Мой личный демон

Всё это должно было случиться совсем не так. Но … возможно, так даже лучше.
Спокойный летний денёк. Солнце греет поверхность холмов, порыв ветра, рвущийся в машину без верха, сильно раздувает волосы. Пыль так и напрашивается навредить глазам, поэтому солнцезащитные очки являются отличным дополнением к моему отпуску. Спрашивается, что ещё нужно для спокойной поездки по стране? Сейчас отвечу.
Подонок Демон вёл машину самоуверенно, одной рукой. Но это было необходимо, т.к. вторая рука держала Пустынный Орёл, чьё дуло неустанно следило за моим лицом. Он бросил на меня беглый взгляд и снова блеснул своей коронной ухмылкой, за которую его обожает половина женского населения планеты. Меня она жутко бесила. Бесила и одновременно пугала, так же, как и пистолет, направленный на меня. В этой ухмылке чувствовалось что-то людоедское. Что-то, что девушки принимали за страсть и обожание. Но я-то знал, что было на самом деле…
- Расслабься! Вдохни побольше этого замечательного воздуха! Самая чистая дорога, по которой я когда-либо ездил! – рука с пистолетом качалась из стороны в сторону, и я боялся, что он вполне случайно может надавить на курок. Но это было чисто рефлекторное опасение – потому что мозгом-то я понимал, что такую ошибку он допустить был не согласен.
Я сидел в неудобной позе на пассажирском сидении, мои руки были сцеплены наручниками под ногами, и моя голова трещала жуткой головной болью, а затылок натурально жгло. На мне были небрежно надеты солнцезащитные очки и меня это нервировало. Я вообще никогда не любил чем-то ослаблять себя и особенно я не любил наручники, которые Демон стащил у меня же.
Да, каюсь, я хотел использовать служебный отпуск, чтобы уехать далеко-далеко и в этом «далеко-далеко» я собирался найти именно Демона. Именно эту мразь. Потому что именно из-за этой мрази меня не повышали по службе. Именно из-за него мой безгрешно чистый послужной список омрачался чёрной кляксой. Удивительно, конечно, как один он может портить мне жизнь, учитывая, что я не видел его лицо уже больше пяти лет. Но ведь портит! И я решил, хватит. Хватит мне страдать из-за этого не решённого дела. Нужно, наконец, собрать свои яйца в кулак и отправиться в это путешествие. Это бы в раз решило все мои профессиональные проблемы.
Больше всего меня бесило, что мне приходится расправляться с этим в одиночку. До этого самого «далеко-далеко» не распространяются наши обязанности. Он вообще редко появлялся в моих краях, но, чёрт меня возьми, ему удаётся отравлять жизнь именно мне!
Демон – это такой человек… Помесь человека и человека. Он красит волосы в пепельно-серый цвет, носит высокий чёрный кожаный плащ и никогда не расстаётся со своими «орлами». А ещё он – преступник. Очень крутой такой бандит. Его и прозвали Демоном за заслуги перед обществом. Абсолютно аморальный, он не видит разницы между людьми и готов каждого порешить, если это будет способствовать его заданию. Он возникает, как будто из воздуха. Он самый приятный в мире собеседник. Он очаровывает, пускает пыль в глаза и тут же прячется за спину очарованной жертвы. Настоящий демон. Он может работать бесшумным одиноким киллером, застреливая жертву с высотных зданий, или же бешеным грабителем банков вместе с небольшим отрядом. Он всегда был разным. Возможно, его собственного и нет. Мне было плевать…
Я сделал всё грамотно. Навёл справки, читал газеты разных городов. Беседовал с некоторыми заключёнными, расспрашивал подставные лица. И в конечном итоге я смог обнаружить место, где мог бы его поймать. Честно говоря, в этом скорей помог мой опыт, чем мои расследования.
И я пустился в это путешествие. Вот только кто я? Герой? Спецназовец? Я был всего лишь безымянным охранником порядка. У меня была собственная патрульная тачка, собственный пистолет, форма, значок – я всё это оставил, кроме пистолета. Я не подумал, что он тоже мог жаждать встречи со мной. И вот теперь я сижу, связанный, а его гадский ствол смотрит в моё лицо, словно послушная шавка на привязи хозяина.
- Как вообще дела? – спросил он, не отвлекаясь от дороги. – У тебя, я вижу, со здоровьем проблемы, да? Ты как-то долго в себя приходил.
- Чего тебе надо? – сплюнув густую слюну, застывшую в горле, я неожиданно хрипло это произнёс.
- Мне нужна твоя душа, Люк! – ответил он театрально-зловещим голосом и оскалился в дикой улыбке. – Да ладно тебе! Сто лет не виделись. Девушка появилась, а?
- Чего ты хочешь?
- Я хочу мороженого. А ещё знаешь, я бы не отказался от бигмака. А чего хочешь ты?
Мне было слишком дурно, чтобы ответить. В такой позе, когда просто невозможно откинуться на спинку сидения, скоростная поездка на машине меня неожиданно сильно укачивала.
- Знаешь, жизнь очень похожа вот на такую вольную поездку по бескрайним дорогам. Кто-то мчится быстрее, кто-то медленней. Кто-то обходит тебя, а кого-то обгоняешь ты. У каждого своя собственная цель – никто не стремится в одну точку, но все где-нибудь встречаются. И кого-то ты обгоняешь. А вот, когда обгоняют тебя… - Демон резко крутанул баранку в сторону и задел носом какую-то дорогую тачку, что вмиг развернулась. - … это всегда как-то нервирует. И пофиг, что он, должно быть, ехал в командировку и совсем не туда, куда ехали мы. Но ведь этот парень сейчас перед нами выпендрился. Ненавижу выпендрёжников, особенно если они хвастаются вещами, которые от них не зависят. Игра в шахматы – пожалуйста. Паркур – только за. А вот обгон на общественной дороге. Просто так. Не просто потому, что кто-то движется, как черепаха, а потому что у кого-то от максимальных скоростей на таких дорогах не играет очко, а очень хочется. Он же нарушал правила, ты не заметил, а? Я ехал с максимально допустимой скоростью, а он меня обгонял. Нехорошо…
Потом он взглянул на меня и увидел, наконец, что меня вырвало. Этот лихой манёвр на машине меня доконал. И знаете, что он сделал? Он положил «орла» на свои колени и похлопал меня по спине. Отвратительная пахучая жижа дрожала теперь между моими ногами. Чёрт, как же здесь душно!
- Ничего, бывает. Я тоже, когда в первый раз в таком положении ездил, то не выдержал, - я смог набраться сил снова поднять голову и взглянул ему в лицо уже свирепо. Он заметно опешил. - А вот знаешь, ещё что? Жизнь похожа вот на ту лужу между твоими ногами. Тоже живёшь себе, живёшь, и до какого-то момента живёшь в принципе нормально, как сам считаешь. А потом всё как свалится на голову. А потом под откос. И кажется, что тебя выплюнули. А ещё жизнь похожа на кусок масла. Не веришь? И на пистолет. И даже на пару пистолетов. Жизнь - вообще универсальная штука. Её можно найти почти в любой вещи. Каждая вещь заключает в себе частичку смысла жизни.
- Я тебя прикончу.
- А я догадался. Именно поэтому на твоих руках наручники, а на твоей голове – огромная шишка от моей пушки… знаешь, я соскучился. И тут вдруг мне сказали, что ты собрался, ни много ни мало, в путешествие своей судьбы. И я подумал, каким же я был бы монстром, если бы не встретил тебя?
Я спросил его, что он задумал, и он запнулся. Он замолчал, а ухмылка на мгновение растворилась на озабоченном лице.
- Я помогу тебе. Если мой план пройдёт гладко, то ты меня упрячешь за решётку, - он взглянул на задние сидения. – Сколько здесь людей поместится? Трое, да? Самое то… В общем, ты должен будешь играть в мою игру и тогда я тебя отпущу. И никто не пострадает.
- Ты что, совсем рехнулся?! Думаешь, я тебе поверю?
- А у меня будут заложники, - Демон повернул голову и взглянул прямо на меня. – Ты не захочешь, чтобы от тебя страдали другие люди. И не просто заложники. У них будет оружие, и они будут слепо доверять мне. Ты же знаешь, как я умею располагать к беседе. И если ты убьёшь меня, они убьют тебя. Мои заложники. Понял фишку, да?
Он снова оскалился. Его жёлтые глаза смотрели каким-то нечеловеческим взглядом. Он был чудовищем. Ему было плевать на всех людей.
- Относительно твоих коллег у меня такие же взгляды, как и на самого тебя. Смертельные.
- О, нет. Это будут простые людишки. С улицы. Ты сразу поймёшь, когда увидишь. И я пойму. Я умею искать. Вот, допустим, сейчас в двадцати милях городок лежит небольшой. Поездим там по кругу. Поищем пропащие души.
- Я тебе не позволю!
- Думаешь, я не знаю, да?
Последнее, что я видел - как Демон перевернул свой пистолет на пальце ручкой вверх, и двинул им мне по голове. А ведь меня последнюю неделю мучила бессонница. Я просто не мог заснуть, потому что всем телом ждал момента, когда сорвусь с места. Когда, наконец, приставлю пистолет к виску Демона и зачитаю триумфально ему его права, дав почувствовать, какая из сил на самом деле движет планету. Коллеги меня сторонились. Потому что моя безрассудность убила всех моих напарников. Я кидался в пожары, прыгал под пули, нарывался на неприятности, ища, наконец, забвение. А смерть начиналась сразу за моей спиной.
К сожалению, мне снились лишь мои воспоминания. Как я стоял на похоронах своей матери. Черная стена людей, священник, глубокая могила. У меня тогда были самые длинные волосы в семье. А потом надпись на могиле стала меняться. Словно это были набухшие хлопья в миске с молоком, которые помешали ложкой. Цифры увеличились. А надпись “Любящая мать” сменилась на “Любящий отец”. Однако вокруг ничего не изменилось. Лишь недалёкая тень за деревом отрастила волосы. Я чувствовал горечь. Я боялся почувствовать свободу, независимость. Но я этого не почувствовал. Взамен я получил чувство бессмысленности. Я услышал выстрел. Некому больше было гордиться мной. Никто больше не ободрит. Я слышал лишь плач. Меня назвали бессердечным. Ведь, я – единственный, кто не пролил слёз. Но я не был бессердечным. Я просто умер.
… Кто это?
… Я подумал, что просто должен уничтожить Демона. Ведь, я после этого был уничтожен. Нечасто вспоминал, что нужно ещё бриться. Слишком часто ходил стричься. Я не помню, когда последний раз глядел в зеркало, потому что мне было неинтересно увидеть себя и одновременно страшно увидеть себя. Мне до сих пор мерещится кровь на руках и я не могу писать в общественных туалетах, когда там есть ещё кто-нибудь.
… Зови его просто Ричардом. Он всех просит его так называть. Славный малый. Но слишком уж самокритичен.
… Я столько раз держал Демона на мушке, и вечно мне что-нибудь мешало. Порой мне даже казалось, что он просто-напросто уходил от пуль. Но я был должен избавить мир от него. Потому что он был следствием вырождения нашей расы. Одним из винтиков, ускоряющих судный день…
… Маленькая девочка теребила меня за щеку. Щипала-щипала, потом дёргала меня за мою уже давно запущенную щетину. И собравшись с силами, выдернула один волосок. Я вскрикнул и она исчезла.
Мы снова ехали. Но я смог вытянуться на спинке сидения. Поясница смачно хрустнула и сразу же звезды полетели перед глазами. На освобождённых моих руках, на запястьях сияли красные кольца крови от наручников, которые Демон затягивал на мне, видимо, до онемения. Пальцы ужасно болели. Но теперь железа не было, и это облегчало. Вот только Демон всё так же сидел на месте водителя и о чём-то болтал с пассажиром сзади.
А сзади сидела девочка. Ну, на первый взгляд девушка, хотя я-то привык видеть малолеток, и сразу было понятно, что это была всего лишь девочка. В наше время дети росли, как на дрожжах. Светлые волосы, вызывающий прикид. В общем, лакомый кусочек для педофилов.
- О, наш друг проснулся! – воскликнул Демон и оскалился в удивлённой улыбке. На нём были надеты солнцезащитные очки, и он так и не снял с них ценник.
- Привет! – помахала рукой девушка.
Что ты задумал, спросил я. У меня ужасно болела голова, и я не был уверен, что вопрос, всплывший в голове, мне удалось озвучить. Вся реальность была какой-то невзрачной. То ли мы огибали по дороге огромную крутую гору. То ли это горизонт, за которым терялся край моря. Мне казалось, что у меня в голове зияет огромная трещина, через которую утекают все мои мысли.
- Познакомься с нашей напарницей, Ричард!
- Меня зовут…
- Тссс! – Демон прижал палец к губам. – В команде никаких имён, я же тебе говорил. Его зовут Ричардом исключительно за его львиное сердце. Хватит и того, что я знаю твоё имя, милашка. Тебя будут звать… ммм, дайте подумать… Вдова!
- Дебильное имя!
- «Демон» тоже звучит неорганично. Но я ж не жалуюсь…
Он стал мне что-то говорить. А у меня всё вертелось перед глазами. Он общался со мной, как с другом. Что-нибудь скажет, отпустит шуточку и толкнёт меня в плечо. А у меня так жутко болела голова, что казалось вполне ощутимым, как что-то льётся из моих ушей.
- Ооо… он так ничего и не услышал, - обратился Демон к девочке. – Ему просто ужасно плохо, эта поездка его доконала совершенно.
- Зачем ты села в эту машину?
- Что? – не поняла девочка.
- Не слушай его, он вообще странный. А теперь ему ещё и плохо.
- Зачем ты села в машину? – повторил я по словам. – Какова причина? Деньги, да? Он предложил тебе денег, чтобы ты села в машину?
- Ты вообще о чём?
- Я не понимаю. Ты его видишь в первый раз. Но садишься в машину. Он опасен.
- Мы все опасны.
- Видишь! – взорвался хохотом Демон. – Она – то, что нам нужно. Оторва, бунтарка. И убийца, - последнее Демон прошептал мне уже на ухо.
- Вы меня увезли из противного места. Теперь я с вами до конца.
- Подожди-подожди! Эй, до какого это конца? И с кем это «с нами»?
- Ричард, успокойся…
- Меня не зовут Ричард, понял?! Моё имя…
- Эй, Ричард. Нюхни!.. – Демон прижал к моему лицу носовой платок. Хлороформ…
Зачем? Зачем ты, маленькая чертовка, села в машину? Зачем ты его слушала? Зачем ты взглянула на него, когда он подходил? Зачем поверила? Как? Как можно было во что-нибудь поверить?
Убийца…
Вера – очень страшная штука в руках мастера, говорил мне один знакомый психолог. Он тасовал в руках колоду, потом вытащил из неё три карты. Туз пик. Он показал мне туза пик. Как им удаётся его вечно вытягивать? Он показал, потом перевернул её и стал медленно менять местами с остальными двумя картами. Естественно я смог проследить путешествие этой карты до самого конца. Он говорил, что самое страшное преступление совершается в неведении. Страшное с точки зрения морали. Ведь, вера – это уловка в руках того, кто способен её даровать. Крестовые походы совершались во имя веры. А потом, те, кто когда-то смогли рассудить здраво, ужаснулись. Ведь, они убивали материально ни за что. Во славу того, о ком они просто не имеют права знать. 
Убийца…
А если уж рассуждать с глубоко логической точки зрения, то как можно доказать отсутствие Господа на нашей планете? На других планетах? Может, вера не так уж и абсурдна? Многие атеисты пытаются судить Бога за несчастия. Говорят, мол, разве, если бы был Бог, то было бы на Земле так плохо? Они пытаются разобрать его тип на психологии. А если, допустим, психология Бога неподвластна земному разуму? Попробуем доказать, что Бога нет. А как? Потому что мы его не видим? Абсурд! Психолог засмеялся. Чтобы доказать полное отсутствие Бога, нужно иметь стопроцентный отчёт от того, что его нет ни в одной точке ни на небе, ни на земле. А пока этого нет – доказать отсутствие Бога невозможно. Просто никто ещё не доказал его присутствие, но отсутствие тоже нужно доказывать, ведь так? Ведь, логически можно было понять, люди трудились, исследовали уже сто тысяч точек на своём ботинке – а там нет Бога. Всё, мне надоело искать, если Бога нет в ста тысячах точек на моей подошве, то вряд ли он вообще существует. Психолог засмеялся. А потом, спросил, где туз пик?
Кого ты убила, сволочь?!..
Он поднял карту, а там не оказалось туза пик. Чёртовы фокусники! Он засмеялся и достал из кармана моей кофты этот туз пик. А, ведь, он был всегда. Просто твой мозг ограничился стереотипом и в принципе бы не смог найти правильный ответ, сказал он. Да ладно, это же шутка такая! Никто бы не смог! Это просто к вопросу о вере. Ты бы мог поклясться на библии, что карта на месте. А сейчас бы мог поклясться, что держишь её в своих руках, но вдруг, как только ты бросишь взгляд на свои пальцы, выясниться, что там ничего нет? И ты бы был должен бороться за свои убеждения, за то, во что ты веришь. Чтобы спать спокойно, зная, что мир не исчезнет, пока ты лежишь с закрытыми глазами. Вера есть всегда и везде. Абсолютно любая вера, даже самая ничтожная, даже в тех людях, которые говорят, что ни во что не верят. Потому что вера, как сам Бог – поди докажи, что его абсолютно нигде нет. Я уверен, даже ты во что-нибудь да веришь. Я, кстати, не верю в Бога, но и не отрицаю его существование. Просто привык всё как-то своими руками жить, а не руками Господа…
Я заснул не на много… На час, или полтора. Ничего не изменилось. Демон не исчез, девочка тоже не пропала. И мир всё стоял на месте и вертелся под колёсами лихой тачки Демона. Пропала боль. Я смог спокойно вдохнуть, смог ощутить наслаждение от воспоминаний о том, как мне было ужасно плохо. Я всегда боялся это озвучивать, боялся, что именно это ощущение называется мазохизмом. Но, когда боль проходит, это … великолепное чувство. Ощущение, что всё уже позади.
Местность чуточку сменилась. Появилось чуть больше зелени, чуть меньше песка. Воздух стал чуть тяжелее, насыщеннее. Тихо и робко щёлкнул предохранитель, и я повернул голову к водителю. И снова на меня уставилось дуло демонического орла.
- Всё, очнулся, да? Полегчало? Успокоился? Она спит, так что можем поболтать уже по-взрослому.
- Зачем ты её втянул в это? – начал я уставшим, сдавшимся голосом.
- Втянул во что? Мы ничего не планируем, так во что же я её должен был втянуть? Она просто путешествует с нами.
- Как ты смог уговорить человека всё бросить ради тебя?
- А у неё ничего не было. А последнее, что у неё было – она сама и уничтожила. А я человек – приятный. Со мной и в разведку идти не зазорно. Вот она и согласилась попутешествовать с нами.
- Ты и вправду решил отправиться в тюрьму?
- Должно быть, это – первый раз, когда я скажу тебе абсолютную, чистую правду. Я действительно собираюсь в тюрьму.
- Тебе светит электрический стул, если не пожизненное.
- Мне всё надоело.
- Столько лет убивал людей, взрывал дома, шантажировал компании, и вдруг всё надоело? Как-то не верится.
- А ты и в принципе не сможешь этого понять. В отличие от тебя, я живу полной жизнью. Каждый новый день знаменуется чем-то новым, оригинальным. Море красивых женщин, океан денег, целый ассортимент поднятия адреналина в крови. И тут вдруг ты просыпаешься одним хорошим деньком и понимаешь, что всё. Даже какая-нибудь новая оригинальная авантюра не доставляет тебе удовольствия. Эта жизнь, именно та, за которую каждый пытается ухватиться. Тот ритм, которому стараешься подражать, но чаще срываешься. Всё это умерло. Я хоронил предателей, я предавал. Я любил и был любимым, представляешь? Я носил в своих руках восьмизначные суммы денег! И знаешь, где-то месяц назад я, наконец-то, умер. Перед тобой сидит ничто. А ты лишь печёшься о своей заднице. Ты даже ещё и не жил. Я не вижу, чему здесь можно умирать, о каких чертах тут можно жалеть. Кого мир потеряет, если вдруг я сейчас нажму на курок?
- Ты обкурился?
- А сейчас? – Демон приставил дуло второго орла к своему виску.
- Хватит мне мозги пудрить! Знаешь ведь, что мне наплевать на всю эту твою философию, - я взорвался, поняв, что он перестал держать руль вообще, и он тут же убрал один из орлов обратно за пояс.
- Кила, я действительно согласен отправиться в тюрьму. В тюрьму в твоих наручниках. Просто подыграй мне. На чём мне поклясться, чтобы ты поверил?
На могиле матери. Поклянись на могиле своей матери, чёртов ублюдок, что ты вновь не обманешь! Поклянись, что больше ложь из твоего рта не будет даже касаться моего уха. Клянись! Вспомни, что ты прочёл на могиле, когда вернулся. Вспомни, как ты приносил цветы на могилу своей первой жертвы. Вспомни, как ты обещал, что зальёшь свою жизнь кровью только ради того, чтоб не помнить своё самое первое преступление. Вспомни, как держал меня в окуляре прицела и вспомни, как нажал на курок. Мы с тобой – два сапога не из одной коллекции. Вспомни всё это и теперь взгляни в мои глаза, чтобы я смог почуять в тебе искренность, вспомни всё, что вызывало в тебе эмоции и обещай мне, что это будет твоим концом!
Я молчал. Он молчал. И хоть, я потребовал лишь могилу, но он сразу понял суть всего моего требования к нему. Он взглянул на дорогу. А потом улыбка вдруг стала мраморной. Она не изменилась, но что-то в его лице говорило, что теперь он обо всём вспомнил.
- Обещаю. Клянусь. А теперь, давай развлечёмся! Это должно быть великое путешествие!
Он нажал на педаль газа, и я вдавился в пассажирское сидение. Опять к горлу подступила тошнота. Я вообще не привык к машинам, просто так. Но сейчас он поклялся. Он действительно искренне сказал, что это его конец. Я не понимаю, что с ним могло случиться? Может, он заболел раком? Или его отравили чем-то экзотическим? Или в телефонной трубке кто-то прошипел что-то про семь дней? Я никогда не мог понять, что творится в голове это сумасшедшего, но сейчас я был уверен, как никогда. Он умел отмазываться, умел забалтывать, у него пожизненное эмоциональное расстройство, вследствие которого невозможно даже понять, на самом ли деле он улыбается, или же плачет. Но сейчас… сейчас я был абсолютно уверен. Он впервые мне не соврал.
Демон включил радио на полную громкость и стал напевать каким-то ретро-рокерам. Напевать ужасно, но ему, видимо, это приносило огромное удовольствие.
Дорога была бесконечна, как и жизнь. У любой математической прямой есть конец, просто при создании он не учитывается. Просто, потому что кому-то нужно верить, что чему-то в этом мире, даже несуществующему, нет предела. А он есть всегда. Либо там, где рука устаёт чертить, либо где-то там за горизонтом, куда мы не можем взглянуть пока. Видимо, есть у человека такое чувство. Чувство собственного конца. Смотря сейчас на Демона, я думал лишь о конце пути. О конце всего пути. Каждого человека. Мне всё чаще в толпе мерещились знакомые лица. Всё чаще мне казалось, что моё настоящее пытается пародировать моё прошлое. Я не спал и просто пялился в потолок всю последнюю неделю. Может, мой конец тоже настанет совсем скоро?

- …Кила, мне кажется, что я чем-то болен.
- Не говори глупостей! Чем ты можешь болеть? Почему ты говоришь об этом так?
Натан не унимался. Уже больше года Натан придумывал какие-нибудь немыслимые, глупые оправдания. Врачи ничего не находили кроме травмы головного мозга, незначительной и не опасной. Сказали, что он просто порой будет забывать мелкие действия, например, как поднял секунду назад вилку, или как поздоровался с одноклассником. Что есть повреждённый сектор, в который раньше и складывалась такая информация, а теперь придётся от этого периодически избавляться. А всё из-за того, что когда-то Натан упал с качелей. Но на самом деле его ударил отец, просто никому в возрасте десяти лет не верят больше, чем его родителю. Отец бил Натана часто. Как и меня. И маму. Его не было ещё, когда мы только появились на свет, но он успел появиться до того момента, как мы начали что-либо ещё соображать.
И, в общем, я был уверен, что проблемы Натана гораздо страшнее, чем считают врачи, просто они не знали, как это объяснить. Натан очень часто забывал не какие-то моментальные вещи, а целые действия. Как, например, проснулся и пошёл в школу. Сидели мы как-то на уроке математики, а он вдруг как вздрогнет, что аж парта заскрипит, а потом спрашивает меня:
- Акил, как я сюда попал? Это опять сон, да?
Но, ведь, он был нормальным. Я, ведь, заподозрил бы, если бы он ходил, как на автопилоте, как утверждали врачи. Но я разговаривал с ним, а потом он вдруг очухивается и говорит, что не помнит. Вот только врачам на это было наплевать. Они свои черепушки напрягать не хотели. А он забывал и забывал зачастую вот такие вот длительные периоды. А всё из-за того, что папочка как-то двинул ему такой сильный подзатыльник, что он стукнулся о кафельную плитку на кухне. До крови. Он тогда открыл глаза, посмотрел на меня и сказал:
- Привет, - а потом вдруг взорвался диким плачем.
И вот он теперь придумал историю о том, что заболел какой-то редкой болезнью, что поражает мозг и заставляет забывать. А он ещё говорил про проклятие волшебника, про похищение инопланетян, про вселение демона и про эксперименты учёных.
Он так сильно боялся. Сильно боялся отца. А я всегда его приободрял. Вечно, когда мы днями сидели на заброшенном вагоностроительном заводе, мы болтали. Мы мечтали о будущем, когда сможем убежать. Когда в нашем теле проснутся сверхспособности и мы станем спасать мир от зла. Мы говорили, и говорили. А потом он вдруг вздрогнет и замолчит. Замолчит и скажет, посмеявшись, извини, я забыл, о чём мы говорили? О том же, о чём и всегда, отвечал я. О том времени, когда мы не будем уже вечно боятся одного и того же. О том, как сила двух людей сможет зажечь этот одинокий мир привязанностью. Мы бы сказали всем, эй, посмотрите! Вы все боитесь, а мы вдвоём и мы ничего не боимся. Присоединяйтесь. Мы избавим мир от страха!
…Натан застонал и упёрся в мой живот, словно умолял меня.
- Помоги! Что-то во мне! Оно мне мешает!..
Натан, не смей! Не смей меня бросать. Мы же всегда были вдвоём. Вместе. Всех победим, ты что, не помнишь?
Натан улыбался пьяной ухмылкой. Мы были уже старше. Он улыбался, потому что ему было больно, и он не хотел, чтобы я видел, что он тоже её чувствует. Он утёр кровь с лопнувшей губы, схватил меня за шею и прижал мой лоб к своему.
- Помоги мне, брат! Ты же знаешь. Ты всё знаешь! Я исчезаю. Он скоро придёт. Он не должен знать про наш план. Помоги мне, чтобы нам обоим стало легче. Мы с тобой вечны! Раздели со мной этот грех. Раздели, чтобы и тебе было легко.
Нет. Нет! Мне страшно! Натан, постой! Не нужно! Нас уже ничто не держит! Давай просто уйдём!..
… Он сказал нет.

- Извини, что? – вдруг спросил Демон.
- Что?
- Ты только что сказал “нет”. Что “нет”?
- Ничего. Смотри на дорогу…
- Ты какой-то странный. Случаем, не болен? Может в больницу подвезти? – Демон попытался прижать ладонь к моему лбу, но я увернулся.
- Отстань от меня! Ты не знаешь, какой я, как же ты можешь знать, что я какой-то не такой?! Хватит уже тут плеваться сарказмом!
- Я просто поинтересовался, -  Демон обиженно уткнулся в руль, но тут же снова вырос на сидении. – Это почему это я не знаю, какой ты? Может мы пять лет и не виделись, но это же не значит, что я не видел тебя раньше.
- За эти пять лет многое изменилось.
- Что же могло случиться за эти пять лет, что бы затмило нашу боевую юность, а? Ну, конечно, сериал “Друзья” закончился, это была большая трагедия. Я сам устроил траур… Ну, хватит дуться! Люди не меняются. Я же знаю, что ты всё ещё такой же бяка, как и был раньше!
- Это мне говоришь ты? Ты утверждаешь, что люди не меняются?!
Демон замолчал. Он долго улыбался, а потом продолжил.
- Я имел в виду нормальных людей. Ты же нормальный, ведь так, да?
- Да пошёл ты!
- Всё, хватит! Давай вот только без этих бессмысленных огрызок. Я уже давно понял, что ты меня на день рождения не обнимешь. Давай либо ругательства по существу, остроумные и искромётные, либо говори на какую-нибудь пустую, но очень интересную тему, но только без ругани, окей? К тому же мы сейчас подъезжаем к очередному загону. Нужно найти овечку поинтереснее…
Высились дома. Здесь не было каких-либо мегаполисов, но здесь было полно маленьких и очень крепких городков. И нельзя ни в коем случае сказать, что об этом месте когда-либо забывали. Кажется, именно сюда я и собирался приехать, чтобы повязать Демона. Но теперь я въезжал в этот город с ним буквально под ручку. Для себя самого я был сейчас ещё большим ничтожеством, чем обычно.
- О, новый город! – ожила вдруг девчонка на заднем сидении. – Я в жизни никуда не уезжала из той дыры. Но теперь мне кажется, что тут везде – одни сплошные дыры.
- Не всё так уныло, - подал голос Демон. – В таких городах есть столько веселья. Правда законодательством они признаны плохими, аморальными и даже немного еретическими, но такие правильные ребята, как мы с тобой, умеют плевать на запреты и развлекаться. Некоторым людям нужна большая доза веселья, чем другим, ведь так? И все мы созданы равными. Почему же одним можно наслаждаться жизнью, а другим нет? Исправим это?
- Конечно же! – задорно поддакнула Вдова.
Демон взглянул на меня и вытянул ко мне кулак.
- Ну, давай… Ладонь сверху, боевой настрой, вперёд, утята! Ю-ху! – Демон сделал вид, что я положил на его кулак свою руку, и всплеснул ей в воздух.
Когда Демон остановил машину, он попросил нас с Вдовой никуда не уходить. Он сказал, что не в праве нам указывать, и поэтому попросил быть хотя бы поблизости, чтобы можно было нас сразу окликнуть. А потом мне на ухо шепнул, что я словно его сын, и это меня взбесило до того, что с силой двинул кулаком ему в грудь. Он, засмеявшись, откашлялся и выпрыгнул из машины на улицу. Я всё равно не собирался никуда уходить.
- Вы с ним братья? – девочка неожиданно перегнулась через спинку переднего сидения и стала разглядывать меня.
- Что? Нет! Да ни за что на свете!
- А ведёте вы себя, как самые настоящие братья.
- Я… нет. Мы не братья.
- А у тебя есть семья?
- Что? А, нет. Уже нет.
- А как они умерли?
- Отстань.
- Да ладно тебе! Что в этом такого? Ну, умерли и умерли. Что тут такого?
- Уважай чужую личность! Возможно, большего добьёшься.
Она замолчала. И вновь упала на своё сидение.
Когда я в последний раз общался с людьми? Я этого не помню. Сейчас, сидя в кресле, похищенный и связанный клятвой, я понял, что всю свою жизнь сидел затворником. Мне ни до кого не было дела. Никого и я сам не интересовал. Во мне действительно нет ничего интересного. Не было друзей. Были знакомые, но друзей не было. Если мне повезёт, я мог провести шесть дней на неделе, не сказав вообще ни слова. Ни себе, ни людям. Я никогда не отмечал день своего рождения, как остался один.
- А ты не такой.
- Извини, что?
- Ты не похож на него. На Демона, - ответила девочка.
- А с чего бы это я должен быть на него похожим?
- Не знаю. Когда он рассказал о тебе, я надеялась, что ты будешь хотя бы не хуже его. А ты – зануда.
- Привыкай. Мир вообще занудный. Это гораздо лучше, чем быть безбашенным головорезом без морали и совести.
- Ты про Демона? Он классный…
- Он тебя пристрелит, когда ты его веселить перестанешь.
- Демон повторил твои слова в точности до ударений! – девчонка от удивления захихикала. – Он сказал, что ты предсказуем и банален.
- Если ты уже всё обо мне знаешь, то почему же сказала, что я какой-то не такой?
- А ты не такой, - девочка улыбнулась. – Он сказал, что ты – трус. И что злишься на него лишь потому, что не можешь быть таким же, как и он. И он сказал, что ты абсолютно банален, скучен и убил в себе всякую оригинальность. А ты не такой. Я же вижу!
- Тебе сколько лет, премудрая?
- Девушке неприлично такие вопросы задавать!
- Девушке может быть и неприлично, а девочке ещё можно. Можешь и не отвечать. Всё равно ещё слишком маленькая, чтобы понимать людей, - я отвернулся, напоследок заметив, как она возмущённо приоткрыла свой нежный ротик.
- Фу, как грубо! Мне почти восемнадцать, вообще-то.
И снова молчание…
А выглядит на шестнадцать.  Хотя, мне ли не знать, как быстро взрослеют в наше время люди. Да и восемнадцать ни о чём не говорит. Всё равно девочка. Просто девочка, которая уже доросла до того, чтобы ошибочно считать или хотеть быть взрослой…
- А как его зовут?
- Кого?
- Ну, Демона?
- Ох, его зовут Демон.
- Да нет, его настоящее имя! Какое у него имя? Наверное, какое-нибудь бунтарское и экзотическое. Я подслушала вас и знаю, какое у тебя имя. Наверняка, у него тоже что-нибудь необычное…
- Да нет у него имени. Зови его всегда Демон и не ошибёшься.
- Не может быть такого. У всех людей есть имя. Хотя бы то, которое он сам себе дал, если вдруг он – сирота.
- А с чего ты взяла, что он человек? Если ты нас подслушивала, то должна была и услышать, что он назвал себя “никем”.
- Это был речевой оборот, не надо! Ну, скажи! Что тут такого?
- Демон он, и всё тут.
- Даже ты не знаешь? Круто…
- Нет ничего в этом крутого.
- Смотри-смотри! Вот он идёт, с каким-то парнем…
Демон вёл с собой какого-то парня. Ещё совсем молодого и какого-то испуганного. Вьющиеся волосы до плеч скрывали половину прыщавого лица. Какая-то худая фиолетовая футболка с джинсами и кедами. Демон положил руку ему на плечо и о чём-то увлечённо ему рассказывал. Он молчал. Выглядел каким-то потерянным. Потом Демон заметил, что мы их видим, и указал пальцем на нас. Мальчик взглянул и тут же снова опустил взгляд в пол. Лет двадцать, не больше.
- А вот и наша банда, - торжественно протянул Демон, встав у самой двери. – Ребят, представляете, снял его с моста, прямо перед прыжком. Ужасный город. Люди не то, что не пытались его образумить, никого это вообще не волновало. Никого не было!
- Обидно! – мяукнула девушка.
- Знакомься. Это вдова, а это Ричард. Это – неполный состав нашей группы психологической поддержки. Ребят, знакомьтесь, а это…. Ммм… это Плохиш! И ещё вот… никаких имён. Ребят, представляете, он убил свою девушку. Ну, ничего, Плохиш, ты – молодец. У каждого свой демон. С нами ты быстро научишься направлять свою волю во благо. Себе, а не окружающим.
- Привет, - выдохнул парень, скромно помахав рукой.
Это была какая-то подстава, ведь так? Он шутил? Да, он определённо шутил. Он окружает меня убийцами. Психически неуравновешенными людьми. Наверное, именно из-за этого они каким-то образом верят ему. Согласны идти за ним. Ведь, не может быть всё просто так? Что он за игру затеял.
- Даже если они умрут, ты будешь только «за!», - шепнул мне на ухо Демон, подсев за руль и заведя мотор. – Ведь, они – убийцы. Нарушители закона. Но ты не можешь их сам убить. Потому, что они такие милые! Такие ещё молодые! И убивали в состоянии аффекта. Но я тебе обещаю. Я их не трону, я буду их защищать, до тех пор, пока игра продолжается. А они будут защищать меня. Если всё будет по плану, всё будет хорошо. Для всех нас.
- Ты – псих! – сквозь зубы прорычал я. – Что ты задумываешь?! Что за сумасшествие ты готовишь?!
- Я согласен прогнить в камере всю оставшуюся жизнь. Я согласен поджариться на электрическом стуле. Думай об этом. Об остальном позабочусь я. Считай это моим последним желанием…
Я не знал, куда деть свою злость. Кажется, парнишка опешил, последив, как я от гнева ищу глазами, на чём отвлечься.
- И ещё, Демон, спасибо тебе, - вдруг подал голос этот Плохиш, как только Демон нажал на педаль газа.
И тут моё сердце упало куда-то глубоко вниз. Казалось, будто я и сам начал падать в пропасть собственного сознания. Моя злость вдруг замолчала, но только из-за того, что тоже была ошарашена от этого заявления. Я взглянул на Демона, а он только оскалился белоснежной улыбкой.
- Парень, запомни, твоя жизнь стоит намного большего. Повторяй эту фразу три раза в день, после завтрака, обеда и ужина, и возможно о тебе напишут в газете, но не в некрологе.
Я не знал, что делать. Хотелось оторвать лобовое стекло, выбить дверь ногой, выпрыгнуть и убиться о придорожный камень. Хотелось взорваться на месте, и хотелось сжаться до ничтожных размеров, задержать дыхание до смерти, но чтобы хоть что-нибудь сделать. Я чувствовал, как становлюсь прозрачным, как исчезаю. Но я не верил, что Демону можно искренне и без сарказма сказать спасибо. А он скалился, видя мою беспомощность. Руки вдруг, как камень, упали на колени, и я сокрушённо уткнулся лбом в бардачок.
- Точдаун! – подвёл итог Демон.

