Уважаемая публика! Я, Чвалкин Тимофей Станиславович работаю самым настоящим ублюдком!
Размах биты. Фара форда разбита. Запела сигнализация.
Моя работа состоит в том, чтобы объяснить людям суть пословицы «Скупой платит дважды».
Та же самая бита сокрушает фару «14ой» и силуэт в чёрном капюшоне бежит. Он бежит, как бы, не торопясь. Будто он уверен, что его не поймают и не накажут за содеянное. Его и впямь не накажут потому, что он на своём рабочем месте. Он делает свою работу хорошо. Его могут за это лишь премировать.
«Какого ***! Иди сюда, козёл!» - доносится с балкона оставшейся позади новостройки. Ему было пофигу на всё. Его лёгкая вечерняя пробежка продолжалась. Тимоха прицепил биту к ремешку и перекинул её через плечё. Было 4 часа утра. Погода располагала оставаться на улице до наступления жары. Красивый пейзаж новостроек требовал не уходить домой и после её наступления.
Хотелось выпить пивка с шаурмой. Где там у нас самая вкусная? Не…надо самую дешёвую, как в старые добрые времена. С крепким пивом, потому, что на вторую банку светлого тогда денег не было. Хреново, что в одну персону, да и ладно. Мы будем рады тому, что имеем.
Хотя бы одна из машин у круглосуточного, да такси.
«Работаешь?»
«Да.»
«Ленинградский!»
«Восемьсот.»
«Пятьсот.»
«Садись.»
С ума сойти. Я еду на такси. Ещё полгода спустя я о таком и думать не мечтал. Мы, с другом Даней, снимали вдвоём комнату у старушки и перебивались с копейки на копейку. С работой нам не очень везло. Бывает мне не заплатят, а бывает ему. С чьей-нибудь зарплаты мы отдавали долги и высылали домой.
«Не против музыку поставлю?» - поинтересовался таксист.
«Только не шансон!» - ответил я.
«Лады. НАШЕ пойдёт?»
«Вполне.»
Ненавижу шансон. Данил тащился от Ноговицина, «Бутырки» и других никуда не годных коллективов. «Это не музыка!» - втирал ему я, а ему нравилось. «Даня ты тупой! Послушай ты из западного что-нибудь! Да классику в конце - концов. Твои «реальные» песни – какофония»! А ему просто нравилось. Приходилось слушать с ним. Не отнимать же у человека последнее бесплатное удовольствие.
Москва пробуждалась. Узбеки уже старательно подметали центральные улицы. На дорогах преобладали поливальные машины, брызг которых так не хватает днём. Впереди цокала каблуками девочка с причёской, словно скворечник. Видимо шла из клуба. Город чудаков – не устаю умиляться.
Из колонок в машине доносился Шклярский. «У шамана три руки…» Мне бы быть шаманом. Я даже бы согласился жить с врождённой патологией. Хотя, чем я не шаман? От моего проспиртованного дыхания частенько разгорается свеча.
Вот я и у вокзала. Отдаю таксисту деньги и выхожу. Глядя на одинокого милиционера, курящего у ворот, мне кажется, что он уснёт с сигаретой. Да и плевать на него. Пускай спит. Они всегда спят, когда так нужны. Когда ты готов отдать всё, что имеешь, чтобы получить то, что положено тебе конституцией.
Приятно наблюдать почти безлюдный вокзал. Вообще порой приятно наблюдать места, которые ещё часов восемь назад разрывались от народа безлюдными. Всё как-то непривычно. Всё как-то по-новому.
Мимо идёт парень в тёмных очках. Скорее всего наркоман. Я заметил его ещё тогда, когда расплачивался с таксистом. Видимо, он приметил мой кэш в бумажнике, когда я расплачивался с таксистом, но когда я выбрался из машины он приметил ещё и биту. «Не волнуйся. У меня ещё и травматик есть. Никакого джанка не захочешь, если попробуешь подойти поближе.» Хотя может и захочет. Они, наверное всегда хотят, раз готовы на всё, лишь бы ужалиться.
Рыночек между Ленинградским и Ярославским пуст. Нет даже надоедливых дагов, предлагающий китайские мобильники. Как-то непривычно всё. От мыслей голова пухнет. Я приехал сюда за шаурмой и пивом! Я куплю шаурму и пиво!
Идя по рыночку, мимо ларьков с мобильниками, он натыкается на какую-то шпану. Двое парней в спортивных костюмах встают с корточек, в то время, как Тимофей пытается пройти мимо. «Э! Дай позвонить, а?»
Вобще какие-то безбашеные! У меня же бита за спиной. Неужели это ни о чём не говорит?
«Ну чё ты? Дай позвонить а? Для пацанов жалко что-ли? Повёлся?»
«Ребята! Секундочку! Сейчас, сейчас»!
Он расстегивает «лонсдеил», отходит на два шага и достаёт из кобуры свою травматику. Сняв с предохранителя он немедленно стреляет в ногу одному из них.
«Наговорился, козёл!? Ты тоже хочешь?»
На лице второго парня застыла гримаса паники и смятения. Он бросился бежать, оставив товарища.
