За окнами уже давно сгустилась синеватая морозная темень. Огромный двусветный зал конструкторского бюро, занимавший целый этаж заводоуправления, тонул в сумерках. Дремали, причудливо переплетаясь изломанными силуэтами, задранные чертежные кульманы. И лишь в одном углу зала, над нашим бюро, еще горел яркий свет. Люминисцентные лампы тихо, но напряженно гудели, словно устав, исподтишка сердились…
Работа была срочная - мы оставались вечерами. Хоть и не любили мы этого - дома ведь за нас ничего само не сделается – да приходилось иногда оставаться…
Но зато по вечерам я всегда работаю гораздо эффективнее, я – «сова», и вечерняя работоспособность у меня гораздо выше. Да и не отвлекает никто, тишина, телефоны и те молчат.
Я заканчивала большой и сложный чертеж, быстро нанося плотную сетку размерных линий. Все трудные вопросы были уже решены, и работа быстро шла к концу – это было приятно.
За стенкой, в соседней маленькой комнате, где днем заседали местком или партбюро, сейчас шла репетиция. Пели несколько девичьих голосов, но их было едва слышно, и это не разрушало сосредоточенной вечерней тишины. Какие-то мелодии, мягкие и задушевные, лились, красиво сплетаясь то в два, то сразу в четыре голоса… Я их слышала, но как-то краем уха, сознания они не задевали…
Но вот чертеж закончен. Я торопливо собралась, надеясь еще по дороге успеть забежать в магазин, но времени до закрытия оставалось в обрез… Выйдя из бюро, я уже спускалась вниз, к выходу, когда и девчата тоже закончили репетицию. В открывшуюся дверь, вместе со снопом света, вырвались звонкие молодые голоса, беспечные и оживленные. По лестнице застучали легкие каблучки…
И вдруг в гулкой тишине огромного спящего здания зазвучала мелодия…То ли от избытка молодости, то ли просто от ощущения душевной полноты запела одна из девчат.
Лестница здания была когда-то рассчитана на лифт, но его так и не сделали, и теперь свободный квадратный проем взлетал вверх до седьмого этажа – это создавало роскошный резонанс.
Голос звучал как в старинном готическом храме, замирая где-то в вышине, под сводами здания. Он заполнял собой все, проникал в самую душу…
Я невольно замерла – Что это, что она поет?!
Но слов не было, и только нежная и очень знакомая мелодия лилась, завораживая меня…
Я узнала Шуберта, его «AVE MARIA».
Слов я тоже не знала, не знала даже примерного смысла. Только слышала, что это, кажется, молитва… Но сейчас знакомые звуки вовсе не казались молитвенными – в них не было ни тоски, ни мольбы. Скорее это был торжественный хорал, гимн божественной и вечно прекрасной Женщине – ее красоте, ее нежности и необычайной силе, не дающей прерваться роду человеческому на нашей грешной земле.
И вдруг непроизвольно, словно ярко вспыхнув, возник в моей памяти нежный и кроткий образ «Сикстинской мадонны» Рафаэля. Она парила над облаками, неся людям своего сына – малыша с не детски серьезными глазами… Это видение и мелодия, выводимая чистым молодым голосом, сразу же слились воедино.
А голос девушки, казалось, креп с каждой новой нотой. Она пела очень легко, без всякого напряжения. Мелодия своими ласковыми волнами обволакивала меня, заставляя забыть все суетное, сиюминутное…Она то легко взмывала вверх и была звеняще-прозрачной, то опускалась – низы были удивительно мягкими и бархатистыми… Казалось, голос – волшебный, роскошный – вырывается из чистейшего родника юной души и легко проникает и в мою душу, завладевает мной.
Я совсем забыла, что только что спешила домой, где меня ждет не дождется семья, что досадовала в душе за эти потерянные драгоценные вечерние часы… Стояла, замерев, боясь выдать себя, боясь спугнуть, разрушить это нежданное чудо.
Но вот кто-то из девчат беззаботно рассмеялся… Кто-то ворвался в мелодию с пустяшным разговором…
Хрупкое очарование тут же рассыпалось, словно разбившись о мелкую, но безжалостную повседневность бытия.
Недопетая мелодия оборвалась.
Четыре девушки промелькнули мимо меня, весело щебеча, словно легкая птичья стайка… Которая же из них?
Чей волшебный дар еще несколько мгновений назад так безраздельно владел моей душой, что вырвал ее из трясины житейских забот и заставил подумать о Вечности? Я не знала этого.
Но это было уже не так важно…
Екатеринбург, 1990г.