… Что я делаю не так? Как это всё случилось? Я закидывал психолога вопросами, а он лишь молчаливо кивал головой, что-то записывал в блокнот и ждал. Ждал, видать, когда понос прекратится. Я плакал, ныл, не знал, что делать. Я держал в руках маленький мячик, сделанный, как баскетбольный. Мял его, растягивая руками, я думал, что смогу порвать его от своего негодования. Но у меня не получалось. А потом я замолчал, я устал, и мять этот шарик и говорить. И тогда начал говорить психолог.
Он говорил, что сотни супружеских пар ежедневно разводятся в этом мире. Он говорил, что нет ничего такого необычного в том, что я не могу пережить свою потерю. Она меня бросила. Она изменила мне и развелась. Я просто не мог выдержать. Я готов был наглотаться снотворного и пустить себе пулю в лоб. Он говорил, что всем не везёт. А потом он сказал, что моя истерика связана с прошлым. С каким прошлым?! Я не понимаю.
Он спросил, продолжаю ли я считать цифры в уме.
Я ответил, да. С того момента как она меня бросила я невольно считаю числа. Не знаю зачем, но каждый день я начинаю с числа 1. Чищу зубы на 20-ти. Зашнуровываю ботинки на 50-ти. Скорость не важна. Важно то, что я не могу выбросить из головы чёртовы числа. Часто я сбиваюсь и продолжаю счёт на произвольно взятом числе.
Она была единственным человеком, с которым я был способен общаться. Она словно открыла меня этому миру. Помогла мне перестать молчать. Меня вдруг стали все уважать. Я светился. А потом она так же легко меня бросила. Может, она меня исправила и пошла исправлять кого-нибудь другого? А психолог всё говорил о том, что я рос в плохой семье и что от осознания того, что я не смог создать семью более хорошую, чем мои родители, я и впал в истерику, периодически сменяющуюся на тяжёлую депрессию. Мне дали отпуск на работе. Я всё равно погоды нигде не создавал, а сумасшедших в любом случае не терпят.
И я считал 1023, 1024…
Потом психолог сказал, что в таком случае помогает грубость, как крайний вариант. Я спросил его, о чём это он? А он сказал, что экспериментально подтверждено, что мысленное безумие, фантазия, помогает справиться с такими случаями. Он попросил меня представить, как я, например, убиваю свою бывшую. Просто душу, или застреливаю. Я ещё подумал, что это за сумасшествие такое?! Как мне это поможет, и где это такое было проверено? Разве это не поможет мне скатиться до опасного состояния? Он сказал, что абсолютно безопасно для людей обычных. И он сказал, что я и есть обычный человек. Да и по правде, ну, фантазии у меня всегда были смелыми и очень сложными и интересными. В своей голове я был настоящим богом. Мне ничего не стоило убивать свою жену мысленно. Резать по кусочкам, сбрасывать на неё рояли, бить током, морить голодом. Со временем, мне это даже понравилось.
Я вернулся в колею своей обыденности. Ни слова, ни взгляда. Я стал снова молчаливым и снова все перестали обращать на меня внимания. Хотя бы так. Лучше уж так, чем самоубийцей…

Демон вёл машину, наполовину заполненную молодняком. Вёл лихо, быстро. Дети визжали от восторга каждый раз, когда он давил на газ, чтобы обогнать очередной минивэн. А я сидел и не знал… не знал, что делать. В школах нас этому не учили. Я не хочу поддаваться этому гаду, но я уже стал поддаваться. С того самого момента, как он снял с меня наручники, я даже и в мыслях не пытался его скрутить. Во-первых, я слишком ослаб, а во-вторых он слишком силён, хоть и худощав. К тому же эти дети на заднем сидении… они смотрели на него с восхищением. Не с таким, конечно, с каким смотрят эстеты на Мону Лизу, а с таким, с которым смотрят на капитана команды чемпионов. Без отвисших челюстей и звёзд в глазах, но как только они украдкой глядели на его затылок… казалось, так дети смотрят на своих родителей. Я не уверен. Я на своих так никогда не смотрел…
- Вот, знаете, что мне интересно, - начал я говорить, повернувшись к детям. – Вот вы просто так сели в машину. Не сомневаюсь, у вас были на то причины, Демон их всегда находит. Он у нас оратор. Но вот мне интересно, вы сели, никаких вещей с собой не взяли, бросили свой дом. Никто о вас волноваться не будет?
- Нет, - мрачным хором ответили дети, и развели взгляды по сторонам.
- Ты что, совсем дурак, да?! – вдруг возмущённо зашептал Демон. – Я столько сил угрохал, чтобы они забыли о прошлом! Нет у них никого! И ничего у них нет! Думаешь, я бы стал набирать детей, которым было бы что терять? А теперь они будут плакать по ночам. Бессердечная ты скотина!..
- Я же не…
- Я специально так официально объявил про их убийства, чтобы ты их не спрашивал! Каждый из них распрощался с последним человеком, который для них что-либо значил. У каждого из них теперь будет тяжёлое прошлое, и им нужно как-то научиться с ним жить. Как у нас с тобой. Вот подумай, у тебя же никто не спрашивал, когда ты уматывал из своего родного города про то, что тебя кто-либо может ждать, ведь так? Можешь издеваться надо мной, сколько хочешь – я твердолобый, но вот детей трогать не смей, понял?!
Он сказал это мне. Я был ошарашен. Признаю, я чувствовал к ним лёгкое отвращение. Я знал, что с ними теперь живёт тяжесть прошлого и не понимал, почему они так улыбаются. Но он сказал это мне. Он выставил меня ужасным человеком. Он поменялся со мной местами. Разве, я ужасен? Разве я хуже Демона?..
- Так, ребят. Я же вам говорил, поездка за мой счёт. Поэтому перестаём дуться. Кто хочет заехать в Макдональдс?
Мы причалили к обочине, возле одного Макдональдса. Вокруг – пустота, но здесь стояла достаточно приличная активность. И у них была эта опция, когда можно заказывать, не вылезая из машины, но Демон настоял на том, что надо бы немного кости размять. А ещё он сказал мне оставаться в машине. На случай непредвиденных обстоятельств.
Я стал ждать.
2431, 2432…
Через стеклянные двери я видел, что очередей нет, но они стояли там долго, много чего навыбирали. Девочка, как заяц прыгала возле Демона и указывала, что она ещё хочет съесть. Потом всё это плотно утрамбовали в четыре бумажных пакета… и тут Демон вынул свой пистолет. Я совсем опешил. Потом он украдкой взглянул на меня, а я, ведь, был в метрах семидесяти от него. Нас разделяла площадь для поедания дешёвой еды под открытым небом. Он кивнул, а потом что-то крикнул, и дети побежали к дверям. Я завёл машину. Пятясь вприпрыжку назад, Демон выскочил вместе с детьми и уже вовсю бежал к машине. Сзади раздался тяжёлый выстрел охотничьего ружья. Демон начал расстреливать вход, но так и не попал по недовольному кассиру. А он, ведь, мог попасть по комару со ста метров. Вместе, кубарем, они впрыгнули в машину, и я надавил на газ.
Выбежавший во двор «охотник» успел лишь всадить пулю в пустой багажник. Повезло. Ведь, он мог попасть выше.
- Отлично сработано! – воскликнул Демон. – Мы взяли хорошую добычу, друзья! И ты молодец, Ричард! Мне прям, показалось, что ты тоже теперь на моей стороне.
- Ограбление века, идиот! – буркнул я. – С дуба рухнул, да? Мог распрощаться с кем-нибудь из своей малолетней команды!
- Не трещи! Мы отлично повеселились. И еду на халяву добыли. Дети, ну как вы там?
- Круто! – хором отозвались с заднего сидения.
- Ой, кажется, я приземлился точно на одну из коробок с куриным мясом…
- Надо будет повторить!
- Совсем очумели? Это опасно! Вы теперь преступники, я могу вас всех арестовать.
- Но не арестуешь, - заключил Демон. – Да ладно, папочка! Ну, мы повеселились, нам хочется адреналина! Мы – свободны, как ветер. Может, нам скоро умирать придётся. Дай нам возможность вспомнить перед смертью что-нибудь весёлое.
- Я буду надевать на тебя наручники очень тщательно…
- Акил, - Демон снова перешёл на частоту моего уха. – Тебе же самому понравилось. Ну, скажи! Это было ничтожно, мы ничего в этом мире не испортили. Но адреналин мы получили. Скоро ты перестанешь это терпеть и начнёшь этим наслаждаться. Только терпи. Вспомни брата. Вспомни, о чём он тебя попросил перед смертью. Хоть раз, помнишь? Хоть раз…
Я постараюсь. Ради тебя, Натан. Ради твоей последней воли. Я буду терпеть.
Машина всё неслась и неслась по дороге. Всё быстрей и быстрей. Я не спускал глаз с горизонта, чистого, словно гладко выбритая кожа, я почти не моргал. Потому что спать не хотелось. Потому что я боялся ничего не увидеть. Оказаться в пустоте. Солнце уже опускалось, заглядывало на ту сторону горизонта, темнело, и я включил фары.
Когда вся еда оказалась уничтоженной желудками молодых поедателей фастфуда, солнце уже опустилось. Засияли звёзды. А я всё не хотел спать. Демон выбросил весь мусор прямо на дорогу и стал играть в слова с остальной компанией. Со временем я стал чувствовать, что мой гнев, моё негодование Демоном пропадает. Я всё так же его ненавидел, всё так же презирал, просто … всё меньше и меньше хотелось нацепить на него наручники. Я ощущал отвратительное чувство связи с ним. Словно ему всё-таки удалось меня уломать, перейти на его сторону. Но мне хотелось верить, что я забочусь о тех пропащих душах, что сидят на заднем сидении.
Они – убийцы. Все. Вокруг меня. На каждого, кто сидел в этой машине, кроме меня, смотрели тени. Невидимые, несуществующие тени. Сотни теней выстроились за Демоном и уныло, безмолвно смотрели на него. И косились на детей. В каждом городе, с населением больше десяти тысяч человек, живёт, как минимум, один ребёнок–убийца. Убийца – это формально. Мы не называем убийцами тех, кто убил нечаянно или вынуждено. Для нас убийство – это нарочное лишение жизни ради лишения жизни. Для остальных мы так и не придумали названия. Потому что любое определение всё равно сводится обратно к тому, что несчастный – убийца, что мы так старались обойти.
Именно поэтому я не хотел называть их убийцами. Демон знал, кого набирать к себе в свиту. Они были убийцами формально, и формально я обязан был их арестовать. Но я не могу. Во-первых, я связан долгом с Демоном. Во-вторых, они убийцы формально. Они не контролировали себя, они, возможно, даже не желали, но, когда адреналин ударяет в мозг, подсознание берёт верх над сознанием. И к тому же, они ещё совсем молоды. И скоро, по мере того, как я буду следить за Демоном, я начну невольно им сочувствовать. Это уже психология. И когда, возможно, случится шанс, когда я всё же наберусь храбрости взять Демона под прицел, они встанут перед ним, скажут, чтобы я сперва пристрелил их. А я не смогу. Я желаю, чтобы на меня мрачно и уныло косилась лишь одна тень. Я не смогу выдержать больше…

… Вот знаешь, я всё никак не могу понять. К вопросу о вере, который всё нам втирает психолог, говорил мой знакомый…
576, 577…
Пока я проходил курс реабилитации, я всегда в комнате ожидания сидел рядом с одним полноватым и лысоватым мужчиной в отвратительном пиджаке цвета кала при диарее. Невольно мы с ним разговаривали. И он был, наверное, единственным в нашей группе, кому действительно был нужен психолог. Он был нервным, дёрганным, вечно повышал сильно голос на ударениях. И всё время поправлял свой отвратительный пиджак, когда чесал живот.
…- Он вечно говорит про веру, и ты заметил, что акцент вечно ставится на доверии к человеку, - говорит этот полноватый мужчина в пиджаке цвета анализов. - Я не могу доверять человеку. Наш мир, наша цивилизация создана с опорой на всемогущество человеческого мозга, и я не представляю себе такое надёжным. Ты же видел все эти машины, да? Ну эти… они… такие… вечно что-то делают… меняются… и снова делают… ну, ты меня понял, да? Да и не важно, любые машины. Человек их собирает, и есть статистика. Статистика вероятности поломки в механизмах. То есть в любом случае, где-нибудь, у кого-нибудь, машина, собранная человеком обязательно, да подведёт человека. У человека не хватает терпения, не хватает усидчивости, относительно настоящих машин. Как в фантастиках. Мы же вечно фантазируем себе идеалы. И они никогда не ломаются, если их не ломает человек. В том-то и дело, что если умная машина соберет, наконец, свою собственную машину, без всякого влияния человека, вот тогда настанет идеал. Потому что машины сами не ошибаются. Не бери во внимание те конвейеры, что штампуют всякую фигню из металла, потому что они запрограммированы человеком.
Человеку не может быть доверия, ведь, как сейчас помню, я спрашивал, а этот утюг точно не сломается в первый день? А он мне знаешь что ответил? Да вроде бы не должен! Это убедительный ответ, по-твоему? Ты бы ему стал доверять? Я не стал. У машин, собранных человеком всегда есть гарантия. То есть мы сами признаём, что штампуем дерьмо, но так как никто не штампует его лучше, то покупайте у нас. Я ехал в такси и думал, вот это точно сделал своими руками человек. Потому что отвратительно. Мы умеем отлично делать лишь две вещи. Детей и деревянные ложки. Да и то, с первым мы часто лажаем, к тому же от нас почти ничего не зависит. Я смотрел на упаковку куриного филе, обтянутого полиэтиленом, и думал, ведь это сделал человек.
Толстяк поправил пиджак:
- И многие люди умирали от того, что съедали кусочек такого филе только из-за того, что закрыта она, может быть не герметично, или курица была заражена какой-нибудь хворью. Но там есть только срок годности. Гарантии нет. Мол, всё зависит от курицы. И в суд, видимо, подавать тоже нужно на курицу в случае вреда. Человеку свойственно ошибаться, ведь так? И человек строит под себя этот мир. И я не хочу быть рядом с тем, что создал своими руками человек, когда его цивилизация совершит ошибку. Возможно, это будет восстание роботов. Или взрыв планеты. Или кто-то, наконец, сможет выпустить демонов из Ада. В любом случае, создавая свой мир, мы создаём лишь другого человека, но только на более высоком уровне, ты меня понимаешь? Мол, маленькие клетки в теле – это тоже люди, только на более низком уровне. И когда этот человек более высокого уровня ошибётся – многие из нас поплатятся за это. Наше существование вообще опирается лишь на ошибках, ты заметил? Иисус родился в результате непорочного зачатия. Вселенная появилась из-за того, что что-то там очень сильно взорвалось. Обезьяна взяла в руки камень, потому что как-то раз нечаянно метнула им в дерево и упал сверху банан. Я вот, что подумал. Если Господь создал нас по своему образу и подобию, а принцип нашего существования – это ошибка, то … не было ли ошибкой само наше существование? Я имею в виду, ведь все говорят, на то воля божья… непостижимы пути Господни… Господу всё лучше известно… может, Господь ошибся, создав нас?.. может, наше создание и было ошибкой?..

Я почти не спал. Точнее, я не спал вообще. Я вёл машину, всматривался в границу света фар и тьмы. Стало больше деревьев. Но всё равно было пусто. Демон, кстати, тоже не спал. А дети спали. Демон упёрся в сидение и свесил одну ногу с дверцы машины. И о чём-то думал, упираясь подбородком в ствол своего орла. Странное дело, но я почему-то чувствую сонливость лишь, когда начинает светать. Становится ужасно грустно. Отвратительное время суток. И ощущение, что я пропустил целый день из жизни.
Я считал 12341, 12342…
- А давай начнём всё сначала? – прорезал мрак моих мыслей голос Демона.
Я повернул лицо к нему и всем видом показал, что от неожиданности у меня ни одного слова в голове нет.
- Меня зовут Билли Джо. Я люблю водку, покер и красивых девочек в ковбойских шляпах, - он протянул руку в знак приветствия.
- А меня зовут Ричард, - я жёстко пожал ему руку. – Ты испортил моё прошлое, отравил настоящее и уничтожил будущее, и я не желаю начинать с тобой всё сначала, пока ты за всё не ответишь.
- Дружище, это не хорошо! Ой, как нехорошо! Я приехал, забрал тебя из того дерьма, что ты называешь своей жизнью, а ты всё дуешься и дуешься. Ну, давай вспомним нашу жизнь до того, как началось всё плохое.
- С тобой появилось всё плохое.
- Да и до меня всё было плохо, Акил. Это был риторический вопрос. Может, вся твоя злость основана на том, что ты недоволен всей своей жизнью? Может, ты меня ассоциируешь со всем тем ужасным, что с тобой случилось?
- Для этого не нужно олицетворять. Ты – действительно всё то ужасное, что со мной приключилось.
- Да ладно! Всё началось с бати! Вот его и вини…
- Не смей! – зарычал я. – Не смей вообще лезть в мою семью! Не смей тянуть из меня ненужные слова! Хочешь чтобы я повторил?! Хочешь, чтобы я сказал то, что мы и так знаем, да? Ты – вина. Ты – ошибка!.. Отстань от меня. Не пытайся залезть мне в мозг. Просто играй свою последнюю игру, а я буду предвкушать момент, когда с чистой совестью нацеплю на тебя наручники. Во имя Натана…
- Чистая совесть, хех… - мрачно заметил Демон. – Как будто она может быть чистой…
Всю ночь я не мог заснуть, хотя мне всегда нравилось спать в движении. Демон снова сел за руль, а я просто сидел. Сидел и остекленевшими глазами гипнотизировал тьму. Я чувствовал, как глаза просили, чтобы я их закрыл, но по какой-то причине я не мог. Я уверен был, что смогу заснуть, но я не мог. Бессонница. Возможно, теперь всю оставшуюся жизнь мне придётся засыпать от хлороформа или от удара тяжёлым предметом по затылку. Демон часто оглядывался на меня, но так больше и не решился заговорить. Создавалось впечатление, что в этой твари осталось хоть что-то человечное. А я всё смотрел, и смотрел. Смотрел и смотрел. И почти не моргал, хоть ветер дул в глаза. А в голове моей гуляли лишь эти комментарии. Которыми я сейчас описываю действительность.
Начинает светать. А я так и не поспал. Демон тоже не спал, но в отличие от меня, он выглядел, как огурчик. Это ужасное время суток. Солнца ещё нет, лишь небеса только-только начинают освещаться. И на дороге всё ещё темно. Такое ощущение, что в это время мир не принадлежит нашему измерению. Мир кажется каким-то мёртвым… непонятным. И словно на собственную душу, ты берёшь все тяжёлые просыпания этого утра. Когда не охота просыпаться, когда мир грёз слишком сладок. Или когда реальный мир слишком горький. Словно ты сто миллионов раз вот так вот тяжело просыпаешься этим утром. Сто миллионов разочарований. Сто миллионов горьких воспоминаний о том, что твой срок стал на один день короче. Сто миллионов раз ты думаешь, что всему миру, кроме тебя, сейчас комфортно и тепло.
Рёв мотора уже перестал быть чем-то неестественным. То, что ты уже больше дня не вылезаешь из машины – тоже нормально. А ещё более отвратительно, что начинаешь привыкать к Демону. И к молодым убийцам на заднем сидении. И к тому, что ты мчишься, не зная куда. Возможно, Демон и не задумывал никакого плана. Может, он просто не знает, что делать.
Появилось такое странное ощущение, почти фантастическое. Словно, допустим у двух магнитов есть бесконечная связь. За сто миллионов километров она не пропадает и существует. А потом вдруг их стали медленно сближать. И то, что раньше было почти нулём, набирает медленно очки. Примерно такое новое ощущение во мне появилось и с каждым новым метром по этой дороге я думаю о нём всё сильней.
- А ты заметил, - вдруг сказал Демон. – Натан и Сатана звучат почти одинаково. Просто совпадение?
- Да пошёл ты! – Я захотел ударить его. Ударить очень больно. В челюсть. Так, чтобы он потерял управление и мы бы все влетели в дерево и никто бы не выжил. Чтобы четыре маленьких несчастия затухли на теле этой планеты. Но у меня не хватило смелости.
- Знаешь, дружок! Тебе надо выговориться. Я уверен, это поможет. Да что ты отворачиваешься? Вот скажи мне прямо, чем я тебя раздражаю. Это разгрузит твой эмоциональный багаж и мы сможем более свободно общаться.
- Я тебе при каждом удобном случае не ленюсь выговорить, что я о тебе думаю. Не заметил?
- Значит, в душе ты держишь ещё что-то более обидное… ладно, можешь не говорить. Эй!..
Завизжали в приступе дикой боли шины. Послышался тяжёлый стук и ни я, ни Демон сразу не поняли, что случилось. Только лишь то, что мы что-то сбили. Что-то достаточно массивное и теперь оно прячется за капотом машины.
- Что случилось?! – воскликнула Вдова, когда ей на колени вдруг упал сопящий Плохиш.
Демон вышел из машины и стал медленно подходить к носу. А потом вдруг согнулся и извлёк из-под колёс какого-то старика. Я бросился ему помогать и вместе мы водрузили этого старика на край заднего сидения. Только что проснувшийся Плохиш недовольно подвинулся, когда рядом с ним бухнулся большой седой мужчина, от которого пахло литрами алкоголя вперемешку со старостью.
- Смотри-ка, пьяный и так далеко забрёл! А был бы трезвый, то мы наверняка бы ему что-нибудь сломали.
Старик храпел. Накренился вперёд и беззаботно заснул.
- Кто это? – спросила Вдова.
- Северный олень, - разъяснил Демон. – Они часто выходят на дорогу и замирают в страхе, когда на них несутся два огонька фар. Я его сбил и теперь просто обязан отвезти его в больницу.
- В отрезвитель! - добавил Плохиш.
- Всё пропало! – крякнул вдруг старик и продолжил своё старческое сопение.
- А который сейчас час?
- Четыре, может полпятого утра.
- Так рано?! Ужас!
- Ну всё, теперь я больше не засну…
- Один! – крякнул вдруг старик. – Совсем один!
- Два! – вдруг крякнул, передразнивая старика, Демон. – Почти два!
- Откуда он такой здесь?
- Да, наверное, где-то поблизости есть городок или посёлок, оттуда и вышел.
- Здесь неподалёку есть небольшой городок. В принципе туда мы и движемся сейчас. Еда и выпивка, господа и дамы! Перекусим, немного поиграем…
- Опять фастфуд собираешься ограбить?
- Ты что, дружище! Бери выше.
Демон вдавил педаль газа до предела и они помчались, обгоняя Солнце.

… Я шёл быстрой от злости походкой по коридорам нашей школы. Второй этаж. Место для младших классов. Молокососов. А мы уже были в восьмом и на второй этаж мы заходили редко. Здесь у нас была только математика. Но я шёл, хмурый и сосредоточенный, а маленькие школьники меня сторонились. Кого-то мне даже удалось сбить, но я не обратил на это должного внимания. Я в принципе и так имел достаточно злобную репутацию среди детей. Дети меня боялись, считали, что я что-то типа задиралы. Даже уже не помню почему. В старших классах эти детские вещи как-то терялись. Но не в этом дело…
Я свернул в коридор и увидел их. Группа моих одноклассников. Они любили ошиваться на втором этаже, думая, что так они зарабатывают уважение и авторитет. И среди них был объект моего недовольства.
- Ребят, привет! Натан, подойди пожалуйста – есть разговор.
Натан выглядел абсолютно удивлённым.  Пока он подходил ко мне, я пытался понять, что за странное чувство во мне родилось. Смесь злобы, досады и неподдельного удивления.
- Что случилось, брат?
- А ты не знаешь!
- Пока даже и представить не могу.
- Как это понимать?! Я так долго собирался с духом, копил храбрости, искал подходящий момент…
- Акил, скажи прямо, что случилось?
- Я подошёл к Нэнси и позвал в кино.
- Молодец! Ну и что она ответила?
- То, что она уже встречается с тобой!
Натан ошарашено выпучил глаза, а потом тут же сменил удивление на ироничный смешок.
- Прикалываешься, да?
-Ничего не прикалываюсь! Она мне так сказала, и я требую объяснений! Почему ты мне не сказал? Я же тебе уже давно говорил о … чувствах… к ней! Не по-братски ты поступил.
- Уж если бы я с ней встречался, я бы это заметил. Акил, брат, у меня от тебя нет секретов, поверь. Таких, которые относятся к тебе. Либо она, таким образом, говорит, что это я ей нравлюсь. Либо она тебя мягко так продинамила.
- Продинамила? – переспросил я, и словно в бочке моего гнева выбило дно, и уровень стремительно стал падать, пока совсем не исчез. – Это … разумно.
- Это – лишь самый логичный вариант. Но это не означает, что он – истинно верный.
- Спасибо, что разъяснил. Извини, что я тебя отвлёк.
- Ничего! Вопрос был важный. Если понадобится, можем потом вместе над ней поиздеваться.
- Спасибо брат. Ладно, до встречи. Пойду на урок…
Мы учились в разных классах. У нас были разные друзья. Но никто из нас не уходил из школы, пока не встретит второго. Всегда вместе…

Красная вывеска «Больница» так и грозила когда-нибудь свалиться со стены. Большое двухэтажное здание казалось каким-то ничтожным в моём представлении о больницах. Оно скорей было похоже на бойню. Как-то всё слишком тихо и зловеще. Даже парадной не было. Была широкая двойная стеклянная дверь, но ни крыши, ни крыльца, как такового не было. Я бы скорей истёк кровью, чем доверил рану этой больнице. И я даже не вылез из машины. Так и остался сидеть и осматривать всё вокруг.
- Блин, здесь до сих пор воняет выпивкой и старостью! Фу! А на переднем сидении воняет? – спросила Вдова. Она тоже отказалась входить в эту больницу. Вот только в её взгляде читался неподдельный страх.
- Мне всё равно.
- Как это всё равно?! Меня сейчас вырвет от всего этого! От машины не тошнит, от бензина не тошнит, от Плохиша  не тошнит, хотя он мне не нравится, а вот как только мумия эта села, так хоть нос отрезай!
- Подрастёшь, научишься привыкать к дерьму. Зато весь остальной мир будет казаться лучше.
- Он уже кажется! – она ловко прыгнула на место водителя и стала осматриваться с новой позиции. А потом повернулась ко мне. – А ты когда-нибудь уезжал так далеко от дома?
- Я всю свою самостоятельную жизнь далеко от дома.
- Ты – бродяга?
- Нет. С чего ты взяла?
- Ну, бродяги, бомжи, тайные убийцы вечно далеко от дома. У них вообще нет дома.
- Смотря, что считать своим домом.
- И что же ты считаешь своим домом?
- На философию как-то не тянет. Займись лучше чем-нибудь… погуляй.
Она разочарованно нахмурила тонкие брови, и, скрестив руки на груди, сильно бухнулась на спинку сидения, уставившись на дорогу.
- Не хочу я никуда уходить! Почему ты не хочешь со мной поговорить нормально?
- Я бы поговорил, да вот только ты так глазками стреляешь, что я слепну. Сбивает как-то с мысли.
- Если бы так было, то ты бы меня не отталкивал, а наоборот.
- Малолетка, а такая вертихвостка уже! Не страшно одной в мужской кампании?
- Грубиян, да? Люблю грубиянов. Умею строить.
- И убивать умеешь, да? Прикончила одного такого. Наверное, потому что он раньше тебя кинул, чем ты его. Понял, во что вляпался, да вот не знал, что ты без принципов.
Оп! Я поймал её руку на полпути к моей щеке. Этот приём почти всегда срабатывает. И чем красивей и хрупче девушка, тем он эффективней. А учитывая, что это была Вдова, то можно было бы ставить и все сто процентов. Она махнёт одной рукой – я её ловлю. Она махнёт второй – я её тоже ловлю. И вот она, недовольная, с тихими стонами пытается вырваться из моих рук, немощная извивается в сидении. Ощущение, что хищник поймал добычу и его уже никто не остановит. Это ужасно соблазнительно и для меня, видевшего этот фокус лишь в кино, он был каким-то … красивым. Она наверняка уже соблазняла много парней и мужчин. И я чуть не поддался. Отпустил и она сразу же сдалась.
- Я не просто какого-нибудь парня убила…
Теперь уже она, осунувшись, смотрела на приборную панель, и никакой жизни в ней не стало. Словно она, жизнерадостная и соблазнительная, поменялась моментально с другим человеком, расстроенным, депрессивным. И теперь уже, когда тусклое утреннее солнце неуверенно бросало тень больницы на нас, её лицо казалось измученным. Словно не было вообще на ней косметики, и опухли веки. Словно даже бы слёзы. Словно рядом со мной сидела сейчас наркоманка, красивая, измученная жизнью, укутавшись в тонкую, но пушистую кофту.
- Но он это заслужил!
Поверь, все мы это заслужили.
- Но он не был всеми…
Она замолчала. В её глазах на самом деле не было слёз, но они невольно рисовались сознанием. А потом она ещё сильней подогнула рукава кофты и ещё сильней сжалась. Это был знак одиночества. Настолько знакомый мне. Я видел множество людей, одиноких от жизни. Когда никому не было дела, они забивались в углы, устраивались где-нибудь поудобней, а потом поджимали рукава и прятали руки внутри. Я и сам последние несколько лет так делаю. Охота лишь наклониться, встретить чужое плечо, такое тёплое и мягкое. Но страшно. Ведь, почти всегда ничего нет. Есть пустые стены, пустые вещи. Ни одной живой души рядом. А когда и есть кто-то рядом, то ему нет до тебя дела и это обидней всего. Чужой мир. Чужие существа.
Она тоже качнулась. Робко так, словно забылась, как и все забываются. Но тут же пришла в себя, ведь, никого рядом не было. Малолетка. Прислонила колени к груди. Было совсем не холодно. Но, когда одиноко, становится очень холодно. Когда думаешь об одиночестве. Снова качнулась.  Я сдался и положил руку ей на плечо. Она даже не посмотрела на меня. Просто наклонилась и уткнулась мне в бок. Молча. А я поддался и дорога мне в ад, горящий или холодный…
- И долго же они там ещё будут? – вдруг спросила девочка.
- Правда. Бросили бы уже старика и вернулись сто раз…
Лжец. Чёртов лжец…

… Кажется, она заснула. Не знаю, сколько мы уже просидели без движения в этой машине, но впервые за всю поездку я перестал чувствовать нытьё в костях. А их всё не было. И мне стало вдруг интересно, почему никто из них не пришёл и не сказал, что придётся задержаться? К счастью Вдова спала крепко. Я положил её на сидение, а сам вошёл в больницу. Перед самым входом я вдруг услышал, как угрожающе заскрипела вновь вывеска, и я поклялся в сердцах, что сам её свалю, чтобы она никого не убила прежде…
А в холле было пусто. Абсолютно и это уже пугало не по-детски.  Блеснула кровь на чёрно-белом полу. Ничего, это же больница – здесь кровь не в новинку. Вот только уборщицы что-то это не стёрли. Внутри эта больница оказалась куда приличней, чем выглядела снаружи. Может, Демон сейчас тоже ищет в этом здании хоть что-нибудь живое? Не знаю…
Я окликнул коридор и услышал своё эхо. Стало очень неловко. Я же смотрел множество фильмов. Там где нет ни единого звука лучше не поднимать шум. И всё же вряд ли меня сожрёт какая-нибудь адская тварь.
В голове лишь числа – 1276,1277…
Я подошёл к лестничному пролёту, пропахшему сигаретами, и поднялся на второй этаж. Там ещё был подвал, но скорей уж Демон стоит на втором этаже и ждёт, пока старику проведут все нужные обследования. Но мыслями я витал высоко-высоко. Оттуда было совсем не страшно. Там был лишь я и … та девочка, спящая сейчас в машине Демона. И я стал проклинать раннее половое созревание. Ведь, мало ли фантазия. Многие мужики, наверняка, уединяясь, представляют в голове молодых, возможно, несовершеннолетних девушек. За фантазии никого не сажают в наше время. А теперь молодая фантазия лежит в машине и она совершенно реальна. А, может, всё это есть сон? Вся поездка?..

