Август. В высоком небе сияют россыпи звезд, со стороны степи порой наносит запах прохлады, в садах изредка падают перезревший яблоки.
Мы сидим на длинной скамье рядом с автобусной остановкой, щиплем крупный виноград, спертый по дороге в чьем-то саду и лениво перебрасываемся словами.
Вечер, как говорят, удался. На Старом Руднике, так называется поселок на окраине города, где мы живем, пару часов назад завершились очередные танцы, прошедшие на удивление весело и без традиционной драки.
В нашем городе пять танцплощадок - по числу шахт. И на каждой самовыражается свой оркестр, или как сейчас говорят, «ВИА». С непременными электрогитарами, «ионикой» и ударником. Молодежи - море. Празднично одетой и бесшабашно веселой.
А еще много новеньких «Яв» с «Ижами», которые блестят никелем рядом с танцплощадками, или лихо носятся по ночным улицам.
Плясать мы готовы до утра.
Но ровно за час до полуночи, в веселящейся массе появляются передвижные милицейские наряды и действо прекращается.
Небольшими группами, кто пешком, а кто на мотоциклах, молодежь растекается по тенистым улицам, цветущим скверам и площадям. То там, то здесь, слышен звон гитар, мелодии портативных магнитофонов и задорный девичий смех.
Сидеть на нашей остановке хорошо. Она высокая, просторная, с красивыми цветными витражами и двумя чугунными скамейками перед входом.
Рядом, тускло блестя гудроном, к горизонту уходит широкая автострада, которую пересекает длинная, с пирамидальными тополями улица, метрах в тридцати, справа, в окружении плакучих ив и цветочных клумб, высокое здание штаба, а за ним, вдоль трассы, закрытый КПП и высокая бетонная ограда с вышками. За ней лагерь строгого режима, где сидят «зэки».
Это соседство нас нисколько не смущает - мы тут выросли, лагерь давно вписался в городской ландшафт и освобождающиеся из него, исправно пополняют гудящие в степи шахты.
- Да, хороший вечерок задался, - покачивая узким носком туфли, довольно изрекает сидящий рядом со мной Женька Хорунжий, бросая в рот очередную ягоду.
- Ага, - затягивается крепчайшим «Легеросом» Колька Зайцев, - хороший.
Я молчу и тихо перебираю струны гитары, исполняя вариации «дома восходящего солнца», который сейчас играют на всех танцплощадках.
- А ведь скоро в армию, пацаны, - поводит широченными плечами Саня Йолтуховский. - И прощай свобода.
- Ничего, - сплевывает виноградные косточки Женька. - Еще целых три месяца.
На трассе, со стороны степи, появляются два далеких огонька, потом слышится треск моторов и через пару минут к остановке подлетают две «Явы».
- Ну че, не заскучали тут без нас? - белозубо скалится с первой Леха Криворучко и стаскивает с курчавой головы шлем. Он вместе с сидящим за рулем второй, Саней Гриценко, отвозили с танцев домой, на поселок Анненку, двух знакомых девчонок.
Затем возникает веселый треп, мы обсуждаем прошедший вечер, смеемся и не замечаем, как напротив останавливается следующая со стороны города, длинная автоцистерна.
Хлопает дверь кабины, наземь спускается водитель и подходит к нам.
- Здорово, хлопцы, - басит он. - Отдыхаете?
- Ну да, - киваем мы. - Вроде того.
- Тут у вас заночевать нигде нельзя? А то рулю без напарника из самой Алушты. Умаялся, мочи нет.
- Сложный вопрос, - переглядываемся мы. - Разве что в гостинице в центре, но ты, дядя, ее проехал.
- Знаю, - вздыхает водитель. - Там мест нету. А я б за постой налил ведро мадеры.
- Мадеры? - недоверчиво переспрашиваем мы, и пялимся на водилу.
- Ну да, - улыбается тот, - крымской, марочной. У меня ее целая цистерна.
Через несколько минут Лехина «Ява», с сидящим позади Женькой, в сопровождении автоцистерны отъезжает от остановки, и, проехав вперед метров триста, сворачивает на Луговую, к дому Хорунжих.
- Ну и подвезло нам пацаны! - потирает руки Саня.- Щас усугубим!
