Снежинка

Игорь Мельников
СНЕЖИНКА

Свое детство она помнила смутно, и была счастлива тем, что оно вспоминалось ей только общим впечатлением сладкого блаженства, от чего у нее на душе становилось тепло и радостно. Сколько это продолжалось, она не помнит, целую вечность, или всего лишь короткий миг, но в какой-то момент перед ее глазами стали проступать очертания родного дома, его стены и милые сестрицы, с которыми она проводила время в весёлых забавах.

Как-то так случилось, но однажды ей вдруг стало тесно в стенах уютного и, во всех отношениях, радушного дома, и у нее появилось желание… хотя нет, скорее, поначалу это было всего лишь так… легкое любопытство, заглянуть за его пределы и узнать, а что там снаружи. Возможно, этот интерес возник у нее тогда, когда ей стал немного понятен смысл тех разговоров и настроений, что витали по дому. Из них-то она и узнала о существовании огромного пространства, окружавшего их славный домик, и что это пространство называется миром.
И всякий раз, как только она пыталась представить себе его, то начинала испытывать странное головокружение, таким он казался ей таинственно необыкновенным, загадочно чарующим и сказочно волшебным. При этом в ней самой начинала разгораться какая-то неведомая сила, бушевавшая внутри нее страшно волнительным жаром, опалявшим ее всю, с головы до пят, от чего становилось тепло и жутко приятно. Неведомый мир не только завораживал ее, но и  возбуждал в ней страстное желание поскорее познать его, и эта страсть разгоралась в ней с каждым разом всё сильнее и сильнее.

И еще она узнала, что пребывать в мире, собственно, и называется жизнью. Ей нестерпимо захотелось окунуться в этот изумительный мир, чтобы поскорее начать жить.

В ее представление, это было верхом блаженства, и мысли о мире, что манил ее к себе и жизнь в нем, наполненная необыкновенными удовольствиями, захватили ее всю. И она все чаще и чаще старалась уклониться от игр с сестрицами, чтобы остаться наедине со своими мечтами о сказочной жизни. Да и сестрицам, как она заметила, шумные игры тоже порядком наскучили, и они всё реже и реже заводили какое-нибудь шумное веселье, как и она, предпочитая играм спокойное пребывание в своих мечтах и раздумьях. О чем они могли думать и мечтать в тот момент, она даже и не догадывалась, да, по большому счету, ее это нисколько не интересовало, главное, что они совсем не мешали мечтать ей, о своем мире.
Хотя она по-прежнему их всех горячо любила, и ей всегда становилось чуточку грустно при мысли о том, что с ними, возможно, придется скоро расстаться. Печальные мысли о расставании с сестрами приходили к ней всякий раз от того, что она не находила им места в своём мире необычайного блаженства. Полагая, что ей и одной будет мало того счастья, что обещал ей чарующий мир, и она не хотела им ни с кем делиться, даже со своими горячо любимыми сестрицами, даже в своих мечтах.

И вот однажды, настало долгожданное время покинуть родную обитель и отправиться навстречу с миром, который она давно уже считала своим. Она и сама не поняла, как очутилась снаружи отчего дома. Не было прощальных слов, напутственных речей и слез расставания. Точнее, эти слезы смешались со слезами внезапно нахлынувшей радости, накрывшей ее огромной теплой волной, когда она, наконец, осознала, что ее заветные мечты, которые, еще совсем недавно, казалось ей, так и останутся мечтами, и никогда не сбудутся, вдруг начали осуществляться. И она, влекомая своими жаркими желаниями, не дававшими ей покоя всё последнее время, захватившими все ее мысли и чувства, сама не заметила, как очутилась за пределами родной обители.

Она летела навстречу своему счастью, и уже одним этим была безумно счастлива.

Но вот, к своему удивлению и глубокому разочарованию, она вдруг заметила, что вместе с ней дом покинули и ее многочисленные сестрицы. Они также летели рядом с ней и в том же направлении, ни видя ничего вокруг от счастья.

«Они тоже хотят попасть в ее мир» – догадалась она.

