…Этот кабинет знал и лучшие времена, но сейчас здесь царил неистовый Хаос, при внимательном рассмотрении переходящий в самозабвенное изящество и красоту.
Не даром же нас так восхищает вселенский беспорядок…
Портреты старых, но не стареющих писателей и поэтов… пыль не пощадила даже гениев. Парты, казалось, испытали на своем теле все муки девятого круга Преисподней. Старые окна, свет из которых лился необузданно и бесконечно, могли рассказать о самых сокровенных тайнах этого кабинета. И дверь, чье сознание скрипело от боли, причиняемой грязными людскими руками, в коих с самого рождения не было изящества, и не будет его до самой смерти.
На самом деле этот кабинет был бы самым обыкновенны, если бы не взгляд девушки, сидящей передо мною. Нет, конечно, я видел только спину, но был непоколебимо уверен, что сейчас в ее очах отражают свои тайны и очарование сами звезды вселенские, пылающие страстью, и бесконечно одинокие.
Когда же она повернулась, восхищение мое застыло в зените: пред взором моим целый мир. Сладкие нежные губы изощренно сплетаются в агонии ласковых слов, оголенная шея притягивает, как земной магнит, а в ее волосах пожелал бы утонуть, пожалуй, сам «Титаник». Но ничто, ни одно мое слово не стоит этих глаз: страстных, нежных, и одиноких, словно звезды…
Скажи мне сейчас сам господь бог, что ведает цену, которую мне приходиться платить каждую секунду своей тленной жизни, чтобы восхищаться истинным произведением природного искусства, что сейчас сидит передо мной, но не сметь посягать на ее тайну, я бы ответил ему, что он лжет. Ибо лишь во взгляде ее бесконечном я взираю на правду, а слова – только ложь.
И потому уже сотни лет молчат портреты писателей и поэтов на стенах; потому и парты израненные не стонут под гнетом студенческого изощренного ума; потому и окна скрывают тайны, через себя пропуская уже грязный солнечный свет… И потому она никогда не узнает, как в молчанье рвется мой разум, на нервных струнах играя реквием любви…
Просто я не хочу ей лгать.