Полумесяц Змея. Глава V. Абсент для Кали

 
 
«Наши обычаи – не те, что у вас, и многое здесь вам покажется странным. По тому,  что вы мне уже рассказали о своих приключениях, вы кое-что знаете о странностях, которые здесь происходят…»
Б. Стокер.
Глава V. Абсент для Кали.
«Грэйт Истерн» вошёл в дельту Ганга ранним утром шестнадцатого ноября. В предрассветной темноте огромный пароход  скользил по   протоку  великого Ганга  - реке Хугли, на берегах  которого лениво разлеглась   желанная и непостижимая   Калькутта...
Пассажиров, что собрались на палубе, окружала   та  особая разновидность темноты, что даже у заскорузлых  в своей прагматичности европейцев способна вызвать совершенно особое  суеверное благоговение, граничащее почти с первобытным страхом. Несмотря на редкие огоньки костров, мелькающих по туманным берегам Хугли,  перед глазами неподготовленных людей восставали  древние легенды о сотворении земли, о тех достопамятных временах, когда   весь мир был сокрыт мраком без блеска луны и сияния солнца; и всюду вокруг простиралась одна лишь вода, являя собой безраздельные владения бесконечного Океана… И земля покорно лежала в его потайных глубинах…
Не было не – сущего, и не было сущего тогда.
Не было ни воздуха, ни небосвода за его пределами.
Что двигалось туда-сюда? Где? Под чьей защитой?
Что за вода была бездонная,  глубокая?  (1)
Иллюзия подкреплялась непривычной, даже для англичан, зашкаливающей степенью атмосферной влажности. Несмотря на тошнотворно тёплый  ветерок, овевающий движущийся пароход, растерянным людям казалось, что их, как лягушек в склянку с эфиром, целиком  погрузили в сырую массу воздуха. Он ощущался  настолько плотным, почти вещественным,  будто,  головы  им обмотали мокрой тряпкой, затолкав её также  и в рот, наподобие кляпа.
Ференц  никогда и подумать не мог, а если бы ему рассказали – уж точно не поверил  бы, что  влажность может заставить глаза слезиться... Хотелось постоянно отирать лицо платком, а при дыхании, витающие в тропическом воздухе микрочастицы воды, казалось,  заполняли лёгкие, как у тонущего, периодически вызывая в горле хриплое покашливание.
Оставалось с ужасом ждать восхода солнца, когда вся эта сырость, частично осевшая за ночь  на землю в виде росы, начнёт испаряться под жгучими поцелуями бога Сурьи  (2)…
У входа в порт Калькутты  путешественников встретил форт  Уильям – внушительная,  сурового вида крепость, когда-то давшая начало городу. 
Пока железный «Тиминтал» пришвартовывался, крутым боком прилаживаясь к брусчатой пристани, окончательно рассвело, и красноватые стены бастиона, с выступающими  из них полукруглыми башнями, приобрели под прикосновениями солнечных лучей характерный  оттенок махагонового дерева, таким образом окончательно доказывая тем, кто осмелился сомневаться,  что они всё же   достигли Азии…
По опущенным трапам, подобно коричневым муравьям,  засновали носильщики-индийцы,  а к кораблю принялись стекаться толпы встречающих.
Недалеко от пристани, где в воды Хугли входил пологий песчаный берег, сотни людей совершали утренние омовения. Кто-то стирал в мутной реке свои вешти  (3), зачастую, не снимая последние, некоторые – молились, сложив вместе ладони и стоя по пояс в воде.
Перед самым спуском на твёрдую землю,  леди Габриель ненадолго исчезла в опустевшей каюте, для того, чтобы вскоре появиться перед удивлённым мужем совершенно преображённой.
Европейское платье больше  не окружало  её  пластичную фигуру. Но и на традиционное сари - наряд миссис Эрдерхази  похож не был.
Для первого  свидания с родным краем (а как потом оказалось – и многих последующих)  она выбрала иную распространённую  индийскую одежду, предпочитаемую, в основном,  теми жительницами страны, что исповедуют ислам (а некоторых регионах – и мужчинами).  Шёлковое «пенджабское платье»  (4)  или «шальвар–камиз»  (5)  леди Габриель состоял из трёх частей: собственно, шальваров  на широкой кокетке, собранных в складочку сверху и снизу, короткой  туники  с разрезами до талии и широкого шарфа-дупаты, которым она тут же покрыла голову, чтобы не щуриться от солнца.