Ей поначалу стало обидно, что своим миром придется делиться еще с кем-то, но оглядевшись по сторонам она, к своему восторгу и неописуемому ликованию увидала, как оно огромно это пространство, что было снаружи их дома, и которое все ее домочадцы называли миром. Она нигде, как ни старалась, не могла разглядеть его границы, ни по бокам, ни внизу, ни сверху.
Хотя наверху она заметила мерцающие маленькие звездочки, и они ее тоже увидели, от чего начали дружно ей весело подмигивать. О них она слышала еще дома, поэтому нисколько не удивилась. И она уж было собралась расспросить у них, где оканчивается мир, но быстро сообразила, что маленькие шалуньи вряд ли могли знать, где оканчивается это пространство, и оканчивается ли оно где-нибудь вообще.

«Так вот же, каким огромным может быть мир» – ее изумлению не было предела, как и миру, который со всем своим безграничным радушием встречал ее своими необъятными просторами.

Она улыбнулась, глядя на то, как ее сестры, как еще совсем недавно и она, летят, раскрыв рты от удивления, и вертят своими маленькими головками во все стороны, ничего не понимая.
Ладно – подумала она – здесь места хватит всем. Пусть и они тоже будут счастливы, и она помахала им приветливо рукой.

Но сестрицы летели хоть и рядом, но каждая была занята сама собой, и совсем не обращали на нее внимания. И ей вдруг от этого стало немножечко грустно.
Странно – мелькнуло у нее в голове – а ведь когда-то нам всем было весело вместе, мы славно проводили время, резвясь и забавляясь всякими пустяками. Мы вместе играли, охотно делились игрушками, разными сладостями и даже своими секретами. Что же случилось с ними со всеми?
По их виду, она уже давно догадалась, что каждая из них также, как и она, втайне мечтала поскорее покинуть родной дом, чтобы очутиться в этом огромном и манящем разными чудесами мире? И теперь, очутившись за пределами родного порога, как и она сама, просто позабыли обо всем на свете.

Ой – вскрикнула она, повнимательнее разглядев сестер – и какие же они все бесформенные, угловатые и уродливые, грузные и неповоротливые! – удивилась она тому, что раньше этого совсем не замечала.
Но в ту же секунду ее осенила страшная догадка – Неужели и я такая же неказистая? – испугалась она. Ей вовсе не хотелось появиться в мире, к которому она питала самые возвышенные чувства, в неприглядном виде. Она испугалась, что мир будет смеяться над ней, а еще, чего доброго, и вовсе не примет, посчитав ее недостойной того счастья, что таилось в нем.

Она придирчиво осмотрела себя со всех сторон и, к своему неописуемому смущению обнаружила, что совсем не отличается от своих сестер. Она была такая же угловатая уродина, и от этого ей стало не по себе. Как же я появлюсь в этом волшебном мире, с горечью в сердце подумала она, и почему я не позаботилась об этом раньше.
И ей самой стало совсем не до сестер. Поглощенная собой, она, то сокрушалась, почему ее раньше нисколько не беспокоило, как она выглядит, то удивлялась, почему теперь, когда она очутилась за порогом родного дома, ее стал так сильно волновать этот вопрос.

«Я чувствую себя просто раздетой догола, страшной и никому не нужной, даже сестрам» – заплакала она, сгорая от стыда – «И для чего я вообще родилась на свет, если моё уродство приносит мне только одни страдания. И зачем тогда я торопилась в этот мир? Только для того, чтобы он показал мне, какая я образина? Чтобы унизил меня еще больше? И почему я сама раньше не догадалась, хоть чуточку привести себя в соответствие с тем совершенством, что рисовало мне мое воображение. Я-то, глупая, стремилось поскорее начать жить в этом мире, но к чему мне теперь такая жизнь, если она не приносит мне радости, а только позор и страдания.»

Ей было стыдно и горько, и жизнь утратила для нее всякий смысл.
Будь, что будет – решила она – пусть даже мир убьет меня своим ослепительным великолепием, так мне и надо. Лучше умереть, чем жить, постоянно видя свое убожество.

С этими мыслями она посмотрела вниз, туда, где, по ее представлениям, покоился ее долгожданный мир. И, к своему изумлению, заметила, что к ней стремительно приближается что-то, очень похожее на шар, но такой огромный, какого она раньше никогда не видела. Этот шар, голубоватого цвета завораживал ее своими жуткими размерами, которые увеличивались прямо на глазах. Ей стало страшно и интересно одновременно, наблюдая, как эта громадина с бешеной скоростью приближается к ней, становясь с каждым мгновением всё больше и больше.

