Июнь гостеприимен, мама,- встретил меня ведром черешни. Ну ты, конечно, догадываешься, кто меня угостил. Да...ведром...Дорвалась до ягод, как до финишной. Объелась так, как будто помирать собралась. Что ты не веришь, что так можно кушать? А вот я именно так и ела. Как же мне сейчас плохо, мама. Живот крутит невыносимо. Иногда так счётчик наматывает километраж со всеми включёнными электроприборами, включая двухсот ваттные лампы в трёхрожковой люстре. Не знаю, мама, может там и были червячки, но или я их не видела, или они не шевелились. В понедельник мы к тебе приходили. Я помню точно, что положила в сумку кулёчек с черешней. На входе в кладбище нас встречала всё та же сорока...я её сразу узнала, больно уж она суетливая - сразу же полетела оповещать всю вашу братию о нас. Зато провожать не полетела. И знаешь почему? Да потому что я забыла кулёчек дома. Со мной это бывает. Помнишь, как я в школу пошла без портфеля и с полпути пришлось вернуться,- потому что вспомнила? А здесь, ма..., я только возле могилки обнаружила, что нет черешенки. Мне прям стыдно стало, веришь? Правильно делаешь, что веришь. И вороны вслед как-то обиженно каркали. Я это чувствовала, мама. В следующий понедельник жди нас с черешней.
Кстати, а как тебе ромашки?- Ты скажи, какие красивые цветы и так отталкивающе пахнут. Надеюсь, недельку постоят в баклашке с водой, может какая пчела и прилетит, навестит тебя.
Жаль, самшит высыхает. Наверное, сирень от соседей душит его. Чем-чем?- Корнями. Видела, как она справа от тебя расфуфырилась? Красивая, ничего не скажешь, но надо же и меру знать.
В следующий раз, пусть не обижается на меня, но разряжу её малость. А самшиту, видно, каюк пришёл...должно быть, уже не очухается. А там...на всё воля Божья.
Молюсь за тебя, дорогая. Царство небесное. Спи спокойным сном.