…Странно, оборудование вроде гудит и работает, но пусто. Нигде нет ни души…
Может, это мне сейчас снится, что каким-то образом меня нашёл Демон и по какой-то необъяснимой причине он играет со мной в игру, условия которой – получать удовольствие от свободы? Ведь, это действительно как-то не вяжется с действительностью. Хотя, Демон никогда не вязался с действительностью. Либо вся моя жизнь – дурной сон, либо Демон и до сна умел гипнотизировать людей. Вот бы это всё было сном. Вся моя жизнь. Чтобы я сам оказался сном…
Вдруг меня кто-то схватил сзади за плечо. Это был Демон.
- Демон! Ты меня напугал. Что здесь происходит? Куда все подевались?
- Они все мертвы! – пытаясь сдержать волнение, процедил он, ухватив меня уже за оба плеча.
- Как это?! Ты шутишь? Что здесь происходит?
- Смерть… зараза… Быстрей в подвал!
Услышав шорох на противоположном конце коридора, мы быстро вернулись к лестничному пролёту и спустились в подвал. Демон постучал в плотные металлические двери и крикнул:
- Это я!
Дверь открылась со странным чмоканьем, и в открытом помещении я увидел целую толпу людей. Все дрожали, все как-то согнулись. Медсёстры, врачи, пациенты, капельницы на стойке. Все столпились в этом большом помещении с холодными полами и железными стенами, словно коровы на скотобойне.
- Что здесь происходит? – повторил я.
- Круто, да? Как в кино, - Демону снова вернулась его обычная циничная уверенность.
- Про какие смерти ты мне говорил?
- Что? А, это я просто дурачился.
- Ты придурок!
- Я всегда мечтал сняться в каком-нибудь кино про зомби! Не круши мои мечты!
- Так что здесь происходит?
- Несколько опасно заражённых больных бродят по больнице. Свихнулись и хотят всех порешить. Плохиша даже порезали. Слоняются как зомби неприкаянные  и бьют всё подряд.
- Так стрельни им в ноги. Я знаю, ты сможешь.
- Нельзя! – вмешался вдруг один из врачей, седые усы, армейская стрижка и белый халат. Я его уже ненавижу. – Они заражены опасной, редкой, экзотической инфекцией. Их кровь становится токсичной при выходе на поверхность! Мы все заразимся, если хотя бы поцарапаем одного из них!
- И вы все здесь столпились, чтобы…
- Чтобы мы смогли поржать над ними, - закончил Демон. – Я здесь сидел битый час и смотрел на них. Это же так смешно! И почти реальное ощущение, что весь мир поработили зомби, а мы в единственном бомбоубежище.
- А с чего вы взяли…
- Видишь, там, на койке парень лежит. Весь в чёрных пятнах. Это на него один из психов плюнул.
- И ты веришь, что в этой заднице есть такая крутая болезнь?
- Ни одной клеткой тела. Хотя, было бы классно.
- Глупцы! – вновь вмешался врач. – Есть научные доказательства, к тому же, как можно не верить тому страдальцу?
- Можно, если хотя бы допустить вариант, что он в сговоре с теми больными, – я почти смеялся. – Парочка психов подговорила друга, возможно даже подкупила, чтобы он тут изображал муки, чтобы вы даже носа вытянуть побоялись. Вы проверяли эти пятна на наличие этого … забыл слово… ах, да – фломастера!
- Это глупо!
- Это очень даже весело! – вмешался Демон.
- Вы, что, Доктора Хауса насмотрелись? Редкую болезнь захотели? Сколько вы тут сидите?
- Со вчерашнего дня, - ответила какая-то медсестра.
- Идиоты…
Когда я поднялся на первый этаж, меня догнал Демон.
- Кстати, тот паренёк на койке… это я его раскрасил и подкупил. Но идея с психами – не моя!
- Естественно, иначе ты бы должен был каким-то образом оказаться в этом месте ещё вчера…
Спустя полчаса я уже снова распахнул сам двери этого подвала. Ощущение было, словно они не ожидали меня больше увидеть. А я даже не запыхался.
- Их было трое?
- Да.
- Я их вырубил. Без крови. Полная больница людей, мужиков, а с больными со скальпелями справиться не можете…
Я пошёл на улицу. Демон сказал, что надо помочь Плохишу, потому что его ранили в ногу…
Нет, это было дико! Я не верил, что такое может быть в принципе. Больница полна обычными людьми. Людьми, которые осознают, что живут не в экзотических точках Африки и Азии, а в совершенно бесполезном месте, как и в положительном плане, так и в отрицательном. И что-то как-то в это совсем не верилось. Там три больных в больничных халатах шатались по коридорам и несли какую-то чепуху. Сказали, что порежут себя, если я подойду и заразят всю больницу. Видать, им тоже было скучно.
Вдова снова улыбалась. Заспанная, потягивалась, когда я открыл входную дверь и быстро перепрыгнул опасное место под вывеской. Уже полноправно наступило утро.
- Ну и как там дела?
- Скоро придут.
- Почему так долго?
Я обогнул машину, сел на капот и стал разглядывать улицу с другой стороны дороги. В такое время суток люди, строящие из себя деловых, выглядят совсем, как роботы. Сами себя запрограммировали на безвольное повиновение и думают, что от них может что-то измениться в мире. От одного взгляда на таких людей уже чувствуешь ужасную усталость. Усталость от всего-всего на свете. И я ощутил неописуемое наслаждение, когда вытянулся на капоте, расслабив наконец измученный позвоночник.
Она говорила, что любит грубиянов. Любит их строить. Я представил себе, как она строила бы меня. Запрыгнула бы сейчас на капот и сжала бы мои ребра в своих коленях. И прикрыла бы своими волосами моё лицо.
Вот, теперь ты не сопротивляешься.
А это сон. Сладкая фантазия. Я люблю фантазии.
А я люблю грубиянов.
Все мы заслуживаем смерти. Я так хочу заснуть.
Представь, что ты уже спишь. А когда проснёшься, будет уже хорошо.
Я чувствую аромат карамели в своём рту. Собака лижет шею. Трудновато дышать.
- Хватит любезничать, - вставил Демон, и я открыл глаза. – Нам пора двигаться дальше.
Вдова пахла карамелью. Она сидела на моём торсе, как на седле лошади. Мои уши горели от того, что она прижала их ладонями, а шею знобит от влажных поцелуев. Моё лицо пахнет карамелью. А душа пропахла гнилью. Где-то месяц назад я мог бы умереть…
- Убирайся! – я столкнул её с себя и поставил на землю. – Какого хрена?
- Ты не сопротивлялся! – она невинно улыбалась и хлопала своими большими глазами. Испорченная малолетка!
- Я заснул!
- Я хотела тебя отблагодарить, - сказала она. Мне нравятся такие благодарности. Как-то раз я спас одну девушку от грабителя и в благодарность она вышла за меня замуж.
- Только так умеешь благодарить? Слово «спасибо» не знаешь, да?
Моя шея пахла карамелью. Моя голова была сплошной вкусной карамелькой. А я был мёртв. Кто захочет спать с мёртвецом?
- Продолжите уже в машине, - вмешался Демон, который на пару со стариком втащил раненого Плохиша в машину.
- Кто это?
- О, знакомьтесь! Это – Ганнибал. Мы его недавно сбили. Ты уж извини, приятель, что я тебя так буду называть, просто ты мне напоминаешь моего любимого персонажа из Команды “А”. Лицом. Хоть он и не был седым. Именно лицом. И голосом.
- Да ничего! – ответил Ганнибал.
Я ненавижу Ганнибала из Команды “А”. А теперь ещё я ненавижу седину, ненавижу старость и благодарю Бога, что мои собственные волосы всё ещё чёрного цвета.
- Это – наш последний член. Наша команда в полном составе и теперь мы можем оттянуться на полную катушку! – сказал Демон. – Теперь игра пойдёт.
Он крепко обнял меня и шепнул на ухо.
- Твои демоны медленно высвобождаются. Ты это заметил? Тебе же показалось, что ты спал, да? Натан тоже очень много раз спал.
- Не смей!
Я испугался. Демон подмигнул и сел на водительское сидение. Машина зарычала. Я тоже тихо рычал. Но я боялся. Говорят, под капотом машины можно отлично сварить сосиски.
Я молча сел рядом с Демоном и захлопнул за собой дверь.
Изощрённый ум представлял вместо автомобиля духовку. Машина – это ошибка человека. Попытка сделать хоть что-нибудь, что можно было бы представить живым, если не знать, как оно устроено. Как и человек. Человек, ведь, тоже похож на машину. Просто человека делал не человек, а более умное существо. Возможно Бог, а возможно и инопланетяне. Может, мы сами по себе умные машины–ошибки? Строим себе подобных в утробе матери и заполоняем планету, чтобы в какой-то момент где-нибудь из задворок вселенной один зелёный человечек нажал на кнопочку в сверхсекретной лаборатории, и у нас вдруг выросли турбины из задницы и мы бы отправились порабощать какую-нибудь неугодную цивилизацию. Без воли и без настоящего разума. Как в Звёздных Войнах. Тогда любая наша мысль была бы ошибкой в принципе. И наше неожиданное спасение было бы ошибкой.
Я сел в машину и совершил ошибку. Я выстрелил в лоб Демона и совершил ошибку. Я выстрелил в себя и совершил ошибку. Потому что я когда-то родился, и именно та ошибка родила в себе все последующие ошибки. Возможно, я даже не туда сейчас смотрю и не то слышу, что надо, чтобы не совершить ошибку.
И я думаю, 3765, 3766…
Возможно, я один и это главная ошибка человечества.
- Мы все не поместимся сзади! – возмутилась маленькая девочка, пытаясь втиснуться на сидение, всё сильней толкая Плохиша к старику. А мальчик всё сильней и сильней стонал, потому что через бинты на ноге пробивалась кровь.
Я посмотрел вниз и увидел, что моя ширинка была расстёгнута. Мой живот пах карамелью.
- Что, эти двое кабанчиков слишком много места занимают, да? – Демон оглядел заднее сидение, а потом взглянул на меня. – Ну, тогда прыгай на колени к Ричарду. Но только пристегнитесь! – сказал он. – Не хватало ещё, чтобы нас патрульные остановили…
- Отлично! – Вдова уже закрыла заднюю дверцу и направилась ко мне.
- Нет! – воскликнул я, чувствуя во рту привкус карамели. – Что ж ты её к себе не положил, а?
- Я – водитель, - наигранно возмутился Демон. – А что, она слишком тяжела для тебя?
- Так не пойдёт! Здесь и так мало места…
- Да не бреши…
- Давай её в багажник засунем.
Вдова удивлённо открыла свой нежный рот. Возможно, это у неё губы накрашены какой-то карамельной помадой, а возможно она сейчас гоняет языком какую-нибудь карамельку.
Мужчина, вылезая из-под машины, пахнет машинным маслом и бензином. Вдова – это машина, и вместо крови у неё карамель.
- Да пошёл он! – вдова села на колени к Плохишу, и он неприятно покорчился от боли…
Следующие полчаса молчания я представлял, как Вдова сидит у меня на коленях. Как достаёт из кармана моих брюк карамельные конфеты и как быстро их кладёт в рот. У меня не было карамелек. Я вообще не любил конфеты, но фантазии на то и фантазии, чтобы представлять того, что нет. Когда-то в детстве я был уверен, что если у меня не получается представить что-нибудь, то именно это и случится. Потому что я был великим фантазёром, мог представить всё, что угодно и ничего из этого никогда не случалось.
- Я думал, что ты против несовершеннолетних развратниц, - сказал Демон так, чтобы никто кроме меня не услышал это.
- Я и сейчас против.
- Но порой мы должны принимать даже то, что нам дико не нравится, - Демон ехидно улыбнулся. – Как таблетки. Оп! И проглотил. И забыл, как страшный сон.
- Зачем ты взял этого старика?
- Я же тебе сказал, что нас будет трое. Один держит тебя, один – меня, а третья будет бить нас по очереди хлыстом.
- Зачем тебе столько людей?
- Чтобы нас можно было назвать бандой! У нас, конечно, нет пяти мотоциклов и вид у нас не важный, но будь уверен, мы станем легендой!
- Легендой некролога! Пятеро мудаков разбилось на машине об одинокий камень в пустыне. Удачное стечение обстоятельств.
- Ты заметил? - сказал Демон. – Машина и мишень пишутся почти одинаково.
- Ты…
- Так что у вас за проблемы с Вдовой? Я-то ей подыскал Плохиша, а она на тебя запала, да?
- Ты идиот!
- Нет, это ты – идиот, если не воспользуешься случаем и не осчастливишь эту женщину… девушку… ну, ты понял.
Я отвернулся, поняв, что с ним бесполезно общаться.
- А ты заметил? – спросил он. – Ты лежал на капоте и держал эту девушку за бёдра, словно тоже участвовал в этом акте любви. А мне казалось, что ты думаешь, что ты спишь. Может быть, ты не всё знаешь о своём сознании?
Я снова испугался. Точней я продолжил бояться после небольшого периода ненависти к Демону. Я пах карамелью, но ветер не давал мне больше чувствовать этот запах, и я был благодарен. Я боялся, что теперь весь мир пропахнет карамелью.
Демон сказал, что я похож на Натана…
Он был лишь тенью. Прятался за деревом. Отращивал волосы и думал, что серый цвет – это круто. Серый цвет – это цвет жизни. Серые будни. Прах предков. Костяная мука. Как-то я видел буханку хлеба испечённую из костяной муки. Чьи-то руки, ноги и рёбра стали едой. Едой остроумной.
А ещё серый цвет – это символ. Символ того, что наши жизни ничего не стоят в этом мире. На Диком Западе можно было набить цену за свою душу. Но теперь у нас нет и шанса начать что-нибудь стоить. Как дети, которых продают в рабство. Даже их души чего-то стоят.
Серое вещество в мозгу. Изнутри мы красно-серые. И совершенно некрасивые. Под кожей Вдовы тоже находится такая же кровь и такой же скелет, как и у всех мнимых роботов.
Всегда, когда я набираю воду в ванной, то я не знаю, тёплая ли вода или это у меня просто руки холодные.
Могильная плита тоже серого цвета…
Где-то месяц назад умерла моя память о семье.
Я заметил, как Демон подрезал обгонявший его скоростной автомобиль, и Вдова чуть не вывалилась на дорогу с колен Плохиша. А потом схватилась за мою шею и стала тяжело дышать мне в затылок. Я снова почувствовал карамель. Интересно, а как пахну я?
А Ганнибал привёл какой-то пример из своей юности, похожий на то, что сейчас вытворил Демон. Я вообще ожидал, что он сейчас начнёт говорить про Вторую Мировую.
Я уже почти забыл, что оставил дома свой значок. Зачем я его оставил? Я только сейчас о нём подумал. Может, я всё-таки заснул? Ведь, я не мог просто оставить свои обязанности дома. Я не мог отказаться от того, что имел.
А что ты имел, спросил Натан у меня в голове. Ври кому-нибудь другому, а мне можешь не врать. Да убери уже на хрен эти числа! В твоей голове я вижу всё, и прятать от меня вещи возле моего носа нет смысла. Ты сам считаешь себя ничтожеством и понимаешь, что ты ничего не добился. Ты сам называл себя безымянным охранником порядка, так что же ты думаешь? Если вдруг приведёшь в наручниках Демона, то в твою честь устроят национальный праздник? Разве ты всегда желал носить значок и брать взятки от наркодилеров?..
Где-то месяц назад меня понизили в звании…
Разве эта поездка была ради Демона? Каждый человек – эгоист. Это факт. Любое действие направлено на получение абсолютно любой выгоды. Даже «спасибо» - тоже выгода. Каждый надеется хоть раз услышать это слово. Каждый, кто поддерживает человека, рассчитывает, что этот человек поддержит его в трудную минуту, или, при удачном стечении обстоятельств, займётся с ним любовью на капоте автомобиля.
Статистика – истина, но она абсолютно лжива. Если скажут, что с вероятностью в восемьдесят процентов мы выживем после операции, то мы это поймём, как стопроцентный успех. Когда говорят «большинство выживают», подразумевают «если вы умрёте, то вы отстой».
 Каждый по статистике эгоист. В каждом действии можно увидеть эгоистичный намёк. Это как вырвать строчку из контекста. Было «в СССР секса нет – есть только любовь», а осталось «в СССР секса нет».
Когда рукам просто тепло – значит вода в ванне прохладная. А когда рукам горячо – неизвестно, насколько горяча вода для остального тела.
Кто-то говорил, что каждый человек должен хоть кого-нибудь убить в своей жизни. Видать, тогда бы население сократилось как минимум вдвое. Убийцы и те, кто не успели убить.
Маленькая убийца сказала, что ей нравится, как я пахну её карамелью. Словно она меня пометила. А я просто разжал её руки, освободив шею, и бросил обратно на грудь Плохиша. Кажется, он заснул. Или потерял сознание. А есть, интересно, такие духи, которые пахнут карамелью?
Вдова визжала от восторга, сидя на живом человеке. Солнце уже испарило любой намёк на ночь и, словно раскрытый от удивления глаз, следило за нами. Каждая встречная машина гудела, приветствуя нас. Наверное, потому, что мы ехали по самой середине дороги, т.е. одной половиной на своёй полосе, а второй – на встречной. А образ моего значка всё мутней и мутней блестел в моём сознании. Я не спал всю ночь, а как только попытался заснуть, на меня набросилась Вдова.

- Мечтаю когда-нибудь пойти по рельсам, - сказал Натан. – Я люблю поезда.
Я тоже любил поезда.
- Просто пешком. Бросить всё и просто зашагать по шпалам. Уступать дорогу поездам. И идти, идти… пока не пойму, что пришёл куда нужно. Мир такой большой. Охота всё увидеть.
Я тоже хотел увидеть всё.
- Как ты думаешь, куда ведут эти рельсы?
Куда-нибудь далеко.
- Я слышал, есть кладбища поездов. Толпы ржавых вагонов. Вот бы там оказаться.
Мне это тоже было интересно.
- Обещаю, когда-нибудь мы пойдём вместе по рельсам. Уйдём далеко.
А я всё жду этого момента.

Мы остановились возле автозаправки. Бензин закончился как раз вовремя. Все вышли из машины, кроме спящего без сознания Плохиша. Ганнибал вызвался заправить машину, а все остальные пошли внутрь небольшого магазинчика.
Я заметил, как Демон недвусмысленно посмотрел на небо перед шагом через порог. Словно прощался.
Такие магазины абсолютно бесполезны. Я их называю магазинами «чтобы место пустое не пылилось». Всего понемножку рассуют и ждут, пока хоть кто-нибудь не осмелится что-нибудь купить. Наверное, там даже продукты не обновляются. Так и тухнут под стеклом. В темноте помещения обязательно сидит какой-нибудь прыщавый паренёк, как наш Плохиш, только в кепке и джинсовом комбинезончике на голое худое тело и пожёвывает соломинку. Здесь на покупателей смотрят, как на первых живых людей на порабощённой мертвецами планете.
По статистике каждый пятый человек, работающий на таких автозаправках, страдает скрытым психозом и опасен для общества.
Паренёк тут же встал со стула и отряхнул со своего комбинезона шелуху от семечек. Сказал «здрасьте!» и так и остался стоять колом, словно молча напоминая, что он всегда здесь есть и заметит, если у него что-нибудь украдут.
А я считал 6821, 6822…
- Ну что, парниша! – Демон облокотился на стойку. – Рассказывай, что у вас тут есть интересного для команды крутых ребят…
Я смотрел на полки с вещами и просто поражался. Они соединили на одной маленькой площади отдел сувениров, продуктов и канцелярии. Холодильники с мороженым. Стеллажи с разрисованными тарелками, корзины, переполненные ручками. Это всё выглядело просто отвратительно. Хотелось всё это развалить и заставить того паренька всё это переделывать. Чтобы хотя бы на отделы поделил.
- Купишь мне мороженого? – спросила Вдова.
- Ладно, только на этот раз можешь не благодарить. Какое?
- А какое тебе больше нравится?
Она снова улыбалась своей улыбкой.
- Иди и клянчи у Демона…
- Нет, постой!.. Клубничное.
- Ты хоть понимаешь, что это – клиника? – я достал из холодильника розовый рожок.
- Что? Многим нравится клубничное.
- Я про твоё поведение.
- Знаешь, есть отличная фраза: “Не говори мне, как жить, и я не скажу тебе куда пойти”
- Я ж помочь хочу.
- Тогда сказал бы, какое тебе больше нравится.
- Я не люблю мороженое…
Я поставил мороженое перед тем парнишкой и достал свой кошелёк. Демон искоса на меня глянул и снова продолжил своё общение с продавцом. Я рассчитался и вручил ей мороженое.
- Да ладно? Нет таких людей, которым бы не нравилось мороженое.
- Рад познакомиться. Кажется, я – первый.
- Просто ты уже слишком взрослый, чтобы есть мороженое, да?
- Я его просто не люблю.
- А что нарисовано на этих тарелках?
- Какая-то дешёвая фигня.
- Что, тебе и это не нравится?
- Нашла, блин, в каком месте говорить о предпочтениях. Знаешь, что такое «качество»?
Я подошёл к Демону и спросил, когда сваливаем. Ганнибал уже показал, что заправил машину.
- Сейчас… а сколько стоит эта слизь в банке?
- Так, всё, я жду в машине…
- Постой! – воскликнул Демон и вытащил один из своих орлов.
Вот, чёрт, опять…
- Берите, что хотите и сваливаем.
- Нашёл, что грабить…
- Возьмите деньги, только не трогайте меня! – запищал парниша в комбинезоне.
- А это мысль! – Демон кивком указал мне на кассу.
- Что?! Я не собираюсь…
- Нет времени!
- Ты думаешь, что за нами погоня?
- Просто круто звучит. Да бери чёртовы деньги.
- Я сразу сказал, что мешать не собираюсь, но помогать вам не стану!
- Ты нам уже помогал. Кто ж тогда машину повёл, а?
- Чтобы вас всех перестреляли?
- Я уверен, что у этого парнишы под прилавком есть ружьё. Сейчас я медленно уберу оружие, а он достанет его перестреляет всех нас, как тебе это?
- Пацан, станешь в нас стрелять?
Пацан отрицательно замотал головой.
- Вечно с баранами работаю… - Демон оттолкнул пацана и стал выгребать купюры из кассы. Там вообще почти ничего не было. – Кстати, тебе понравилось это место?
- Я его уже терпеть не могу.
- Хоть в чём-то наши взгляды совпадают. Пацан, ты здесь главный?
- Я всего лишь кассир.
- Тебе нравится начальник?
Пацан молчал.
- Я повторю, только уже со стволом у твоего виска. Тебе нравится твой начальник?
- Нннет! – пискнул парень.
- Ты работаешь в ужасном месте, - Демон глянул на бейджик. - Найджел. В плане эстетики это чистый ад. А ты ещё так молод, чтобы работать в аду, - Демон опрокинул  полку с расписными тарелками.
Тарелки летели на пол, словно фарфоровые снежки в стену. И грустно разбивались на несколько больших осколков. Я вообще не люблю шум, а от этой какофонии мурашки шли по коже.
– Меня уже воротит от одной мысли, что такие прыщи расположены по всей планете.
Демон опрокинул ещё один стеллаж.
- Я готов оторвать себе руку, если бы только знал, что это как-нибудь бы помогло уничтожить такие места.
Плюшевые мишки упали на пол бесшумно, но красиво. Вдова взвизгнула, как только увидела плюшевых зверей и подобрала самого большого.
- А можно мне что-нибудь разбить?
- Не сдерживай себя.
Вдова подошла к этому занятию более страстно. Шум от её побоев оказался гораздо большим и почти сплошным. Она кричала, валила стеллажи и по-ангельски смеялась, наблюдая на то, что превратилось из отходов в мусор на деревянном полу.
- Ричард, твоя очередь.
- Хрена с два!
- Ну хватит уже! В нашей компании нужно уметь отрываться.
- Мне как-то это удовольствия не приносит.
- Давай, - шепнула Вдова.
- Давай, иначе я застрелю этого мальчика!
Вдова не отрывала от меня глаз. Она смотрела с какой-то серьёзной озабоченностью и чуть заметно кивала. Она стояла между мной и Демоном. А Демон распахнул широко глаза свои, и в них засияло адское пламя.
- Я давно никого не убивал, Ричард! Прошу, дай мне повод выстрелить!
- Ты не посмеешь.
- Все мы – убийцы, Ричард.
Он убрал пистолет с того пацана и теперь ствол снова смотрел в мою сторону. Снова послушная шавка пускала слюни и ждала, когда её спустят с поводка.
Я смотрел на Вдову. А потом молча толкнул ближайший стеллаж с канцелярским мусором. Шум небьющихся предметов.
Бах!
Я испуганно расширил глаза и не сводил взгляда с Вдовы, а она непонимающе смотрела на меня. Я не хочу на это смотреть, говорила она глазами, а я понимал, что из какого-то тела сейчас брызнула кровь.
Сам выстрел не приносит боли. Вся боль уже находится в теле, когда в неё впивается пуля. Боль – это кровь. Боль не видно. Попробуй нарисовать боль и получится что-нибудь красивое. У меня вечно получается бабочка.
Парниша бухнулся на пол и застонал.
- А ведь он всё же сунулся к ружью, - заключил Демон. – Да не бойтесь, я ему ногу прострелил. Жить будет. Ладно, пошли…

Заправка была уже далеко, а я всё думал о выстреле. В голливудских фильмах, если попасть пулей в бензобак, то машина обязательно взлетит в воздух. Но я стрелял в бензобак и ничего не взрывалось. А ещё говорят опасно курить на автозаправках.
- Вот видишь, и было совсем не страшно.
На коленях спящего Плохиша сидел большой плюшевый медведь. А Вдова застолбила мои.
Демон завёл машину и тронулся, когда как эта девчонка вернулась за медведем и погрузила его на заднее сидение. Я ещё не успел опомниться, как она уже обжигала мои ноги своей задницей. Я сказал, чтобы она возвращалась на заднее сидение, а Демон сказал, что нет времени и вдавил на газ.
- Почему ты так долго не хотел что-нибудь разгромить?
- Я и сейчас не хочу.
- А почему же тогда в итоге разрушил?
Потому что в твой затылок смотрел ствол одного психа по кличке Демон! Потому что если бы я ничего не сделал, то меня бы забрызгало твоей кровью. Возможно, даже сквозная пуля попала бы мне в живот. И теперь я видел на своих коленях лишь сидящий потенциальный труп. А трупы меня как-то не привлекают. Я почти поверил…
А Демон всё же остался демоном.
Есть такие люди. Давно даже кино какое-то снимали про человека, выращенного в военных лабораториях. Без совести, без пощады. С огромным талантом лицемерия. Вот он наконец-то появился в настоящей жизни.
Демон посмотрел на меня и, иронично улыбнувшись, пожал плечами.
Я сидел, а на моих коленях сидел труп одной маленькой убийцы. Все мы когда-нибудь умрём. И я умру. С привкусом карамели во рту.
А в голове – 7232, 7233…
Где-то месяц назад я ещё не думал о карамели так много.
Почему-то теперь мне показалось совершенно очевидным, что под конец своей игры Демон оставит в живых только меня.
Я бы наколол себе бабочку с внутренней стороны века, чтобы всегда помнить о боли. У Натана получались губы. Школьный психолог попросил нас изобразить боль. Я нарисовал бабочку, а он губы.
Кто-то рисовал корень то ли дерева, то ли гриба. Но почти все рисовали почему-то звезду или круг.
Я подумал, а насколько мне будет больно, если умрёт эта девочка, что сидит у меня на коленях?
Какие грехи не учитываются при определении? Все грешат, но грешникам вход в рай воспрещён. Все собаки попадают в рай. Можно ли прикинуться дворнягой или сначала обратиться в буддизм и реинкарнироваться в собаку, а потом уже полететь в христианские реалии? Или там это сразу пронюхают? В прошлой жизни я наверняка был травинкой и меня раздавил какой-нибудь гольфист…
…- Итак, добро пожаловать на групповую терапию! – сказал сумасшедший психолог в моей голове, у которого были пепельно-серые волосы. – Это занятие посвящено нашему знакомству. Мы же уже столько всего пережили, а так и не знаем друг о друге ровным счётом ничего.
- Дружеские отношения – залог удачной кампании! – продолжил психолог. – А залог дружеских отношений – отсутствие секретов.
- Привет. Меня зовут … Плохиш, - сказал молодой парень, у которого были грязные чёрные волосы, что лезли на лицо и почти полностью его скрывали. На большом носу полно чёрных точек. – Я убил свою девушку…
Она меня обманывала. Она манипулировала мной, я был послушным, словно маленький пекинес на руках у Перис Хилтон. И она этим пользовалась. Бросала меня, уходила к другим парням, а когда приходила обратно … я был слаб, чтоб отказать. Я и так был убожеством, а тут хотя бы один шанс на миллион, что всё изменится.
Но не изменилось. И вот как-то раз. Когда меня уволили с работы, а на съёмную квартиру не хватало денег, чтобы заплатить, она стояла передо мной на мосту и ругала за что-то, что сама себе надумала. А я стоял и слушал. Слушал, но не слышал. В моей голове был счётчик давления. Ещё десять слов и я б не выдержал.
Ещё девять слов.
Ещё восемь слов.
Семь.
Шесть.
Пять. Приготовиться к сбросу давления.
Четыре… три… два… один…
- Я сбросил давление. Перенёс его на неё. Я давил её горло, пока глаза не перестали бегать по кругу. Я как-то читал, что душа весит где-то двадцать три грамма. Наверное, я просто не умею различать такие маленькие вещи. Она как висела на моих руках, так и висела. Как мешок картошки. Вокруг не было ни души.
Я сбросил её в реку. А потом подумал, что именно такой участи я давно и ждал. Я встал на перила … или как там они называются у мостов… и, в общем…
Появился Демон. Он спросил меня, что случилось? Я сказал, что убил человека.
- Но ты убиваешь себя не поэтому, не так ли? – спросил Демон.
Я сказал что-то банальное и отстойное про бессмысленность жизни, и он рассмеялся.
Он сказал, что жизнь бессмысленна в принципе. Мы сами придаём ей смысл. И какой я вижу смысл в своей смерти?
Я не вижу смерти. Я вижу лишь страх жить. Страх что-нибудь начинать.
Именно поэтому моя смерть не имела смысла. Я мог начать всё, что угодно. Я мог свернуть горы, просто я не могу … представить себе этого. Именно поэтому мне кажется это невозможным.
Это сказал Демон.
Он сказал, что то, что мы не можем себе представить, мы имеем все шансы реализовать.
А то, что мы себе представляем … это просто нет смысла повторять уже в реальности.
Я уже умер миллион раз в своих фантазиях. Это значит, что я стал обладать потенциалом миллионов жизней.
Так сказал Демон.
Самоубийство – это способ уравнять силу человечества. Так умирают самые сильные и самые слабые. Те, кто не способен жить и те, кто устал. Он сказал, что меня будут помнить, как самого слабого, но что, если я всё-таки был сильным?
Он сказал, что я мог бы умереть спокойно, если бы не убил свою девушку. Она была олицетворением моих цепей. А теперь я свободен, и поэтому я был так напуган. Я уже доказал, что не был слабым никогда, так зачем же лишать мир частички силы?
Он сказал, что я мог бы изменить мир.
А я хотел что-нибудь изменить. Чтобы никому больше не было так паршиво, как мне.
Он протянул мне руку. А я уже перестал думать о самоубийстве. Эти мысли умерли в моей голове. Я понял, что я могу умереть в любое время. И я намерен утянуть с собой в могилу, как можно больше дерьма…
Люди, сидящие на стульях, зааплодировали. Мальчик вернулся на своё место и тихо фыркнул носом.
Добро пожаловать обратно в реальный мир…
- Демон, говорю тебе, остановись! Всегда можно выкрутиться из ситуации словами!
- Когда на тебя несётся тонна чистого мяса носорога, попробуй его заговорить! – крикнул Демон, отчаянно вертя баранку, огибая зазевавшихся водителей.
Рёв полицейских сирен оглушал, а красно-синяя мигалка больше не покидала сознание. Легавые, мои коллеги, неслись за нами, почти целуя багажник носом. Они не знали, что среди этих нарушителей дорожного движения есть один легавый. Вдова радостно визжала, вцепившись в меня, словно пытаясь втереться.
- Я же говорил, её надо было посадить назад!
- Я же говорил, чтобы вы пристегнулись!
- А, да, конечно! Так все ездят!
- Ч-что случилось? – вдруг очнулся сзади Плохиш, скинув с себя мягкую игрушку.
- Мииишка! – протянула Вдова.
- Знаешь, по статистике больше девяноста процентов погонь от полиции заканчивается не просто в пользу легавых, но и ещё с получением множественных травм.
- Это потому, что все эти горе-гонщики портят мою статистику. У меня чистый лист!
Сквозь мутное от пыли стекло виднелись два лица. Две каменных рожи, что словно роботы таранили и таранили машину. Потом говорили что-то в громкоговоритель, видимо специально так, чтобы мы не разобрали. А потом один вылез из машины и вытянул пистолет.
Бабах!
Легавый быстро влез обратно в машину, а его пистолет так и остался лежать на асфальте. Скорей всего, мне удалось даже отстрелить преследователю один палец.
Я бросил Демонского орла владельцу на колени.
- Я рад, что ты, наконец, с нами.
- Скорей я не против вас.
- Кто не с нами, тот против нас, - по-бойцовски рыкнул Демон. – Шучу-шучу!
Я раздвинул ноги и задница Вдовы, наконец, бухнулась на край сидения. Какие-то металлические вставки на её джинсах больно оцарапали мне ноги, даже сквозь мои штаны. Она вцепилась руками в мои колени, словно это были подлокотники кресла дантиста. А волосы её теперь отчаянно хлыстали меня по лицу. Теперь я смог, наконец, застегнуть ремень безопасности.
Демон пригнулся ближе к рулю и стал пародировать гонщика за игровой приставкой.
- Это наш шанс! – крикнул Демон.
- Что за шанс? – боязливо спросила девочка.
Только я его понял. Теперь мы попадём в розыск. Вот что он задумал. Он задумал повеселиться без правил. Возможно, он хотел увидеть на стенах листовки, в которых говорилось, сколько денег предлагается за его голову. Возможно, он хотел, чтобы о нём написали в газетах. В любом случае, он хотел популярности.
Демон вёл машину уверенно, с ювелирной точностью обходя препятствия. Все остальные машины почти стояли теперь, относительно нас. И относительно нас, гудящая машина была всадником апокалипсиса, крушащим всё, на что ему удавалось напороться.
Демон кричал, как ковбой и всё повторял:
- Мы сеем добро. Теперь люди станут это понимать.
Не было ни дороги. Ни погони. Я закрыл глаза и через силу вдохнул поток ветра, что нёсся в машину. Я чувствовал приятный запах волос Вдовы. Я чувствовал тепло её тела. Как нежно её ногти впились до крови в мои коленки. Я не чувствовал, как нас кидало в бока при каждом повороте. С закрытыми глазами всё это становилось фантазией.
Демон кричал, Вдова визжала. А я молчал. Молчал и уничтожал всё то, что было вокруг.
Ощути, какой на самом деле большой наш мир, сказал мой психолог. Вдохни воздуха и подумай, сколько его ты потратил, и какое ещё несчётное количество его осталось в мире. Представь, как ты смотришь на небо, и подумай, сколько ещё небес находится за пределами твоего зрения. Ощути собственную малость, собственную ничтожность. Ты не сможешь испортить этот мир.
Твой стресс – ничто.
22, 23…
Твои проблемы не существуют.
Собери всё на своей ладони, сожми в кулак и сдуй пыль.
Ты мчишься по дороге, но дорога смотрит на тебя. Смотрит, как ты проносишься по ней с огромной скоростью. Но где у дороги глаза? Скорость ничтожна, потому что дорога не сводит с тебя глаз. Скорость не убьёт тебя. Не сегодня, когда на тебя смотрит мир.
Вдыхай, вдыхай больше этого воздуха, но думай, что ты всё равно никогда не передышешь весь воздух. Ты слишком маленький. Таракан падает с девятого этажа, но не разбивается.
Последние слова прозвучали эхом в моей голове:
Я прикончу тебя, Демон. Ты меня достал…

- Это было круто! – вдруг воскликнул Демон, прервав пять минут громового молчания.
Из-за угла ближайшего здания доносились сдавленные звуки высвобождения содержимого желудка Плохиша.
У Демона глаза горели ещё ярче, чем когда он наставил пистолет на затылок Вдовы. Я уже нарисовал мысленно ему рожки, длинный хвост и красную кожу. Вдова прижалась к моей руке, и я чувствовал, как сильно бьётся её сердце. Она вся дрожала. А седой Ганнибал храпел на заднем сидении. Мы сидели на горячем капоте машины и молча восполняли душевное равновесие.
- Так как ты думаешь, они пристали из-за того, что на моих коленях сидела шестнадцатилетняя девочка, или всё же потому что ты вполне узнаваем в это время года?
- Ты о чём?
- Ну, мне интересно, натворил ли ты что-нибудь такое эдакое перед тем, как устроить то, что ты назвал бандой?
- Всё как обычно, Ричард.
- Ты здесь раньше бывал? – задал я после очередного глубокого вздоха.
- Может и бывал… проездом.
- Таким же проездом, как и сегодня, да?
- Ну, может быть… Ты так допытываешься, словно у меня настолько мало интересного было в жизни, что я всё запомнил. Может, был, а может и не был. Какая разница?
Все мы – песчинки. Одной песчинке не изменить пустыню…
- Ты подвергаешь опасности своих друзей.
- Ничего! Я только за! – дрожащим голосом вытянула Вдова.
Я ступаю на землю и вижу, на скольких ещё землях не побывала моя ступня.
Наши души улетают в небо и становятся его частью. Укрепляют небо. Мы жертвуем собой ради того, чтоб остальные жили.
- А вы слышали когда-нибудь о пороховой пыли? – спросил вдруг Демон. – Говорят, было такое оружие в старые времена. Как легенда уже. Говорят, что эта пыль с лёгкостью оседала в лёгких, а потом солдаты взрывались от единой пули. Правда, если солдату на поле боя попадёт пуля в лёгкое, он и так загнётся.
- Нужна искра.
- Что?
- Никто в любом случае не взорвётся, будь хоть у них вместо крови один порох. Нужна искра. А намокший порох всё равно ни за что не взорвётся.
- Зато звучит зловеще.
543, 544…
Говорят, при наличии хорошего аппарата, можно слить всю кровь из человека за 29 секунд.
Мне нравится вкус крови. Мне часто разбивали губу в детстве, и меня никогда даже не тошнило от вкуса собственной крови, как других. И я вдруг подумал, а может ли человек выпить из себя всю кровь? Вопрос из серии, что случится, если питон станет заглатывать самого себя с хвоста.
Наверное, где-то на пригородной дороге сейчас валяется на собственной крыше полицейская машина. Зловеще низко гудит сирена. А два каменных лица за треснутым лобовым стеклом так и сидят вверх тормашками и невозмутимо смотрят вперёд.
Мы молча сидели и ждали, когда за углом здания прекратятся противные звуки.
Весь оставшийся день мы пробыли в этом городе. Этот город казался более развитым, чем все прежде виденные, и Демон без труда нашёл в нём небольшой, но добротный отель.
Мы поселились в семейном номере. Комментарии излишни.
Весь оставшийся день Вдова с Плохишом не отрывались от экрана телевизора, Ганнибал храпел на диване, а я сидел на краю кровати и сжигал время мыслями.
1001, 1002…
Что я здесь делаю?
С каждым разом мне приходится всё чаще вспоминать Натана, чтобы причина, по которой я терплю Демона, не угасла. Я пытаюсь рассудить всё логически. Ведь, Демон пока никого не убил. Он лишь пока разрушал, но к сожалению, по особенности своей я проклят понимать философию этой твари. Я проклят искать даже в самых однобоких ситуациях двойное дно. Именно поэтому я всё ещё верю, что Демон может хранить в себе частичку света. Я не верю, что мы бы все ещё были живы, если бы Демон был отрицательным персонажем.
Я уже не уйду, это я точно знаю. А Демон это знал с самого начала…
… Я пришёл домой и сразу понял, что что-то случилось. Было тихо. Ужасно тихо. Я почувствовал это ещё в школе.
Натан остался дома из-за простуды. И никого, кроме Натана больше не было дома.
Он сидел на кровати, в одних трусах, а на лице его красовался сочный синяк. Он сидел, свесив голову и тихо хныкал.
- Что случилось? – я подбежал к брату. Его правая рука безвольно висела над полом, и он совсем ей не шевелил.
Он поднял голову, и часть волос с лица скатилась назад, открыв заплаканные глаза.
- Рука… - сказал. – Плечо вывихнул…
- Он?
Натан кивнул.
Все ушли. Дома никого не было.
- Вправишь его?
- Я не умею…
- Просто дёргай. И главное – посильней и резче.
Никто из нас не умел вправлять плечи, но я видел уже много раз, как моим друзьям в медпункте их вправляли. Нужно было только резко дёрнуть.
- Закуси одеяло.
Натан тяжело вздохнул и вцепился зубами в свёрнутую простыню. Я мягко держал его руку, а он всё сильней и сильней пыхтел, боясь, что один из этих вдохов принесёт ему дикую боль. Он дышал так сильно, что у него уже закружилась голова. А я всё медлил, я боялся, что если я принесу ему эту боль, он задохнётся.
- Натан…
- Что? – промычал Натан.
- Помнишь Нэнси?
Натан утвердительно замычал.
- Она всё рьяно придерживается мнения, что вы встречаетесь. Почти на библии клянётся…
- Что?
На шею Натана брызнула кровь…
Глухой, сочный хруст.  Где-то под кожей и мышцами, стукнулись друг о друга две кости и встали на нужные места.
Натан громко замычал и уткнулся в меня. Я еле успел ухватить его.
Из плеча, из ровной раны робко текла тёмная кровь. Натан дрожал в руках моих, сердце билось как-то надтреснуто, измучено. Его мгновенно покрыл холодный и липкий пот.
- Кажется… вправил… - выдохнул Натан. Правая рука неуверенно, почти бессильно, обняла меня.
Мы перевязали ему рану куском чистой простыни. Я с трудом уложил его в кровать. И я готов был поклясться, что он заснул, но когда я от него отошёл, он вдруг резко поднялся на кровати и воскликнул:
- Вау! Вот это ощущение!
- Что, болит?
- Да нет, нисколько! Просто классное чувство. Когда не помнишь боли, но чувствуешь, что она ушла совсем недавно… А что это?
- Это повязка.
Он опять забыл…
- А что случилось?
- Ты вывихнул плечо.
- Это он сделал?
- Да он.
- Чёрт, ненавижу его!
- Ложись. Отдохни. Боли было много.
- Да не хочу я лежать! Охота и ему подпортить жизнь! – Натан вывернулся из-под моих рук и вскочил на ноги, но потом тут же упал.
- Натан! – воскликнул я. – Ты в порядке?
- Кажется, я и вправду ослаб… - он сидел на коленях и измождено улыбался…