Боже! – наконец, дошло до ее сознания – ведь он несется прямо на нее, и столкнувшись с ней, разобьет ее насмерть, и жизнь покинет ее навсегда, и она никогда не почувствует тепло родного дома, никогда больше не увидит своих сестер, никогда так и не узнает что значит быть по-настоящему счастливой.

«Неужели, это и есть тот самый мир, о котором она так страстно мечтала!» – мелькнуло у нее в голове.

«Выходит, там, дома, все только и делали, что постоянно обманывали меня и сестер, расписывая нам в самых удивительных красках этот мир. На поверку он совсем не выглядел таким уж прекрасным и радужным, обязательно дарующим всем желающим самую счастливой жизни, о какой можно только мечтать. А напротив, он ужасен и отвратителен, мерзок и я его больше не люблю.» – заключила она в конце своих последних, как ей показалось, размышлениях о мире.
И если за минуту до этого она успела возненавидеть только свою несчастную жизнь, то теперь она уже ненавидела и этот ужасный мир, который стремительно несся к ней навстречу. А заодно и дом, в котором выросла, и своих сестер, которые оказались такими же кончеными дурами, как и она сама, но себя она возненавидела больше всего.

Тем временем, мир не собирался останавливаться в своем движении в направление к ней, и свидание с миром, похоже, было неотвратимым.

«Я только что мечтала принять смерть от мира, которого полюбила, не видя его, но я вовсе не желаю умереть таким образом» – в отчаяние подумала она, наблюдая за тем, как ее мир стремительно приближается к ней, грозя уничтожить ее одним ударом, даже не заметив этого.

То, что мир так и не поймет, что убил ее, оставив ее юное тельце размазанным мокрым пятнышком на своем боку. Всего лишь небольшим плевочком чьей-то крохотной жизни, который высохнет в считанные секунды, не оставив и следа на нем, было для нее очевидным и, пожалуй, самым мучительным.
И ей так захотелось в ту минуту думать, что мир обязательно почувствует боль утраты, ведь он не может не почувствовать того, что произошла самая страшная трагедия, какую только можно себе вообразить. Ведь погибло самое дорогое, самое милое существо на всем белом свете, беззаветно любившее этот мир таким, какой он есть. И только за одно это она достойна самой высокой любви!!! И мир потом будет очень долго и безутешно рыдать.

Но, в данный момент, он, похоже, не собирался не то, чтобы рыдать, а даже хоть как-то предотвратить надвигающееся столкновение. Он летел на нее слепым ураганом, напролом, не разбирая дороги, не замечая ничего и никого перед собой, и уж тем более такую малявку, как она.

«Он не будет рыдать» – поняла она – «я для него всего лишь одна из тысяч, а может даже из миллионов безвестных глупышек, которых он уже расшиб в лепешку за время своего неистового полета, не зная даже ни их имен, ни кто они и откуда, и если по каждой такой рыдать…»

И все же, как бы ей самой не хотелось умереть в тот момент, но ее собственное чувство самосохранение было сильнее ее. Оно-то и подсказало ей самой попробовать как-то увернуться от надвигающейся опасности. И она попыталась было, но у нее из этого ничего не вышло.
Она вдруг поняла, что и ее саму, какая-то неведомая сила, также несет навстречу ее судьбе, как и судьба торопится к ней изо всех сил, боясь опоздать. И что этой встрече уже ничто на свете не в состоянии помешать.
И ей показалось, что она узнала ту силу, толкающую ее навстречу погибели. Она была сродни той, что еще совсем недавно казалась ей верхом блаженства, разгораясь внутри нее, во время ее мечтаний о своем возлюбленном мире.  Жуткий ужас сковал ее, она окончательно уяснила – это конец.

Она закрыла глаза, приготовившись принять неминуемую смерть, успокаивая себя тем, что столкновение обязательно будет столь сильным, а смерть столь мгновенной, что она даже не успеет почувствовать боль, но именно в это мгновенье ей захотелось жить, как никогда.

И вдруг она ощутила чье-то ласковое прикосновение и услышала тихий шепот:

– Не бойся, я с тобой, я никому не дам тебя в обиду.

