глава тринадцатая.
ЧАСТНЫЙ СЫЩИК ШЕРЛОК ХОЛМС «IN VIVO»
Я полагал, что после таких шокирующих событий, как посылка с мертвецом, миссис Хадсон если и не попросит Холмса освободить квартиру, то, по крайней мере, не раз ещё выскажет ему своё неудовольствие. Ничего подобного. Она только сказала, что, если жильцов у неё теперь двое, то плату за квартиру мы можем разделить пополам, но за питание и прачечную, увы, придётся сумму несколько увеличить, и она извиняется, что не предусмотрела этого заранее. Потом спросила, в котором часу я желаю завтракать, обедать и ужинать, вместе с мистером Холмсом или отдельно от него, пожелала нам удачного дня, подала завтрак и удалилась на свою половину.
- С чего вы думаете начать? – бодро спросил я, поглощая жареную ветчину с соусом – от болезни моей не осталось и следа, и аппетит был отменным.
- Исчезновение хозяйки меблирашек и пожар в «Голубом озере» - равнозначные пункты, требующие нашего присутствия. И там, и здесь след уже остыл, так что начнём, пожалуй, всё-таки с госпиталя. Ну, вы готовы, Уотсон? Идёте со мной?
Поскольку во рту у меня ещё была ветчина, я немного оторопел от его нетерпеливого тона. Позже, впрочем, я научился, как глотать всё одним куском, не прожёвывая, одновременно надевая пальто, так и спокойно заканчивать завтрак, не обращая внимание на нарастающее нетерпение моего компаньона.
Выйдя на улицу, мы сразу попали в руки мокрого ветра – погода делалась совсем уже неласковая, в ней чувствовалось дыхание зимы.
- Заверните поплотнее шарф, - с неожиданной заботливостью сказал мне Шерлок Холмс, - не то простудитесь – вы ещё слабы после болезни.
Мы пошли пешком, но не по улице, а куда-то во дворы, и буквально тут же оказались перед дверью чёрного хода госпиталя.
- Мне казалось, что это дальше, - признался я, удивлённо глядя на здание, выросшее перед нами словно по мановению волшебной палочки.
- Многое кажется далёким, если не избегать окольных путей, - философски изрёк Холмс. – Хотя порой окольный путь и кажется самым коротким.
С этими словами он толкнул железную дверь, и мы переступили порог царства мёртвых.
Мэртон в своём сером комбинезоне как раз обмерял рулеткой свою очередную «постоялицу».
- А, Холмс! – не оборачиваясь, вполне дружелюбно сказал он. – Я уже не чаял увидеть вас живым. Как и вас, брат Дэвида Уотсона.
- Отчего же? – небрежно полюбопытствовал Холмс и с места легко вспрыгнул на подоконник. Я понял, что с Мэртоном они знакомы давно и близко.
- Всё из-за этого пожара в «Голубом озере». Я ведь знал, что вы пойдёте туда, вот и подумал, что без вас не обошлось.
- К моменту пожара нас обоих там уже не было, - сказал Холмс. – Хотя вы правы: без нас не обошлось. Я читал сегодня «Спотс» и «Таймс». Они пишут по-разному, но об одном: на пожаре погибли люди. Вы что-нибудь об этом знаете?
- Конечно, - невозмутимо отозвался Мэртон. – Они оба здесь. Они – мои клиенты.
- Оба? – переспросил, нахмурив брови, Холмс. – Там было два тела?
- Поэтому я и встревожился за вас, джентльмены. Видя упрямство уважаемого коллеги, - он кивнул в мою сторону, - я не мог не предполагать, что он наведается в «Озеро» немедленно, а немного зная вас, Холмс, был уверен, что вы пойдёте за ним.
- Вы немного ошиблись, - сказал Холмс. – Это он пошёл за мной. Но суть дела не меняется. Так вы приняли покойников за нас?
- видит бог, у меня были все основания так поступить. Судите сами – я предоставлю вам их полицейское описание, а потом, если хотите, можете взглянуть.