… Попробуй сосредоточиться. Представь, как на твоей ладони лежит родная планета. Представь, какого ты на ней размера. Представь своё горе в виде лучика тёмноты, тянущегося прямо к небу. Ты его видишь?
Я его не вижу.
Сможешь ли ты испортить этот мир, если твоя тёмная сторона даже точкой не проступает на теле Земли?
Я боюсь.
Я боюсь, что смогу.
Господь скорбит о твоей утрате. Не отбирай у Господа и самого себя…
-… Ты в порядке?
На фоне побелённого потолка появилось лицо Вдовы. Длинные мокрые волосы пахли каким-то шампунем плюс всеми теми бальзамами и кондиционерами, что кажутся ненужными кафешками на территории больницы. Мокрые волосы, дразня, касаются моего носа, и я чувствую, как небольшая капля влаги тихо крадётся к моим глазам, вызывая непреодолимую жажду почесаться.
- Я в порядке, - говорю я, не вставая с кровати. – Я, ведь, до сих пор дышу.
- Не так уж это было и страшно, - Вдова присела рядом.
- Наоборот.
- Что?
- Это было наоборот. Знаешь, что может быть страшным? Заснуть на кровати и проснуться в закрытом гробу. Страшно не знать, когда с тобой что-то не так, когда на самом деле всё плохо. Страшно не доверять собственному мозгу, собственному сознанию. Страшно не знать. А гнать на скоростях от красно-синих мигалок – это не страшно. Это … жизнеутверждающе.
- С тобой что-то не так?
- Нет. С Демоном.
- Что с Демоном?
- Когда-нибудь видела мёртвых людей?
- Ты о чём?
- Демон мёртв. Уже очень давно…

… Битый час мы играли в покер. Гоняли по столу спички вчетвером. При этом профессиональней всех играл, как ни странно, Плохиш. И всё из-за того, что внутри он уже растаял, но снаружи лицо его всё ещё было, как у мёртвого гота.
Говорят, что покер – лучшая метафора жизни из игр, после русской рулетки. А ещё говорят, что на покере можно заработать много денег, если хоть раз в жизни попробовать закончить жизнь самоубийством.
Я слышал об одном таком парне. Когда он выиграл какие-то чемпионаты, о нём стали писать в интернете и во всяких бесполезных спортивных новостях. Потом ради интереса стали копать глубже и выяснилось, что парень как-то раз наглотался таблеток, словно это были вкусные-вкусные витамины и запил водкой. Тактика неудачников и лицемеров. Возможно, он вовсе не хотел умереть, и был уверен, что его спасут. Возможно, он что-то слишком драматизировал. Но факт – он увидал свет в конце туннеля. И это отразилось на его лице.
А ещё я слышал, что из самоубийц, которые не умерли и не хотели бы больше это попробовать, получаются неплохие лидеры. Мало, конечно, таких набирается, но лживая статистика не врёт. Одному мне она врёт. А нам всем статистика не может врать.
Мы играли, и Плохиш зловеще блефовал. Он даже шутил. Но как можно оценить шутку от человека, на лице которого застыло безразличие? Может, он и сам не знает, что в данный момент не улыбается? Или же пытается зачем-то нас провести.
2067, 2068…
Постучали в дверь, и Вдова заплатила за принесённую пиццу. Здесь подавали еду, но Вдова хотела именно пиццу.
- Никогда ничего не заказывала по телефону! – сказала она, открывая плоскую коробку. – А вы слышали? Говорят, пиццу придумали из-за несчастного случая. Кто-то просто нечаянно сел на пирог или что-то типа того…
Мы любим самую вредную пищу. Ту, что приносит нам боль. Мы вообще всё любим, что приносит нам боль. Кажется, мы – мазохисты.
В тихом номере было слышно лишь, как жадно чавкала Вдова, и как увлечённо Ганнибал мешал карты.
Этот номер вызывал странные ощущения. Он пытался родить в душе чувство домашнего уюта. Медленно генерировал, генерировал, грел, давил на мозги. Казалось, что он пытался высосать из меня весь негатив. А вместе с негативом он неразборчиво сосал всё остальное из моей головы. Я чувствовал себя подавленным. Хотя, возможно это было от того, что за номер заплатил Демон, но я всё же придерживаюсь первой точки зрения. Здесь всё казалось каким-то немым. Милый такой зомби-уголок. Зомби-картины висят на стенах. Зомби-лампы уныло, но ярко, освещают номер. Зомби-растения на подоконниках…
-Ну, а как вы познакомились с Демоном? – спросил вдруг Ганнибал, раскладывая карты.
Все молчали.
- Просто «как». Никаких обстоятельств открывать не надо, если не хотите…
- Я стоял на краю моста, а он уговорил меня не прыгать, - вдруг выпалил Плохиш. – Я благодарен ему за это.
- Хорошо. А вы, Ричард? Вы с ним когда-то познакомились? Или же вы всю жизнь вместе?
- В школе… - отрезал я. – Он спросил, есть ли у меня прикурить. А я не курил никогда.
- Он вроде тоже не курит.
- Бросил. Когда узнал, что сигареты убивают.
Дед замолчал.
2206, 2207…
- А как вы с ним познакомились? Я помню, он вас сбил, когда вы были пьяны в дрова. А потом повёз в больницу, терроризируемую отрядом самомнительных психопатов.
- Это люди так умирают. Сначала просто не верят. Потом отрицают. А когда смиряются со своей смертью, некоторые не могут смириться с тем, что весь остальной мир остаётся жить дальше. И охота в этом мире что-нибудь сломать. А как я познакомился с Демоном? Ну… должно быть, как и вы. Он появился как раз в тот момент, когда я твёрдо решил, что покончу со своим существованием.
- Почему? – донеслось с дивана чавканье Вдовы.
- Это – долгая история…
- А мы никуда не спешим. Не сдерживайте себя. Мы все здесь в одной лодке.
- Ну … ладно.  Дело в том, что…
… У меня была семья. По мне уже видно, что у меня семьи нет, но когда-то она была. Да-да. Была жена, были дети. Ребёнок остался, а жены не стало.
Знаете, как это бывает? Дочка выросла, уехала стала учиться, работать. А тут вдруг Бам! – инфаркт… А, ведь, всё было хорошо. Просто ни с того, ни с сего, остался без жены…
Я так и остался жить, а потом вдруг дочка стала звонить и клянчить, чтобы я переписал на неё квартиру. Что там что-то плохо с финансами, что банк её обманул или что-то типа того. А я-то, что могу сделать? Мне самому жить где-то надо. И тогда дочка … в общем… попыталась отравить меня… Мне повезло…
Я, кстати, про отравы много чего знаю. Я – биохимик на пенсии, в общем-то. Знаю, как состряпать яд на дому. Я так и сделал. Сначала я ей позвонил и сказал, что она победила, и что письмом я выслал ей доверенность. Естественно я с кое-каким сюрпризом это сделал. А потом сжёг нафиг квартиру, чтобы если она выживёт, то всё равно не получит его. Напился и стал бродить по дороге, чтобы какие-нибудь сони, наконец, прекратили моё жалкое существование…
- Не сдерживайте себя, - повторила Вдова.
- Что это значит? Я всё вам рассказал.
- Совсем без эмоций. Если всё оставите в себе, будет только хуже.
- Всё в порядке, девочка.
- По лицу же видно.
- У меня была семья! – повысил голос Ганнибал. – Знаешь, каково это: быть главой семейства? Каково это, не знать, что тебе в любом случае будет задница, как бы ты не старался?
… Семья у меня была! Что ещё нужно старику? Чтобы его род продолжился. Чтобы дети на Новый Год и день рождения звонили и поздравляли. Чтобы рядом с тобой была жива твоя половинка! Чтобы встретить смерть, держа в руках любимую!
Когда дочка приехала… я так обрадовался. Думал, помнит она меня. Думал, скучает. Думал, знает, как мне тяжело и хочет помочь. Она действительно хотела помочь – прикончить меня к чертям. Представляете, всю жизнь жить спокойно, не ведая о горе. А потом выяснить, что никогда ничего не было в порядке. Что всегда вокруг были одни лицемеры и предатели. Да и предавать-то кого? Кто я такой, чтоб меня было не зазорно сдать? Я - не враг народа. Я не богат. Ради ничтожного куска жилой площади. Да я проклинаю себя за рождение в этом мире.
Ради чего я жил столько лет? Ради того, чтобы чисто генетически не суметь воспитать человека? Или ради того, чтобы на пустом месте появилась непредотвратимая трагедия?
Я решил, что нет смысла жить в этом мире мне с дочкой. Утащу я её за собой, всё равно она – стерва. Возьму грех на себя. А мою жизнь заглушит какой-нибудь сонный водитель.
Этим водителем оказался Демон…
... Люди, сидящие на стульях, должно быть, зааплодировали. Вместе с ними бы аплодировал и сумасшедший психолог с пепельными волосами. Старик бы сел на место и умолк бы, а прожектор повернулся бы обратно к ведущему…
Демон в каждом оставил по частичке от кристалла души. От души, которой у него не было. Но каждый из этих людей верил ему, как отцу. Потому что когда Ганнибал сказал: ”Этим водителем оказался Демон…” все понимающе кивнули. Оставалось только, чтобы кто-нибудь поднял кружку пива и громко заявил: “За Демона!” а все бы хором подхватили…
На первом этаже был удобный бар, в котором зазевавшийся бармен щёлкал без остановки каналы телевизора. Обычные бары при отелях в такое время (да и почти всегда) полностью пустовали. Здесь были слишком завышенные цены. Но меня это не останавливало, потому что за всё платил Демон.
Я не помню, когда я в последний раз выпивал. Не помню, когда мои глаза в последний раз видели, как земля встаёт и ударяет меня в лицо. Но это было просто божественное чувство. С каждым глотком дорогого алкоголя, камень, что висел на шее, становился всё легче и незаметнее. Ужасная депрессия сменялась на эйфорию и полную кашу в мозгу, из которой невозможно было выудить и грамма негатива, не подняв при этом тонну неоправданного смеха.
Передо мной стоял бармен и спрашивал, не хочу ли я ещё выпить? А потом он наливал и мне и себе. А потом мы вместе, вроде бы, критиковали ситуацию в Ираке.
Я сидел, упёршись в стойку локтями, и чувствовал, как негатив витает возле моей головы, но никак не может подступиться. Словно комары, которых соблазняет тёплое тело жертвы, но отпугивает спрей от комаров.
Я не сразу понял, что ко мне кто-то обращается. Что кто-то мягко прикоснулся к плечу. Я повернулся и увидел девушку с длинными тёмными волосами непонятного цвета. Она не улыбалась, но ей явно было интересно, что я скажу.
Кажется, она спросила, что же такое ужасное случилось, что такой человек, как я напился? А я, кажется, спросил, а что я за человек?
Она сказала, что я не умею пить.
Вечно нас судят по тому, чего мы не умеем. Вечно люди запоминают только неудачи. Удачные действия считаются везением-случайностью, а неудачные – неумением-фактом.
Я сидел и что-то говорил ей. Что-то, что ей, по-видимому, нравилось. А потом промелькнула тень с серыми волосами. И увела девушку.
- Ричард. Она ушла, - сказал вдруг бармен.
Я не сразу понял, что говорил уже в пустоту…
…Я шатался по коридорам и этажам отеля пока наконец не нашёл  мягкое место, где можно было присесть и забыться. И когда я, наконец, растёкся по спинке мягкого кресла, мой организм ушёл в странное состояние замедления. Словно меня заморозили.
Странные силуэты стремительно проплывали мимо. Какие-то загулявшие люди старались меня не замечать. А я сидел и смотрел это видео в ускоренном режиме. Было лень даже двигать глазами.
А потом мелькнул ещё один силуэт и остановился передо мной. Остановился, наклонился, и я увидел светлую ауру вокруг головы этой тени. Потом силуэт поднялся, стал тянуть меня за руку, потом стукнул меня по щеке, но я ничего не почувствовал, потом стал щипать за щетину. Потом силуэт исчез.
Прилетели другие силуэты. Они взяли меня под руки и подняли. И потащили. А спереди всё время мелькало что-то светлое. Словно огонёк. Словно маленький дух леса из какого-нибудь мультика…
Я не помню, как очутился на кровати в собственном номере. Я с трудом открыл глаза и встретил лицом ужасную, дикую боль. Я чувствовал, как под челюстью у меня вибрирует артерия, а виски были готовы взорваться. И я слышал ужасный ультразвук в ушах.
Ноги доставали до пола, свисая с края кровати, и я чувствовал, как мои недоснятые ботинки держались на одних носках. А ещё я чувствовал сдавленное биение своего сердца о чью-то голову. А потом грудью я почувствовал горячее дыхание. Я коснулся рукой тела…
Да, это была определённо Вдова…
А потом я услышал резкий всхрап и заметил, как на противоположном краю кровати сопит в подушку Плохиш. Грязные волосы оставляли ясный след на белой простыне.
Я лежал на кровати и старался смотреть в верхний угол этой отвратительно-синей комнаты. Там, где зияла маленькая чёрная точка. Я видел, как из этой точки тянулись чёрные ниточки, словно худой паук старался втиснуться в этот мир. Я представлял, как из этого уголка сочилась чёрная, как чернила, вода.
И мне уже в который раз показалось, что всё, что есть вокруг меня, не существует.
Я был одет, но не чувствовал жара, а ведь ко мне прижалась Вдова, накрывшись одеялом. Я не чувствовал, как обычно ноют кости от многочасовой бездвижности. Я не чувствовал мозгом запах карамели…
А потом вдруг в глазах появился Ганнибал. Он словно вырос из земли, и, глубоко зевнув, стал оглядываться. Он заметил, что я не сплю, но развернулся и побрёл куда-то прочь.
Где-то высоко…
Я слышал пение птиц… или ангелов…
Я слышал, как бьётся сердце Земли…
Я был тихим ветром. Всем, и одновременно ничем. Был везде, но нигде меня не было.
Говорят, что можно выстрелить себе в рот и не умереть.
Например, я не умру. Потому что я бессмертен. Вспоминая брата, мне казалось, что именно я должен собрать в себе историю мира, а значит, я не должен умереть. До какого-то момента я буду бессмертен.
…Почему я подумал об этом? Почему столько всего шумит в моей голове? Почему я даже мысленно не отчаялся?
Ведь я лежу сейчас в каком-то отеле, в окружении сомнительных лиц, согласившись на добровольный отрывок истории, который тут же вырвут из памяти. Ведь ведёт меня мой враг и ведёт не принудительно.
- Смерть – это лишь единственный жизненный процесс, который имеет смысл, - говорил Натан, вытирая кровь с губы. – Мы благодарим смерть за души одних, и одновременно проклинаем за души других. Смерть – это главная иллюзия судьбы…
… Демон вышел из комнаты в одном халате как раз в тот момент, когда я открыл дверцу небольшого холодильника.
- Полегчало? – спросил он.
- Полегчает.
- Послушай, ведь этого не забудешь. Никогда. Не стереть со стены. Попробуй наклеить что-нибудь сверху.
- Не болела бы моя голова так сильно, я бы метнул в тебя сейчас чем-нибудь.
- Почему большинство легавых предпочитает напиваться? Это так мужественно? Есть полезные способы…
- Скрывать проблему – это неправильно. Лгать – неправильно.
- Но ты и напиваешься, и лжёшь.
- Тебе я не лгу. А других это не касается.
- В этом и вся твоя проблема. Закрылся и думаешь, что ограждаешь мир от шкатулки Пандоры. Человеческие проблемы не убивают.
- Я же только что сказал, что не врал тебе. Я не закрылся.
- Меня нет! – повысил голос Демон. – Никогда не было. Кому же ты открываешься? Просто не запираешь дверь, надеясь, что туда кто-нибудь войдёт?
- Я папочку не просил присоединяться…
- Ты вообще задумывался над тем, почему я так рьяно хотел, чтобы ты был со мной последние дни моей свободной жизни? Или ты как-то по-другому формулировал этот вопрос в голове?
За дверью показалась молодая девушка. Я её узнал, именно с ней я общался во время опьянения. Почему-то я её запомнил. Он её потянул назад и закрыл дверь за собой. А я, взяв бутылку какого-то пива, бухнулся в кресло.
1, 2…
Скрипнула дверь второй спальни, и оттуда показался Плохиш.
- Всё в порядке?
Спросил мальчик, выглядывая из бомбоубежища, во время ядерной зимы.
- Нет.
Плохиш не выглядел заспанным. Не улыбался, не зевал. Проявлял интерес. При том, кажется, истинный интерес. Он подсел в ближайшее из кресел и взглянул мне прямо в глаза. Словно я оказался лицом к лицу с госпожой Смерть…
- Не сочти за наглость, мне просто очень интересно узнать, кто в твоих глазах Демон?
- Знаешь, я бы сказал, что он – просто задница, испортившая мне жизнь. Но, ведь, ты не это хочешь слышать, да? Ты это и так знаешь. Так вот, Демон – это существо. Когда давно я испытывал к нему такие же эмоции, как и ты. А теперь, вот он я. И вот мои отношения этому вашему Демону.
- Он не наш Демон, - сказала вдруг Смерть. – Он – твой Демон. И только.
- Что ты имеешь ввиду?
Две мысли. Первая, очевидная. Просто вас с ним связывают почти братские чувства. Это чувствуется. В том, как вы смотрите друг на друга. В том, с какой любовью ты его унижаешь, а он терпит. Вы распределили роли и играете их на пять. А ещё есть вторая мысль. Она к вам прямого отношения не имеет. У одной малоизвестной религии есть правило Личного Демона. Да, именно Демона. Смысл в том, что каждый человек рождается и судьбой ему выбирается враг. Личный Демон. Существо, которое человек обязан убить, чтобы ощутить свободу. Чтобы стать частью вселенской силы.
Вот я и подумал, почему это он себя называет Демоном? Он относится к этому слову с трепетом, ты не заметил? Он хочет, чтобы кто-то знал, что он – есть демон. Что его надо уничтожить. И мне кажется, что он возлагает эти надежды на тебя, тебе так не кажется?
- Думаешь, что у Демона есть совесть?
- У Демона есть ты. Это я уже заметил. Насчёт совести… я видел, как он направил ствол на Вдову…
- Так ты у нас притворщик?
- Вот видишь. Ты уже говоришь «мы», имея в виду «нашу» компанию. Демон смог сделать из тебя человека.
Я не ответил.
- Он хочет о чём-то попросить тебя, - сказала Смерть. - Мне так кажется…

… Тем временем я лежал на белой земле и разглядывал голые ветви деревьев надо мной. Пульсирующая губа вливала кровь мне прямо в горло, и, с каждым новым маленьким глотком, мне становилось трудней удержаться в сознании.
Я сжал в руках холодный снег и ощутил, как неприятная ледяная боль пронзила мои кисти. Я чувствовал, как всё влажней становится поверхность под моим затылком и я боялся думать, я ли это истекаю кровью, или наст тает.
Я помахал руками и ногами в стороны и улыбнулся.
Снежный ангел… я вспомнил, как делать снежных ангелов.
Я с трудом поднял голову и увидел Натана. Он стоял лицом к лицу с одним бугаём и о чём-то очень громко гавкал. А я не слышал. В ушах звенели колокола. Моя голова была большим монастырём, в который зазывали на очередное служение всех монахов. Собираемся, собираемся. У входа не толпимся…
Ещё двое более маленьких бугаёв стояли по бокам от своего атамана. Стояли и невозмутимо смотрели на Натана, который был выше их на голову, но уже в плечах раза в три уже. Они стояли и зарылись головами в свои воротники, но смотрели грозно, без какой-либо интеллектуальной деятельности на лице.
- Беги, - вдруг сказал злобно главный. – Беги и оставь его нам. Мы вернём его, когда закончим.
Натан… Он был тогда ещё  таким молодым. Мы как раз перебрались из средних классов в старшие и теперь мы нашли способ стать относительно популярными в школе и городе. Сомнительная популярность, но мы ничего не боялись. Даже вот этих вот бугаёв. Потому что пока мы были вдвоём, мы были бессмертными.
Натан… он был бунтарём. Он этому от меня научился. Потому что если бы не я, он бы так и остался забитым и закомплексованным мальчиком, который боялся бы и шагу ступить по собственному дому, не подумав об отце.
Но страх одного превращается в борьбу, когда этого же боится и кто-то рядом. Я понял это раньше его, и я помог ему встать на ноги, когда никто не осмелился вмешаться в наши проблемы. Говорят, сор из избы не выносят. Мы решили, что именно это нам и поможет.
Натан. Он стоял, словно мартышка перед тремя медведями и смотрел на них, как минимум на равных себе.
Он сказал: - «Сами уходите. Я сейчас отойду, а вы должны будете испариться. Поняли?!»
Я был по сравнению с Натаном просто котёнком, раскрыв его потенциал.
Он подошёл ко мне и сказал:
- Я смогу. Сделаю это. Главное, попробуй подняться минуты через две…
Стой!
Бугаи не ушли. Он побежал на них с боевым, сумасшедшим криком, и встретил тут же кулак своим лицом. И упал. Ещё немного крови на снегу…
Целый месяц мы выглядели, как профессиональные боксёры. Сломанные носы, шрамы, швы, фингалы. Эти побои превратили нас почти в двойняшек…
А если бы мы проиграли, то мы бы погибли. Там… на снегу…

… Вдова согласилась потесниться. Почему-то раньше её это бесило. Но теперь на заднем сидении вдруг хорошо уместились все трое пассажиров.
Демон говорит, что видел, как они разговаривали наедине, и, кажется, он попросил её не смущать меня больше.
Совсем ничем не омрачённая, она сидела, высунув руку из машины, щупая пальцами ветер.
Я не был удивлён, когда Демон пожал руку администратору, а тот назвал его Владиславом.
А теперь мы мчались по дороге, обгоняя других водителей с их небольшими минивэнами, и Вдова обязательно корчила рожи тем, кто ехал за нами…
Через какие-то полтора часа, вспышка гнева заставила меня вырвать телефонную трубку с проводом из будки и раздолбать ей ближайший не стальной и не бетонный предмет, коим оказалась доска объявлений. Я рвал и метал, потому что предал…
- Алло?
- Привет, шеф.
- Акил?..
Демон высадил всех нас в густонаселённом месте. Центр города. Рынки, магазины, бутики, парки, зоопарки и целые толпы зевак. Он сказал, погуляйте здесь часок-другой, пообщайтесь с людьми, пока я улажу кое-какие дела. Я отошёл от всех, кто меня знал и спрятался в телефонной будке…
- Помните Демона?
- Я уже почти забыл о нём. А что случилось?
- Я вместе с ним.
- Ты его задержал? – голос из трубки напрягся.
- Нет… я у него в заложниках.
- Говори, где ты находишься и мы скрутим этого подонка.
- Подождите! Всё не так просто. Мы постоянно движемся, и я не знаю, где мы будем в следующий час. К тому же кроме меня у него есть ещё люди…
Я рассказал ему всё. Кто с нами путешествует. Кто они такие. Всё состояние вещей.
- Что с ними будет?
- Смешной вопрос, Акил, - сказал голос в трубке. – Убийц мы садим. А девочку можем отдать в исправительную колонию или в психушку. По твоим словам складывается, что у неё не все дома.
- Вот как… безличное поведение?
- Закон равен для всех… подожди. Ты хочешь сказать, что ты…
- Пока я ничего не хочу сказать. У меня есть время всё узнать, пока меня в чём-либо заподозрят. Я хочу знать.
- Ты прости, Акил, но если ты приведёшь его в наручниках, тебе сразу же дадут лейтенанта. Может и выше. А пока ты лишь заложник-стукач. Я знаю, как давно ты хочешь его поймать. Но я не могу доверять словам, я доверяю лишь листку бумаги, что сейчас в моих руках.
- Вы подготовились к моему звонку, шеф?
- Нет. Но, когда ты третий день не пришёл на работу я понял, куда ты смотался. В одиночку… не стыдно самому? Думаешь, герой? Думаешь, поимка одного преступника озолотит всю твою жизнь?
- Вы отговариваете меня, шеф?
- Нет, я открываю тебе глаза. У тебя есть план?
- Да.
- Который навязал тебе Демон?
- Да…
- Послушай… кажется, я всё понял. Сейчас ты не просто стучишь, ведь так? Ты предаёшь его, не так ли? Ты был его сообщником.
- Нет…
- Я слышу, как скрипят твои зубы, Акил. Я держу в руках листок бумаги. Вся твоя жизнь в моих пальцах. Послушай меня. Демону не удастся выпутаться. Никому не удастся выпутаться. И тебе тоже. Паренёк на бензоколонке опознал тебя. Всех вас. Всё как ты говоришь…
- Шеф?
- Допустим, я знаю, где вы были. Послушай, никого рядом нет. Никто не знает, что звонишь мне именно ты. Мы тебя посадим. Ты уж прости.
567, 568…
- Я ничего не сделал!
- В некоторые времена за это убивали без суда и следствия. У тебя будут смягчающие обстоятельства. Плохая жизнь, психическая нестабильность. Так, где ты сейчас?
- Не знаю…
- Достойный брата ответ. Но теперь нет смягчающих обстоятельств. Получишь по полной, если мы тебя поймаем…
589, 590…
Я отдёрнул трубку от уха и положил на место. Последнее, что я услышал, это было: ”… последний шанс…”
Я выдернул трубку из будки и с дикими криками стал бить ей по доске объявлений. Люди озирались на меня, а я все сильней и сильней колотил по пластику. Когда трубка потеряла последние очертания трубки, я взял и сорвал уже шатающуюся доску, бросив её на пол. Я ободрал себе ногу треснувшим краем, но я не чувствовал, как кровь потекла по ноге, и как яростно горела рана.
Я полчаса ходил, чтобы замести за собой следы, потом ещё полчаса набирался духу, чтобы позвонить, а потом…
Я ушёл быстрее, чем появились первые признаки легавых.
На мою ногу пялились все проходимцы. Вот оно, настоящее зрелище для людей, а не всякие обезьянки, использующие приёмы кунг-фу. Людям нужна была кровь, и вот она хлестала из моей ноги. Эти люди так давно не видели вживую чьё-то несчастье, что совсем уже разуверились в существование зла.
Пусть кто-нибудь подойдёт и изобьёт меня. Так будет лучше. Пусть лучше меня засмеют, закидают камнями, заплюют. Пусть меня распнут и будут сотни людей приходить и пялиться на то, что я пью воду из мокрой губки, насаженной на копьё.
701, 702…
Пусть, наконец, придёт Демон и заступится. Он всегда за меня заступался, хоть я его и ненавижу.
Пусть придут и, наконец, меня арестуют. Чтобы я больше не думал о том, что мог бы исправить. Чтобы всё было бесповоротно плохо. Чтобы, наконец, пропустить всё…
- Вам помочь? – спросила какая-то девушка. – Тут недалеко есть больница, давайте я вас…
- Гуляй дальше. Я бы и сам смог пойти в больницу…
Нога жестоко болела. Теперь я ощущал каждый миг этой боли. Я не просто её чувствовал. Я на ней сосредоточился. Говорят, боль очищает.
Чем сильней я мучаюсь, тем больше умирает во мне негатива.
Светлые духи толпятся в коридоре и просят позволить им помочь мне. Они дрожат, словно фантастически голограммы с помехами. А тёмные души валяются под моими ногами и не знают что делать. Они призваны сделать мою жизнь хуже, но даже без их помощи я ощущаю то, что им не под силу. И от этого они умирают. Вытекают чернилами вместе с кровью.
Неожиданно в наполовину разжатый мой кулак кто-то сунул несколько монет.
Пока я глядел на свою омерзительную рану, кто-то проявил поверхностное сострадание. Какой-то лицемер теперь шёл по тротуару и думал, что сделал мир чуточку добрее. Подбежать бы к нему и запихать бы ему эту подачку в гланды.
А потом появился Демон.
Он сидел в машине, а на заднем сидении разместились уже возбуждённые пассажиры. Вдова вытаращила глаза, дрожала и улыбалась. Плохиш скромно ухмылялся. А Ганнибал испуганно оглядывался назад.
- Запрыгивай быстрей!
- Погоня?
- Не то слово! Давай, быстрей-быстрей!.. Что это у тебя с ногой?..
- Поцарапался.
- Покажешь мне, когда «поранишься», ладно?
И Демон вжал педаль газа до упора.
- Так что случилось?
- Доска объявлений упала и расцарапала мне ногу, вот и всё.
- Доска объявлений? Они в это время года очень агрессивны... А что ты делал всё это время? Мы тебя уже почти потеряли.
- Шатался по центру, что же ещё? Ты же вроде сказал, что можно часа два гулять, а потом встречаемся на старом месте.
- Планы изменились. Успели всё провернуть пораньше.
- Провернуть что? И что вы все такие возбудившиеся? Банк ограбили что ли?
- Что? Нет, нет… - ответили хором на заднем сидении.
Собачки, которые делают то, что им говорят.
- Так скажите…
Никто не ответил.
- Успокойся, мы никого не убили, - Демон хлопнул меня по плечу и очень возбуждённо затараторил. – И вообще, почему «мы»? Я-то свои дела делал, ты можешь не сомневаться, а вот этих я быстренько подобрал и тебя поднял. Я не знаю, что они делали. А что они могли сделать? Да, наверное, по глупости какой-нибудь и волнуются…
- Ты что, взорвал что-то? – я попытался вглядеться в его глаза.
- Нет! Да отстань ты!
- Если ты взорвал какую-нибудь статую, я тебя прибью! То бензоколонное дерьмо можешь взрывать, сколько влезет, но памятники не имеешь права трогать!
- Да ничего я не взрывал!
- Вандализм?
- Нет!
- Растление…
- Нет! Господи, Ричард! Хватит нести чушь. Мы просто… стремительно убираемся из этого города… просто боясь, что легавые нас вдруг захотят арестовать… без какой-либо причины…
- Ммм! Какая вкусная лапша! Навесь мне на уши ещё немного!
- Ладно, инопланетяне…
- Ещё.
- … похитили президента Намибии, которого я должен был убить…
- … почти наелся…
- … попав к ним на корабль, я завербовал одну красивую инопланетянку. Она помогла мне освободить президента и убить инопланетного капитана. Потом я понял, что жить без неё не могу и превратился в инопланетянина. А когда высадил президента, то пальнул по нему из лазеров… ну, контракты надо же доводить до конца, не так ли?
- Всё! Объелся! А теперь начистоту.
- Знаешь, а я спросил тебя раньше. Получу правду – получишь и ты правду.
- Да я гулял и порезался!
- А что если я тебе скажу, что знаю правильный ответ, просто хочу услышать его от тебя?
- А вот он, правильный ответ.
- Давай на счёт «три» вместе скажем правду, а?
- Нет!..
А Вдова тихо сказала соседям по сидению:
- Если они не братья, то, как минимум лучшие друзья. Или любовники…

