, команду. Но когда бойцы облачились, по выходу из гавани, в полный доспех, раздались скептические возгласы. Оказалось, что у моряков, на случай нападения, есть и своё оружие, и доспехи. Доспехи лёгкие, кожаные, легко снимающиеся. При попадании в воду это спасало жизнь. Моим же бойцам тяжеленные стальные лорики и шлемы не оставляли при попадании в воду никакого шанса. Да и вне боя перемещаться в полном снаряжении не столь безопасно. В открытом море судно неплохо качает на волнах, и есть риск, с непривычки, упасть за борт. И соответственно мгновенно утонуть. Потому, лорики я распорядился снять и уложить на верхней палубе с таким расчётом, чтобы можно было быстро их надеть при необходимости.
     С первых же минут пребывания на судне я заметил, что имеется неприятный запах. Сначала я подумал, что это проблема есть из-за воды в гавани. Ведь как ни крути, а именно в неё выходила городская канализация. Но и за пределами гавани запах сохранялся. Его причину я выяснил, когда спустился на палубу для гребцов. Там по обе стороны сидели привязанные цепями люди и гребли. Их, как я выяснил, очень редко отвязывали. То есть они спали, ели и гадили тут же, на своём рабочем месте. Для поддержания хоть какой-то чистоты, между рядами ходил раб-инвалид, из гребцов. Он собирал и выбрасывал за борт нечистоты. При обычном режиме движения судна гребцов не подгоняли, а при попутном ветре тут же ставили парус и давали им отдых. Но в экстремальных ситуациях гребцов уже никто не жалел. Между рядами, в таких случаях, скакали матросы и хлестали гребцов кнутами, подгоняя их как лошадей.
     В трюме всё было забито нашим зерном – праздник для корабельных крыс. Я же, закончив первый осмотр биремы, поднялся наверх, в кормовую надстройку. У меня там имелось специально выделенное помещение. И большую часть времени пути я провёл либо за сном, либо за чтением. Кушал как собственные лепёшки с сыром, так и корабельную провизию. Солонина, вяленая рыба. Но из-за качки временами делалось немного нехорошо, потому особо на еду не налегал.
     Ни пираты, ни непогода не омрачили наш путь. Альрик и правда был отличным мореходом. У него имелись даже какие-то свои, хитрые приспособления для ориентации. Таких я потом больше ни у кого не видел.  В устье Тибра вошли уже во второй половине дня. Мне не сразу даже сообщили, но по радостным возгласам я понял, что первая часть нашего путешествия подходит к концу.
     В Остии судно заняло очередь под разгрузку. Ждать нужно было 5 дней, из кораблей гружёных зерном была огромная очередь. Оно и понятно, в Италии выращивали мало собственного зерна, большую часть ввозили из других регионов. Сойдя на берег я принялся рассматривать всю эту громаду флота. Альрик стоял тогда рядом и пояснял где кто есть. Больше всего было кораблей из нашей провинции. Немало было вестготских судов, из Испании. Исполинами на всём этом фоне выделялись большие, пятирядные, транспортники из Египта и Малой Азии. Эти транспорты составляли как бы конвой, охранявшийся боевыми кораблями восточного императора. Этот конвой привёз четверть всего зерна, настолько большие и вместительные были эти транспорты. Альрик же тогда причитал, что мол как хорошо жить под Феодосием, императором востока. Он оказывается, давно уже планирует перебраться, с братом, на Крит или Эфес, там спокойнее можно работать. Действительно, Альрик по большому счёту, хороший моряк, работяга. Всё своё богатство, достаточно скромное, они с братом создали своим трудом, своей головой и руками. И они согласны были платить все-все налоги, но получать взамен настоящую защиту от государства. Мне Альрик понравился, потому я постарался на будущее заиметь с ним хорошие отношения. Забегу вперёд, с ним мне в дальнейшем удалось войти в долю. Я вложил часть своих средств, под скромный процент, в строительство пентеры. На этой пятирядке Альрик начал вести дела на востоке, и постепенно он и вовсе туда перебрался.
     Мне в тот вечер нужно было в Рим. Я решил не затягивать с решением важных дел. Сильно беспокоящих меня дел. В старой столице мне нужно было встретиться с магнатом сарматского происхождения, Тиграном Зинафарием. Именно с ним мне нужно было решить вопрос поставки магнату кавалерийских лошадей. Этой встречи я побаивался. Мне представлялось, что подлинный сармат быстро выведет меня на чистую воду.
     Время было вечернее, потому я одел полный доспех и прихватил с собой оружие. Тогда я пожалел, что не взял с собой Сатурна. Всё-таки хороший сармат никогда не должен расставаться со своим конём. Но в первую поездку я опасался за то, как перенесёт мой конь морское путешествие. Потому оставил его у Кальпурния.
