Петя Ребров

Игорь Митник
     В 1985 году я учился в университете и работал на Южном радиозаводе. Завод этот имел основное здание и отдельные участки, разбросанные вдоль длинной, пыльной улицы Ленинградской. На одном из таких участков работал и я. Это был пыльный, как и улица, заасфальтированный двор, на территории которого находились несколько двухэтажных зданий барачного типа, по-моему, ещё дореволюционной постройки и островки ужасно пыльной растительности. У меня была отдельная комната, в которой стоял персональный компьютер, который я, преодолевая сопротивление бухгалтеров, пытался приспособить, рассчитывать зарплату. Комната моя была на первом этаже и под окнами её росли очень густые кусты покрытые слоем той же пыли. Даже тополиный пух не летал под её тяжестью. Однажды я обнаружил, что в этих кустах живёт одичавшая, небольшая чёрная кошка, с двумя маленькими котятами, тоже чёрными, не больше 2-х месяцев отроду. Кошка была невообразимо тощая и пыльная, такими же были и котята. Накормить их не пред-ставлялось никакой возможности – как только они обнаруживали, что за ними наблюдают, они мгновенно растворялись в листьях и пыли.
     Я купил в аптеке стеклянную бутылочку поливитаминов – круглых, жёлтых драже, с резковатым запахом и стал, каждый день покупать фарш, смешивать его с размоченным в воде хлебом и растолчёнными в порошок поливитаминами и выбрасывать под окно, в надежде, что резкий за-пах витаминов не оттолкнёт кошек и они будут находить это и есть.
Через несколько дней, высунув из окна руку с кошачьей едой, я услышал глухое рычание. Посмотрев вниз, я увидел, на земле, менее чем в метре от своей руки, кошку, которая изготовив-шись к прыжку прижавшись к земле, смотрела на мою руку и рычала. Я осторожно убрал руку и выбросил за окно остатки приготовленной еды.
     У входа на территорию этого участка, была слесарная мастерская – небольшая комната, без окон, в которой работал, пенсионного возраста, добродушный человек – Петя Ребров. Был он чуть ниже среднего роста, рыжий с проседью. Иногда я заходил к нему поговорить и выкурить сигарету. Однажды я обратил внимание на то, что у Пети, на верстаке, лежит, обклёванная птицами, грязная буханка чёрного хлеба, такого чёрствого, что её можно было использовать, только как оружие. Я спросил его, зачем ему это и почему он это не выбросит и Петя объяснил мне, что оказывается, этим хлебом он… кормит несчастную кошку и её котят, ко-торые так изголодали, что грызут этот чёрствый хлеб, как воробьи. Он так увлёкся рассказом, что у него стали блестеть глаза и он, несколько раз, пальцами, показал, как именно котята клюют этот хлеб.
     В те годы буханка свежего хлеба стоила так дёшево, что сначала я простодушно удивился и спросил, а почему же он не покупает им свежий хлеб, но Петя, будто не услышав меня, опять, смакуя, стал повторять, только что рассказанную историю. Видимо он ждал, когда они доедят эту буханку.
     Тогда я рассказал Пете, что уже месяц, как кормлю их фаршем с витаминами и что кошки стали блестящими и игривыми. Петя странно посмотрел на меня, но я не придал этому значения.
     Через несколько дней, после этого разговора, придя на работу и проходя мимо мусорного контейнера, который стоял у входа, в лучах весеннего, утреннего, июньского солнца я увидел торчащие из кучи пыли и мусора три чёрных хвоста: один – побольше и два других – поменьше. Каждая шерстинка на них стояла дыбом, что говорило о страшных муках, предшествовавших смерти. У меня не хватило сил дальше смотреть в бак.
     Днём, из омертвевших кустов, под окном, никто не пришёл ко мне за едой.
     К вечеру я зашёл к Пете, узнать, кто мог отравить кошек. Петя сокрушался, и я навсегда за-помнил, его глаза, слегка водянистые и колючие, которые, то смотрели на меня, то бегали по углам его мастерской. Его жестикулирующие руки, рот и говорящие губы, всё продолжающие, смакуя пересказывать, как кошачья семья клевала окаменевший хлеб.
     Тогда я многого не знал и не понял того, что убив этих кошек и насладившись их муками, Петя продолжал получать удовольствие теперь уже от моих мучений.
     Я так понимаю, он и держал этих кошек, чтобы заставлять их страдать и убил, как только понял, что издеваться над ними больше не получится.