Тимофей подошёл к раненному, присел на корточки. «Не пойдёшь работать – убью, сука»! Тот лишь мычал в ответ, стиснув зубы. Из свежей раны текла кровь.
Я хотел поесть шаурмы с пивом и я её поем!
С этой мыслью он забежал за угол, где и стояла заветная палатка. За прилавком на табуретке мирно дремал дагестанец в получистом поворском халате.
«Здрасте! Шаурму и баночку крепкого!»
Даг чуть не упал с табуретки. Его передёрнуло. Он что-то пробормотал на своём и переспросил «Что хотел, дорогой?»
«Одну шаурму, банку крепкого, спрячь пока вот это – Тимофей протянул биту и травматику – и скажи, что я у тебя тут часа два сижу, если милиция придёт. Сдачи не надо.» Тимофей протянул пятитысячную.
Джигит взял его добро.
«За дело?» - спросил джигит. Тимоха ах чуть сам не свалился с барного стула на который только что уселся.
«Ну да. А что такое?»
«Ты тут гость постоянный. Раньше вы с другом вместе всё заходили, а теперь ты один ходишь и грустный какой. На сдачу. Верю тебе.»
Ошалевший Тимофей взял деньги и пиво, которое немедленно открыл и опустошил на треть.
«А чего не взял – то?»
«Ты гость для меня. Почему вещи гостя я за деньги должен хранить? А плохих людей я бы сам наказал, если бы право имел.»
Тимоха выпил банку, не дождавшись шаурмы, затем вторую под шаурму, пом счёт потерялся и всё происходящее вокруг стало не важным. Ему снился тот самый вечер, когда они, с Данилой возвращались пьяные домой и перед ними остановилась Audi A8. Стекло передней двери опустилось и из него показалась голова мужика лет пятидесяти. «Ребят! Подскажите где Зелёный проспект десять!» «Прямо метров пятьсот, потом налево минут пять , потом опять направо. - ответил Данил. - Нам же там до дома рукой подать, Тимох! Давайте покажем, заодно и довезёте?» « Прыгайте назад.» - Сказал дядька. Мы уселись и поехали. Сзади ехал ещё один мужик лет тридцати.
«Чем занимаетесь, ребята?»
«Гуляем.» - ответил я.
«Не сейчас, а так, по жизни?»
«Я продавцом работаю. – Сказал Данил, - А мой друг работу ищет.»
«Сколько зарабатываешь, если не секрет?»
«Раз – на раз. Примерно двадцать пять.» - чуть преувеличил Даня.
«Хочешь раз в шесть больше?»
«А делать чего?»
«Что я скажу. Но не сыте. Без педерасни всякой. Я человек серьёзный. Шутки шутить не буду.»
«Ну допустим, да.»
«А друг твой? Что-то он совсем молчаливый.»
«Конечно! А кто ж не хочет!» - ответил я, выказав в этой фразе всю харизму, которой может обладать полутрезвый человек.
«Ну тогда поехали работу смотреть.»
«Да мы спать уж собирались. Давайте телефонами обменяемся….» - начал было отпираться Данил, но его оборвали.
«Игорь! Смотри за ними!»
Дядька, сидевший рядом с нами, вытащил пистолет с глушителем и направил, как мне тогда казалось, на нас обоих. Ситуация приняла неожиданный оборот. Я почти протрезвел. Я сидел сбоку и знал, что надо выбираться. А как же Данил? К тому же успею ли я убежать?
«Мужики! Вы чего?» - было начал я.
«Заткнись!» – сказал мне Игорь и я замолчал.
Мы ехали где-то полчаса, но эта дорога показалась мне вечностью. Я молился, чтобы нас остановила ДПС. Я очень хотел, чтобы мы попали в аварию. Я надеялся, что в нас ударит молния и только мы, с Данилом спасёмся, но всё было четно.
Наконец мы приехали на какой-то пустырь. В тот момент мне показалось, что мы будем сниматься в порно, но произошла вещ более ужасная. Машина остановилась и замки на дверях прыгнули вверх будто по волшебству. Хотелось бежать, но с одной стороны были гаражи, а с другой забор и ни тому ни другому не было видно ни конца ни края. Если сказать, что мне в тот момент было страшно, то это значит ничего не сказать. Я готов был пойти на что угодно, лишь бы меня отпустили живыми тут мне выпал шанс. Лучше бы я попытался выскочить на светофоре во время поездки.
«Выходим!» - скомандовал мужчина с переднего сидения.
Мы, с Данилом вышли из машины и встали в остолбенении. Нас охватил первобытный страх. Мы не знали чего бояться. Мы боялись неизвестности. Самое страшное – неизвестность. Колени тряслись,а зубы стучали.
«Итак ребята! Меня зовут Сергей Дмитриевич. ПО-поводу работы я вас не обманул. Вся фишка в том, что её получит лишь один из вас. Работать он будем моим наследником. Так сложилось, что я не могу иметь детей, а все эти современные технологии мне не годятся. Я решил усыновить ребёнка прямо на улице. Почему бы здесь и сейчас не провести обряд усыновления? Я бы даже сказал рождения. Вы друзья не разлей вода. Для меня вы сперматозойды. Я намекаю на то, что выживет только один. Дмитрий!» – мужчина, что сидел рядом с нами в машине протянул нам по пистолету.