Он поискал в ящике стола и протянул нам официального вида бумагу.
«Обгоревшее тело, - прочитал Холмс вслух, - принадлежит мужчине около тридцати лет, пять с половиной футов – рост определён приблизительно, так как сильно обгорели ноги. При жизни волосы, видимо, светлые, глаза серые или зелёные, был одет в светло-серый костюм свободного покроя, на часовой цепочке брелок: серебряный шарик с надписью: «Нетли. Теннисный клуб»». Это же ваш брелок, Уотсон! Да и костюм, вероятно, тоже ваш. Теперь понимаю. А кто второй?
Он вычитывал всё это с полнейшим хладнокровием, меня же замутило – я словно слышал описание собственного трупа. Особенно вот это: «сильно обгорели ноги». Я почувствовал, что вполне могу упасть в обморок и поспешил расстегнуть сдавливавший шею воротничок.
- Вам не следовало идти, - мягко сказал, тронув меня за плечо, Холмс. – Вы ещё не оправились от болезни.
- Нет, - сказал я. – Просто это ужасно, вот и всё.
- Тем не менее. Я дочитаю? – Холмс чуть тряхнул бумагой в руке, и она зашуршала. – Или... нет?
- Дочитывайте, - обречённо потребовал я.
- Здесь описание другого тела. Вот: «Около тридцати – тридцати пяти, худощавый, шесть футов, цвет глаз не определён, природный брюнет, парик и женская одежда». Гм... Вы решили, что это я был в платье, Мэртон?
- С вас станется, - спокойно ответил Мэртон, вытирая руки. - Кстати, у этого молодчика проломлен череп, хотя умер он не от этого. Отравление угаром.
Холмс быстро посмотрел на меня, в его коротком выдохе я почувствовал облегчение: всё-таки «жеманник» умер не от его удара.
- Хотите посмотреть? – осведомился Мэртон, походя к накрытому простынёй столу.
«Нет, ни за что. Совсем не хочу», - подумал я, но Холмс с готовностью пододвинулся ближе.
Мэртон сдёрнул простыню. То, что находилось под ней... Я отшатнулся, крупный пот выступил у меня на лбу.
- Ну что, Уотсон, узнаёте? - донеслось до меня словно сквозь туман.
- Не... не знаю... Я не могу... Простите! Я стремительно бросился к двери и, вырвавшись на воздух, согнулся пополам от спазмов.
Холмс вышел через минуту – бледный, но спокойный. Остановился в дверях и закурил.
- Ну что, вам легче, доктор?
Я, тяжело дыша, прислонился к стене.
- Понимаю, что выгляжу слабонервным, Холмс, но я...
Он успокаивающе похлопал меня по плечу:
- Это ничего. Мне тоже стало не по себе. Но одно совершенно точно: человек в парике и женском платье – тот самый, которого я травмировал в подвале «Озера» прутом. Его личность загадки не представляет – это Виктор Сервет. Привлекался к суду за сексуальные домогательства дважды, и во второй раз получил полтора года тюрьмы. Незначительная фигура. Патологическая склонность к мучительству – думаю, его просто использовали, как наёмника. Что касается другого, это уже более интересно.
- А что с ним, с другим? Вы знаете его?
- Как раз нет, даже не догадываюсь. Поэтому я и удивлён. Кого и за что понадобилось убивать таким образом? Вот что, доктор: я еду сейчас в «Голубое озеро». Хотите со мной или для вас это, может быть, будет тяжело?
- Нет, я непременно поеду.
- Ну что ж, я уже не рассчитываю отговорить вас от участия в этом деле. По крайней мере, вы будете у меня на глазах – так мне спокойнее.
- Послушайте, - вспомнил я, - а барон Лейденберг? Он как будто бы должен быть замешан в это дело, как вы сказали. Вы больше не боитесь его.
- Боюсь? – Холмс поперхнулся дымом. – Разве я не сказал вам, что боюсь всего лишь двух человек в Лондоне? Или вы не поверили мне?