Мне начало казаться, что дорога, по которой мы едем, бесконечна. Как один сюрреалистический рисунок сумасшедшего художника, который висел в гостиной моего шефа. Очень такая странная картина, насыщенная цветами, линиями и даже какой-никакой осмысленностью в своей абсурдности. И самое главное, что только после того, как постоишь перед ней минут пять, начинаешь понимать, что края этой картины повторяют аппликацию в самом центре. Эффект бесконечности, умещающейся полностью в границы. От неё в дрожь бросает. Она такая сложная в исполнении.
Пушистая пена облаков, яркое синее небо, отвратительно чёрная дорога и красная машина, в которой я сижу. Дорога пуста.
Моя задница уже раскалилась на кожаном сидении Демона.
Я взглянул на Демона и у меня появилось жуткое желание выбить ногой лобовое стекло. Не знаю, для чего. Хотелось на ходу открыть капот машины и сунуть руку в работающие механизмы. Зачем? Захотелось ощутить ту боль, о которой не знал, о которой мне не рассказывали, но про которую я знал, что будет больно. Хотелось почему-то проверить каждый стереотип и узнать, насколько больно бьёт током, когда мочишься на трансформатор? Или коснуться жидкого азота. Заразиться СПИДом.
С каждым взглядом на Демона мне хотелось познать всё то, чего я боялся.
Ужасно жарко!..
Весь день мы гнали по пустой дороге, в заточении белых линий. Весь день ни единой души. Весь день сухие разговоры.
Пока Демон вдруг не надавил на тормоз. Мы резко подались вперёд, а Плохиш застрял между мной и Демоном.
- Что ты творишь?!
Демон вдруг схватил меня за плечо и тут же отпустил, поняв, что сделал.
- Извини… - сказал рот.
- Вот чёрт! – визжали глаза.
Он вышел из машины и пьяной косой походкой направился в лес.
Я пошёл следом за ним, ощущая острые взгляды спутников.
- Так вот, как ты проснулся месяц назад и понял, что жизнь прожита? – я отставал от него шагов на пять, а он пытался скрыться от меня.
- Я … сейчас… в себя…
- Давай начистоту. Что, сердце сгубил? Или может печень испортил?
- … не понимаешь… - Демон вилял между деревьями, словно старый смотритель в библиотеке.
- Может, ты веришь в карму? Может, хочешь искупить свои грехи?
- Я … не… - он скрылся за очередным деревом.
- Хочешь поговорить?
И тут Демон выскочил и повалил меня на землю, схватив за грудки. Лицо выражало полную готовность вытошнить всё, что недоварилось. Бледное, как волосы.
- Всё в порядке… просто … тоже, что и с Натаном…
Тут была моя очередь выпучить глаза.
- Сейчас я потеряю сознание, - сказал Демон.
- Не знаю, насколько – сказал он. Отвратительный запах изо рта. - Не вези меня дальше. Даже к машине не относи… я должен очнуться там же, где и заснул… у меня есть спальные мешки … в багажнике…
5, 6…
Он замолчал. Даже забыл закрыть глаза. Так и лежал на мне, с открытым ртом, с открытыми глазами и я бы подумал, что он наконец-таки умер, если бы не билось так яростно сердце у него в груди.
- Что случилось? – спросила Вдова.
Надо же было такому случиться! Уже вечерело, он просто предложил постоять на месте в окружении неизвестно чего. А вдруг здесь обитаю дикие звери?
- Непредвиденная остановка. Все на выход…
Когда я подошёл к багажнику, то тут же услышал море неожиданных возгласов. Ребятам это явно не нравится. Я открыл багажник и …
… Уж лучше бы я встретил растяжку, мину или маленького карлика с направленным на меня ружьём под крышкой багажника.
Меня буквально ослепило от высокого уровня охренения, которое я испытал, ожидая увидеть долбанные спальные мешки. На меня, ослепляя аурой надменности, смотрели две спортивные сумки, замки которых не могли сойтись от количества зелёных бумажек внутри.
Я тут же закрыл багажник. Не знаю, какое выражение имело в тот момент моё лицо, но сознание лишь истошно кричало: “Охренеть! В рот мне ноги!..” и т.д.
Вдова встала на сидение ногами, Плохиш уже вылез из машины, а Ганнибал никак не мог справиться с замком на своей двери.
И все замерли, как будто я вдруг крикнул: “Море волнуется – раз!”
- А где мешки?
- Под сумками, - тихо протянула Вдова.
- Под теми двумя? Я сейчас…
Я вновь открыл багажник… нет, деньги не исчезли. Но теперь я заметил и несколько спальных полотен, растиснутых по углам и между сумок.
Я снова выглянул из-за крышки. Никто так и не шевельнулся.
-  То есть, вот когда я спросил, не грабили ли вы банк…
- Да…
- Ясно…
Я вдруг подумал, а не послать ли ко всем чертям Демона? Допустим, уложу всех в машину, силы у меня хватит, и отвезу их в безопасное от Демона место. Ведь всё же сводилось к тому, что никто не должен помешать мне.
Или, допустим, я могу вернуться в лес и прибить это волосатое чудище с остекленевшими глазами.
Я смотрел на распиханное по карманам сумок богатство и понял, что Демон переступил черту. Очень так ощутимо переступил.
- А как вы смогли? Вас всего четверо… - я снова выглянул из-за крышки.
- Демон – гений.
Я оттянул края одного кармашка и оттуда вывалилось золотое кольцо с каким-то блестящим камнем. Демон просто ненавидел кольца. Я это помнил.
- Золотое кольцо – это знак превосходства. Разрешение, позволяющее богатым издеваться над бедными, - сказал когда-то Демон.
Я знал, что среди материального Демон ценил в этом мире только деньги. Золотое кольцо – это не та черта, на которую мог закрыть глаза Демон. Для него – это был символ. Когда-то точно был.
Я расстегнул карман до конца, и на мою руку посыпалось ещё много золота. Распиханное по краям, словно самое ненужное. Демон собрал это золото специально для меня…
Когда я снова выглянул из-за крышки, в моих руках были спальные мешки.
- Берём всё, что нужно и пойдём. Тут недалеко.
- А что случилось?
- Демон ушёл в себя. Вернётся не скоро.
- А если без шуток?
- Без шуток. Ушёл в себя. Выглядит, как труп, только живой. Спит.
- Так неси его сюда. И поедем куда-нибудь в цивилизацию, а не будем спать посреди леса.
- Ага, прямо в самом центре между «никуда» и «ниоткуда».
- Он просил его не нести обратно. Да пошли уж, что боишься леса? Или темноты?
- Диких зверей боюсь.
- Плохиш, сразу хворосту набери, устроим полноценный пикничок…
Накрытый пледом, Демон казался раненным индейцем, из-за которого вся охота встала. Я ему глаза закрыл, вот только он всё равно никаким местом не был похож на спящего. Даже покойник, наверное, счёл бы его за покойника. А серые волосы создавали впечатление, что он покойник-то уже давно.
Текущая обстановка напоминала какой-нибудь детский лагерь и посиделки у костров со страшными историями. Я сидел и тыкал в костёр веткой. Наверное, было похоже, будто я зефир жарю, но я просто тыкал веткой в костёр.
Подержу над огнём, выну и посмотрю, как слабенький огонёк тихо гаснет вдали от костра. Огонь завораживает. Я давно уже не видел вживую огня.
Снова суну ветку огонь. Снова выну. Огонёк погорит и погаснет.
…Дом горит. Дом небольшой, но огонь горит очень ярко. Прямо так потеешь, если находишься вблизи от него. А если внутри, то можно просто потерять сознание и не узнать, как умрёшь…
Снова суну. Половина ветки уже обуглилась и обвалилась. Теперь, поджигая ветку, я чувствую сильный жар костра.
…Крыша обвалилась. С огромным треском и шумом. Съехали на заднице по ступенькам в погреб. Крики, визжание. Вой сирен мы услышали слишком поздно…
Костёр горел ярко. Трещали ветки, было жарко. Если очень захочешь – то можно в языках пламени увидеть рисунки, лица, какие-нибудь сценки.
…Погреб тоже горел. И дыма здесь было больше. Но здесь был потайной ход, что вёл прямо за внешнюю стену дома в сарай. Узкий, забитый паутиной и грязью туннель на прогнивших подпорках…
… Я слышал шаги. Тяжёлая поступь над головами. Тяжёлый, надтреснутый голос:
- Ребята!..
Сквозь треск огня глухо стукнулась об пол пустая гильза, и снова всё поглотил шум беснующегося пламени…
Огонь ненависти очищает.
Огонь приятно обжигает руку. Запах гари напоминает о чём-то сладком…
Огонь подбирается к туннелю. Дороги назад нет.
Иди вперёд.
Огонь везде.
Но жизнь только впереди.
Обжигает лицо…
Лицо…
Опять Вдова! Невинные глаза.
Я откинулся назад. Она стояла на четвереньках, а на лице читался досадный проигрыш. Недавно она грабила банк.
- Ты хоть понимаешь, что это бессмысленно? Надо сбросить напряжение между нами. Иначе будет хуже.
- Потерпишь.
- Ты не заметил, что часто входишь в транс? Ни на что не реагируешь отрицательно и вообще такой душка, - на фоне костра её волосы приобрели огненно-рыжий цвет.
- А теперь на место иди.
- Где хочу, там и сижу. Могу вот здесь сесть, - она подошла ко мне вплотную. – Пока не касаюсь – не считается. Свободная страна.
- А я отсяду…
- Вопрос в том – кто первый устанет.
- Я тебе сейчас в глаз звездану и до утра спать будешь. Никто не докажет, что это был я – свободная страна.
- Ну, давай, сделай мне больно. Если тебе так больше нравится…
- Ты задолбала! Ей богу! Иди, скажи всем, что у нас всё было и отстань уже. Ну, вот не нужны мне ещё проблемы…
Лжец.
- Ну почему ты не хочешь признаться? Это не так сложно…
- Признаться в чём?!
- Что тебя ко мне тоже тянет.
- Да нисколько!
Лжец.
- Акил, мы в окружении немых деревьев. За нами кресты отнятых жизней. Мы – не люди в обычном понимании этого слова. Мы не оглядываемся на предрассудки. Потому что вышли из всей системы, нарушив жесткое правило. Почему ты не хочешь отказаться от жизни, которая отказалась от тебя?
- Как ты не можешь отказаться от меня, когда я отказался от тебя?
Лжец.
- Это другой уровень. И ты лжёшь. Смотря на меня, ты смотришь на правила, на систему, что тебя выплюнула.
- Это тебе Демон вдолбил?
- Сама не глупая…
- Знаешь, смотря на тебя, невозможно смотреть на какую-то там систему.
- Так в чём проблема?
- В том, что тебе надо к психиатру. Или ты себя погубишь.
- Кто знает? Быть может, именно ты не дашь мне себя погубить…
- Я тебя сам погублю, если не отстанешь.
Она приподняла бровь.
- Я говорил не иносказательно! Реально погублю.
- Ведёшь себя, как муж, потерявший любимую жену…
Я её не терял. Я её убил. Каждую ночь я её убивал. И до сих пор убиваю…
… Я вытащил за руки потерявшего сознание Натана, вместе с тоннами дыма. Ничего не видно. Мне в плечо впились ржавые грабли. Я вскрикнул. Но тащил его всё дальше и дальше.
И когда уже кожа на лице Натана стала сильно контрастировать с чистотой травы, я опустил его и стал беспомощно задыхаться, отплёвывая копоть из горла. А потом вдруг Натан открыл глаза, белки его глаз засияли на лице, словно звёзды в ночном небе.
- Ну и как всё прошло?
- Ты справился.
Из горящего дома донесся тяжёлый выстрел охотничьего ружья. Наверное, ещё одна гильза упала на пол, с глухим стуком.
И Натан вдруг резко заорал.
- Что у меня с ногой?!
- Молчи! Никто не должен нас услышать. Сейчас отмоем в реке и перевяжем, а пока держи – зажми на ране, да покрепче.
Один выстрел. Всего один выстрел – и в ногу.
Мы выжили. К сожалению, и он – тоже…

… Демон спал. Я смотрел на него и думал, что сейчас выужу из головы какое-нибудь философское сравнение. Ведь это было действительно необычно. Словно просто его разум улетел, а оболочка осталась на земле. Интересно, где сейчас был Демон? Натан никогда мне не говорил…
- Так что с ним случилось?
Из темноты границ сознания выглянул Плохиш. Он тоже грабил банк недавно.
- Пива не хочешь?
- Откуда у тебя пиво?
- Ещё в отеле стянул, - Плохиш попытался изобразить на своём мёртвом лице улыбку. – Так скажешь, что случилось?
- Он просто заснул.
- Знаешь, когда на вопрос отвечают с приставкой «просто», то это звучит, как ленивая отмазка.
- Знаешь, когда человек, пытавшийся умереть, учит кого-то жить, это выглядит как-то … слишком идеально для нашего мира.
- И те не менее, кто-то из нас врёт. И каждый из нас понимает, кто.
- Он пр… он заснул. Потерял сознание, если тебе это так уж нужно.
- И ты к этому не имеешь никакого отношения?
- Да, это я его вырубил! А теперь давай посидим тут, пока он не очнётся и отомстит мне. Жду не дождусь!
Плохиш прищурился.
- Тебя били родители?
- Знаешь, скоро я возьму какую-нибудь большую палку и буду отгонять ей каждого, кто пытается залезть в мою жизнь.
- Значит, били?
- Так …
Я резко поднял ближайшую деревяшку и угрожающе замахнулся, на что Плохиш среагировал мгновенно. Неуклюже, но мгновенно. А когда снова сел на задницу, на его лице красовалась сочная мёртвая улыбка. Маленький счастливый трупик…
- Можно вопрос?
Я подсел к Вдове.
- О, мистер Целомудрие вернулся. Что, мы ролями поменялись? Мне сказать, чтобы ты отстал от меня?
- Хватит. Я ещё не подумал, насколько сильно вас всех ненавижу. Мне интересна одна вещь…
- Почему ты спрашиваешь у меня? Вокруг полно людей.
- Пацан старается залезть мне в душу, а старика я просто не люблю.
- Значит, из всей компании я тебе более близка, да? Хотя бы какой-то триумф.
- Не восхищайся сильно. Один вопрос…
- Погоди! – она вдруг резко прижала палец к моим губам. – Я тебе ничего не отвечу просто так. Слишком много я от тебя унижения натерпелась…
- Ладно, последую твоему совету и пойду к остальным товарищам…
- Зато ты со мной первый заговорил в этот раз… - сказала Вдова уже мне в спину.
Демон ограбил банк. В голове не укладывается…
Как ему это удалось? Провернуть всё меньше, чем за час, с тремя помощниками. Он кажется … неуязвимым. Сверхчеловеком. И этот супермен упал мне на грудь и потерял сознание. Он лежит в лесу и ждёт, когда сознание к нему вернётся. А, ведь, я не знаю, когда он проснётся. Никто не знает. Но все дружно решили, что проснётся он утром.
Демон ограбил банк. Забрал много денег и взял золото.
Это был знак.
Он не собирался оставлять их у себя.
Это был знак ненависти именно к этим деньгам.
Он собирается отдать их на добро, сказал Плохиш. Пожертвовать…
Я ничего не понимаю в этом мире…

А когда я проснулся, Демон уже вовсю улыбался надо мной. Затмил своей ухмыляющейся рожей всё небо.
Все спали, а Демон уже проснулся.
- Ну, как дела, Кила?
Я не нашёлся, что ответить.
Наша жизнь отстой, дружище.
Ты всё ещё носишь цепочку с крестом на шее? Сними её. Переплавим её в пулю. Посмотрим, будет ли убийственна мощь твоей веры.
Я свою же переплавил. Помнишь? Конечно же, помнишь...
Я вижу, ты в замешательстве. Ты спрашиваешь себя, а не придумал ли я какой-нибудь обман с деньгами?
Где-то месяц назад я проснулся и понял, что скоро буду мёртв. Как твой братец. Просто когда-то я потеряю сознание, и не найду его больше. Так и буду всё оставшееся существование лежать с открытыми глазами и бьющимся сердцем. Обидно, правда? Самые близкие к тебе личности умирают от одного и того же.
Я даю тебе второй шанс. Освобождаю тебя от обязанности ждать меня. Поможешь мне сыграть в игру Жизни?
Я верну и на твоё лицо улыбку…

Я проснулся только тогда, когда Демон причалил свою машину возле небольшого здания.
Всё заняло буквально три минуты. Демон с Плохишом забежали через двойные двери, неся по сумке в руках, и быстро оттуда убежали. Охранник только покосился на них, но ничего не заподозрил.
Вот только каково же, наверное, было удивление администраторов этого фонда, когда они нашли две сумки, набитые деньгами, а на них была записка:
“Эти деньги мы украли из банка.
Только не кричите. Мы их не заминировали. Это просто две сумки, под завязку набитые деньгами. И не сообщайте о них в правоохранительные органы. Подумайте только, скольким голодным детям можно помочь на эти деньги, сколько жирных панд, не желающих спариваться ради продолжения рода, можно спасти. Сколько произведений искусства можно сохранить от рук грязных предпринимателей. Ведь весь грех преступления мы уже взяли на себя. Только ради того, чтобы чувствовать, что мы кого-то можем спасти в этом мире. Ведь у страны нет совести, правительству эти деньги – как комариный укус, но они всё равно не хотят помогать. Они просто отберут деньги и ничего не изменится. Ведь мы крадём не у людей, а у системы. Скажите, что это был какой-то богатый шоумен, который пожелал остаться неизвестным.
А если вы откажетесь от этих денег в пользу туманных патриотичных целей, основанных на грёбанном страхе, то мы не поленимся ограбить ещё какой-нибудь банк. И будем грабить до того, пока вы не сдадитесь и не сделаете подарок нуждающимся. Ведь вы не для себя стараетесь, и не для своего благополучия. Мы на это надеемся.
К письму мы прикрепляем наши фотографии. Запомните нас хорошенько, потому что мы – ваша совесть. И если вы когда-нибудь заметите наши лица в толпе … Уж извините, значит вы поступили плохо. Очень плохо!..”
Наверное сейчас охранник остервенело вертит головой на улице, надеясь, что узнает наши лица. Что мы вдруг почему-то не убежим к этому моменту.
Вдова обняла Демона и поцеловала его в щёку, а он оскалился своей хищной улыбкой. Улыбкой в солнцезащитных очках.
Демон специально хотел, чтобы мир знал наши лица. Лица в белых рамках. С подписью в уголке.
Демон сказал, что только такие, как мы, способны изменить мир к лучшему. Мы, люди, что утонули в черноте этого мира. Лишь мы способны увидеть истинную, абсолютную сторону света.
Это сказал человек, убивший более сотни людей…
Это была просьба. Просьба каждому из нас. Он просто попросил. В этом нет ничего сложного или унизительного. В этом есть храбрость и решимость.

Собака визжит и этот звук просто раздирает мои уши на куски. Ещё удар, и собака взвизгивает ещё сильней.
- Что, не слушается? – я просто интересуюсь. Мне просто интересно. Я скрестил руки за спиной и с выражением умного человека смотрю, как этот индивид лупцует собаку собственным поводком.
- Эта дура языка нормального не понимает…
Он бурчит. Утробный прокуренный голос.
- Естественно не понимает. Она же собака. Они не говорят по-человечьи.
- Умник, да?
- Нет-нет. Я просто иронизирую. Это так глупо! Они живут в нашем мире и не могут общаться с нами, не так ли?
Я вижу шрамы на теле, вижу забитые от ужаса глаза.
- Это ещё что. Их же кормить ещё надо. Сами они себя не прокормят. А толку от них – ноль. Сдам её в приют.
- А что это за порода?
- Дворняга какая-то.
- Ааа… понятно…
Хрясь! – удар. Мужчина пятится назад.
- Ты что, охренел?!
Рраз! Ещё удар.
- Много ты знаешь о воспитании питомцев, не так ли?
Я приваливаю его к земле ногой, вонзаясь сапогом в толстое пузо. Я чувствую, как нога быстро нагревается.
Я достаю из кобуры пистолет и целюсь ему прямо в правый глаз. Он замирает.
Почему ты вообще завёл собаку?
Она стояла в стороне и не двигалась. Кажется, у неё была повреждена передняя лапа.
Сколько ты выпиваешь, прежде чем набраться храбрости ударить беззащитное животное, которому нет выбора, как доверять тебе?
Быть может, если бы у тебя не было возможности принять на душу, ты бы был более добрым с самым близким тебе существом?
Что ты скрываешь?
- Простите, я больше не буду!
Крикнул маленький мальчик, которого поставили в угол.
Я чувствовал, как моя нога горит впившись в живот этого мучителя.
Знаешь, почему ты не знаешь меня? Знаешь, почему ты пытаешься вспомнить меня, хотя знаешь, что никогда раньше не видел меня? Потому что ты знаешь, что у всего есть причина, и даже у того, что я сейчас целюсь тебе в глаз, должна быть причина.
Потому что я очень хороший друг этой собаки. Я верил, что она попала в надёжные руки, и столько времени я вообще не думал о её несчастиях.
А потом мне вдруг сказали, что эта бедная девочка тут живёт в аду. Не спрашивай меня, где и кто мне это сказал, но знай, что есть целая организация, которая следит за питомцами и их хозяевами. Государство – оно везде, из каждой задницы глядит на твои проблемы, старается тебя исправить, хотя ты думаешь, что ты умней государства. А тут прихожу я, и я уверен, что ни хрена ты не умней!
Я пришёл, чтобы восторжествовала справедливость. Государство никогда не подпишется, что имеет отношение ко мне, но государству выгодны мои действия.
Скажи, что ты хорошего сделал в своей жизни?
Я приставил оба «орла» к его глазам. Оба его глаза сейчас видели темноту. А в темноте блестела пуля и ухмылялась. Пускала прозрачные слюни и вертелась в своей ячейке, ожидая взрыва.
Я дал почувствовать ему весь холод блестящей стали. Я сел ему на грудь и вооружил оба его глаза.
В парке было пусто. Кроме собаки, что спряталась за деревом.
Как ты думаешь, сможет ли человек остаться в живых, если я этому человеку вот так вот выстрелю в глаз?
Как ты думаешь, что ты увидишь отстреленным глазом? Темноту или белый туман?
Так ты ничего не можешь вспомнить? Ты ни разу не переводил старушку через дорогу? Ни разу не помогал знакомому перетащить что-нибудь тяжёлое? Ну хоть что-нибудь, большой ты безымянный кусок мяса!
А вот собака твоя сделала уже много хорошего. Достаточно уже того, что она НЕ перегрызла тебе глотку ни в одну из ночей, пока ты беззаботно пускал слюни на подушку. Она тебя всё равно любит. Она в этом не виновата, она больше не знает хозяев. Она даже на меня хотела прыгнуть с лаем и рычанием, но испугалась, потому что ты научил её бояться людей. Зачем она тебе вообще нужна? Охранник тебе не нужен. Как пушистых зверьков тискать, ты не знаешь.
Как жаль, что ты слишком вырос для того, чтобы измениться. Ты – зло. Ты слышишь меня? Одна из главных ошибок человечества в том, что мы не знаем, что слепится впоследствии из милого дитя. Но я могу исправить эту каплю зла. Я её просто сотру с лица земли.
- Не надо…
Как это не надо? В тебе есть хоть капля логики, ты, небольшая капля зла? Ты согласен с тем, что зло – это плохо?
- Да.
Согласен, что от всего плохого нужно избавляться?
- …
Молчание убивает.
- Да!
Из-под дул пистолетов появились слёзы. Я чувствовал пахом, как учащённо бьётся его сердце. Коленями - как потеют его подмышки.
Так что же мне делать, маленькая капля зла? Как же ещё сделать так, чтобы от твоего имени не продолжался мелкий негатив.
Твоё зло ничтожно, пока не найдётся ещё сто тысяч таких же ничтожных зол. Я же не могу допустить, чтобы ты стал частью системы.
- Я не буду злом.
Ты станешь серым пятном. Перестанешь генерировать негатив. Автоматически ты станешь положительной силой вселенной.
Просто уходи. Возьми свою собаку. Отведи её к ветеринару. Покажи ей любовь, что она заслужила. И помни, я за тобой слежу. Потому что как-то же я тебя нашёл, ведь я – не какой-нибудь псих, который прыгнет на любого хозяина собаки. Мне нужен именно ты. Чтобы именно от тебя я не видел проблем. Запомни моё лицо, и надейся, что никогда его больше не встретишь.
Потому что я – твоя совесть. Лучше не дожидаться, когда совесть докричится до тебя. Лучше исправить всё сразу…
… Я вручил Демону его стволы, а он взглянул на меня, прищурив глаз.
- Как всё прошло? – спросил он. Он спрятал пистолеты в чёрные кожаные кобуры.
- Нормально.
- Ты всё такой же угрюмый! Так не должно быть!
- Не должно быть то, что ты попросил сделать.
- Но ты всё-таки сделал это… - Демон кивнул головой.
- Так, давай разберёмся, - он прислонил меня к машине и стал держать одной рукой навесу. – Видишь это?
Он достал один из орлов и взглянул дулом мне в глаз.
Мы стояли у машины, на обочине дороги. Люди смотрели на нас, но ничего не делали. Просто стремительно семенили прочь.
- Видишь чёрную дыру, из которой может прийти твоя смерть?
В любой момент. Любая мысль может стать последней.
На меня смотрела чёрная дыра пистолета Демона. Чёрные дыры затягивают целые пространства в себя. Целые реальности. В каждой душе живёт свой мир. И пистолет забирает его вместе с жизнью. Пистолет – чёрная дыра нашей ничтожной реальности.
Люди только замечали нас и выпучивали глаза, а потом резко разворачивались и в мыслях, наверняка, крутилась одна мысль. Только б не заметил. Только б не заметил…
- Допустим, я могу спустить курок. Нечаянно. Перенервничаю. Чисто гипотетически, смерть недалеко.
Чисто гипотетически, я бы мог разрядить пистолеты прежде, чем вернуть их Демону.
Демон пах табаком. Табаком и кетчупом.
- Человек ощущает свою смерть, инстинкт самосохранения заставляет мозг бешено работать. Энергия. Ты приставляешь к виску жертвы холодную чёрную дыру пистолета и начинаешь упиваться этой энергией. Словно амброзия. Животные тоже чувствуют страх, но, как и с сексом, они не способны оценить всю прелесть и сладость этого момента.
- А потом ты нажимаешь на курок.
Душа.
- Допустим, душа живёт не долго. Она испаряется быстро, и ты не успеваешь увидеть момент перехода от жизни к смерти, если чёрная дыра высосала жизнь из виска.
Душа летит домой. На реинкарнацию.
- Но ты не нажимаешь на курок. Даже жертва уже мысленно умерла сотни раз, пока ты царски выбираешь между «быть или не быть». Ты убираешь ствол, и паразитическая связь не прекращается. Маньяки знают эту чёрную магию.
Убивать только истощившихся жертв. Жертв, что устали, потеряли волю к жизни. От них нет веселья.
- Сладкий момент благородства красен вовсе не из-за благородства.
Демон прячет пистолет.
- Это должно было помочь. Почему ты не стал веселей?!
- Потому что ты несешь полную херню.
Я хлопнул Демона по плечу, оттолкнул его и с невинным видом сел на своё место в машине. Я включил радио на полную громкость и расслабился.
А Демон выпучив глаза косился на меня.
Мои мозги тебе не запудрить, Демон.
- И кстати, ты что, снова закурил? Брось это…

Вдова пришла сразу же после того, как я сел в машину. Она сказала, что всё видела. Что ей было интереснее, чем же это закончится и финал ей не понравился.
Она вернулась с улыбкой на лице и Демон одним лишь лицом сказал:
- Вот видишь, у неё всё хорошо. Почему же ты так не можешь?
А потому что я не такой, как ты, Демон. Как бы ты этого не хотел, но ты мне ни брат, ни друг, никто. Раньше я тебя ненавидел. А пока что ты перешёл в раздел «никто».
Остальные вернулись где-то через полчаса каждый. И все тихо улыбались. У всех дрожали руки, у каждого глаза кричали: “Неужели у меня и вправду это получилось?”
- Поехали дальше! – сказал Демон.
- И куда же поедем?
- А не всё ли равно? Мы ж отдыхаем!..
Мы читали газету, в которой были наши фотографии, приложенные к двум сумкам набитых денег. И моё там было, хотя я не приложил ни каких трудов к этому. В момент, когда они занимались крайней мерой добродетели, я пытался их предать.
И кто из нас теперь трус и предатель?
В газете было написано про нас всё, что нужно знать, чтобы случайные граждане опознали нас в толпе. Но при этом не было ни одного упоминания о том, что мы отдали награбленные вещи в фонд. Просто факт, что мы – плохие ребята. Причин нет.
Записка написанная рукой Демона возымела нужный эффект.
- Смотрите, а здесь нас связали с погромами на той бензоколонке, - воскликнул Плохиш, махая другой газетой.
Мужчина, что стоял в газетном киоске, молча, словно пытался претвориться статуей, глазел на Демона и на его волосы.
Демон взял газету и процитировал отрывок:
“Эти грабители – полные психи! – говорит раненный свидетель. – Мало того, что они забрали все деньги, прострелили мне ногу для потехи, так ещё и наставляли пушки друг на друга, пытаясь на месте поделить выручку! Я был уверен, что как-то только они скроются, то через пять минут перестреляют друг друга…”
- Видишь это? – Демон показал продавцу странницу с нашими фотографиями. – Это мы. Вот эта пятёрка бравых и верных друзей – это кучка полных психов. Мы можем просто так, ради потехи, взять и прострелить тебе промежности. Что нам стоит?
Мужчина стоял, как вкопанный. Но при этом он выражал всем своим видом каменное, солдатское спокойствие.
- Стоит ли этот киоск твоей жизни, мистер?
- Может, ты не веришь, что это мы? Вот же, взгляни. Мы сами делали эти фотографии. Как на паспорт снялись! Некоторые с того момента даже не переодевались. Видишь, на Ганнибале всё та же отвратительная рубашка в клеточку.
- Мы вправду можем вас ранить. Или даже убить, - вставил как-то уныло Плохиш.
- Да уходите же! – сказал уже я. – Эти придурки от вас не отстанут, пока вы не исчезнете. Не бойтесь, ваши бумажки нам не нужны.
Медленно он стал отходить в сторону, словно старался не потерять лицо. А видно было так, словно он наложил в штаны, и боится теперь резких движений.
Шаг в сторону. Прочь от нас.
Беги, беги, продавец дешёвой информации…
- Смотри-ка, а тут нас, оказывается, опознали в Макдональдсе!
- Что, правда?
- Ага. Продавец с ружьём сказал, что запомнил твою наглую седоволосую морду и то, с каким страхом он от тебя улепётывал.
- А судя по этой записи … кажется, мы становимся популярны.
- И даже никого не убили, - сказал восторженно Демон.
На Диком Западе за наши головы была бы уже назначена денежная награда. В Средние Века нас бы отлучили от Церкви.
Мы бы не верили в Бога, но нас бы всё равно от него отлучили.
А в наше время нас постараются опорочить. Ещё сильней, чем есть на самом деле.
Машина резко сбросила скорость. Я заметил, как Демон виновато вернул коробку передач на нужную скорость и с досадой посмотрел на меня.
- Не слушаются, - сказал он одними лишь глазами.
Где-то месяц назад моё тело меня слушалось абсолютно.

… Мы с Натаном медленно виляли по тёмной тропе. Гордо вышагивали, наблюдая, как на нас смотрят школята с начальных классов. Смотрят, как на богов и дьяволов одновременно.
Потому что один из бугаёв лежит сейчас в коме.
А к нам теперь не знают, как относиться. Мы были прилежными учениками, но при этом мы были главными бойцами на параллели. Ни один перерыв не обходился без того, чтобы мы никому не дали в морду, или никто не дал в морду нам.
Приходили парни с других школ, с неблагоприятных районов, только чтобы наладить с нами связь. Нас считали главными психами в округе. А когда кто-то из нас вступал в драку, т.е. когда мы с кем-то вступали драку, то вокруг нас собиралось толстое кольцо школят всех ростов и размеров.
Эти глупые бугаи-шкафы считают себя авторитетами, считают, что это именно они, молодые и тупые, владеют районами и всякими улицами. А потом их, за их же серьёзность, прибивают настоящие взрослые бандиты.
Лица почти вернули себе изначальный вид, закрывая глаза на несколько серьёзных шрамов. Маленькие зарубки на лице.
Большую энергию вкладывал естественно Натан. А меня боялись за кампанию. Именно его фирменное бешенство, сочетающееся с полным забвением после драки, сделало из него главного школьного задиру. И психа. Но чертовски обаятельного психа.
Он вновь и вновь проводил пятернёй по голове, приглаживая свои непослушные чёрные волосы, но они всё равно падали на лицо и скрывали глаза.
К нам стремительно подошли две девушки.
Точнее они подошли к Натану.
- Привет, дорогая, - сказал он одной девушке. – И тебе привет, Нэнси.
Я понял, что случилось.
- Мы тут с Нэнси общались, и поняли, что ты встречаешься с нами обоими! – взвизгнула девушка и дала Натану хлёсткую пощёчину.
- Не может быть! -  Натан прижал ладонь к щеке, и из-под ладони потекла кровь. – Швы разошлись, сволочь!
Я тут же закрыл собой Натана.
- Ты это знал? – шепнул он мне на ухо.
- Нет. Я вообще удивляюсь, как она тебя простила после прошлогоднего.
- А я-то как удивлён.
- Что ты за игру с нами играешь?! – возмутилась Нэнси, а потом взглянула гневно мне в глаза, а я улыбнулся во все тридцать один зуб.
- Я же тебе всё объяснил в прошлом году. У меня бывают … помутнения в рассудке. Я часто забываю, что я делал, а что нет.
- Это немудрено, ведь тебя такое большое количество раз втирали лицом в стенку! Как у тебя ещё мозгов хватает учиться?
- Можно я её ударю? – шепнул он мне на ухо.
- Нет! Девушек не бьём.
Маленькая бойцовская кошка. Я – стена, в которую ты не доскоблишься.
Она показала свои когти. А я давно перестал бояться крови. Мы её даже почти не чувствуем.
- Ты нас используешь! Гнида ты навозная!
- А вы не слышали ещё, что я псих? Неисповедимы мои пути.
- Наши пути, - поправился он, хлопнув меня по плечу.
Я подумал, а вдруг наши тела были идентичными? Что если мы бы встали точно друг за другом, то сзади и спереди, казалось бы, что стоит только один человек?
- Я подумала, что ты исправился! А ты оказался ещё большим дерьмом, чем был! – это сказала Нэнси.
- Это ты – стерва. Пользуешься моей пожизненной травмой и что-то ещё от меня требуешь!
- Да как ты такое смеешь говорить?!
- Так, всё убегаем!..
Они нас не догнали. Даже если бы они были в обычных кедах, а не на каблуках, они бы нас не догнали. Потому что каждый день мы специально бежали вслед за автобусом, чтобы ухватиться  за задние части корпуса и проехать зайцем. Потому что мы уже убегали от пуль. От настоящих пуль. Неся в руках еду, что нам была не по карману. Джинсы, что мы бы не осмелились даже примерить. Несли в руках собственные жизни, с каждым шагом норовя уронить их.
А теперь мы убегали от двух истеричек. С улыбками, с задором, искрясь энергией.
Когда-то давным-давно мы сделали одну ужасную вещь. Мы появились на свет в один день…

Мы въехали в небольшой городок с очень труднопроизносимым названием. Что-то вроде “Тауренестерания”. Человек, давший городу имя, явно отсиживал последние свои дни в психушке.
- Я знаю этот город! – воскликнул Демон.
По воле судьбы у седоволосого гангстера здесь были незаконченные дела.
Этот был очень густо заселённый город, ориентированный на выращивание и собирание пшеницы и кучи других злаков от которых поля казались золотыми морями.
Я читал о них в газете. Рекордный сбор урожая среди соседних округов. Кажется, здесь нет ни одного безработного – все необразованные косят и сеют.
Ни одной безлюдной улочки. В разгар дня этот город кажется более насыщенным, чем мегаполисы. А среди машин подавляющее большинство – тракторы с прицепами.
- Кажется, у них сегодня какой-то праздник.
Сквозь шум жизни робко пробивалась какая-то музыка. Что-то классическое.
Когда-то мы с Натаном жили в похожем городишке.
- Говорят, у них есть дом, построенный полностью из соломы, - сказал вдруг Ганнибал.
Демон припарковал машину на общественной стоянке, среди тракторов и грязных пикапов. Машина Демона казалась королевой этой стоянки.
- Прогуляйтесь немного по городу. Я слышал, здесь есть много любопытных вещей, - сказал Демон и незаметно подмигнул мне.
У меня есть личные дела, сказал он.
Когда странная компания, состоящая из старика и подростков, исчезла за рядами пикапа, Демон сказал:
- Ты должен быть готов вытащить в любой момент оружие.
Я не «не доверяю» своим ребятам, ответил он на мой резонный вопрос. Я волнуюсь за их жизни. И да – банк был для нас просто неопасным развлечением.
- Просто представь те времена, когда мы работали вместе…
- …Ты уже представил те времена? – спросил снова Демон.
Мы шли по улице, толкаясь против течения людей, одетых по самым разным социальным статусам. Вот я толкнул плечом пожилого человека в синем джинсовом комбинезоне со светло-жёлтой соломинкой в уголке рта. Вот Демон отпихнул рукой высокую даму на каблуках в отвратительно-фиолетовой блузке с высокой причёской, которую я ласково называю «взрыв бигуди». Вот какой-то байкер дыхнул мне в шею вековым перегаром.
Мы шли мимо рядов магазинов с широкими стёклами–витринами. Мимо парикмахерских, в которых на чёрно-белом полу в высоком кресле шинковали шикарную шевелюру какого-то хиппи.
- Не было никаких времён.
- Если ты что-то забудешь, это не сотрёт поступок из истории. Мне просто нужен напарник.
- Я тебя прикрою. Не знаю вот только, какой в этом смысл, тебе всё равно догнивать оставшуюся жизнь за решёткой.
- Кстати, а ты будешь меня навещать в тюрьме?
- С какой стати?
- Разве я не искуплю все свои грехи, заплатив за них своей свободой?
- Ты ещё можешь поджариться на стуле.
- Это – не гуманно. Вы мне сделаете укольчик. Как будто я вас не знаю, гуманисты херовы!
Так ты будешь меня навещать, повторил вопрос Демон.
- Посмотрим.
Быть может, это будет правильной платой. Нет ничего страшней лишения даже той части свободы, которая есть у каждого из нас. Всю жизнь сидеть в окружении серых стен и знать, что никогда больше не ляжешь загорать на берегах Испании, не полюбишь обворожительную француженку и не отведёшь своего сына в Диснейленд. Некоторые выродки просто не заслуживают второго шанса. Слишком велик риск. Зуб равен зубу.
- Знаешь, каждый человек обязан в своей жизни хоть раз убить другого человека. Чтобы не было перенаселения планеты и чтобы ценить жизнь и всю её иронию. Понять, что человек на самом деле не представляет ничего духовного. Что это просто машина. Идеальная машина. Бессмертен только ты сам, - сказал Демон, закурив сигарету.
- Ты не заметил, что люди слишком усложняют жизнь? – спросил Демон, выпустив кольцо дыма в воздух. – Все эти правила, документы, зарплаты. А человек вдруг умрёт – и нахера тогда было всё это напечатано? Нахера было уничтожено столько деревьев, которые тоже имели право на жизнь, за человека, который даже не смог воспользоваться их смертью?
- Может люди в Африке и голодают, но только из-за цивилизаций и их правил, которые люди разве что на дерьмо своё не наложили, - Демон задымил лицо мальчика, что показывал ему язык. - Облегчаем, облегчаем себе жизнь, а выходит, что надо всё сначала сделать через жопу, и потом только всё будет легко. Это как заплатить за бесплатный прыжок.
Стоит ли жить в таком мире? Стоит ли то, что создали мы, наших идеалов? Я так не думаю.
- И что ты предлагаешь?
- Взорвать к чертям всю цивилизацию. Я пока что ещё не продумал, как это сделать, но это будет весело.
Мимо проплывали деревянные вывески деревянных магазинов. «Нужные вещи», «Пешеходная доступность», «Одежда от Солнца» … Ох уж эти оригиналы, ох уж эти чёртовы фокусники!
Мимо прошёл маленький мальчик с большим букетом разноцветных воздушных шаров, и Демон прожёг один из них сигаретой.
Мимо проплыла с кошачьей грацией какая-то девушка и кокетливо смерила нас взглядом, а Демон даже не обратил на неё внимания.
Демон был явно не от мира сего. Складывалось впечатление, что его интересы кардинально меняются в зависимости от ситуации. Т.е. у него вообще не было никаких интересов. Он – генератор случайных чисел, только вместо чисел присутствуют черты характера. Я как-то видел, как он не мог отлепить хищных глаз самца от девчонки, что прыгала через скакалку. А потом, на другой день он не сводил взгляда с какой-то женщины средних лет. Когда-то он просто ненавидел кетчуп, а потом вдруг начинал жрать его прямо из бутылки. Когда-то он просто не мог прикоснуться к крышке бака, а в другой день он копался в разлагающемся трупе, чтобы найти нужные вещи.
В моменты духовного равновесия веки широко раскрыты, а глаза лихо бегают по всему обзору от чего его лицо приобретает ощутимый налёт сумасшествия. И отвратительная походка «от носка». Он не может и десяти минут провести без того, чтобы не сбросить волосы на глаза, а потом снова уложить их пятернёй назад. И при этом, чем злее он становился, тем более милые черты лица приобретал. Интересно, каким бы он был в начальных классах?
Наверное, его очень часто задирали бы. И учителя бы не любили.
Он всё равно всё уничтожает, что связано с его прошлым. Кроме меня. Так уж вот получилось, что уничтожил он всё…
- Чувствуешь запах?
Пахло горелой соломой.
- Кажется, они жгут чучело чего-нибудь уходящего или того, что им просто не нравится, - сказал Демон и выпустил тонкую струю серого дыма.
- Может жертву богам плодородия?
- Это было бы интересно…