Ференц оглядел экзотический «брючный костюм» супруги, цвета ясного голубого неба, украшенный ромбовидной вышивкой, после чего  хладнокровно констатировал:
- Амелия Блумер  (6)  была бы в восторге.   Где вы умудрились раздобыть ЭТО в Лондоне?
-  Заказала у Либерти  (7), - беспечно улыбнулась она, сейчас -  ставшая особенно похожей  на жену какого-нибудь знатного махараджи. -  Вам нравится?
- Теперь я понимаю, почему вы отказались брать с собой служанку... В ваши коварные планы входило отказаться от корсета. Нравится всё, кроме шаровар – в них вы как  наложница из турецкого гарема.
В ответ женщина картинно закатила глаза, давая понять, что болезненная ксенофобия её супруга ни в коей мере не способна  повлиять на её внешний вид.
-  Оставьте, наконец, в покое османов! Тем более, что данная одежда пришла в Индию вместе с монголами.  В нёй не так жарко и легко можно слиться с толпой, в случае, если…гхм… мало ли что может произойти. Лучше скажите на милость, где ваш друг?
Перед отъездом, Ференц написал своему армейскому товарищу, который вот уже несколько лет жил и работал в Калькутте. Дидрич Беккер, или, для приятелей - «умник Беккер», происходил из небогатой австрийской семьи, и после того, как отслужил Родине положенный срок в  должности военного топографа, был нанят англичанами для составления географических карт отдельных индийских провинций.
Внезапно обнаружив взглядом последнего, Ференц улыбнулся с каким-то хищным озорством. Недалеко от них полноватый низенький человечек в широкополой белой шляпе напряжённо всматривался в поток пассажиров, нервно протирая запотевающие очки.
Сделав жене знак немного обождать, князь крадучись  обошёл жертву и  встав   позади,  командирским голосом прокричал ему прямо в затылок:
- Оберффициаль  Беккер, смирно!!!
От этого картограф  сначала забавно подпрыгнул, в полёте инстинктивно вытягиваясь по струнке, а упруго приземлившись, обернулся и, заметно расслабившись, воскликнул, растягивая  полные  губы в радостной улыбке:
- Ференц! Как всегда, разыграл меня, дружище!
Мужчины пожали друг другу руки, затем по-братски обнялись. Посчитав, что настал подходящий момент явить  свою персону, миссис Эрдерхази приблизилась к мужу, нежно беря его под руку.
С неожиданной бестактностью, Дидрич смерил её оценивающим взглядом, затем подмигнул  другу  и громогласно захохотал, выражая явное одобрение:
- Узнаю старину Ференца – не успел ступить на берег, а уже захомутал  местную красотку!
От столь  неожиданной смены статуса леди Габриель вспыхнула под своей дупатой, а князь, проглотив комок неловкости,  с расстановкой произнёс:
- Кхм… Это моя жена, Дидрич. Я же, помниться, писал вам о своей женитьбе на леди Габриель Коган.  Теперь, можете познакомиться с миссис Эрдерхази…
Женщина даже пожалела бойкого, и явно не грубого человечка, судя по всему, бывшего настоящей душой компании, но казавшегося застенчивым тихоней в кругу семьи, так как он весь сжался от смущения, и укоризненно хлопнув себя по потному лбу, сбивчиво затараторил, стремясь  поскорее сменить тему:
- Не плохое время вы выбрали для визита в Индию! Приехали бы в  августе – могли бы попасть в сезон дождей, когда здесь становится ещё более влажно, чем это вообще возможно! Ха-ха-ха!
«Куда уж более…» - скептически подумал мистер Эрдерхази, ощущая, как спина под рубашкой намокает от испарины.
- Я родилась здесь,  - мило  усмехнулась леди  Габриель, - а для Ференца - ни один сезон не способен вознести Калькутту   до его благословенной Вены! Представляете, он даже Лондон находит «унылым и не современным»!