- Когда там, в спальне, Диомед пытался защекотать вас, ручаюсь, вы его боялись, - нанёс я удар ниже пояса – меня немного раздражала его самонадеянность, да ещё высокомерие в тоне, к которому я позже привык настолько, что перестал замечать.
- Не Диомеда, - протестующее поднял руку Холмс, - я лишь боялся, что не смогу противостоять позывам своего естества, то есть я боялся самого себя, а это не расходится с тезисом, мной заявленным, - и он резко коротко рассмеялся. – Что касается барона, он никогда не станет действовать против меня грубо и прямолинейно, особенно после моей беседы с инспектором Грегсоном. Мы его сейчас увидим, потому что нам придётся заехать к нему за разрешением на осмотр пожарища.
- А что с телом доктора Лея? – спросил я. – Вы не спрашивали о нём?
- Тела Лея здесь нет – забрали в полицейский морг. Но Мэртон видел его и разглядел на теле только посмертные раны, а причина смерти осталась неустановленной. Правда, там не хватает существенных деталей.
- Вот как?
- Шеи, Уотсон, правой ступни и полового члена. Все остальные органы и ткани носят следы заморозки. Мэртон сказал мне, что тело, по-видимому, долго сохранялось в каком-нибудь леднике. Я полностью доверяю суждению Мэртона. Мне и в голову не придёт ставить под сомнение его заключение эксперта. Ну а теперь поехали в Скотланд-Ярд.
На этот раз мы воспользовались кэбом. Несмотря на свою браваду с утра, я уже успел почувствовать усталость – очевидно, как последствие болезни. Но, разумеется, Холмсу жаловаться не стал.
В Скотланд-Ярде я с удивлением убедился в значительной популярности моего спутника среди блюстителей закона. По дороге от входной двери до кабинета инспектора Грегсона с ним раз десять раскланялись, трижды пожали руку, один раз приветственно помахали кистью и дважды отдали честь. Он же только сквозь зубы бормотал: «Здравствуйте, здравствуйте», - и шёл очень быстро, увлекая меня за собой.
В кабинете за столом сидел тот самый элегантный блондин, которого я видел у Мэртона в секционном зале. Перед ним лежала скрученная в рулон бумага с каким-то мелким машинописным текстом. Увидев нас с Холмсом, он поднялся, пристально глядя на нас с нехорошим прищуром.
- А-а, - протянул он, – господин Хо-олмс! Это вашими молитвами в Уатчэпеле творится чёрт знает, что, а мы все сбились с ног?
- Нет, - сказал Холмс. – Не моими. Грегсон, это доктор Уотсон. Мой... мой друг. Венеролог Уотсон, которого нашли в сентябре в Темзе – его брат. И боюсь, что он уже запутан в эту историю по уши, так что таится от него смысла нет никакого. Вы вот что... Вы дайте нам карт-бланш на осмотр номера в Пакэне, где он квартировал, и «Голубого Озера» - словом, этого самого «чёрт те чего», о котором вы, было, упомянули, и тогда я, возможно, смогу что-то в свою очередь сделать для вас.
Я, честно говоря, ожидал, что Грегсон опешит от наглости молодого человека, чуть не вдвое его младше, и разговаривающего с ним, маститым инспектором Скотланд-Ярда почти командным тоном, и, пожалуй, накричит, а то и погонит взашей. Ничего подобного. Обращение Холмса он воспринял, как должное. Более того – принялся сам немного заискивать:
- Этот «клеватель» прямо присосался, как пиявка, – пожаловался он, видимо, имея в виду Червиковера. – Работать, находясь под прицелом «Спотс», знаете ли, стоит нервов. А если он узнает, что Скотланд-Ярд – а ведь я всё-таки представляю Скотланд-Ярд, как ни крути – приглашает частного детектива, будто сам справиться не может...
- Будто? - насмешливо переспросил Шерлок Холмс, двинув вверх бровями.
- Мистер Холмс! - возмутился полицейский. – Просто лишнее время – лишние трупы. Один ум – хорошо, а два...