… Строительный мусор очень больно врезается в лодыжки, когда босыми ногами бредёшь по незаконченному фундаменту, перепрыгиваешь через щели и просто пытаешь найти путь домой.
Дождь, дождь, уходи… - я бормочу – … и не стой нам на пути…
Я перепрыгиваю чёрную дыру в плите, спотыкаюсь, обдираю колено. Идёт кровь. Я измазываю серую плиту в крови. Вместе с грязью кровь принимает больной коричневый оттенок.
Камень упал на дно только через две секунды. Где-то двадцать метров.
Мир вокруг ждёт солнечных лучей…
Дождь, дождь, уходи…
Я спрыгиваю на твёрдую землю и пытаюсь, как можно скорей, добраться до дома. Там должно быть пусто.
Я ощущаю каждый камень мясом на своей лодыжке.
И не стой нам на пути…
Я стараюсь идти на носках, потому что с пяток обильно капает кровь. Я бреду босиком по тротуару.
Я отталкиваю какого-то человека и иду дальше.
Мир вокруг ждёт солнечных лучей…
Я вижу, как горит свет в спальне. Я открываю дверь, и меня тут же встречает Натан. У него фингал под глазом. Он раздет по пояс, и длинный шрам украшает его, словно высеченный из камня, торс.
- Брат, - говорит он. – У меня в гостях подруга… что это с тобой?
Он протащил меня в гостиную и усадил на диван. Я прилёг, и голова почти перестала кружиться. Я смотрел широко открытыми глазами и с удивлением следил, как Натан ходил то по потолку, то по стенам.
- Выметайся! – Натан вывел из потолка какую-то девушку, которая даже не успела нацепить кофту поверх белого лифчика, и спровадил её из дому, под возмущённый возглас.
А потом он подошёл ко мне и присел на колени. И реальность вновь вернула пол и потолок на свои места.
Натан испуганно смотрел на меня.
- Что случилось?
Я всё ещё слышал, как из тени, между плитами, на глубине двадцати метров, ныл парень. Просил спасти. Захлёбывался собственной кровью.
- Кажется, я убил человека.
Я, не моргая, смотрел Натану в глаза.
Я шёл на заброшенную стройку, чтобы взять немного денег из нашего тайника. А там был один из тех бугаёв, которого недавно выписали из больницы. В его руке угрожающе блестел лом.
Он заставил меня снять кроссовки и носки, а потом отбил до бесчувствия правую руку. Но не сломал. Он медленно давил руку ногой и слушал, как я стонал.
Это за друзей, рычал бугай.
Потом я сказал, что у нас здесь есть тайник. Чтобы он перестал истязаться надо мной, чтобы забрал деньги и оставил нас в покое.
Он не знал, что я научился мгновенно забывать о боли. Он не знал, что когда-то я послал соперника в нокаут сломанной рукой.
Один на один. Я смогу. Я смог.
Он упал в расщелину между плитами, и я слышал глубокий, очень сочный хруст, словно сломался ствол дуба. Но он стонал, там внизу, во тьме. Он плакал. Он просил помощи. Мои кроссовки были в его руках.
Я не хотел убивать.
Дождь, дождь, уходи…
Что-то щёлкнуло внутри меня. От меня отлетела частичка души. Маленькая душа, которую я забрал … она заместила частичку меня, но не стала моей частью.
Я предал всё человечество.
Вы когда-нибудь тонули в чернилах? Пили жёлтую краску? Смотрели часы напролёт рябь ненастроенных каналов по телевизору?
Когда стоны утихли, рука перестала болеть.
Натан не сводил с меня глаз.
- Где труп? – только и спросил он…

… А вы слышали, что есть такой слой населения – преступники. Не те, которые грабят ваш дом, хотя это могут быть и они. Не те, кто отбирает у вас кошелёк на улице, хотя это тоже могут быть они. Не те, кто вас убивает, хотя и это могут быть они.
Целая подпольная организация, «подземный мир» нашей реальности, но водятся там отнюдь не гномы и драконы, а кое-кто поопасней. Ушедшие на дно убийцы, крупные трусы, проворачивающие махинации с деньгами, террористы, уставшие взрывать небоскрёбы. Анти-цивилизация.
Здесь есть собственные законы, которые, по логике вещей, должны нарушать люди добропорядочные и законопослушные, но таких там нет.
В любом достаточно развитом городе есть свой собственный райский уголок мирного бандита, в котором он может отдохнуть от подлых реалий выбранного им пути уголовщины. Интересно, слово «уголовный» произошло от «угла»?
Ржавая дверь распахнулась, и Демон сперва попрощался с небом, а потом только шагнул внутрь. Я за ним.
Высокий худой мужчина с пистолетом под пиджаком закрыл за нами дверь.
- Здесь не отбирают оружие. Потому что каждый преступник здесь предпочитает отдыхать вооружённым.
- Кто тебе нужен?
- Спокойно. Я точно знаю и сейчас же нас обоих к нему приведу.
Я всё никак не могу выбросить эту песенку из головы – дождь, дождь, уходи…
В 1998-м году один энтузиаст из городского совета предложил провести сюда два туннеля, по которым бы пускали поезда от ближайшего мегаполиса и обратно. Народ воспринял идею с интересом и стройка началась в том же году.
Туннели проходили под огромными полями пшеницы. Шум, который издавали под землёй работники, взбесил грызунов и паразитов, и спустя несколько месяцев после того, как фермер, заправлявший полем, устал с ними бороться, стройка попала под угрозу. Фермеру удалось убедить всех соседей, что когда по тоннелям пустят поезда, грызуны свихнуться и станут поедать все ближайшие посевы.
Удивительно, но поедатели пшеницы, которые чаще спали, чем бодрствовали, потеряв возможность поспать, стали с остервенением шинковать злаки. И даже нападать на людей.
Проект пришлось забросить, а пустующие тоннели по первому времени застолбили бродяги. Но мирная мафия быстро прибрала к рукам эту жилплощадь, устроив в этих тоннелях настоящий подземный город. Некоторые энтузиасты даже за деньги пробурили в этих тоннелях себе собственные небольшие квартирки с красивой отделкой.
Высокий и худой охранник у ржавой двери тогда поприветствовал Демона.
Люди, мимо которых мы проходили, озирались с интересом и страхом на Демона, а он шёл, широко раскрыв глаза, придавая лицу сумасшедшее выражение. Лампы скудно освещали туннели, и предприимчивые архитекторы украсили потолки люминесцентными лампами прямиком из больниц и моргов.
Трубы на стенах, блестящие рельсы под ногами. Люди сидели на возвышенностях и провожали нас взглядом. В стены туннелей были врезаны двери, за которыми были целые квартирки.
Маленький грязный мирок. Когда апокалипсис настанет, возможно, именно люди, которые жили вот в таких вот трущобах, и выживут. А все достойные умрут.
… Просто всё предопределено. Судьба в своей ироничности просто не может дать нам право выбора. Это было бы слишком опасно.
Есть два мнения на этот счёт.
Я мну маленький резиновый мячик и невнимательно, в пол-уха, слушаю.
Одно мнение по поводу предопределённости – это естественно спокойствие. Свобода от свободы. Всё, что ты делаешь, ты делаешь не по собственной воли, а по алгоритму, который задал тебе Всевышний. Т.е. самое ужасное в жизни обязательно приключилось бы, и от него ни куда не убежать. Облегчение от неизбежности.
Но есть и вторая мысль – это ничтожность. Стало быть, даже всё хорошее, что ты делаешь, в любом случае не зависит от тебя и нельзя присуждать себе победы.
Здесь остаётся решать, чего ты приносишь в этот мир больше: зла или добра?
А куда делся один ваш пациент?
Я имел в виду толстяка в пиджаке цвета фекалий. Я не знал его имени, но любил с ним поговорить.
Он отравился, сказал доктор. Инфекция в курином филе.
Я улыбнулся…
Великое искусство созидания – картины, здания, музыка – всё это ничтожно. Будда сидел в позе лотоса и созидал спокойствие, созидал разум. Бог созидал Землю шесть дней. А на седьмой день откинулся на спинку кресла и вздремнул. А мы успели всё разрушить.
Созидание ничтожно, пока есть угроза разрушения. Пока есть какой-нибудь ублюдок,  которому будет интересно уничтожать. Пока есть я, и есть Демон. Созидание не будет достойно ценности, пока мы все не вымрем.
Я прижал ствол пистолета к виску этого мужчины, который не хотел нас пускать в комнату. Я поставил его на колени и сломал ему указательный палец на руке.
Демон быстро вбежал в комнату и скрылся из виду.
А я стоял и смотрел на мужчину, оказавшегося лицом к лицу перед чёрной дырой смерти. Он её не видел, но он всё-всё-всё понимал.
Я слышал голос Демона. Слышал голос людей. Слышал глухие удары кулаками в тело.
- Где она? – спросил чей-то хриплый голос.
- Она в надёжном месте, - наигранным зловещим ответил Демон.
Я стоял, держа одной рукой за воротник охранника, и смотрел, как из тени выходят любопытные зеваки. Гангстеры, что сразу же приготовили свои охранные пушки, свои маленькие чёрные дыры. Эти любители нарушать. Уничтожать.
Я стоял, и держал в заложниках одного из них. Я был уничтожителем среди уничтожителей. Минус на минус даёт плюс? Или ещё больший минус?
У охранника изо рта текла кровь. Пара белых-белых зубов лежала на земле в луже красной липкой жижи.
Охранник что-то мычал, но он даже не пытался сопротивляться. Он просто пытался собрать руками вытекающую из него кровь.
Я сказал Демону, пора уходить.
Я слышал звуки борьбы. Слышал, как Демон вздыхает каждый раз, когда вонзает свой кулак в чей-то живот.
- Там Демон? – спрашивала толпа и удивлённо хмурила брови.
Единая толпа бандитов и убийц. Как бы было приятно взорвать их ко всем чертям. Всех вместе. Чтобы меньше зла осталось в мире.
В освещённом полукруге, где границы света знаменовались живыми преступными телами, казалось, что из тени сознания лезут демоны. Скучные и совсем нестрашные ночные кошмары.
Допустим, я сейчас выпущу мозги этому человеку, что мычит без передних зубов и пачкает мои ботинки своей кровью. Допустим, я совершу своё второе убийство. Что изменится?
В этих социальных слоях охранник с дулом моего пистолета у виска ничего не значит. Он никого не сдерживает, значит, людям на границах полукруга просто интересно. Интересно что же всё-таки происходит?
На сцене выступает Ричард! С неимоверно скучным номером под названием «Где же чёртов Демон?!». Ассистент – какой-то охранник без передних зубов. Аплодируем! Браво!
- Там Демон? – вторила толпа удивлённым перешёптыванием.
- Покажи нам Демона! – выкрикнул какой-то приземистый толстячок в дорогом пальто с жирной родинкой на щеке.
- Тот самый? Сумасшедший Демон?
Допустим, я есть Демон. Кто я?
- А ты кто такой? – заметил какой-то очкарик.
Допустим, я – легавый. Кот для вас, собак. Только очень большой и опасный кот.
- Ты с Демоном? Он там?
- Это же тот парень, что замочил Змия?
- Вроде тот, который подорвал здание крупной жёлтой газеты в одиночку…
- Он замочил Лешего и всю его банду! Одними «орлами»…
- Тот самый Демон?
Без принципов. Без совести. Всегда на грани добра и зла. Вот только добро засчитывается, а зло запоминается.
Допустим я, в круге пороков, в окружении крови и смерти… Допустим я всегда хотел быть таким же непредсказуемым и беспринципным. Чтобы гангстеры мне доверяли, а я их убивал…
Пепельно-серые волосы Демона сверкнули рядом с моим плечом – и вот он запыхавшийся, приземлился рядом со мной, поправив поля плаща.
- Что тут такое?
Глаза толпы расширились, как только Демон показался на свету.
Глаза Демона были распахнуты, как объективы фотоаппаратов. А тень, что падала на лицо вертикально вниз, прятала весь возможный цвет этих широких глаз. Казалось, будто в глазницах зияют чёрные дыры.
Допустим, я есть Демон. Кто же я?
Я бы сказал, что я в первую очередь предатель. Убийца. Вор.
Но кто я, если я Демон?
Может, я чего-то боюсь?
Демон посмотрел на меня своими чёрными дырами и испуганно спросил:
- Где мы, Акил?
Допустим, я владею телом Демона. Я бы не хотел его видеть. Потому что это тело – мёртвое тело – это память. Память того, что я когда-то лишился, и если бы я был с собой справедлив, то я бы увёз это тело куда подальше.
Я отпихнул от себя беззубого охранника ногой.
- Демон. Диабло… - шептали гангстеры.
Кто-то снял шляпы, кто-то дрожащими пальцами взвёл оружие. Кто-то перекрестился.
Когда увидели Демона, люди перекрестились.
Демон моргнул, и вот он уже снова пришёл в себя. Испуганный призрак прошлого превратился в мстительного ангела смерти с впавшими глазницами, седыми волосами и силуэтом чёрных крыльев, что являлись водяными разводами на стенах.
Ангел смерти поднял вверх руки, словно взывая к самому Господу, к автору первой ошибки, и на лице его засияла довольная мрачная улыбка. Из тени лба выглянули человеческие глаза, прищурившиеся в наслаждении.
Раздался выстрел.
Мне на грудь брызнула кровь, а Демон отстранился на шаг и схватился за плечо.
Он удивлённо посмотрел на жидкость, что кралась из-под пальцев и улыбнулся ещё шире. Искренней.
Раздался ещё выстрел и Демон упал на колено. По штанине потянулся тёмный след.
Он хохотнул, словно ребёнок от щекотки. Искренно.
Допустим, я – псих. Я могу стать Демоном?
- Кто сказал, что от боли нужно плакать? – спросил как-то меня Натан, когда я обрабатывал спиртом большую кровавую отметину у него на лбу.
Демон мотнул головой, выразительно посмотрев на меня, когда я собирался было начать ответную стрельбу.
- Это – моё шоу, - сказали, моргнув, глаза.
Демон услышал, ещё один металлический щелчок и вытянул руку перед собой, когда в его ладони открылась дырка, одарив меня ещё несколькими каплями крови.
Пуля прошла через ладонь и застряла во втором плече и Демон повалился.
Был слышен только хохот. Не натянутый, не пересиленный, словно настоящий. Словно Демону было весело.
Из тени комнаты выглянула кровь. Красное море на полу оттуда, откуда пришёл Демон.
Я стоял и смотрел, как испуганно таращатся гангстеры с пушками в руках. А Демон лежал на земле и валялся со смеху.
- Не надо больше! Я же умру! – хохотал Демон.
От щекотки умирают.
Демон перекатился на живот, с трудом встал и выглядел, словно уморённый от игры с маленькой дочкой в борьбу. Только был весь в крови.
Демон отряхнулся и пошёл к толпе.
Стволы молчали. Гангстеры молчали. Глаза боялись.
Демон подошёл к приземистому толстячку, держащему наперевес автомат Томпсона, и душевно его обнял.
- Спасибо, - сказал Демон. – Теперь я много чего вспомнил.
Он оттолкнул толстяка от себя и стал обходить полукруг, вглядываясь в лица. Неуверенными пьяными шагами он вышагивал, подражая солдатскому маршу, и спрятал руки за спиной.
- Как я убивал хороших людей, - сказал Демон.
- Как я убивал плохих людей.
- Но больше всего я убивал просто людей.
Демон почесался в затылке, с ужасом взглянул на кровавые пальцы и продолжил.
- На удивление я всё хорошо помню.
Демон щёлкнул по носу очкарика.
- Как вот ты заказал Змия, потому что хотел приручить его жёнушку. Приручил, кстати?
- Как вот вместе с тобой мы ограбили крупный банк далеко на юге отсюда, - Демон дёрнул за жёлтый галстук какого-то парня в толпе. - Нас, правда, было ещё четверо, но ты всех перечикал, а потом я тебя кинул без гроша за это, не помнишь? Скажи, кто из нас тогда был большим кидалой?
- А вот тебе я, как раз, принёс печатку Лешего, - Демон вернулся к толстяку. – И все документы верхушки его банды.
- И вот вы втроём в меня выстрелили! – Демон посмотрел на свою грудь, словно пытался найти дырки в теле.
Как синий кот Том в мультфильме «Том и Джерри». Выпил воды, а она из него полилась тонкими струйками.
Допустим, я тот, кого вы пытались убить. Получилось? Или вы просто не старались?
- Мне повезло, что здесь всего трое парней, чьи грязные секреты я до сих пор храню. И повезло, что среди этих троих нет ни одного решительного подлеца.
Помеченные кровью предатели. Стояли, словно их окатили холодной водой.
- Скажите, разве я заслужил смерти в ваших глазах? – обратился Демон ко всем. – И это был не риторический вопрос.
Толпа молчала.
- Скажите, разве я не помог этим людям, как друзьям? Как настоящим бандитским друзьям. И разве я когда-нибудь шёл против тех, кто мне просто не нравится?
- Если вас кто-то заказал мне, я не виноват. Виноваты подлецы и предатели. Как мои бывшие хорошие преступные друзья.
У Демона подкосились ноги, и я его вовремя подхватил. Краем глаза я заметил, как, молча, отобрали у толстяка его Томпсон.
Где-то месяц назад я заказал дорогой деревянный гроб. Чтобы стоял у меня в квартире. Мне казалось это оригинальным и красивым.
Мы шли по улице, притягивая к себе все взгляды и мысли прохожих. Мы были демоническим подобием улитки, оставляющей за собой кровавый след.
Мы медленно тащились и разглядывали улицы, и я заметил, что впервые мы улыбались одновременно. Демон скалился, словно оставил все проблемы в этом подземелье. На фоне его измазанного кровью лица, его зубы были белоснежно белыми.
А я … я просто так улыбался. Было весело.
- Знаешь, в чём ирония? – сказал тихо Демон.
Демон кашлянул и шепнул тихо-тихо мне в ухо:
- Как назло, человеческие останки являются более хорошим удобрением, чем всё дерьмо мира. А теперь подумай, почему вдруг этот город стал иметь рекордный урожай? Думай про время, когда официально забросили постройку подземных путей…
На первый взгляд в машине было пусто. Но подобравшись чуть ближе к машине, я заметил чёрный лифчик, свисающий с руля. А потом я заметил бледную спину и чёрные вьющиеся волосы Плохиша, выглядывающие из-под заднего сидения. И уже только в непосредственной близости я услышал женский шёпот.

Чьи-то чёрные когти впились в его лопатки, а руки были ещё бледнее спины Плохиша.
Я с шумом открыл дверь переднего сидения и плюхнул туда кряхтящего Демона.
Плохиш тут же поднял голову и заметил:
- Вы быстро.
- Да что-то не получилось, - сказал Демон. – Не встал.
- Что это с тобой? – спросил Плохиш, дотянувшись до лифчика и протягивая его своей черноволосой бледной девушке.
Оба голые, оба бледные, как трупы в морге. Чёрный макияж, припудренное лицо. Серебряные черепа и кресты на шее. Татуировка паука.
- Я упал, - кивнул головой Демон.
- Упал на оружейный склад, - добавил я для достоверности. – На заряженные просто так пушки в коробке с надписью «а ну их на хрен!».
Я достал из бардачка заветную «лечебную» бутылку водки. Демон всегда держал в своём бардачке бутылку дорогой водки для обработки ран.
- Боль очищает, - безучастным голосом заметила девушка.
- Да, да … а смерть открывает глаза – знаю я вашу философию. Иди лучше порисуй кровью на стенах церкви! Ричард, - обратился он ко мне. – Отлей ей немножко моей крови.
Я озадаченно глянул на девушку, что натягивала какую-то короткую чёрную блузку – в её взгляде не было отвращения. Возможно, она действительно хотела бы иметь немного крови в каком-нибудь стакане, чтобы не из донорских холодильников, а из живого человека.
- Сваливай, - кивнул я ей.
Допустим, я полил рану на его бедре водкой и он не зарычал, как когда-то рычал мой напарник в этом положении. Засмеялся и задёргал ногой.
Забавное наблюдение: никто из нас даже не подумал о том, чтобы пойти в больницу. Мы знали, что не пойдём, но мы даже не думали об этом. Ни я, ни Демон – я в этом уверен.
Когда Плохиш спровадил свою девушку, он зафиксировал руки и тело Демона своим весом – Демон слишком сильно брыкался и хохотал.
Так даже спокойней – никто из прохожих ничего не подозревал страшного. Мы просто разыграли друга.
Я наконец-таки смог вытащить щипцами пулю из его ноги. У него был целый импровизированный набор средств первой помощи, который можно было бы охарактеризовать, как «обойдёмся без аптечки».
На его животе можно было ковать мечи, настолько он был твёрд от напряжения.
Когда он хохотнул в очередной раз от жжения водки, я сам сделал глоток и вытер пот со лба. Он всё так же ярко хохотал, но … то ли этот звук слишком приелся, то ли я начал различать в смехе демонические нотки.
Демон заливался слезами и бешено мотал головой, когда я погрузил щипцы в последнюю дырку и он вдруг замолчал. На мгновение я был уверен, что он всё-таки умер – то ли от боли, то ли от щекотки. Я видел, как тянулось к небесам его сердце, натягивая до предела мокрую серую футболку под плащом.
Плохиш взглянул на меня, я взглянул на Плохиша. И выдернул пулю.
И Демон тяжело выдохнул.
- Ангелы тоже любят смотреть на небеса, - сказал он тихо. – У них есть свои небеса. Мы смотрим им под ноги, а они смотрят под ноги кому-то ещё. А демоны боятся провалиться сквозь землю ещё глубже…
Вера первого уровня. Это для ленивых. Я верю в то, что живу по сценарию Бога.
Мы начинаем верить, когда устаём узнавать.
Вера второго уровня. Я верю, что Бог имеет право наказать меня или поощрить.
Мы способны связать себя с тем, что мы не смогли победить.
Вера третьего уровня. Бог создал науку. Чтобы у людей был выбор.
Четвёртый уровень веры. Я верю, что у этого квадратного трёхчлена есть решение!
Пятый уровень. Бог, ниспошли мне халяву!
Шестой уровень. Невозможно понять замысел Бога, потому что он так захотел.
Уровень n-ый. Я верю в себя…
И пусть Бог потеснится.
Отрицать его существование равносильно тому, чтобы забиться в угол и кричать, ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю. Бояться.
Они все его боятся. Папа боится. Брат боится. Даже я, должно быть, боюсь.
Просто оставьте меня. Хватит жалеть и хватит унижать. Сделайте меня нулём. Чтобы я сам сделал себя единицей.
Просто дайте мне спокойно насовершать столько ошибок, сколько бы не выдержала сама материя мироздания. Чтобы швы разошлись и в реальность вытекли все ответы, вся сущность того, что мы не имеем права узнать. Чтобы спокойно выдохнуть испорченный воздух и увидеть, как то, что мы в этом мире испортили, исказилось. Исказилось до идеальности…
Мне просто нужно … я не знаю, что мне нужно.
Семья? Натан? Спокойствие? Забвение?..
Я просто сижу и ловлю краем сознания шёпот звуков, подкрадывающейся на носочках Вдовы.
Сквозь лёгкий шум ветра, теребящий поверхность волосатых холмов, я не могу не слышать, как тихо её хрупкие ножки приминают траву, как руки цепляются за камни-уступы.
Как она садится рядом со мной и замечает в моей руке бутылку с остатками лечебной водки.
Кажется, она что-то разглядела на моём лице. Слёзы? Я не чувствую.
Возможно, она спросит, почему я не со всеми? Почему я не рядом, ведь мы в любой момент можем уехать. Почему я прячусь?
Допустим, я не прячусь. Допустим я на распутье…
- Демон заснул, - сказала Вдова.
- Он любит спать.
Я хлебнул ещё немного обжигающей водки и совершенно не почувствовал облегчения. Ни капли.
Здесь, на высоком холме, я видел целое море, бескрайнюю гладь жёлтых плантаций, что переливались кровавым золотом в свете уставшего закатного солнца. Абсолютно бесполезный гигант. Тучи маленьких солдатиков, среди которых даже один процент – это миллионы, и эта крохотная часть должно быть никогда не исполнит ни одного дела. Просто выбросится, как брак.
Пустое массовое производство, в котором смерть миллионов – статистика. Просто не хватит сил скорбеть по каждой маленькой душе.
- Быть может, мы останемся здесь на ночь, - заметил я. – Демон просит не передвигать его, когда он спит.
- Поищем мотель?
- Идите, ищите. У меня есть, чем занять свободное время. Прямо вот здесь.
Вдова подогнула колени и уткнулась в них подбородком.
Она спросила:
- Какой он был? Твой брат.
- Бунтарь, - сразу же ответил я, ухмыльнувшись. – Мы оба были бунтарями. Бунтарями, что боялись собственного отца.
- Он был плохим?
- Он просто боялся нас. У людей это заложено в душе. Когда ты чего-то боишься, то ты либо забиваешься от этого в угол, либо пытаешься поработить это. Доказать себе, что в этом нет ничего страшного. И мы ненавидели его за это.
А мама любила его. Она хотела верить, что любит его и ни на какое насилие не обращала внимания. Вплоть до того дня, когда нам пришло сообщение с датой её похорон.
Мы не смогли её защитить. Мы были слишком слабы, и я до сих пор проклинаю себя за это.
- Извини, я не знала.
- Ничего страшного…
Ничего страшного, кроме того, что в тот момент время остановилось. Я больше не чувствовал жизни. Никакой связи. Пытался работать, завести семью, друзей, общественное участие. Ничего не смогло помочь, после того, как Натан ушёл. И так и не вернулся.
- У нас был план с братом. Так как для нас в старом доме не осталось ничего ценного, мы решили его сжечь, вместе с отцом. Вот настолько мы были слепы от ярости.
Но он выжил.
Мы учились тогда ещё на втором курсе вечернего отделения, работали на целой горе работ. И ждали момента, когда будем способны отомстить.
Мы поехали домой, оборвав всю нашу созданную самостоятельную жизнь. После момента истины мы собирались начать всё снова с нуля.
Но я не знал, что именно вначале нам придётся разойтись.
Когда он стоял в дверном проёме, давно не стриженный, и говорил, что нам надо разойтись, что мы слишком дурно друг на друга влияем.
Я же не девчонка, чтобы уговаривать его остаться. Мы были два здоровых парня в расцвете лет и решили, что пора, наконец, принять первое взрослое решение.
Когда мы были вместе – ничего для нас не было невозможного. И из-за этой уверенности мы часто сидели в тюрьме за мелкие нарушения, за мордобои в барах. Мы готовы были биться насмерть друг за друга. И были счастливы, когда возвращались ночью в общий дом, оба раскрашенные, разбитые в кровь до неузнаваемости, и просто смеялись. Просто потому что мы снова вернулись домой вместе и хрена с два, кто нас разлучит!
Я действительно верил в нашу неуязвимость. Почти реально. Потому что никогда не происходило ничего настолько плохого, с чем мы не смогли бы справиться за несколько ходов.
А потом…
Как только он ушёл.
Я услышал о смерти отца.
Как странно – ведь, он не был для нас отцом. Всего лишь отчим. А я всё равно привык называть его отцом.
Я услышал о смерти отца, а потом увидел и смерть брата.
И всё. Никого больше не осталось.
Я вот всё думал, ведь, всегда есть смысл оставаться при жизни на этой земле. Родные, близкие, работа, друзья. Ничего. Ведь, нет ничего. А я всё равно живу.
- Потому что в твоих мыслях есть ошибка, - сказала девочка. – Демон нашёл тебе семью. Мы. Я, Плохиш, Ганнибал, Демон. Мы все столько уже колесим по дорогам, и если бы не едкие подколки, то я бы так и не подумала. Но всё же мы уже привыкли друг к другу. Разве нет?
Допустим. Допустим, теперь мне придётся смириться с тем, что моя семья – это горстка самоубийц и психопатов.
Я отодрал дозатор и выпил залпом остаток прозрачной водки из горла.
Когда-то мама сказала мне, глядя на пьяного отца, что семью не выбирают. А я всё надеялся, что смогу выбрать свою семью. Но опять получилось наоборот.
Я молчал и мысли мои молчали. Неприятный осадок растворился. Либо от водки, либо от Вдовы. От маленькой самоубийцы.
- Спасибо, - сказал я, то ли водке, то ли девчонке.
Она прижалась к моему плечу.
- Кажется, я начинаю тебя понимать, - сказала она уныло. – И от простого «спасибо» вроде как я получила удовольствие. Хотя бы это …
Вот и ты потихонечку исправляешься.
Прозрачные облака у горизонта напоминали скорей разводы молока в чашке чая. По жёлтой глади бегали красивые плавные волны.
Я почесал свои глаза.
Допустим, украдкой вытер слёзы.
Допустим, улыбнулся.
Допустим, обнял Вдову.

Я бежал по школьному коридору и только и слышал тихие детские выдохи брата.
- Натан, постой! – кричал я и бежал по пустынному коридору школы.
Мы бегали медленно – в девять лет особо не побегаешь. Но Натан бежал, а я бежал за ним.
Он скрылся в туалете, и я вслед за ним.
Он забился в чистый кафельный угол и стал кусать ноготь на большом пальце. Он широко выпучил испуганные глаза.
- Что случилось? – запыхтел я, вдыхая и выдыхая через каждый слог. Я устал настолько, что упал на колени, а голова стала слегка кружиться.
- Это сон, да? – спросил Натан.
- Что?
- Я заснул, а проснулся здесь. Это же сон. И ты в моём сне. В своём сне я могу делать, всё, что хочу! – затараторил Натан, не спуская глаз с двери.
- Натан, я не понимаю.
- Не люблю такие реальные сны. Если мне сделают больно в таком сне – я буду чувствовать боль, когда проснусь. Да что я тебе рассказываю? Ты же – мой сон. Но ты не обидишь меня?
- Нет! – возмутился я. – Это не сон. Ведь я есть я, и я не сплю.
- А чем ты докажешь?
- Не знаю.
- Вот. Настоящий Кила бы нашёл ответ. А ты – сон.
- Пойдём, у нас же урок. Сонный урок.
- Нет! Не хочу! Там могут быть монстры!
- Ладно! – я махнул рукой. – Скажу училке, что тебе плохо…
- Постой! Останься!
- Что? Зачем?
- Ты – Кила, мой брат, хоть и сон. Я только тебе могу доверять. Останься со мной, пожалуйста. Я один не справлюсь с монстрами!
- Ну … ладно, - я пожал плечами и присел рядом с братом.
Вместе мы одолеем всех монстров…