Сначала мы не хотели брать оружия, игнорируя Дмитрия. Через пять секунд пистолеты в его руках перевернулись так, что стволы были нацелены нам в лбы. С тех пор я ни с чем не спутаю звук щёлкающего предохранителя. Я подумал, что всё. Это конец. А я так молод. Я могу ещё столько всего сделать. Или мог бы…
«Господа! Отпираться бесполезно! Второй и последний раз прошу взять в руки пистолеты, иначе разговор с вами прекратиться!»
Чуть поодаль стоял водитель и наблюдал за происходящим с ТТ в руке. Убежать хоть как не удастся – подумал я тогда. Буду делать, что говорят, раз не знаю как быть. Дмитрий вновь протянул нам оружие и на этот раз я взял в руки предложенный им ПМ. Даня поступил так же. Мы стояли, как вкопанные и смотрели друг на друга.
«У каждого из вас в руках заряженный пистолет Макарова с одним патроном в обойме. Из вас останется только один и вам решать кто. Сейчас я досчитаю до пяти. Если из вас никто за это время не выстрелит, то вы ОБА будете мертвы. Если кто-нибудь из вас попробует попасть в меня, Виктора или Вадима, то оба будут мертвы. Тот, кто выживет, не будет нуждаться ни в чём всю оставшуюся жизнь. Отсчёт пошёл! РАЗ!»
Если до этого время казалось вечным, то сейчас оно остановилось. Как я могу убить друга! Он мне родной! Он мне брат!
«ДВА»
Неужели я вижу в последний раз его рыжую чёлку, его карие глаза, налитые кровью?... по которым сейчас бежит слеза. В этот момент я хочу бросить пистолет, но не могу. Неведомая сила держит его в руке.
«ТРИ»
Странно, что он меня сам ещё не убил. Он тоже молод и тоже хочет жить. Он как я! Надо что-то делать… что? Бежать? Куда? Бесполезно!
«ЧЕТЫРЕ!»
«Давай, Тимоха! Стреляй же!!»
«Я не могу!»
«Стреляй, сука!»
«ААААААААААА!»
В то время, когда я кричал он бросил на землю свой ПМ и навёл мой ствол на свой лоб. Оказывается, что инстинкт самосохранения великое чувство, которое заглушает все остальные. Что такое любовь? Что такое честь? Что такое заповедь «Не убей…» по сравнению с собственной жизнью? По – сути это огого сколько по сравнению с моей жалкой жизнью, но я тогда не смотрел на весы, а тупо жал на курок и одновременно ссал в штаны. То - ли страшно было, то - ли перепил пива. Мне тогда было всё до лампочки. Помню хлопок, отдачу в плечи и всё. Я упал на песок, словно тринадцатилетняя девочка, насильственно дефлорированая табором цыган и зарыдал.
Мне было жалко себя, его, и даже Сергея Дмитриевича. Видимо, у него не было матери. И вряд ли когда-то будет. Видимо, его никто не любит. И вряд ли когда-то полюбит. Ведь в ту ночь он убил двоих. Не я и не Данька, а он. Или я. Или ты. Уже не важно. Важно, что все умерли. Или нет?
Молодой человек. Да. Я молодой.
«Молодой человек! Ваши документики!»
«А! Чё? Сколько время?»
«Семь. Документики Ваши!»
«Пожалуйста! - протягиваю я им паспорт. А в чём собственно дело?»
«Кто-то совсем обнаглел! На вокзале стрелять начал, стрелок ворошиловский, блин. А вы что два часа назад делали?»
«Как что, начальник. Шаурму у меня кушал. Жить, говорит, без твоей шаурмы не могу! Страсть как хочется! Вот на, попробуй! Дешевле нет!»
«Убери отсюда этот расплодник глистов!»
«Я тут часов с двух сижу. На метро опоздал, да и задремал что-то.»
«Выстрелов не слышали?»
«Говорю же, задремал. Проснулся бы, наверное, если бы услышал.»
«Аккуратнее! В таких местах, если задремать, то можно без документов и денег остаться. Всего Вам доброго!»
«И Вам не хворать.» - прошептал Тима в след сотрудникам милиции.
«Спасибо за ужин. Пойду домой спать.»
«Возьми самсу на завтрак.» - тянет повар пакет из которого чуть выпирает бита, завёрнутая в газету.
«Спасибо. Сдачи не надо. Детям кроссовки купишь.» - положил Тимофей тысячу на прилавок и пошёл ловить машину. Надо поспать в своей кровати. Завтра же снова на работу.
Теперь я живу на Тверской, в своей собственной квартире. Всегда хотел квартиру в столице. Пусть даже комнату в Подмосковье. Работаю в данный момент ублюдком. Или, как называет это мой новый отец радикальным промоутером, который рекламирует подземный гараж. Живу за двоих потому, что Данил тоже хотел квартиру и высокооплачиваемую работу.