- Ладно-ладно, я не собираюсь давать Червиковеру интервью. Разве что вы сами проболтаетесь. Пишите записку, Грегсон – мы потеряли много времени из-за моих и доктора проблем – надо навёрстывать упущенное.
Пока Грегсон писал записку, Холмс нервно барабанил пальцами по крышке стола в дюйме от его локтя. Грегсона это раздражало, но он не воспротивился.
- Вот. Передадите сержанту в «Озере», а потом он сам проводит вас в меблированные комнаты.
Холмс сложил листок, спрятал во внутренний карман и, кивнув Грегсону, вышел. Я только и успел пробормотать: «Моё почтение», когда он за рукав выдернул меня за собой из кабинета.
- Как вы разговаривали с ним! – не без укоризны восхитился я уже на улице.
Холмс непонимающе нахмурился:
- Как я разговаривал с ним?
- Чёрт! Да с позиции силы – вот как! Послушайте, неужели вы, действительно, считаете себя умнее сыщиков-профессионалов?
- Да, конечно, - сказал он и отвернулся.
«Фантастическое самомнение», - подумал я, но промолчал.
На этом удивительное ещё не кончилось. Во дворе Скотланд-Ярда Холмс подошёл к чего-то, видимо, ожидавшему запряжённому экипажу с полицейским в форме на козлах и негромко окликнул:
- Джай!
- Да, сэр? – с готовностью наклонился к нему возница.
- Джай, отвезите-ка нас с доктором Уотсоном в Пакэн – инспектору Грегсону недосуг сопровождать нас, но он дал нам рекомендательное письмо. Вот это письмо. Отвезёте?
- Садитесь, пожалуйста, - с готовностью откликнулся полисмен, и Холмс деловито полез в экипаж, сделав мне знак следовать за ним.
- По-моему, вы позаимствовали этот экипаж без позволения, - заметил я, когда мы уже добрых пять минут ехали по Лондону.
- Мы позаимствовали, - невозмутимо поправил он. – Ничего, вам после болезни трудно много ходить, а Грегсону с его более чем внушительной комплекцией моцион не повредит.
Мы неспешно ехали, пока не оказались в уже знакомом мне районе наёмных домов. Тот, где я собирался было снимать квартиру выглядел как-то сиротливо, или в том повинны были расстроенные нервы - ведь я уже знал, что рыжую хозяйку, похоже, постигла печальная участь.
Холмс, выпрыгнув на ходу, быстро и бесцеремонно прошёл через незапертую дверь, поднялся по лестнице и, беспрепятственно оказавшись в моей бывшей комнате, принялся деловито вываливать на пол содержимое прикроватной тумбочки и ящиков стола. Я растерянно сопутствовал ему, втайне ожидая, что сейчас кто-нибудь войдёт, и разразится скандал.
Вскоре так и случилось – в комнате появился констебль в форме.
- Кто вы такие и что вам здесь надо? – сурово спросил он, подозрительно приглядываясь к нам обоим.
Я, честно говоря, ожидал, что Холмс тотчас предъявит письмо Грегсона и объяснится. Но он вместо этого пристально посмотрел стражу закона в глаза и проговорил некую тарабарщину:
- Упозакаюни могогоними пуслю заест кудотаменми, - после чего скрестил руки в запястьях, держа их ладонями к констеблю, повернул ладонями к себе и отчётливо лязгнул зубами.
Впервые после нашего своеобразного расставания во флигеле барона я вновь засомневался в душевном здоровье моего компаньона.
Констебль, однако, отступил, широко раскрыв глаза, и пробормотал:
- Сменею мевамшать, - и поспешно выскользнул за дверь.
- Что это был за цирк? – помолчав некоторое время, спросил я.
- Обмен любезностями единомышленников, - засмеялся Холмс. – Вы не заметили у него татуировку на внутренней стороне запястья?
- Заметил. Но не разглядел. А что, какая-то особенная татуировка?
- Волк с короной в пасти. Знакомый символ?
- Уоррон?
- И его ведомство. Этот молодчик откуда-то оттуда.
- А что вы ему сказали?
- Что пришёл за документами по приказу Уоррона.