Ночью свет фар напоминает скорей трость слепого старца. Широкий луч ласкает дорогу и показывает, чего и где нужно опасаться в темноте. Целые сотни встречных слепых старцев.
Демон любил шутить над встречными машинами. Он выключал фары, и ждал, пока проезжающие мимо встречные машины не заметят его, и с силой давил на гудок, от чего уже не сколько машин вылетело с дороги в канаву.
- Если человек не способен видеть в темноте, это его проблемы! – сказал он, приходя в себя от смеха.
Демон просто проснулся и сказал: “Ну что, погнали?”
И мы поехали дальше.
Потом он показал нам газету, купленную в одной придорожной кафешке. Там была моя фотография и Демона. И статья, которая была нам посвящена, вовсе не содержала уголовщины и просьбы опознать этих людей в толпе.
В этой незамысловатой статейке рассказывалось о том, как двое энтузиастов обнаружили в лесу небольшие руины, среди которых красовался один сухой колодец. А в этом колодце было трое детишек, которые слишком заигрались и все дружненько попадали друг за дружкой в колодец. И которых два неизвестных энтузиастов героически спасли.
По словам детей, они явились, словно ангелы, и вытащили их из тёмной пропасти ада. Ещё они сказали, что этот инцидент заставил их многое переосмыслить в жизни, и что они, после беседы с этими бравыми энтузиастами, стали относиться к жизни более трепетно и теперь будут каждое воскресение ходить в церковь.
- У нас, у гангстеров, есть свой код, - поведал об этом странном инциденте Демон.
Оказывается, бандитский народ – ребята дружные и верные, в рамках своей личной цивилизации. И они не хотят, чтобы нелегальные, но очень полезные дела друзей пропадали в небытие.
Они приходят в купленную гангстерами газетёнку и требуют, чтобы опубликовали какую-то героическую историю про их брата, созданную по формуле.
Трое детишек – это естественно трое предателей, что затесались в рядах их братства.
Руины – значит почти мистическое и неожиданное вмешательство.
Колодец – значит осветление старых тёмных пятен в загадочных и забытых уже инцидентах.
- Ну и там ещё много разных маленьких деталей, - сказал Демон.- Возможно не логично. Возможно, притянуто. Но другого объяснения нет. Или мы с тобой всё-таки кого-то спасли? Я лично не помню.
Демон улыбнулся.
- О нас слишком много пишут в газетах, - сказал я.
- А так и надо. Я так и хотел.
Демон сказал:
- Я даже специально позвонил одному знакомому журналисту, чтобы тот порылся и стал собирать все заметки о нас в единую кучку. Мы успели уже много чего сделать, чтобы о нас можно было поговорить за чашкой кофе или в компьютерном клубе.
Он говорит:
- Успокойся, Ричи, мы – герои!
- Ой, смотри! – сказала Вдова, глядя в другую газету. – Какой-то псих, что на собственной радиоволне вещает о теневых правительственных организациях, увидел твою фотографию и назвал тебя тайным агентом. Он рассказывает, что какой-то странный мужчина из правительственной организации по защите домашних животных пришёл и устроил ему трёпку.
- Готов поспорить, что он начал вещать о правительстве только после встречи с Ричардом.
- О, да, я точно герой, - я уверенно закивал головой.
После того, как мы разрушили ещё одну бензоколонку с отвратительным магазином. После того, как мы устроили перестрелку с террористами (с настоящими террористами в настоящем мегаполисе, мы спасли сотни людей в торговом центре!). После того, как мы … а в прочем, сейчас всё будет ясно…
… Просто мы были в очередном городе, и Демон всё искал повод для антизаконного поведения.
Это был достаточно густонаселённый городок, в котором сейчас справлялся какой-то локальный праздник. Очень даже может быть, что и празднование урожая.
Мы как-то уже были в похожем городке. В очень похожем. И там, когда весь народец ожидал увидеть своего мэра, который должен был поздравить всех на сымпровизированном пьедестале на главной площади, к микрофонам неожиданно поднялся один странный парень с пепельно-серыми волосами в кожаном плаще, весь перевязанный бинтами, с проявляющейся кровью.
Никто, абсолютно никто ничего не понял. И подавно никто не понял, что нужно делать.
- Дорогие мои труженики! – раздался громогласный голос Демона из колонок в то время, как он сам пытался сдержать улыбку у микрофонов.
Он сказал:
- Пчёлки вы мои! Как вы славно поработали за этот сезон!
Демон покосился за кулисы, где я возле самого входа держал Вдову в заложниках и грозился убить её, если кто-нибудь подойдёт. На противоположной стороне такой же трюк проделывали Ганнибал с Плохишом.
На фоне огромного городского герба, Демон развёл руки в стороны, словно ангел, призывающий людей молиться, и сказал:
- Столько еды! Столько ресурсов для наших поколений. Столько прибыли!
Он сказал:
- Столько пользы в кошелёк правительству и всё только из-за того, что вы не знаете себе истинную цену. На таких, как вы держится мир, и мир выжимает вас, пользуясь теми идеалами, что он вам навязал. С детства вам втирали, что начальники важнее и что к рабочим можно относиться плохо, потому что они на низшей ступени карьеры.
Демон выдохнул и глубоко вдохнул.
- А попробуйте вырвать фундамент, и вся пирамида полетит к чертям! Важные шишки будут метаться и не знать, что делать, потому что не об кого будет вытирать ноги. Вы – расходный материал. Вас увольняют, а вы просто обижаетесь. Вы – как колосья пшеницы, что вы пожинаете во время сезона урожая. Вас слишком много, чтобы начальники давали вам всем имена. Ты – номер один. Ты – номер два. Ты – номер сто шестьдесят девять. Быть может, вы стоите больше простого порядкового номера?
Демон сказал:
- Теперь, когда я сказал это вам всем, вы не будете считать, что кого-то из вас просто хотели выставить дураком. Большинство должно решать, и поэтому дураков тут нет. Теперь вы все знаете эту точку зрения, и я предлагаю вам подумать – а стоит ли за гроши пахать, кладя денежку в карман начальника, когда можно всё же быть личностью не только для собственной семьи?
- Кое-что вы делаете правильно, - сказал Демон. – Вы работаете и не даёте жизни замереть на месте и в этом ваша ценность. Но, ей богу, хватит уже считать, что ваша жизнь менее ценна, чем вот у той толстой женщины с золотой цепочкой на шее. Все равны!
- Потребуйте повышение, только все сразу. Боритесь за свои убеждения – не важно, профессиональные или личные. Докажите, что вы не просто потребляете земной воздух. Докажите, что ваша жизнь тоже чего-то стоит.
Демон крикнул, вскинув кулаки:
- Аллилуйя!
Демон зарычал, сделав рукой козу:
- Рок-н-ролл!
- Не скрывайтесь от собственной совести. Потому что ваша совесть – это я, и глядя сейчас на меня, вы уже поняли, что увидели не человека. Вы увидели послание. Примите это к сведению.
Он сказал:
- Меня зовут Демон. И я вас предупредил…
Никто так и не понял, как нам удалось скрыться от лица правосудия. Возможно, мы растворились в воздухе. Возможно, какой-то вдохновлённый труженик помог нам скрыться. Возможно, нас вообще никогда не было.
И вот сейчас, посреди толпы обычных людей Демон наверняка только и думает, что об этой собственной речи и улыбается. Смотрит на случайных зевак сквозь свои тёмные очки и довольно скалится.
Но дело даже не в этом. Просто, Плохиша поймали и посадили в тюрьму.
Ганнибал, запыхавшийся ловит меня за рукав, и говорит, что копы сцапали Плохиша. Что ему повезло, когда он разминулся с парнем, чтобы купить сахарной ваты.
А Демон просто кивает головой и спрашивает:
- А где сахарная вата?
В общем, это не важно. Важно то, что уже через час к временной камере, где сидел он и ещё несколько пьяных балагуров, подошёл странный мужчина, одетый в строгий деловой костюм: пиджак, брюки, рубашка, галстук, туфли. А ещё на нём была натянута джинсовая кепка и чёрные очки. И проводок, тянущийся от уха под пиджак.
- А что? – спросил он у парней в участке. – Сегодня праздник. Хочу кепку – ношу кепку.
Автономный агент секретной  правительственной службы по опасным маньякам. Кличка: Икс.
- Это значит, что мне дали задание – и я его выполняю без какого-либо контроля. Даже если государство падёт в это время, я всё равно завершу задание.
Значки и документы в порядке. Вроде бы.
- Вы ещё много чего не знаете о секретных службах. И не должны знать. Вы везунчики, потому что любому другому агенту пришлось бы вас пристрелить, но я уверен, что вам в любом случае никто не поверит.
Он сказал, что этот парниша, которого они недавно поймали, состоит в недавно сформированном, но особо опасном бандформировании, лидером которого является уже многим известный бандит, которого все знают в народе под кличкой Демон.
- Вам повезло, что я добрался до вас раньше, чем он. Надейтесь, что он ещё не натравил на вас своих многочисленных псов.
Несколько лет он сидел в одной закрытой психушке, из которой впоследствии ему всё-таки удалось сбежать. И теперь он мстит всему миру, пытаясь внести путаницу в массы.
Он сказал:
- В общем, я просто не имею права оставлять этого парнишу у вас.
- А мы сразу его узнали! – подал голос один молоденький в форме. – Он слонялся как-то бесцельно по улице, а у меня как раз при себе была фотография всей этой банды.
- Интересно это, почему?
- У своего брата младшего отнял. Кажется, он их начинает уважать.
- Вы проделали отличную работу, - Мистер Икс хлопнул парня по плечу. – Эти люди недостойны поклонения. Кстати, можно посмотреть фотографию?.. ага, та самая. Это я её сделал. Давно уже. Все эти люди – психопаты. И их нужно обязательно изолировать от общества. По окончании операции я доложу начальству о вашей выдающейся работе и смекалке. Благодарю вас за содействие.
Совершенно не важно, что именно убедило людей в участке в истинности агента. Что он ещё им наговорил и что сделал. Вскоре уже Плохиш увидел агента Икс, который держал в руках коллективную фотографию банды. Он спросил у паренька:
- Это, ведь, ты на фотографии, малец?
Пьяные люди, сидящие у стен, увлечённо шептались, как девчонки за спиной Джастина Тимберлейка.
- Твоё лицо, ведь так?
- Да моё, - ответил Плохиш, не поднимая головы с прутьев клетки. – И что с того?
- Демона знаешь?
- Конечно знаю! А кто его не знает? – Плохиш повысил голос так, чтобы все уж точно-точно его услышали. – Он спас меня от смерти, излечил мою душу! Вместе мы исправим этот мир!
- Пацан, да ты, мать твою, фанатик! Хватит уже спасать этот мир. Мир устал от вечного спасения. Для разнообразия, спаси себя. Спаси людей, что нуждаются в помощи. Бабушек, чьи кошки залезли на дерево. Дамочек, чьи ключи упали в слив канализации. У мира есть свой спаситель – Брюс Уиллис. Он знает больше нашего о спасении.
Он сказал:
- Ладно, пошли. Скоро к тебе присоединятся остальные твои коллеги. От меня не скрыться.
В принципе, не важно, в какой именно момент Плохиш заметил прядь серых волос, выглядывающих из-под кепки.
Важно было другое.
Когда загадочный агент Икс погрузил парня в свою красную штатскую машину без верха, он снял кепку и выпустил наружу свои пепельно-серые волосы и на прощание помахал легавым, стоящим у входа. Они не сразу сообразили, что разговаривали столько времени с самим Демоном. И так и не успели его догнать.
А потом, уже внутри здания они нашли записку, в которой Демон извинялся перед охранниками закона и просил не принимать всё близко к сердцу. Он сказал, что если бы они ценили свою жизнь и обязанности, которые на них возложили, то этого бы ни в коем случае не произошло.
- А откуда у тебя этот костюм и поддельные документы? – спросил уже в машине Плохиш.
- А кто сказал, что эти документы поддельны? Вы ещё много чего не знаете о правительственных организациях и моих с ними связями.
- И не узнаем, - добавил я жизнерадостно.
Всё это стало совершенно не важно.
К сожалению важно было то, что я забыл, когда перестал считать в голове числа.
То, что я забыл, сколько мы уже дней в пути.
Гадство…
С каждым новым городом, с каждой новой записью в газетах. Нас стали узнавать на улицах. Легавым почти удавалось предсказывать наше дальнейшее направление, но Демон всё равно обгонял всех на шаг. Потому что он не планирует поездку. Он просто катит по дороге.
С каждым разрушенным магазином при пустынной бензоколонке. Сонные продавцы начинают сами заранее крушить свои магазины, чуть только они замечают дорогую красную машину без верха с водителем с серыми волосами.
С каждым перепуганным мелким нарушителем закона.
С каждой новой акцией благотворительности.
Демон нашёл в газете статью про поимку банды подражателей.
- Вы слышали? – спросил Демон удивлённо. – Нам подражают.
Эти ребята называли себя «Контрдобром».
- Но никто так и не уверен, являемся ли мы добряками, не признающими закон, или сумасшедшими злодеями.
Допустим, я олицетворяю собой добро, что слишком жестоко для человечества. Или честное и очень хитрое зло, как сам Дьявол со странниц произведения Булгакова. Важно быть честным. Чем больше честности ты выкажешь, тем более загадочным и хитрым ты будешь казаться.

Когда Демон в следующий раз остановил машину, я сначала подумал, что он хочет справить нужду. Но он сидел в машине и с загадочной улыбкой косился на меня.
- Я просто подумал, что ты хотел бы это увидеть.
Вокруг была песочная пустота. Макулатура, что медленно кралась с порывами ленивого ветра. Мы стояли возле края какого-то обрыва. На повороте от дороги отделялась плотная протоптанная дорожка, ведущая к какому-то сымпровизированному знаку.
Мы вышли из машины, и я взглянул на дно обрыва. Это был даже не обрыв.
Там была целая яма, глубокая, словно строительная площадь, словно в это место упала бомба. Там, на дне этого кратера были удивительные вещи. То, что я давно мечтал увидеть.
Мы долго спускались по крутому склону, на котором слабо выступали небольшие ступени, что не давили сорваться. Тонны песка забились уже мне в ботинки, но я не обращал на это внимания. Здесь не было растительности. Не было ничего живого – всё мёртвое. Это было очень старое и плотное кладбище.
Я прикоснулся к ржавым колёсам старого, полуразрушенного вагона. У него была, наверное, очень большая история. Больше пятидесяти лет назад он колесил по старым железным дорогам и когда-то его привели в это место, чтобы он здесь спокойно смог умереть. Чтобы спокойно смогла умереть память. Медленно и тихо загнивая, консервируясь в собственном коконе гордости.
Здесь были десятки, возможно сотни ржавых вагонов. Возможно, даже были паровозы.
Старое кладбище поездов.

Я ходил мимо мёртвых громадин и полностью ощущал всю свою ничтожность. На фоне этих огромных железных монстров, гордых даже после смерти, я был лишь иллюзией спокойствия. Я не верил уже, что такие кладбища существуют. Я считал, что весь мир подлежит вторичной переработке.
Эти поезда… должно быть, это самые горды машины в мире. Им не нужно бездорожье – им хватило смелости выбрать свои пути. Этот великий звук стука по рельсам. Эта колыбельная, под которую я так люблю спать. Этот запах. Мёртвые поезда так не пахнут.
Вагоны, поезда – в них нет лишнего. Они не обременены вирусом компактности, что сейчас скукоживает почти всё на свете. Не обременены вирусом универсальности перочинного ножа. Они просто везут пассажиров по дорогам, что проложили люди. Старые вагоны – купе, плацкарты. В которых рядом всегда ехали хорошие люди, которые обязательно познакомятся и поделятся своими деликатесами, расскажут интересную историю. Достаточно времени, чтобы крепко подружиться. Не так, как в самолётах. Чем выше скорость – тем меньше времени ощутить всю магию перехода.
В вагоне есть время прочувствовать, как ты отрываешься от собственного дома и на время становишься бродягой. Как я обожаю это чувство. Этот стартовый энтузиазм, с которым рвёшься изменить мир, сделать всё сразу же после завершения поездки. В этом есть магия. Настоящая магия, созданная человеком. Нечто безупречное. Нечто то, что кажется идеальным, хотя чувства не могут быть идеальны.
Но … что если главная особенность человека не машины, не ошибки с помощью которых мы вечно учились. Вдруг действительно, наше главное вселенское достояние – это наша философия, наши чувства? Как чувство пути, раскладывая слегка влажное постельное бельё на своей койке и улыбаясь соседу. Или любовь. Быть может в нашей вселенной вообще никто не любит, кроме людей?
- Я всегда мечтал побывать на кладбище поездов, - зазвучал у меня в голове голос Натана. Детский, грустный, чуть хрипловатый.
Быть может, смерть неодушевлённого – это величайшая ценность в нашем живом умирающем мире? Когда человек не хочет расставаться с парой окончательно изорванных и вонючих носков, и прячет их где-нибудь под кроватью, или в шкафу в коробке из-под обуви. Или с детскими штанишками.
В этих вагонах просидело столько людей, что мурашки бегут по коже. Большинство из них наверняка уже на том свете.
С одной стороны этой ямы склон совершенно не крутой, а почти ровный, и по нему проложена железная дорога. Здесь их скатывают и после оттаскивают куда-нибудь к краю, чтобы здесь могло поместиться как можно больше железных трупов.
- Так вот оно какое, это кладбище, - сказал Натан, кивая головой. Он посмотрел на меня и улыбнулся, - Честно говоря, я не ожидал, что ты хоть когда-нибудь да найдёшь время прийти на такое место.
- Здесь собрана такая история! – Натан, ещё такой молодой, по пояс голый с огромным красным шрамом поперёк крепкого торса. Слегка худоватый. Но он был сильным. Сильнее, чем кто-либо, кого я когда-либо видел в своей жизни.
Когда-нибудь и наша история будет красоваться на таком кладбище. Когда-нибудь кто-нибудь после нас ещё придёт на такое место и этого человека мурашки пробегут по коже от осознания того, сколько здесь было прожито минут жизни. Сколько разных отпечатков личности будут видеть всякие экстрасенсы в таких местах.
Целый мёртвый мир никогда не живших вещей.
- Я хотел бы пожить среди этих вещей, - Натан постучал по ржавому колесу. – Здесь могло бы жить столько бездомных!
На этом кладбище мы встретили ночь. Самую яркую из всех лун.
Я сидел на вершине одного из вагонов и смотрел на луну. Я думал о Натане.
Где-то через три вагона за спиной был виден краешек света от костра, вокруг которого собралась остальная банда. А я как всегда решил сыграть одиночку. Просто мне это было нужно.
Рядом со мной сидел Натан и я слушал его. Я смотрел на луну и слушал собственное прошлое, словно встретил старого друга.
- А помнишь нашу учительницу по математике? Как мы тогда изворачивались. Помню, она задала нам на дом три задачи, а мы их не сделали. Мы гуляли всю ночь с подругами. Пара пар. А потом наутро ты быстро сварганил неверное решение одной задачи и такое же сделал мне. И когда она его увидела, она так возмутилась, что там же на месте стала нам разъяснять правильные действия, а мы слушали её и слушали. А потом она забыла проверить остальные задания. И не поставила нам двойки. Хех, ты был гением!
Естественно я помнил.
- А как мы постоянно убегали от пса Чарли, что был у соседей. Вечно бежали от него несколько кварталов, а потом догоняли автобус и цеплялись за номерной знак. Это всегда было так весело.
Особенно если удавалось пнуть пса по морде, стоя на этом знаке.
- Да, и умер ведь он от того, что его автобус переехал. Наверное, не смог отвыкнуть от этих машин после нашего отъезда. Это была почти любовь. О, а помнишь, как ты вошёл в нашу комнату, а там я с Нэнси занимались … ну, этим самым?
Как такое можно забыть?
- Ага. А я ещё остолбенел, вдруг спрашиваю тебя, Кила, где это я? Потом я сообразил, что в нашей комнате и только потом увидел под собой Нэнси. Она вечно любила пользоваться моими периодами транса.
Я и не заметил, как мне на колено упала слеза. Я отхлебнул ещё немного водки из бутылки и предложил Натану. А Натан сказал, что он не пьёт больше. Со дня собственной смерти.
- Как там? – спросил я.
- О, там достаточно хорошо. Там и папка, и мамка. Вся семья в сборе, только тебя ждём. Знаешь, я ожидал, что нас-то с папкой в ад спустят, а маму в рай отправят. Но там нет такого деления. Там просто ещё один новый мир. С другими законами. Там всё зависит от того, каким паинькой ты был при жизни. И чем меньшим паинькой ты был, тем выше там налоги, меньше удачи и гораздо быстрей начинаешь вонять, если не моешься. Ну и ещё другие мелочёвки. А как там на земле? Я слышал, что ты стал каким-то замкнутым.
- Знаешь, где был мой мир? Там, где был ты. Там хотелось жить. А когда ты меня кинул, я просто … потерял интерес. Всё самое интересное всегда происходило с тобой.
Натан обнял меня одной рукой.
- Ну что ты, как девчонка? Пора уже простить меня. Даже моя смерть не помогла тебе забыть прошлое. Понимаешь, у человека есть три периода жизни – когда мы ещё дети, когда мы мятежные подростки, и когда мы уже становимся взрослыми. И эти три этапа жизни абсолютно не связаны, понимаешь? Они отдельны друг от друга. Совмещать нельзя. Перестань уже быть подростком и стань, наконец, взрослым.
- Тогда проваливай прям сейчас, - сказал я и улыбнулся. И сделал ещё один обжигающий глоток из горла бутылки.
Натан исчез. Ну и чёрт с ним.
В голове сразу стало так пусто.
Казалось, будто бы место, на котором сидел Натан, было тёплым, но это просто мои руки замёрзли и водка совсем меня не согревала.
Луна. Как давно я не замечал этого небесного тела. Этот серебристый бархат, что тянулся к земле, когда редкий ночной туман окутывал побережья. Этот волшебный блеск на влажной от вечернего дождя траве. Этот свет, что лучше греет, чем солнце в самый жаркий период. Но только при условии, что тебе тоскливо.
Сразу вспоминался Натан и наши с ним ночные вылазки, когда мы прокрадывались в какой-нибудь магазин, или воровали в огороде за несколько километров овощи.
Или как появлялся неожиданно Демон, словно призрак, без документов, вообще без всего, и предлагал мне основать банду. А я говорил, что без Натана я никуда не пойду. А он говорил, что Натан будет согласен, что он его убедить. Демон предлагал бросить школу, чтобы начать осваивать все премудрости преступной жизни пораньше. Но Натан был против, а без Натана Демон никуда не мог деться. Мне приходилось работать телеграфом – я передавал слова Натана Демону, а слова Демона – Натану.
- Какое зловещее место! – сказала Вдова, поднимаясь ко мне на крышу вагона.
- Это – прекрасное место.
- Здесь бродит столько смерти. Столько мрака, что Плохиш в разы повеселел. И от этого ещё только страшнее.
- Это место – узел истории. Здесь было слишком много жизни, чтобы можно было бояться смерти.
- И всё же у меня мурашки по коже от всех этих вагонов. И этот вечный скрип, словно мы здесь не одни.
- Все эти составы шепчутся, сплетничают. О нас. О живых.
- И ты стал каким-то зловещим! – Вдова тонко зевнула и задрожала. Она укуталась в покрывало, которое принесла с собой и сказала: – Вот, на, я еду принесла. Тебя ж уже больше двух часов нет. Ты ж ещё даже не ужинал. Прожаренные на костре сосиски с прожаренным на костре хлебом. Завтрак бойскаута.
- Спасибо за заботу. Но я не сильно проголодался, - я с хрустом откусил этот сухой хот-дог и почувствовал вкус слегка пересоленных сосисок.
- О чём можно столько думать?
- Можно думать бесконечно, главное - поймать настроение.
- И что у тебя за настроение сейчас?
- Тоска.
Так грустно. Честно. Хочется взять, обнять кого-нибудь и сказать, что я сильно-сильно люблю этого человека. Не важно кого. Важно то, что это был бы человек. Ведь, мы все – братья и сёстры и должны быть друг за друга горой. Просто, чтобы человек более высокого уровня не разрушился из-за нашей неразберихи.
Вдова молча постучала пяткой по стене вагона и сказала:
- Знаешь, ведь я не всегда такой была.
- Какой?
Люди сидящие в круге навострили уши. Сумасшедший психолог подался вперёд, сдунув с глаз свои длинные серые волосы.
- Помешанной на парнях, на удовольствии. Когда-то мне было достаточно любви моих отца и матери. Просто ощущать, что у меня была семья.
- И что случилось?
- Я потеряла маму в автокатастрофе.
- Сочувствую.
- Сейчас ты будешь сочувствовать ещё больше.
Она сказала:
- Папа съехал с катушек. Да и я немного свихнулась. Просто потеряв любовь моей матери, его жены, нам как-то перестало хватать любви в этом мире. И я стала получать гораздо больше любви отца. А он - моей любви.
- Отец и дочь.
- Нет, ты не так понял. Никто не понимает сначала правильно. Я имела в виду очень много любви.
- То есть ты и он…
- Я к тому времени уже познала радости плотских утех. А после мне всё это как-то стало безразлично. Уж если мой отец … то всё казалось ничтожным. Любая проблема по сравнению с инцестом. Особенно когда уверяешь себя, что это всё должно быть правильно. Должно быть прощено.
- Это же противно!
- Настолько же противно насколько душить свою девушку на краю моста? Или посылать дочери яд в конверте?
- Это гораздо противней! Это – первое место!
Она улыбнулась земле.
- Можно и мне выпить?
- Тебе ещё 18-ти нет.
- Мы выплюнуты системой. Для нас нет запретов, - она отобрала у меня бутылку и хлебнула.
- Как я когда-то тебе говорила, он был не просто каким-нибудь парнем. Он был моим отцом и я его любила.
- Ты убила своего отца?
- Я же говорила, что он слетел с катушек. Спустя два года он вдруг решил, что я – вселенское зло. Он просто ждал, когда я вернусь из школы, а дома были изрезаны все обои. Ножом наскоблены проклятия и ругательства. Ковёр вспорот и изорван. Все мои плюшевые мишки лежали без голов. И, как венец всей картины, сидел на кровати он. В рубашке, с расслабленным галстуком на шее. С изрезанными пальцами. Он сказал вдруг, что это я убила маму. Чтобы быть с ним.
Луна отражалась от её профиля, освещая вздёрнутый носик, ямочки в уголках рта. Мечтательный взгляд в небо.
Она сказала:
- Мне тогда просто повезло. Представляешь. Против взрослого мужчины с кухонным ножом в руке. Это был какой-то магический день. После этого я вообще потеряла тягу к жизни. Инстинкт самосохранения потерял сознание. Я встретила Демона. В тот же день.
Сумасшедший психолог поджал нижнюю губу и судорожно вздохнул.
Мне захотелось просто её обнять. Просто сказать, что всё хорошо.
- Он спас меня. Просто каких-то несколько фраз. Фраз, дышащих жизнью. Где было сказано о перерождении. О сильных людях и о сильных слабостях.
Даже обманом, но Демон способен спасать души. Даже злом, Демон созидает добро.
Сумасшедший психолог зааплодировал, и его подхватил весь уставленный стульями круг людей.
- Ведь в мире столько правил, столько указаний! Столько всего, что делает нашу жизнь усреднённой. Чтобы выжить каждому нужно пройти через одни и те же испытания и стать болванками одного и того же типа. А потом нам просто раскрашивают личики, дают одежду и вуаля! – человек дрыщущий индивидуальностью. Так хочется убежать от всей этой серости, на фоне которой даже яркие люди кажутся марионетками. Кстати, заметил? Марионетка и монетка – почти похожие слова. По звукам я имею в виду.
Она сказала, всё тише, почти шёпотом. Приближаясь ко мне:
- Ведь всё, что положено – оно для чего положено? Для того чтобы не мешать миру порабощать наши мозги. Любой выход за рамки – это истинная индивидуальность, которой все боятся. И потому ругают, потому что не умеют и боятся.
Кажется, водка ударила в голову. Кажется, у меня сейчас настроение пошататься по улицам и попеть патриотичные песенки.
Она просто шепнула мне и её голос пах карамелью:
- Ведь ты боишься меня? Потому что это неправильно.
- Ну да…
Деревянные рамки сломались и фотография упала, вместе с треснутым стеклом. Бог собрал этот мир по кусочкам, словно пазл? Или же он создал его из ничего, как по мановению волшебной палочки? Меня устраивает больше первый вариант. В этом варианте у Бога больше терпения. Больше таланта.
Просто я был пьян. Мне было тоскливо и одиноко. Ведь так у всех бывает? Просто потому что порой тело не слушается приказов мозга. Как Люцифер когда-то ослушался Господа. И мне гореть в аду. Даже если его нет в принципе, для меня создадут свой собственный персональный ад с одним котлом, с одним хлыстом и с одной дыбой.
Это всё случилось спонтанно. Неумышленно.
И сумасшедший шеф-повар в моей голове рассказывал, как правильно месить тесто.
- Главное – помните, что тесто – это сосуд. Сосуд, в который вы вливаете своё терпение, свою усидчивость и свою любовь. Тесто будет плохим или просто средним, если вы его будете месить без чувств.
Повар говорит, срываясь на визг на ударениях:
- Вода, мука, яйца – это всё не важно. Это всё – химические реакции, которые произойдут в любом случае. А вот станет ли тесто хорошим – это зависит от вас. Будут ли люди есть пиццу, хрустеть свежим хлебом и издавать стоны удовольствия – это всё задача ваших рук и вашей любви.
Повар поправил свой колпак и из-под него выпрыгнули несколько серых прядей. Он быстро приготовил тесто, насыпал муку на стол и стал его мять.
- Не бойтесь теста, не жалейте сил. Тесто не лопнет и не растает. Потому что оно любит вас, доверяет. Мните его. И не бойтесь, если какие-нибудь части вашей плоти нечаянно застрянут в тесте – тесту это нравится. Это я о пальцах. А вы о чём подумали?
Повар подмигнул.
- Просто у многих людей энтузиазм пропадает быстро – сразу после того, как тесто облепит их руки. Ребят, вы ещё фарш не мешали. Вы когда-нибудь мешали фарш руками?  Словно дерьмо мешаете, я вам отвечаю. Но мы сейчас не о фарше, а о любимом тесте. Тесто – не дерьмо. Тесто – это ваша любимая. Или любимый, для кого что предпочтительней. Тесто не стонет и не называет вас бранными словами. Тесто просто вас любит. И даже в этот волшебный момент акта любви, когда тесто становится всё более упругим, тесто просто молчит и наслаждается.
Повар поднял руки и продемонстрировал их залу. Липкие от теста с коркой муки.
- Фу-х! Устал. Это очень утомительное дело. Но оно – того стоит. Вообще из всего в кулинарии, тесто – это единственный настоящий объект любви. Это на мой взгляд. Видите, как испачканы руки? Ничего страшного. У нас в студии воду не отключили и вскоре я избавлюсь от этого. Хотя мне как-то не принципиально, мне нравится тесто на руках. Но друзья отказываются здороваться, когда у меня руки в тесте.
Повар утёр пот со лба тыльной стороной ладони.
- Даже не смотря на такую упругость, что приобретает впоследствии тесто, он остаётся маленьким хрупким созданием, доверяющим вам полностью. Если конечно вы доминируете в отношениях с вашим тестом. Тесто ждёт ваших грубых ласк.
Повар перевёл дыхание.
- Вы, наверное, спрашиваете, когда же мы будем знать, готово ли наше тесто? Ведь действительно, его можно мешать так весь день. Я бы его так и мешал.
Мешал и мешал.
Мешал и мешал.
- Но, я сегодня не в духе немного, ребятки. Я уже давно не мешал тесто. Хотя вас-то наверное это всё утомляет, да? Вот то, что я даже в данный момент мешаю тесто. Просто я получаю от этого удовольствие. У людей, которые никогда не мешали тесто, быстро начинают болеть большие пальцы. Но я-то искушённый. У меня ничего не болит. Но и я всё равно устаю.
Хотя, я бы мог так всю ночь напролёт.
- Тесто будет вам благодарно. Чем дольше, тем больше. До следующих встреч, и гореть вам всем в аду!
Сумасшедший повар улыбнулся сумасшедшей улыбкой, и его зубы блеснули в экране, словно звёзды…

Когда яркие лучи солнца начали разрывать голову ужасным похмельем, я открыл глаза. Широко открыл. Так открывают глаза, когда человека вдруг осеняет, хотя меня не осенило. Я увидел поверхность ржавых крыш мёртвых вагонов, я увидел перед своим лицом свой носок, краешек покрывала, которое принесла Вдова. Где-то вдалеке, между горами засветило ярко солнце и не позволяло даже разглядеть дорогу, по которой сюда привозят мёртвые вагоны. Я только и сказал:
- Вот, чёрт! – тихо сказал, так чтобы Вдова не услышала.
Допустим, я напился.
Разбитая бутылка лежала на земле. Где-то в нескольких метрах в высоту от меня.
Даже после сна я чувствовал себя ужасно уставшим.
У потухшего костра, в одном из самых целых здесь вагонов, спали все остальные из «банды», и из них один только Демон притворялся. Когда я прошёл мимо вагона, чтобы дойти до тропы, которая вывела бы меня из этой ямы, он сказал:
- Ты выглядишь помятым. И встревоженным. Что-то случилось?
- Нет.
Он спросил:
- Хорошо спал?
- Как убитый.
Демон, закрыв глаза, улыбнулся.
- Мёртвые так не кричат.
Что?
- Что слышал. Точнее, что слышали мы. Ведь так, Плохиш?
- Я смог заснуть только когда они заснули, - донёсся из глубины вагона голос Плохиша.
- Сколько это было? Кажется всего часа три назад только прекратилось. А ты уже на ногах. Да, Ганни?
Молчание.
- Кажется, Ганни спит. Старики вообще любят спать, и их молодыми утехами не отвлечь от сна.
Да пошли вы…
- Ну, подожди! Ну, скажи, как это было? Я уверен, Плохиш и в подмётки не годится.
- Эй!
- Извини, Плохиш, но это факт. Я знаю Ричарда уже очень давно и примерно представляю, на что он способен…
Когда я искал в машине ещё какую-нибудь бутылку спиртного, кто-то хлопнул меня по плечу. Когда я обернулся, Вдова заключила меня в мягкие объятия, обхватив шею руками, и поцеловала. Слабо ощутимый запах карамели.
Как только я сообразил, я отстранил её от себя и сказал:
- Нет, - и вернулся к поискам.
В бардачке нет.
- Что значит «нет»?
- То и значит.
Под передними сидениями нет.
- Да ладно, уж! Только не надо сначала…
- Нет-нет-нет!  Не говори…
- Хватит, - сказала она и снова обняла меня. – Хватит уже строить из себя оступившегося святошу.  Смирись с тем, что ты просто не можешь быть примером для подрастающего поколения.
- Это тебе хватит! – я снова её оттянул от себя. – Может быть, и было. Но ничего не будет! Ты не в моём вкусе.
Так … под задними сидениями тоже нет.
- Знаешь, я уже почти в это поверила. Ну … до этой ночи. Теперь все сомнения развеяны.
- Я просто напился до чёртиков.
В багажнике тоже пусто.
- Пьяные люди всегда говорят искренне.
- Не всегда.
- Всегда! – почти смеясь, воскликнула Вдова.
- Значит ты мне больше не интересна, - я развёл руки в стороны и пожал плечами.
Пусто. Спиртного больше нет. А мне нужно выпить.
Я сказал:
- Я тебя использовал.
- Уж я-то знаю больше про использование. Возможно, ты опять вошёл в транс, так дай мне объяснить, что скрывается в уголке твоего сознания.
- Отстань…
- Ты был так мягок. Так чуток, и в тоже время уверен. По твоему лицу было видно, что ты ценил каждое мгновение, каждый вдох, - она взяла меня за руку. – Мысли были сбиты в кучу, но одна всё равно всегда была близка к сознанию. Это была даже не мысль, а уверенность. Уж если на этом свете есть вероятность правильно прочитать психологию человека, то с уверенностью на сто процентов я заявляю, что ты любишь меня!
- Вот уж, нет! – убрал свою руку.
- Ты хоть понимаешь, что поступки говорят больше слов?
- Хватит! – я немного помолчал и сказал: - Это была лишь дурацкая ночь. Поток сантиментов, воспоминания, водка, чёрт бы её побрал!
- Не ругай алкоголь, ругай то, что он открыл в твоей закрытой душе.
- Я … я просто не могу закончить этот разговор… - я пошёл обратно к склону.
Словно об стенку долблюсь. Словно спорю с фанатиком. Словно что-то действительно было. Просто … не могу, не понимаю!
Мне сегодня приснился сон. Странный сон.
И я не мог выкинуть его из головы. Даже сидя в машине, выслушивая невинные насмешки Демона, я не мог больше думать ни о чём. Ни о том, что Вдова уверена, что я её люблю. Ни о том, что Плохиш напоминает смерть наркомана. Ни о том, что Ганнибал вовсе не похож на Ганнибала из Команды «А». Скорей на Мёрдока. Я лишь думал о том, как на земле лежал Плохиш а на его спине зияла кровавая дыра.
Что-то изменилось. В перевязанном красными от крови бинтами Демоне было меньше энтузиазма, чем с самого начала. Мы ехали между высотными зданиями, между серых построек, школ и людей в пиджаках. Обычных роботов цвета металла. Запрограммированных создавать массовку для людей инакомыслящих.
Ганнибал плюнул в сторону и попал на лобовое стекло встречной машины. Ругательства, мат, угрозы. Молодёжь в попутках всё чаще присвистывала Вдове, когда она махала им ручкой. А посередине Плохиш сидел и смотрел прямо перед собой. Просто сидел и просто смотрел.
Демон сказал:
- Слушайте, я уже больше часа гоню, и только сейчас словил себя на мысли, что не знаю, чтобы ещё сделать.
- А может, хватит? – это был я.
- Что хватит?
- Хватит всё это делать. Может уже пора возвращать должок?
- В смысле…
- Ты понял, в каком смысле.
- Я ещё не исполнил свою задумку.
- Вы о чём? – вмешалась Вдова.
- Я о том, что пора бы уже со всем этим заканчивать. Вы и так уже набарагозили хорошо за эти несколько недель.
- Но, нам некуда идти, - это был Плохиш.
- Именно это Демон и не продумал, не так ли? – я повернулся к Демону. – Быть может, он рассчитывал, что вас уже всех не будет с нами к этому моменту?
- Нет! – Демон отрицательно замотал головой.
- А вы что думали, что будете этим заниматься всю жизнь? И как вы себе это представляете? Пора продолжать жить в обычном мире дальше. Или на крайняк доубиться до финала.
- Кила, фу! – зашептал Демон.
- Демон, а насколько ты задумывал затянуть игру? На годы? Любая поездка должна когда-нибудь закончиться, иначе мы так ни к чему и не придём.
- Кила, - начала вдруг Вдова.
- Не называй меня моим именем! То, что ты его знаешь, не означает, что ты имеешь право им пользоваться...
- Ночью ты был другого мнения! – вставила Вдова. – Акил, послушай. То, что тебе это не нравится, не значит, что это не может нравиться в принципе. Мы видим в этом смысл. И если тебе с нами так тягостно, то можешь в любой момент уйти.
- Знаешь, в чём смысл? В том, что вы – моя совесть. Всю эту поездку Демон устроил для меня любимого, чтобы я вдруг осознал вселенскую глубину его помыслов. Чтобы возможно, когда-нибудь я бы не убился, стараясь упрятать его в тюрьму.
- Что?
- Я – это то, что всегда находилось по ту сторону баррикад. И вопреки тому, что ты считаешь, я не выплюнут системой. Я являюсь охранником системы. И единственное, в чём я повинен – это то, что когда-то я познакомился вот с этим хреном моржовым!
- Ты слишком тщеславен, тебе это ещё никто не говорил?
Машина резко затормозила у обочины. Я обратил внимание на то, как задрожали руки Демона на руле.
- Вообще-то, - сказал вдруг испуганным голосом Демон, повернувшись к задним сидениям. – Эта поездка действительно должна была, так или иначе, закончиться. Только смысл был не в том, чтобы ты, братишка, осознал какую-то вселенскую мудрость. Всё было гораздо прозаичней. А теперь, извини меня… - Демон выскочил из машины и убежал в переулок, словно раненый солдат.
- Брат? – спросила Вдова.
- А ты – сестра, - сказал я и побежал вслед за ним.
Узкая щель между жилыми домами была заставлена мусорными баками и контейнерами. И разветвлялась на немыслимое количество таких же ручейков, ведущих во внутренние дворы или пересекающих дома под разными углами.
Демон стоял, уткнувшись рукой в стену, и тяжело дышал вниз. Кажется, его вывернуло.
Я достал пистолет из кобуры и снял с предохранителя.
- Знаешь, что обидно? – сказал Демон, сплюнув себе под ноги. – Я почти поверил в тебя. В то, что смогу тебе доверять.
- Ты смеешь рассчитывать на моё доверие? После всего, что ты сделал?
- Хватит! Хватит нести одну и ту же чушь больше семи лет! Обвинять в рождении – это глупо!
- Ты не просто родился! Ты бы мог всё исправить. Просто исчезнуть из нашей жизни.
- Как? Ты думаешь, это я правлю вселенной? Думаешь, я могу просто так стереть себя из сознания?
- Как-то ты появился. Значит, как-то ты мог бы и исчезнуть.
- Вот именно на это я и рассчитывал.
- На что?
- Ты не представляешь, как отвратителен этот мир, и одно лишь меня успокаивает – что я не от мира сего. Каждый раз, когда я вижу эти забегаловки, это магазины на пустынных дорогах … моё чувство прекрасного представляется учебной доской, по которой скребут когтями. Каждый раз, когда я вижу этих богатых, которые издеваются над бедными … меня просто продирает насквозь. И я – не Робин Гуд. Я пытался грабить богатых и отдавать всё бедным, но … нельзя спасти абсолютно всех невезучих. Так же, как и нельзя открыть глаза всем людям.
Демон сказал, упав на колени и сплюнул кровь.
- Пока отец бьёт сына, а сын мечтает о мести … пока люди не стараются жить правильно. И я имею в виду не законы… чёрт, я не знаю, что я имею в виду. Но … этот мир … знаешь … этот мир обязательно когда-нибудь умрёт. Потому что мести не достоин никто. Даже самый ужасный в мире человек. Почему вы, такие все идиоты, что вам становится легче, когда другим становится плохо? Когда тем, кто сделал плохо вам, становится самим ещё хуже.
- Закон равности.
- Какая на хрен равность? Пока вам хуже, чем обидчикам – это значит, что вы лучше них, терпеливей. Разве вот это не честно? Перед небесами, разве это не хорошо? Разве так не правильней? Но вы стремитесь опуститься всё ниже, ближе к своим врагам.
Демон сказал:
- Мне отвратно дышать воздухом этого мира, и я проклинаю себя за то, что не могу передышать на хрен весь воздух это планеты. Чтобы никому не осталось. Проклинаю себя за то, что я такой маленький, что моя негативная энергия даже чёрным пятнышком не проступает на теле земли.
Демон стукнулся головой о мусорный бак.
- Знаешь, я почти поверил. Но я оказался слишком харизматичным.
Демон встал и заковылял ко мне. Его бинты уже настолько пропитались кровью, что она стекала по плечам на грудь и под плащ.
- Весь план был в том, чтобы ты так и продолжал меня ненавидеть. Я знаю, в чём между нами отличие. Эти люди … они любят меня в тот момент, когда я только появляюсь в их жизни. А в тебя люди влюбляются со временем. Это и было твоё преимущество. В какой-то момент они просто должны были бы начать верить тебе больше, чем мне, потому что ты был таким замкнутым – такой лакомка для общительных и смелых людей, желающих исправить весь-весь мир. Просто ты бы нажал на курок, а им бы не хватило смелости воспрепятствовать тебе.
Мой сон.
Демон кивнул.
- Давай, нажми.
Он подошёл вплотную и прижался кровоточащей грудью к дулу моего пистолета.
- Ты не выстрелишь.
Демон встал на колени и прислонился лбом к моему пистолету.
- Ну что тебе стоит?
И правда, что мне это стоит?
С колен Демона кровь перебралась уже на землю.
- За все те годы мучений. За все годы молчания. Давай, братишка…
Я не выдержал…
Демон упал. Упал на спину и на лбу его отпечатался красный след от ручки моего пистолета.
- Не смей называть меня своим братом!
- Но ты мне брат.
- Мне брат только Натан.
- Хочешь, поспорим? Сходим в лабораторию, сдадим кровь на анализ…
Сегодня мне приснился сон. Как я нажал на курок и Демон с остекленевшим взглядом упал на землю, подняв горы пыли.
- Сегодня я во сне тебя убил.
- Именно поэтому ты меня не убьёшь.
Демон сказал:
- То, что мы видим во снах, никогда не сбудется. То, о чём мы мечтаем, никогда не случится.
Демон сказал:
- А сейчас нас кто-нибудь отвлечёт.
Я не успел переспросить, как эхом до нас дошёл звук выстрела.
Только сейчас стало слышно сирену легавых.
Они стояли в этом узком коридорчике между домами, почти у самого входа, и Плохиш матерился из-за того, что ему прострелили насквозь ладонь.
Вдова и Плохиш стояли, а дорогу к выходу им преграждали двое парней в форме. Оба в тёмных очках, оба в правильной стойке, ноги на ширине плеч.
Я был за углом и слышал матерщину. Слышал голос Вдовы.
- Давайте договоримся? – просила она.
- Даже не подходи! – говорил один из захватчиков.
Я стоял за углом, почти у самых спин Вдовы и Плохиша и вдруг Демон сильно толкнул меня, что я вылетел из укрытия и ударился об противоположную стену.
Бабах!
Пуля впилась в моё плечо и я крикнул, упав на колени. Вдова тут же бросилась ко мне и закрыла меня своим худеньким и хрупким тельцем.
- Хей! – сказал Демон, выходя из укрытия с поднятыми руками. – Как я вижу, нервишки у парней напряжены. Полагаю, вы меня боитесь?
- Это Демон!
- На колени, Демон!
- Не смей называть меня Демоном! Я тебя даже не знаю. Зови меня мистер Демон, мистер Задница. Видишь, я к тебе на «мистер» обращаюсь.
Демон встал рядом со скрюченным Плохишом и обнял его, прижавшись плечом.
- Как дела, дружище? – шепнул он Плохишу.
- Они мне ладонь пристрелили, сволочи!
- Знаете, - сказал Демон. – Вот я уважаю вашу работу…
- На колени!
- Чтобы мы видели твои руки!
- А ни хрена! – сказал невинно Демон. – И ничего вы мне не сделаете, я в танке.
Легавые переглянулись между собой.
- Сейчас он разъяснит, - сказал я, поднимаясь и стараясь отпихнуть от себя Вдову.
- Мне в тело вживили бомбу, синхронизированную с ритмом биения моего сердца. И не думайте, у меня бабла полно, чтобы сделать такую операцию. Вот, смотрите, - Демон поднял порванную чёрную майку и продемонстрировал жирный красный шрам поперёк всего торса. – Выглядит, как просто шрам от пьяной драки, не так ли?
- Стоять!
- О, смотрите, мы спасены! – сказал Демон, вглядываясь за спины захватчикам. – В тылу Ганнибал.
- Если бы, - хрипнул Плохиш. – Это была его затея. И это по его наводке меня в тюрьму упекли.
- Дерьмо! – саркастически поджав подбородок, изрёк Демон. А потом он обратился к старику, выглядывающему из-за стены. – Ну и каково быть героем дня?
- Не орать! – тут же крикнул легавый.
- А что? – Демон ещё повысил голос. Он сложил пальцы пистолетами и прицелился в легавых.
- Быстро на колени!
- Не хочу!
- Сейчас сам упадёшь…
Бабах!
Два синхронных взрыва. Две линии смерти. Две черные дыры. Два трупа со снесёнными башнями упали одновременно на пыльную землю, посмертно сжимая чёрные дымящиеся пистолеты в руках.
Демон стоял, и в руках его блестели «орлы». А между руками стоял Плохиш. Он был ниже Демона. Он упал на колени, и из груди брызнула кровь. Демон успел поймать падающего на землю Плохиша. Кровь не текла из груди, она из неё выплёвывалась.
- В лёгкое попали, - сказал Демон. – Думаю, это как раз тот случай, когда придётся использовать больницу по назначению.
Завизжали шины на дороге. Ганнибал сбежал.
Я выбежал на дорогу, но он уже скрылся. За мной, почти под ручку, бежала Вдова. А потом на дорогу выбежал и Демон, неся на руках Плохиша, которого перевязал собственными же бинтами.
- Мы проезжали мимо больницы, отсюда не далеко, - сказал он. – Не время гоняться за призраками злобы.