- Ja, я верен Европе! – Со смешком щёлкнул каблуками князь, вызвав ответные улыбки жены и товарища.
Они сели в открытый экипаж, ожидая, когда в следующую за ними повозку погрузят багаж.
-   Значит, слушите англичанам, Дидрич? – Прищурившись с наигранным подозрением, подначивал друга Ференц.
- А вы – женились на англичанке, Эрдерхази! – Не остался в долгу толстяк.
- И оба вы, джентльмены, в результате - оказались в Индии! Так что – смиритесь!  - Звонко рассмеялась леди Габриель.
Примирив таким образом двух взрослых задир, что, снова оказавшись вместе, будто решили скинуть театральные костюмы солидных мужчин и заново примерить форму юных солдат, она с  интересом следила за  происходящим на причале.
Из-за обмена приветствиями и обилия скопившихся на пристани транспортных средств, троица задержалась с отбытием. Не особенно долго, но ровно настолько, чтобы Габриель успела заметить носильщиков, согнувшись под ношей, выносящих из парохода и сгружавших на  деревянный настил около полдюжины дощатых ящиков…
  Сложенные вместе они, словно изображение на фотокарточке, напомнили  женщине  таинственный груз, у которого держали совет криминальные  личности, чуть не схватившие её в лондонских доках. Отогнав излишнюю подозрительность, и, заодно, мысленно пожурив себя, за то, что становится слишком мнительной  -  не все ли деревянные ящики похожи друг на друга? –  она увидела девушку, с повелительным видом следившую за погрузкой. Словно ощутив направленный на неё взгляд, странная знакомая леди Габриель приветливо помахала ей ручкой, несмотря на жару, затянутой в тёмную кожаную перчатку…
***
Вечером, перед самым  прибытием в Калькутту, леди Габриель  некоторое время дремала в читальном зале парохода, после чего вышла на корму. Закрыв глаза, она  ловила  лицом ветер, идущий на встречу кораблю с берегов  её ненаглядной Индии… Заговорщический шёпот из-за плеча вывел женщину из состояния блаженного оцепенения.
- Я верю вам.
Леди Габриель недоумённо оглянулась, чтобы  узреть миниатюрную и бледную, как привидение, блондинку с кокетливо вздёрнутым курносым носиком и кукольно-пухлыми губками,    подкрашенными ярко-красной помадой. Сходство девушки с гостьей из загробного мира только усиливалось благодаря её наряду, от чего Габриель с трудом пересилила желание ткнуть блондинку пальцем, дабы избежать возможных  недоразумений. Незнакомка была одета в графитово-чёрный приталенный жакет, поверх суконной амазонки того же цвета. Фетровая шляпка, разумеется, тоже чёрная, лишь немного смягчала суровый образ, будучи украшенной  тремя переливающимися павлиньими перьями.
- Простите?
- Я случайно услышала разговор капитана с вашим мужем, пока гуляла по палубе, - быстро заговорила девица сахарным голоском. -  И как часто вы видите призраков? Простите мою назойливость, но всё это потустороннее - так интересно! –  Доведя свой голос до непереносимо высоких частот, она, как избалованный ребёнок, поднесла ручки в перчатках к самому лицу и  возбуждёно забила кончиками пальцев друг о друга.
Один этот жест сам по себе был призван поставить жирную точку в её характеристике – до крайности увлечённой мистикой инфантильной дурочки.
Однако, такое явное притворство, с шорохом слезающее с неё, как дешёвая обёрточная бумага, было для Габриель столь очевидным, что она не нашла в себе сил подыгрывать.
- А вы – часто стремитесь казаться глупой пустышкой, хотя это далеко не так?
Напускная весёлость, вкупе с беззаботностью мигом спали с лица блондинки. Миссис Эрдерхази не могла видеть её глаз, сокрытых лиловыми стёклами странных прямоугольных очков, надетых, несмотря на то, что было пасмурно, но почти физически ощутила, как в ответ на эту реплику, её царапнуло резко  посерьёзневшим и бесстрастным, как лезвие скальпеля,  взглядом. 
- А вы проницательны. – Голос девушки изменился. Сохранив высокие нотки, он приобрёл солидную  тяжесть, будто стекло, окрашенное свинцом.