- А он?
- Выдал нам карт-бланш. Только я ничего интересного пока что здесь не нахожу. Вы говорите, видели письмо?
- Я прочитал его. Были, вероятно, и другие бумаги...,- я вдруг ошеломлённо посмотрел на него. – А ведь я ничего вам не говорил, Холмс... Откуда же вы знаете о письме?
Он коротко рассмеялся:
- Ваша подозрительность вполне понятна, Уотсон. Но дело в том, что я тоже видел эти бумаги. Правда, хозяйка комнат считала, что беседует с мисс Вансипетс - или миссис Уотсон, если признать их отношения законными.
- То есть? – не понял я.
- Ну, я поступил так же, как ваш приятель Рюсто, и выдал себя за жену вашего брата. Пришлось, конечно, изменить внешность, но, кажется, сошло.
Я вспомнил описание, которое дала приходившей к ней женщине хозяйка меблирашек – «некрасивая, выше его на голову, груди никакой» - и воззрился на Холмса с ещё большим изумлением. А он снова засмеялся.
- Я-то понял, что Вансипетс приходила сюда вместе с братом.
Холмс покачал головой, продолжая улыбаться.
- Так почему вы сразу не просмотрели и не забрали все бумаги? – немного опомнившись, спросил я. – Ведь мисс Норли была готова их вам отдать.
- А зачем мне осложнения с полицией по поводу пропажи бумаг? О-о, вы их не знаете – эти молодчики, когда хотят, могут быть ещё какими цепкими! Ну, и осложнения с «Homo hominy» нужны мне ещё меньше. Я и сейчас ничего не возьму – довольно и того, что прикрылся его именем. Тс-с! – вдруг испуганно шикнул он. – Легки на помине!
- Тактоонкой? – донеслась снизу всё та же тарабарщина.
- Скаончтозал отно погоснади роуорна. – угодливо откликнулся полисмен.
- Ковка сеизбя?
- Шефувытов стише, хубледойдный...
- Ки каи заглы? Рысеи? Небрют?
- Ад.
- Дино?
- С друним гой горезалый. Нипоже томрос, диблон.
Я ещё морщился, пытаясь хоть что-то понять, а Холмс потянул меня за руку:
- Самое разумное нам. Уотсон, тсяскры резче ноко.
- Что?
- Вылезти в окно и убраться подобру-поздорову, пока сюда не вошли, - перевёл он сам себя.- Сможете вы вылезти в окно, доктор?
На лестнице послышался скрип ступеней. Шерлок Холмс поспешно рванул щеколду оконной рамы и толкнул створки.
- Вы – вперёд.
Я, кажется, уже упоминал, что боюсь высоты до обморока. Но тут мне было не до рассуждений. Я только подумал, шагая вниз со второго этажа, что поведшись с Холмсом, стал отчего-то больше ходить в окна, чем в двери. К счастью, пострадала от моего прыжка только подоконная клумба, на которую я свалился. Холмс тут же спорхнул следом, причём, именно спорхнул – легко и ловко, без особенного труда устоял на ногах и, не давая опомниться, тут же почти волоком потащил меня за угол.
- Уотсон, живее! Лучше вовремя скрыться с линии прицела, чем после тратиться на бинты, микстуры и похоронного агента.
- Думаете, в нас стали бы стрелять? – спросил я, немного отдышавшись, когда мы уже прижимались к выступу кирпичной стены вне поля зрения того, кому захотелось бы выглянуть из окна.
- Ну, это вряд ли..., - как-то неуверенно ответил он. – Но, в конце-концов, задерживаться нам всё равно никакого смысла не было – интересующие нас бумаги мисс Норли или отдала, или перепрятала, или их без нас нашли. Никаких подозрительных следов, кроме попавших в полицейский отчёт, я не увидел. Комнату успели убрать, к сожалению, да и трагедия, если таковая имела место, разыгралась не здесь. Здесь только искали. Ладно, доктор, пошли. Наш экипаж ждёт нас.
Мы вернулись к полицейскому вознице, ожидавшему нас с невозмутимостью истинного служаки.