Она еще не успела осознать смысл звучащих в ее голове слов, как почувствовала, что ее стремительный полет навстречу верной погибели моментально прервался, и она как бы повисла в воздухе, не ощущая ни себя, ни пространство, окружавшее ее. А голос продолжал ей нашептывать разные приятные слова, ласкавшие ее слух. И ей теперь с ним было очень спокойно, теперь она ясно осознала, что пока он рядом, с ней ничего плохого случиться не должно.
То ли в голове ее всё закружилось от нахлынувшего на нее, ни весть, откуда взявшегося чувства неги и умиротворения, то ли она сама кружилось в такт музыке нежных слов, растекавшихся по всему ее телу сладкой усладой – было не разобрать. Да она ничего и не хотела понимать, кроме того, что это чувство было гораздо сильнее тех теплых чувств, какие она испытывала к своему дому и сестрам. Теперь у нее был он, тот, кто подарил ей это ни с чем несравнимое чувство блаженства. Она была счастлива, она была по-настоящему счастлива.

«Так вот же ты, какой оказывается мой загадочный волшебник, мой кудесник и сказочный затейник, мой возлюбленный, мой мир» – самые прекрасные мысли кружились у нее в голове.

А тем временем, сладкий голос ей всё нашептывал:

– Ты самая прекрасная, ты создана для любви, я буду любить тебя вечно.

Она открыла глаза, и, осмотрев себя, с радостным удивлением обнаружила, что у нее выросли совсем невесомые крылышки, опушенные прелестными белыми ресничками и разукрашенные красивым узором, на которых она парит над тем громадным нечто, чего она так боялась. И сама она из тяжеловесной, бесформенной уродины превратилась в стройную, изящную, почти невесомую красавицу. И то, к чему она сейчас плавно приближалась, паря на свих изумительных крыльях в небесном просторе, теперь уже не выглядело таким устрашающе ужасным, как раньше. Напротив, внизу она увидала приятные глазу очертания лесов, полей и холмов, и причудливо извивающуюся реку, все это было покрыто чем-то белым, мягким, пушистым и до боли родным.

– Я люблю тебя, свою единственную на свете звёздочку, посланную мне свыше – проникали в нее его удивительные слова, наполняя ее сказочное кружение в прозрачном воздухе величайшим смыслом.
 
Это были самые чудесные слова, какие она когда-либо слышала.

Она огляделась вокруг, чтобы увидеть того, кому она была обязана жизнью, для кого она стала той единственной и желанной, кто вдохнул в нее любовь, благодаря кому она стала самой счастливой, но никого не обнаружила. Вокруг нее лишь так же самозабвенно кружась в своем удивительном танце любви, порхали только ее сестры, такие же нарядные и прекрасные, такие же счастливые, и по-прежнему не замечавшие ничего вокруг.

Она порадовалась за своих сестер, что и они обрели свое счастье, что и они так же познали незабываемое чувство любви, и от этого ей стало еще теплее.

Плавно кружась, она опустилась среди таких же сверкающих от счастья сестер, которые приняли ее к себе с распростертыми объятьями. От них исходила великая любовь, они дышали любовью, заряжая ею всё вокруг: леса, поля, холмы, и ту извилистую речку, что потягивалась, позевывала в сонной неге где-то неподалёку.
Всё это утопало в первозданной красе, рожденной ее любовью и любовью ее сестер к миру.
И она была готова, как и они, отдавать ему всю свою любовь, зная, что только она способна укрепить его силы, необходимые ему, чтобы помогать всем несчастным, слабым и беззащитным, попавшим в беду, чтобы преображать всё вокруг, делая мир прекрасным. В этом она и видела самую настоящую и счастливую жизнь.
Так как за время своих испытаний, она поняла, что жизнь начинается только тогда, когда ощущаешь себя счастливой, а по-настоящему счастливой можно быть только тогда, когда видишь вокруг себя счастливые лица.

Теперь она знала, что ее любовь, и любовь ее милых сестриц, спустившихся вместе с ней в эти незнакомые края на своих крохотных крылышках, никогда не умрет вместе с ними. Их любовь, зародившаяся в небесных далях, и окрепшая за время их пути на землю, будет жить вечно. 


07.06.10