     За небольшую плату мне удалось договориться с одним из извозчиков, на телеге тот вёз зерно в Рим. Так я и попал тогда в город. Уже внутри мне пришлось решать нетривиальную задачу, как найти Тиграна. На моё счастье, в городе хватало бедноты, предлагавшей услуги проводника. Частенько, однако, эта беднота выступала помощниками городских разбойников, заводя богатенького простака в ловушку. Но, я был в полном доспехе, при оружии. И шутить со мной, вероятно, не решились, хотя было очевидно, что солидами я не обделён.
     Тигран, увидав меня, сильно обрадовался. Сразу же предложил раздеться, умыться, поужинать. Я сперва смущался, но потом решил вести себя естественно. Ужин был отличный. Тигран напрочь отказался вести разговоры о делах, потому беседовали о жизни. Достаточно быстро всплыла и сарматская тема. Мы к тому времени уже немного выпили и пребывали в благодушии. Я ему сказал, что так и так, я вот русский. Тот охнул, я испугался. Потому он расплылся в улыбке и начал говорить. Выходило так, что он принял меня за выходца из дальнего, северного сарматского рода. Типа как царь Руса какой-то был, всё такое. И оказывалось так, что я из этого рода как бы происхожу. А Тигран никогда на землях северных не был, он вообще родился уже в Империи. Пользуясь тем, что он разговорился, я узнал, что сарматы ныне живут по большей части в Империи. С прежних своих земель большая часть ушла, столкнувшись с гуннами. Этих самых гуннов Тигран сильно недолюбливал. И потому был рад что вне имперских пределов сохранились хоть какие-то сарматы. Заинтересовало Тиграна лишь то, как я оказался на имперской службе. Я выдержал паузу, и сообщил ему, что на имперскую службу я поступил, самостоятельно добравшись до Паннонии.  Ты знаешь, прокатила эта моя хлипкая легенда. Я склонен сейчас считать, что мне верили благодаря тому, что каждый человек стремиться верить в реалистичное, очевидное, знакомое. Вот в моё путешествие во времени никто не верил, ни там, ни здесь. А в то, что я сармат из дальних земель, даже сами сарматы верили охотно.
     Кстати, беседовали мы на латинском. Попытки завести беседу на как бы родном языке провалились. Речь Тиграна была конечно похожа на русскую, но понять что-то было сложно. С его стороны выглядело примерно также. Сходство языков было очевидным, но понимать друг друга было тяжело. Тигран тогда немного погрустнел, но потом снова зацвёл жизнерадостно и заметил, что наречие моё действительно очень северное, мягкое такое. В принципе, он был рад слышать даже такую, похожую на родную, речь.
     Впоследствии мне удалось пообщаться с рабами из числа славян. На славянских наречиях. Мне адски трудно было их понимать. А вот с сарматами, со временем, удалось научиться вполне сносно общаться. Хотя абсолютно все из них отмечали, что речь моя явно северная, изобилующая славянскими следами. Но от них я избавлялся достаточно успешно. Вообще, прожив целую жизнь там, к славянам отношусь теперь презрительно. Вялые, мало на что способные субъекты. Что германцы, что гунны активно продавали их в рабство. Оказавшись в пределах Империи славяне не стремились вникнуть в вопросы внутренней жизни. Более того, я не видел ни одного славянина выкупившего самого себя из рабства. Ни одного не видел в армии, хотя с военными всю тамошнюю жизнь общался очень тесно. Сарматы, роксоланы, готы, гунны, германцы, кто угодно был в числе защитников Империи, но только не славяне. При этом они часто проявляли себя подлыми завистниками, мелочными. Вот знаешь, чем то современных поляков мне они напомнили. А вот русские, готов спорить до хрипоты, имеют потрясающее сходство с сарматами, роксоланами. Жизнерадостность, упорство, потрясающая воля к победе, пытливый и гибкий ум, колоссальные физические силы – это всё не про славян, это про сарматов. Вот сопоставь и прикинь, кто кому родня то оказывается.
     В итоге того вечера мы с Тиграном крепко напились. Я снова стал петь русские песни. Сармат сидел и внимательно слушал, ему нравилось. Да что там, от некоторых песен он был просто в восторге. Особенно ему понравились песни, про берёзы и про реку из репертуара Любэ. Уловив тему про реки, Тигран затянул очень неплохую, на мой взгляд, песню, про Днестр и Днепр, двух больших братьев. Потом я ему спел про ямщика замерзающего в степи. Вообще, в подпитии у нас обострились лингвистические способности, наверное, но переводить, уточнять что-либо приходилось нечасто. Уснули мы в итоге лёжа прямо у стола. Прислуга растащила нас по кубикулам.