Если уж искать смысл в существовании человечества, то только в поликлинике. Какими бы они не были коррумпированными, тяжелобольных и раненных они сначала лечат, а потом уже спрашивают страховку. По крайней мере, в этой было так. Пока мы несли по коридорам больницы задыхающегося собственной кровью Плохиша, расталкивая всех зевак и больных, пока скрипели колёса носилки я задал лишь всего один вопрос, на который Демон не ответил.
- Скажи, Плохишу сейчас гораздо лучше Ганнибала?
С пулей в лёгком не поспоришь. Но я был уверен, что Плохишу сейчас гораздо лучше, чем Ганнибалу. Потому что у Ганнибала никого не было. А Плохиша тащили в больницу сразу три человека. Три верных друга. И глаза его смотрели на нас не с удивлением, но с благодарностью.
Двери хирургического отдела закрылись перед нами. Нам туда было нельзя.
- Хотелось бы вернуть свою тачку, - сказал Демон.
- И как ты представляешь себе это возможным? Он, наверное сейчас уже за много-много километров.
Демон посмотрел на меня, как будто я сморозил глупость.
- Да он метров сто проехал, не больше. Там бензина-то было … на донышке.
- Ты остановился из-за этого?
- Да, я подумал добежать до ближайшей заправки и купить канистру бензина.
- И что с тобой случилось?
- Ты про кровь? Я не знаю, но я не дам врачам ко мне прикоснуться.
Я взглянул на кровавый след от его ботинок.
- Знаешь, тебя преследовать сейчас гораздо легче, чем больных острым расстройством кишечника.
Я сказал Вдове:
- Оставайся тут и присмотри за Плохишом. Если тебя будут спрашивать, то ты просто проходила мимо и не знаешь, кто он.
- И что ты задумал? – спросил он меня, когда мы направились к выходу.
- Акт возмездия, а ты, что подумал?
- Ты так ничего и не понял? – Демон остановил меня, схватив за плечо.
Я сильно оттолкнул Демона.
- Хватит! – сказал я. – Ты сам только что сказал, что хочешь вернуть тачку.
- Хотелось бы вернуть тачку, но в ней нет никакой необходимости.
- Тогда зачем ты мне это сказал?
- Чтобы начать с тобой этот разговор.
Демон схватил меня за грудки, когда я переступил порог раздвигающихся входных дверей. Я его оттолкнул.
Теперь Демон стоял и преграждал мне путь к выходу.
- Вот так ты помогаешь Плохишу?
- Ему помогают врачи. А мы ему никак не сможем помочь.
- Мы можем отомстить!
- Ты всю жизнь живёшь грёбанной местью и кто ты?
Допустим, я – живой, осязаемый человек, а не как ты, кучка несуществующего тряпья.
- Допустим, я – человек, - сказал я и Демон рассмеялся.
- Ты не человек. Ты – всего лишь оболочка. Замкнутая система, которая не подпускает никакие изменения. Варишься в собственном соку и жалеешь себя каждый божий день. Единственное верное решение, которое ты принял в своей жизни, это было решение отправиться за тем, чтобы прикончить меня, но ты даже этого сделать не смог!
Я достал из кобуры пистолет, и Демон тут же его выбил из моих рук. Он схватил снова меня за грудки и швырнул на диван с такой силой, что диван перевернулся вместе со мной. У меня в руках остался рукав его плаща.
- Это не по-христиански! – сказал он мне, подняв меня над землёй и прижав меня локтём к стене.
Я нажал на одну из его свежих ран, и он засмеялся.
Маленькая кровавая щекотка.
Я попытался оттолкнуть его, но он перебросил меня через себя, сломав какой-то хлипкий столик. Мы напоминали бойцов из шоу-реслинга. Он три раза хорошенько влупил мне по лицу так, что я почувствовал, как под языком теперь лежит один из моих зубов.
Маленькие щепки впились мне в спину. Он прижал меня, полностью зафиксировав всё моё тело, и только сейчас я заметил, что все в страхе смотрят на нас и боятся что-либо сделать. Или им это нравится.
Он держал меня и пыхтел мне в нос.
- Ты даже не представляешь, как вы похожи с Ганнибалом.
Он сказал:
- А ты знаешь, что он не убил свою любимую дочурку? По крайней мере, так сказал ему твой шеф. И он не захотел её убивать. Он не переступил заветную черту! За нас он бы получил нехилые гонорары, как ему обещал твой шеф. Даже теперь, когда все финты выполнены, когда все наши козыри раскрыты, мы остаёмся самыми опасными нарушителями бреда, о которых упоминают в газетах. Даже сейчас, когда ты – мой сообщник и брат, ты сможешь за меня любимого получить полную амнистию и даже чуточку сверху, потому что все эти годы, быть может, я так усердно старался быть плохим ради тебя. Чтобы преподнести тебе подарок хоть на один день рождения. Ну, или на свадьбу.
Он прижался лбом к моему лбу и прошептал:
- Как бы ты ни пытался меня ненавидеть, тебе всё равно будет тоскливо, когда я умру. Это закон. Один из не бредовых законов нашего бытия.
Он сказал:
- Хватит, брат, хватит злобы! Её слишком много в нашем мире. Ты не видишь? Ты не заметил?
- Ганнибал… - процедил я сквозь зубы.
- Единственный человек, которому ты обязан мстить – это я, как ты не можешь этого понять?! – прикрикнул Демон. – Ганнибал … за годы уголовщины, что я прожил, я понял одну маленькую вещь. Не все предатели достойны мести. Не все её заслуживают. Ганнибал не заслуживает. Он – просто трус. А вот я заслуживаю. Я долго к этому шёл, братишка! – Демон улыбнулся. – Ты – мой мститель. Я – твой Демон, как ты это не понимаешь?
У каждого человека есть враг, мой брат. Каждый человек имеет рамки собственной фантазии и стремлений, которые ограничивает тот, кто тебя принижает. Чаще всего этот враг живёт в самом тебе, но есть и запущенные случаи вроде нас с тобой. Мы имели своих демонов. И чтобы добиться возможности совершенствоваться мы были обязаны от них избавиться.
Демон сплюнул кровь на пол и поднял меня без усилий.
Он достал одного из своих «орлов» и вручил мне.
- Давай по нашему, по-мужски, - сказал он и сложил руки в замок за головой, откинувшись и придав себе вид расслабленного на диване человека. – Только на этот раз не бей меня по лицу.
Почему, когда я навожу на него пистолет, у меня дрожат руки?
Когда-то давным-давно, когда нам было ещё по 15, я стоял у стены и наблюдал за тем, как дети с младших классов гоняют мяч по игровой площадке. Больно зудел фингал под глазом.
Ко мне подошёл Натан, пряча руки в карманах, как какой-нибудь гопник. Он оглянулся по сторонам. Я заметил у него в уголке рта, прилепленную к губе сигарету.
Он спросил:
- Зажигалка есть?
- Натан, ты же не куришь.
- Курю.
- Я бы заметил.
- Просто я от тебя скрывал это. Не хотел, чтобы ты за мной пошёл.
- И что же изменилось?
- Курить хочется, а прикурить не у кого.
- Знаешь, сигареты убивают.
- Чушь.
- Учёные доказали. Сигареты убивают ежегодно миллионы человек.
Натан взял сигарету в руки и бросил её на землю.
- Хрена с два, она меня убьёт! Меня никто не убьёт.
Маленький неестественный спектакль, которому не хочется верить.
Он пошёл в школу.
Я ему крикнул вдогонку:
- Если бы курил, то так быстро бы не бросил!
- Вот и проверим, - ответил он мне…
Отчего же я не могу выстрелить в тебя, мой дорогой Демон?
- Давай, не торопись, у нас полно времени… - пробурчал Демон всё в той же позе, не открывая глаза.
Я не боюсь убивать. Я уже убивал. И несколько теней висели за моей спиной и наблюдали за мной нечеловеческими красными глазами.
Но я смотрел на Демона и видел целую тьму за его спиной. Тонны унесённых душ весом по 23 грамма.
Я смотрел и видел в нём самое плохое, что есть в человеке, ведь, при мне он прострелил плечо маленького пацана, чтобы отвлечь на себя преследовавших меня легавых когда-то давно.
А ещё я видел человека, что поднялся с запачканного кровью снега, утерев слюни на распухшей губе. Который взглянул на меня, подмигнул и фантастически идеально избил трёх бугаёв, втерев их в снежные сугробы. Защитив меня. Пролив на красивые и идеальные формы снежинок немного крови.
Маленький ещё черноволосый пацан иногда ходил со мной в школу в начальных классах, а потом его подменял Натан, каждый раз вздрагивая за партой.
Всё ещё не понятно?
Я опустил пистолет и обречённо выдохнул.
- Вот в этом и есть вся разница между нами, братишка. Когда-то давно я убил своего демона. А ты до сих пор не можешь.
И ты не станешь настоящим человеком. Никогда.
Нас окликнул старческий голос, и мы взглянули на крыльцо перед поликлиникой.
У самого подножья ступенек стоял Ганнибал, а в руках у него блестел новенький скорострельный дробовик, смотревший в нашу сторону.
- Чёрт, Ганнибал! – воскликнул Демон и хлопнул меня по плечу. – Ричи, иди ставь чайник, такие люди редко приходят!
- Я хотел извиниться! – с трудом выдавил старик, и сильно закашлялся.
- Ну что ты! Ты не виноват. Виноват я, что в тебе ошибся. Ты бы до такого не опустился, будь ты действительно убийцей собственной дочери.
- А зачем ты пришёл на самом деле? – это был я.
- Чтобы убить вас.
Демон, было, начал говорить про то, как пафосно Ганнибал это произнёс, но я оттолкнул его прежде, чем старик успел выстрелить. Оттолкнул его и лично принял дробь телом.
Десятки точек боли. Десятки телебашен на теле земли верещали о конце света. В горле кровь, в глазах – потолок. Спина дико болит от щепок, что впились в кожу.
Я успел заметить, как Демон сломал Ганнибалу шею, прижав её к спине, прежде, чем меня накрыло белым туманом халата врача.
Когда-то давно в маленького мальчика, по имени Натан, вселился демон…

Меня зовут Акил. Но все любя зовут меня Кила. Если брать во внимание английский язык, это, должно быть, как-то связано с убийством. A kill. Я только сейчас об этом подумал.
Кажется, мне где-то около 35-ти. Я точно не помню, потому что не справлял свои дни рождения с того момента, как Натан умер. Надо бы посмотреть в паспорте.
Многочисленные шрамы на моём теле в данный момент говорят о том, что в пятнадцати разных местах меня пронзили мелкие дробинки от одного абсолютно нелогичного и неразумного предателя.
Я ненавижу стариков! Я ненавижу Ганнибала из грёбанной Команды «А»!
Быть может, я ничего не представляю в этом мире. Возможно, я вообще никто, хотя это чуть более, чем полная правда.
Когда-то давно я хотел было поверить в своё отсутствие и просто исчезнуть. Мне казалось, что все так делают, что надо только поверить. И судьба сжалится и вычеркнет из списка живых. Сотрёт.
Но всё оказалось куда более жёстко, чем должно было быть на самом деле.
Меня зовут Акил, и у меня, как уже все поняли, есть брат, страдающий раздвоением личности. На самом деле моего брата зовут только Натан, а Демон вмешался в нашу жизнь в тот момент, когда отец швырнул Натана головой о кафель на кухне. Я уже подозревал это в тот момент, когда он попросил у меня прикурить, но полностью уверился в тот момент, когда он впервые назвал меня Ричардом. Он просто не смог вспомнить, что меня зовут Акил. Но теперь проблема решена. Натан умер. В тот же момент, когда убил своего отца. Я не смог ему в этом помочь, потому что лежал в больнице с опасной травмой позвоночника. А потом, спустя несколько месяцев, он пришёл в мою палату и я заметил, что он покрасил свои волосы в пепельный цвет. Он сказал, что Натан умер. Я не хотел ему верить, но ещё я не хотел верить и в то, что мой брат не хочет со мной говорить. Приходилось выбирать.
Меня зовут Кила, и мою душу никогда не покидают сомнения. Теперь сомнение стало верой. Я хочу верить в то, что Натан ещё жив, что никакого Демона никогда вообще не было. Что это был всего лишь гениально разыгранный спектакль длиной в жизнь.
Меня зовут Ричард. Такое даже на одних моих водительских правах написано. Я ненавижу Демона. Но я не могу его убить, потому что краешком души я всё равно сомневаюсь (смотри: верю), что Демон и есть Натан.
Меня зовут Кила. Я – обладатель лучшего брата на свете.
Когда я открыл глаза, все были на месте.
Демон в свежих бинтах. Вдова с опухшими глазами. Все спали в креслах. Пищала машинка, повторяя мой пульс.
Я смотрел на них и совершенно не чувствовал боли. В этой маленькой самоубийце. В этом большом убийце. Луна кралась сквозь жалюзи окна и оставляла тонкую полоску света на нежной щеке Вдовы. На морщинистой и испещрённой шрамами ладони Демона.
Они были единственной моей семьёй. К сожалению.
Полноценная семья. В которой был брат, которому хотелось бы подражать. Сексуальная сестрёнка. Глупенький племяша, подавшийся в субкультуры. И старый дед-нацист. Ненавижу стариков и их отвратительный запах. Запах приближающейся смерти.
Конечно же, я любил их всех. Кто бы среди них меня не предал, я бы их всех простил, потому что они – моя родня. Пусть и неволей, но семью связывают нити привязанности.
- Тебе удобно? – спросил, улыбнувшись, Демон. – Для мягкости мы подложили под кровать двух легавых. Должно быть мягче. Эти больничные койки – просто ужас.
Всё было хорошо.
- Ты проснулся! – воскликнула Вдова и сразу же подбежала к койке. Веки почти засохли, но новые потоки слёз хлынули наружу. – Мы боялись, что ты не очнёшься!
- Она сомневалась, а я был уверен в своём братишке, - добавил Демон. Он даже не встал со своего кресла, но от него я сейчас чувствовал больше тепла. Больше концентрированного тепла.
- Это всего лишь царапины, - сказал я, сглотнув засохшую слюну, которая стояла у меня в горле словно неделю.
- Ты спишь уже полтора дня, Рич! Ты слишком хлюпок.
- Как Плохиш? – спросил я, пытаясь не кричать, но говорить громче всхлипов Вдовы, которая взяла меня за руку и стала об неё тереться.
Впал в кому, сказал Демон.
- Вот, чёрт…
Я начал срывать с себя все датчики, вытаскивать все иголки воткнутые в моё тело. Стал освобождаться от дозы жизни.
- Нельзя! – промычала сквозь сопли Вдова. Она пыталась помешать. Но не получалось.
Я встал на ноги и понял, что за эти полтора дня я разучился на них держаться. Демон меня подхватил. Он улыбнулся и потащил меня к выходу.
Не зная, как мне помешать, Вдова сдалась и просунулась под второе моё плечо и мы пошли по коридору поликлиники. Пустой тоннель чистоты.
На нашем полушарии земли сейчас была ночь.
- Помнишь тот день, когда ты мне вправил плечо? – спросил Демон.
- Я вправлял его Натану. Ты появился после.
- Да, но я про тот момент, именно, когда ты меня подхватил и потащил обратно к кровати. Кажется, теперь мы поменялись местами, братишка.
- Должок вернул.
В палате Плохиша было пусто. Кроме самого Плохиша.
Пищали приборы, дышали механизмы. Бедный пацан был напичкан иголками, катетерами, его облепили всякими присосками. Ему наконец-то помыли волосы. Он стал похож на человека. И лицо перестало быть таким бледным, как раньше. И такая беззаботность на лице. Он впервые мне показался живым. Простым милым парнем, который предположительно виртуозно играет рок, нюхает кокаин и требует от всех, чтобы его звали Курт.
- Дружище…
Я положил руку ему на грудь и почувствовал, как вибрируют стенки лёгких от вдуваемого механизмом воздуха. Тело свистит. Душа поёт.
- … прости, что не смогли тебя уберечь.
Говорят, он может очнуться в любую минуту. Хоть вчера, хоть через двадцать лет.
Если бы не ты, Плохиш, возможно мы бы все сейчас были мертвы. Если бы ты не закрыл телом Демона, то тогда бы именно тебя я оттолкнул бы от входа, но с той разницей, что ты бы не смог справиться со скорострельным дробовиком дедушки Ганнибала. Ты сделал единственно верное решение в этой ситуации.
Маленький чистый самоубийца. Самый светлый из всех благодетелей.
Скорей всего, он точно не очнётся в ближайший год – так говорят врачи.
Прощай, друг. Мы будем тебя навещать…
Когда мы уходили, я кое-что заметил:
- Они вставили мне зуб?
- Да, я попросил, чтобы тебе вставили самый дорогой и натуральный протез. А то ты выглядел непрезентабельно.
И я имел в виду, что мы не уходили из палаты. Мы уходили из поликлиники. Освободив легавых, что лежали под моей койкой, заблаговременно вырубив их из сознания. Мы взяли их машину.
Я ещё никогда не чувствовал такую пустоту в машине. Когда на заднем сидении сидела только одна Вдова, гонявшая во рту карамель. Когда Демон, словно загипнотизированный, смотрел прямо перед собой большую часть нашей поездки. На сидении пассажира.
Мы возвращались домой.
Точней мы возвращались к моему шефу, который обещал отпустить нам все грехи за Демона. Так сказал Демон.
Моё желание посадить его в тюрьму всё ещё тлело, всё ещё было. Но как-то теперь я не злился, когда он называл меня моим братом.
Как назло никакие мысли не лезли в голову.
Абсолютно.
Все молчали. Как назло, все темы для разговоров разом умерли. Стали не нужны. Бесполезны и совершенно не интересны.
Меня зовут Акил, и я веду своего брата на суд. На месть. На исполнение долга.
Когда я остановил машину, припарковал её в участке, нас уже заметили. Стали оглядываться. Коситься и перешёптываться.
Демон смотрел только перед собой. С неестественно широко открытыми глазами.
- Демон, - сказал я, но он не отреагировал.
- Демон! – я повысил голос и толкнул его в бок и он очнулся.
- Что? Извини меня. Я что-то пропустил?
- Мы приехали.
- А, отлично, - Демон глубоко выдохнул и кивнул головой.
- Протяни руки…
Я застегнул на нём наручники и повёл через стоянку к входу в здание. Вдова отказалась сидеть в машине, и пошла за нами.
Странная картина со стороны, наверное.
В кабинете шефа Демон во всём сознался. Сознался в том, что принуждал нас всех действовать по его указаниям. Он накачивал нас специальными психотропными препаратами, чтобы мы подчинялись ему. Что во всём виноват он любимый.
После каждого демонского утверждения шеф смотрел мне в глаза и задумчиво кивал.
Потом он сказал, что в один момент Акил оказался сильнее этих препаратов, и, воспользовавшись невнимательностью преступника, скрутил его. И повёз прямиком сюда.
Шеф смотрел на меня и кивал.
На стене у него не висел какой-нибудь президент. На стене у него висели жена и двое детей. Они были похожи на Плохиша и Вдову. Только были моложе лет на пять.
В столе у шефа всегда был спрятан обрез, к которому он мог молниеносно дотянуться и разложить покусившегося на атомы.
Шеф всегда курил.
В какой-то момент Демон замолчал, а потом сказал раздражённо:
- Сигареты убивают.
И совсем другой интонацией он добавил:
- Ещё посмотрим, кто кого!
Он сказал:
- Я – убийца сигарет.
Он выхватил сигарету изо рта шефа так быстро, что тот не успел опомниться. Он выхватил её и затушил ногой.
- Я победил! Не курите больше. Сигареты убивают.
Шеф ошарашено взглянул на меня, а я улыбался…
В тюремной одежде Демон выглядел всё так же величественно, как и в своём излюбленном плаще. Держал при себе своё постельное бельё и шёл по сырому коридору под восторженный гул заключённых.
Его осудили на пожизненный срок.
- Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось? – спросил у меня Демон перед тем, как переступить порог клетки. – Это то, что ты всегда гнёшь свою линию. Не важно, что ты делаешь это ужасно нелепо, но ты всегда отдавал предпочтение постоянству. Ты – как мой антипод, братишка.
Он сказал:
- И я не виню тебя за то, что тебе не хватило храбрости меня убить. Просто, не всем из нас суждено быть свободными. Но и в цепях можно научиться жить, не так ли?
Он сказал:
- Сделай мне одолжение, - он меня крепко обнял. Я его обнял тоже. Под надзором пугливого охранника. – Живи честно. Я не хочу тебя здесь встретить.
- Но ещё, - вдруг добавил он. – Всегда помни о том, что сходить с ума порой гораздо важней, чем просто молчать и ничего не делать.
- Уже поздно, - ответил я.
- Никогда не поздно.
Он шепнул мне на ухо:
- Рассказать один секрет?
Он захихикал.
- Я здесь не задержусь. Я не буду сбегать, меня выпустят отсюда сами. Я буду настолько приятным и послушным, что у них не останется выбора.
- До свидания, брат.
- Пока, брат…
Решётка со скрежетом заперлась.
Под гул преступников я ушёл, а Демон провожал меня взглядом, держась за прутья клетки.
Неважно, как это случилось. Неважно то, что это предсказывало. Важно то, что когда я вышел из здания, меня встретила Вдова. Мы взялись за руки. И хотя бы этот аспект истории вышел более светлым, чем чернота.
Плохиш так и лежит в коме.
Я навещал Демона, и с каждым разом, мне становилось всё трудней с ним говорить. Он не мог удержать нить разговора, часто отвлекался, уходя в транс.
В конце концов, в один день я пришёл уже не в тюрьму. И не в больницу.
Я пришёл в белую-белую психиатрическую лечебницу.
- Натан на четвёртом этаже, - сказала мне девушка из администрации.
«Демон!» - поправил я мысленно. – «Демон, дура! Его зовут Демон!»
Психиатрическая лечебница – это такое место, где туманные кошмары становятся гуще. Где волнение переходит в панику.
Если ты здоров.
Если же ты здесь находишься по справедливости, то всё в порядке, то это – просто рай. Белый, начищенный рай, в котором то и дело от стен эхом по коридорам несутся аморальные стоны и визги.
Маленький светлый ад.
Двадцать три, двадцать четыре…
Демон сидел на своей койке.
Просто сидел.
Просто смотрел на стену перед собой.
Целый день.
- Ну как ты тут? – спросила Вдова, присев на корточки перед ним.
Демон не взглянул на неё.
Вдова попыталась встать так, чтобы попасть под его взгляд и её передёрнуло, когда она всё-таки поймала его глаза.
Взгляд опухших, мёртвых глаз. Взгляд с того света. Как же не повезло этому бедному телу! Прожить две жизни и жить после смерти…
- Плохиш всё ещё в коме, - сказал я, поднимая Вдову, упавшую на задницу от испуга. – Спасибо, что ты заплатил за его обеспечение. И за Вдову.
- Да! – сказала Вдова. – Я уже закрыла первую сессию. Вот, смотри…
Она показала Демону свою зачётку.
- Я, наконец, уволился с работы. Пошёл работать по специальности – инженером вычислительных приборов.
Демон смотрел вперёд.
- Мне скоро уже 18 исполнится!
Мы просидели так полчаса. Рассказывали ему, то о нас с Вдовой, то о совсем отвлечённых темах. Как назло, все темы воскресли только сегодня.
Демон только моргал глазами. Но молчал.
Встав в дверном проёме, Вдова бросила переполненный грустью взгляд на меня. И на моего брата … братьев. Она не смогла сдержать слёз.
Вдова пошла вниз, забирать из гардероба одежду. Я задержался.
Я поймал взгляд его глаз, встав перед ним, и меня тоже передёрнуло. От темноты его взгляда.
- Какое бедное тело… - прошептал я.
Я сказал:
- Слушайте, ребят. Мне вас так сильно не хватает. Не представляете насколько. Насколько мне не хватает того, кого я люблю, и кого я ненавижу…
Я засмеялся.
- Натан, прости, что я так и не смог придать твоё тело земле. Жаль, что так вышло.
- Демон, прости, что я так и не смог тебя убить. Но ты ошибся. Ты – не мой демон. Я понял, что именно меня сдерживало. И от этого вдвойне обидней, что я не смог оказать тебе ту маленькую услугу, о которой ты просил.
Я вижу, как страдает ваше тело, братья. Если вы всё ещё там, мёртвые души, закрытые в этом странном теле. Если открытые глаза оболочки означают, что вам нет упокоения…
Я глубоко вздохнул…
- В любом случае одни страдания. Одна боль, одно зло. Простите меня, братья.
Я оттянул подбородок Демона-Натана, открыв рот, и вложил туда небольшую капсулу. И закрыл рот моих братьев.
- Когда вы её проглотите … в общем, я уже вас потерял. Потеряйте и вы меня. Для честности.
В последний момент я был готов поклясться, что зрачки дрогнули, разглядели мои глаза. В какой-то момент смерть пропала. Как прощание.
Прощай, Натан. Прощай, Демон.
Период моего детства и подрастания. Моего буйного максимализма, сопряжённого со скованностью страхом.
Прощай школа, будь она неладна. Прощай память об одноклассниках и об учителях, мне всё равно до вас нет дела.
Прощайте старые обугленные руины дома. Прощайте могилы родных, мне как-то стало всё равно, благоволят ли мне духи.
Прощай, грёбанный мир, но не думай, что я тебя от себя избавлю, хе. Хоть это и звучит, как прощальный поцелуй, но фиг тебе, Земля. Я остаюсь.
Мы были обеспечены. Благодаря незаконным вложениям Демона. Могли учиться, могли работать, могли жить.
Я слышал, что почти никто не живёт полностью честно. И если покопаться, в каждой семье кто-нибудь да заслуживает отсидеть в тюрьме.
Демон завещал жить справедливо и хочется исполнить хотя бы одну его просьбу.
И когда мы с Вдовой вошли в это ненавистное место, в участок правоохранительных органов. В логово к легавым … смотри-ка, похоже звучит! … все меня уже приветствовали. Как человека, что поймал одного из самых опасных преступников, о которых писалось в газете в последнее время.
Я пошёл прямиком к своему шефу. В его кабинет с семейным портретом на стене. Я стоял в дверях и улыбался. А сзади крепко-крепко меня держала за руку Вдова.
- Привет, - сказал он мне.
- Привет, - сказал я.
Я сказал:
- Хочу сделать заявление.
Вдова шепнула мне на ухо, может не надо? Я ответил, что так надо. Так просил Демон.
Я сказал:
- Я забеременел! Шутка!.. Ладно, простите… я серьёзно хочу сделать заявление. Вы должны меня посадить в тюрьму.
- По какой статье?
- Растление малолетних.
- Что?
- Вот…
Я вытянул из-за своей стены Вдову. Молодую очаровательную девушку, что смущённо помахала рукой шефу.
- Помните её? Ей сейчас только 17 с хвостиком.
- Мне почти 18! Сэр, может, это не считается?
- Что?
Шеф недоумевал.
Демон завещал жить честно. Я хочу жить честно, но для этого нужно избавиться от грехов.
- Я ещё в детстве убил человека, но думаю, это уже доказать не сможете. А вот то, что я был очень близок с этой девушкой – раз плюнуть!
- Но я ведь была согласна. Да это я на него набросилась, я подмешала ему кое-что в еду. Он не виноват!
Она шепнула мне на ухо что-то про устричный порошок на сосиске той ночью.
- Ни черта подобного! Я сам уже давно хотел на тебя наброситься. А алкоголь – не оправдание. Ну, так посадите? – спросил я с надеждой.
- Я не понимаю.
- Суров закон, но это – закон!
Неважно уже, действительно ли меня посадят, хотя я всё меньше в это верил. Просто, Вдова бы меня дождалась, я уверен. Два года – не такой уж большой срок. Деньги есть, работа есть, университет тоже есть. Дом есть. Она бы меня навещала. К тому же за примерное поведение я был уверен, что мне бы круто скостили срок, учитывая прошлые заслуги.
Быть может, в скором времени очнулся бы Плохиш. Через год, или два. Пожил бы с нами первое время, пока не окреп бы и не очухался.
Шеф посадил меня. Чисто символически, на несколько недель. Из-за уважения ко мне.
А там, в моей камере мне попался странный сосед. Он «пссс»нул мне и поманил рукой, сидя на своей койке.
- Ты же Ричард? – спросил он, еле сдерживая смех. – Ты Ричард?
- Допустим.
Он вдруг абсолютно безумно хохотнул, прикрыл рот рукой и стал тыкать в меня пальцем.
- Ты Ричард! – говорил он, смеясь, как гиена. – Я твой фанат! Всей вашей банды!
Он постучал кулаком по груди и пробасил:
- Контрдобро!
Он сказал:
- Здесь полно ваших последователей! Половина этой тюрьмы заполнена добродетелями.
Маленький горбатый безымянный человек сидел на верхней койке и по-детски болтал ногами взад-вперёд.
- Мы затеваем побег, - сказал он.
Он пригнулся ещё ниже и чуть слышно зашептал:
- Как вы с Демоном завещали. Нас стало достаточно много, чтобы, наконец, изменить этот мир…
Всё под контролем, сказал он. Добро и истинная справедливость восторжествуют…