Вскоре мотоцикл, урча, снова подкатывает к остановке, и с него осторожно слезает Женька, с тяжелым молочным бидончиком в руках
- Полведра оставил на завтра, - говорит он, извлекая из кармана граненый стакан.
- А вот и закусь, - семенит от мотоцикла Леха, вытряхивая из-за пазухи десяток золотых ранетов.
Потом мы пьем по очереди густое терпкое вино, хрустим пузырящиеся соком яблоками, и нам хочется приключений.
И они появляются. В лице пришедшего накануне в отпуск с флота, Юрки Песина.
Сначала со стороны ведущей к Краснопольевскому Руднику улицы слышится песня, потом на перекрестке появляется коренастая фигура, в широченных клешах, форменке и сдвинутой на затылок бескозырке
Северный флот, Северный флот!
Северный флот, не подведет!
громко орет моряк, и, в свете фонарей, на его плечах взблескивают золотые лычки.
- Давай к нам, Юрок! - радостно машем мы руками, а Саня Гриценко закладывает в рот два пальца и оглушительно свистит.
Юрка старше нас года на три и до службы был известным в городе хулиганом.
- А, это вы, - подойдя ближе, добродушно басит он, после чего плюхается на скамейку.
- Мадеры дернешь? - щелкает Леха ногтем по бидончику.
- А то! - оживляется Юрка, и Женька вручает ему наполненный до краев стакан.
- Марочная, - с удовольствием опорожнив его, крякает отпускник и аппетитно хрустит яблоком. - Где взяли?
- Где, где, в Караганде! - смеемся мы, набулькиваем ему второй, а затем пускаем стакан по кругу.
- Вещь! - авторитетно заявляет Юрка, воздев вверх палец. - Нам на лодках тоже вино дают.
Мы знаем, что он подводник и уважительно киваем головами.
- Закуривай, - извлекает Юрка из кармана пачку сигарет, и все тянут по одной.
- Импортные? - затягиваясь ароматным дымком, интересуется Женька.
- Ну да, - следует ответ.- Из Александрии.
- А где это?
- В Египте, тундра, - смеется Юрка. - Мы там были с дружеским визитом.
- Здорово, - удивляемся мы. - Это ж надо!
А Юрка самодовольно ухмыляется, снова лезет в карман и вручает всем по тонкой, обернутой в серебристую фольгу пластинке.
- Че это? - нюхает свою Леха.
- Жвачка, - следует ответ. - Арабская.
Несколько минут мы сосредоточено чавкаем и выражаем свое удовлетворение.
- Да, ништяк у тебя служба, - говорит Саня.- А нам с Валеркой осенью тоже в армию.
- На флот загремите, вот увидите, - покровительственно хлопает меня по плечу Юрка. - У нас там шахтерни много.
Со стороны ярко освещенного КПП доносится металлический лязг, потом из-за железной двери появляются два сержанта с красными погонами.
- О! - радостно ухмыляется Юрка. - Сапоги! Пойду, пообщаюсь.
- Брось, - отговариваем мы его, - не связывайся.
Солдат из роты охраны в городе традиционно не любят, а если они появляются на танцах, обязательно возникают драки.
- Не, пойду, - сплевывает на землю отпускник, поплотнее насаживает на голову бескозырку и неспешно дефилирует в ту сторону.
О чем они беседуют, нам не слышно, но через минуту мелькает Юркин кулак и один из сержантов с воплем рушится на асфальт.
- В ружье! - испуганно вопит второй и бросается к двери.
Когда Юрка исчезает в ближайшем переулке, оттуда вываливает увешанный амуницией караул и, гремя сапогами, уносится в темноту.
- Хрен они его догонят, - прислушивается к затихающим крикам Леха.
Минут через пять солдаты возвращаются, двое из них направляются в нашу сторону.
- Слышь, пацаны, - подойдя ближе и тяжело дыша, интересуются один. - Че это за моряк был, вы не в курсе?
- Не, - вертим мы головами, - не в курсе. Наверное, какой-то залетный.
Тот недоверчиво косится на наши ухмыляющиеся рожи, что-то недовольно бурчит и оба звенят подковами в сторону КПП.
- Молодца Юрок - переглядываемся мы и довольно гогочем.
А в ноябре нас с Саней призывают на флот. На полные три года.
Вот тебе и Юрка. Как в воду глядел.