- Гоните, Джай, гоните! – ровным и невозмутимым тоном скомандовал Холмс, занимая своё место. – К «Голубому озеру». И поскорее, не то за нами могут последовать люди, с которыми я сейчас не имею ни времени, ни желания беседовать обстоятельно. А кратким диалогом, боюсь, от них не отделаться.
Я ещё не успел узнать Холмса достаточно хорошо, но и то уже по его многословию – несмотря на кажущуюся степенность речи - понял, что мой компаньон очень сильно взвинчен. Встреча со странно изъясняющимися людьми напугала и встревожила его. Более того, он закурил прямо в экипаже, укрепив меня в подозрениях, да и потом, пока мы ехали, то и дело украдкой посматривал в окно. Так, что я, наконец, не выдержал и спросил:
- Что, за нами погоня или слежка?
- Слава богу, ни то, ни другое, - ответил он, выпустив дым узкой сильной струёй в приоткрытое окно.
К «Голубому Озеру» мы подъехали теперь не с той стороны, с которой я подходил к нему прежде, и я как-то не сразу понял, где мы. А потом вдруг узнал здание, и – сам удивился своей реакции – меня заколотила такая дрожь, словно я вдруг подхватил жесточайшую лихорадку. Даже зубы заклацали. Я старался сдержать себя, но от этого было не лучше, а хуже.
- Ну что вы, что вы.., - тихо пробормотал Холмс, ласково похлопав меня по руке. – Успокойтесь, доктор. Всё плохое, что для вас связано с этим местом, в прошлом и забыто. Я больше никому не позволю вас так обидеть или напугать, пока я жив.
Я удивлённо уставился на него. Он смотрел не на меня, а перед собой спокойным, даже скучливым взглядом, словно не видел ничего особенного в сказанном. А я не знал, как реагировать.
Но тут экипаж остановился, и я уже во всей красе увидел два обугленных цокольных окна с выбитыми стёклами и почувствовал запах гари.
Заведение было закрыто и охранялось полицейским. Вот ему-то Холмс сразу отдал инспекторскую записку.
- Мы войдём?
- Разумеется, войдёте, - полицейский отступил. – Вы и без этой охранной грамоты, мистер Холмс, войдёте – не в дверь, так в окно.
Холмс радостно хохотнул и похлопал его по плечу:
-Верно-верно, Брайан. Уж вам ли меня не знать! Как вам, кстати, дантист обошёлся? Недорого, а?
- Недорого-недорого, благодарю за рекомендацию, - буркнул полисмен. - А вам?
- Совсем не понадобился, представьте себе. И запомните добрый совет боксёра-любителя, Брайан: в другой раз, когда дерётесь без капы, вы не болтайте, а прижмите язык к зубам поплотней – будут целее и он сам, и зубы, - и Холмс, всё ещё смеясь, потащил меня за собой.
Внутри удушливо пахло гарью, потолок закоптился, такой же слой копоти покрывал висящие на окнах шторы. Констебль двинулся за нами, вознамерившись, как видно, быть экскурсоводом, и Холмс, не оборачиваясь, спросил у него, где находился очаг возгорания.
- Это удалось установить?
- Удалось, мистер Холмс. И это довольно любопытно, потому что загорелось в таком месте, где вроде бы и загореться-то было нечему. Здесь есть, видите ли, подвальные помещения, к которым прежде, когда здесь был склад, грузы доставлялись прямо с воды. Сейчас помещение пустует. Пожар начался именно там, там нашли и тела жертв - двух человек. Похоже, туда нарочно навалили рухляди, облили керосином и подожгли, но сейчас что-нибудь доказать или найти виновных будет непросто – огонь уничтожил все следы...
- Так уж и все? – усомнился Холмс, - А вот мы посмотрим.
- Есть одна странность, - по-прежнему неотступно следуя за нами, сказал констебль.
- Только одна? Ну? И какая же? – в голосе Холмса отчётливо слышался непонятной природы скепсис.
- Дверь оказалась заложена на засов изнутри. Выходит, что эти двое сами себя, что ли, сожгли?
- Поглядим-поглядим, - пробормотал себе под нос мой спутник.
Только теперь я увидел, что в помещение подвала ведёт довольно длинная лестница – я о ней не знал, стащили-то меня по ней тогда, когда я был без сознания. Перила лестницы прогорели, на ступенях лежали хлопья сажи.
- Откос берега, - кратко пояснил Холмс, видя мой наморщенный лоб – я как раз собирался вслух удивиться, почему из подвала нам пришлось ещё и прыгать вниз, чтобы попасть в воду.
Дверь – массивная, груботёсанная – тоже сильно прогорела и едва держалась на петлях.
- Осторожнее, - предупредил констебль. – Смотрите, чтобы она не свалилась вам на голову.
Он сам предупредительно отворил дверь, и мы оказались в памятном мне каменном мешке, тоже почерневшем и прогоркшем от дыма.
– Обратите внимание на вот этот жирный пепел, – сказал Холмс, присаживаясь и растирая сажу в пальцах. – Он очень характерен именно для горения органики – в данном случае, человеческого мяса, как я понимаю.
Ох, как напрасно он это сказал! Мне и так-то было не по себе, а от его слов в груди что-то сжалось, зрение потеряло свою чёткость, и я понял, что медленно, но верно, теряю сознание.
-Эй! – Холмс подхватил меня, удерживая от падения. – Вы это куда, не в обморок ли собрались? Для хирурга слишком уж вы чувствительны, друг мой.
Я уж совсем собрался запротестовать и объяснить ему, что дело не в моей чувствительности, а в том, что... Но в следующий миг встретился с ним взглядом и ясно прочёл в нём, как в книге: «Я всё понимаю, я вам очень сочувствую, но констебль ничего не должен узнать о той ночи. Терпите».
- Должно быть, надышался гарью, сказал я. – Мне всё ещё не по себе после той простуды. Можно глотнуть из вашей фляжки?
- Если вы уверены, что устоите на ногах, когда я отпущу вас, я сейчас сниму её с пояса, - пообещал Холмс.
- Устою. Мне уже лучше.
Он отцепил фляжку и протянул мне. Сделав глоток, я почувствовал себя лучше. Холмс между тем извлёк из кармана увеличительное стекло и склонился над остатками засова.
- Ах, какой хитроумный механизм, - сказал он, улыбнувшись так, словно увидел что-то чрезвычайно приятное для себя.
- Вы о засове говорите? – удивился констебль.
- Ну, в общем, да...
- Я не понимаю.
Посмотрите – здесь просверлено сквозное отверстие в притолоке – заметно плохо, потому что дерево прогорело довольно основательно, но в лупу видно. Знаете, для чего оно? Если просунуть в него снаружи тонкий прут – вроде иглы, он будет удерживать засов в поднятом положении. Дверь можно закрыть, а потом выдернуть прут, и тогда вид будет такой, будто дверь заперли изнутри, тогда как на самом деле... Что и произошло, по всей видимости.
-Ну-ка, ну-ка, - полицейский потянулся поглядеть – его глаза сощурились. – Это кое-что очень меняет, мистер Холмс. Вы позволите, я пошлю сейчас с докладом к инспектору Грегсону?
- Сделайте одолжение, - пожал плечами Холмс. – Пошли, Уотсон – здесь больше нечего смотреть.
Мы вышли из каменного мешка, но вместо того, чтобы направиться к выходу, Холмс свернул в коридор, где вбок уходил тот самый проход к воде, которым мы воспользовались, убегая отсюда.
- Вы снова и снова переживаете в мыслях обстоятельства своего пленения, - вдруг сказал мой спутник, а я-то думал, он на меня и не смотрит. – Перестаньте пережёвывать это, не то вы измучаете себя. Ложный стыд - гадостное чувство, я знаю по себе. Думаете, мне легко вспоминать, как вы спасали меня из рук Диомеда?
Он улыбнулся, говоря это, но лицо его всё пошло неровными красными пятнами.