- Мне намекали об этом моём недостатке.
- И на редкость честны,  - продолжала незнакомка, -  в отличие от льстивых богачей, коими кишит этот корабль, как разлагающийся труп –личинками.  Она приветственно протянула Габриель  левую руку, как это принято у мужчин, и представилась, -  Симона де Лакруа.
«Левша?»  – подумала миссис Эрдерхази, прежде чем принять приветствие. Рукопожатие у Симоны было на удивление твёрдым и уверенным, как у взрослой женщины, повидавшей мир и сполна изведавшей все его удовольствия и печали, или сделавшей успешную карьеру в одной из тех сфер, что традиционно  относятся к ведомству сильного пола.
Определённо, есть что-то  зловещее в белокурых француженках ангельской внешности, путешествующих в одиночестве…
Женщины непринуждённо поговорили о погоде, поочерёдно восхитились размерами «Грэйт Истэрна». Затем, перешли к другим отстраненным темам. И ни разу за всё время их подлинно светской беседы мадмуазель де Лакруа ни единым словом не упомянула о своей особе. Не просто  было вынести даже приблизительное суждение  о её социальном положении.
Вечерело, и когда морские волны потемнели, а по палубе заморосили мелкие бисерины дождя, Симона пригласила новую знакомую продолжить общение в её каюте.
Про себя леди Габриель окрестила мадмуазель де Лакруа «дюймовочкой» и «снежной королевой» в одном лице, памятуя об этих красноречивых образах, пришедших  из волшебных сказок чудака Андерсона. Она не могла знать, хотя,  где-то на уровне подсознания, предчувствовала, что  её прозвища – лишь одни из многих, преследующих Симону…
Клиенты коротко называли её Ла Фи, как производное от «la fee verte» -  «зелёная фея», за пристрастие к абсенту и редкого изумрудного  цвета глаза, которые, правда, мало кто видел из-за очков, что она почти не снимала,  находясь на улице. А также,  за весьма полезное для её сомнительных занятий  непревзойдённое умение  появляться и исчезать, будто пресловутое сказочное существо. «Маленький дьявол» де Лакруа по-праву гордилась каждым своим прозвищем, выгодно выделяющим её среди безликой толпы конкурентов. Слежки полиции «французская террористка» почти не боялась, так как нигде не задерживалась настолько, чтобы опасаться её возникновения…
Вслед за Симоной, леди Габриель вошла в занимаемую ею одноместную каюту первого класса, невдалеке от их с Ференцем апартаментов.  В гостиной комнате уютно горел камин, создавая обманчивое впечатление полнейшей безопасности.
Хозяйка сняла жакет, оставшись в строгом платье без украшений, которое могло бы указать, что она пребывает  в  трауре, если бы не шедшее в разрез со столь печальным событием, откровенное декольте. Соблазнительная непропорциональность, обусловленная завидной величиной бюста и хрупкостью телосложения Симоны – на взгляд Габриель, добавляла её новой знакомой долю какой-то нездоровой, но, по-своему  возбуждающей  привлекательности, опасно гранича с форменным уродством. Эта былая та особая порочная  красота, что наиболее органично вписывалась в расцветающее на тот период направление декаданса…
Из буфета красного дерева Симона извлекла  бутылку тёмно-зелёного стекла. Словно в ожидании,  на журнальном столике уже стояло, накрытое белым полотенцем, ведёрко со льдом, заранее заказанное ею у корабельной прислуги.
- Абсент - маленький порок прогрессивной женщины. – Пропела хозяйка изысканных апартаментов. - Не желаете, Габриель?
Она держала бутылку, всё также, не снимая перчаток, хоть дамы и находились в тёплом помещении. Однако, очки с лица убрала, и, может из-за этого, стояла спиной к огню, держа лицо в тени.
- Благодарю, нет.  – Признательно улыбнулась Габриель, - Я предпочитаю лёгкие наркотики, но сегодня из-за шторма и так слишком  качает. И призраков -  за время плавания я достаточно повидала.
«Француженка» Симона рассмеялась высоким смехом, прозвеневшим в роскошном помещении, как серебряные колокольчики эльфов. Сложно было самой себе признаться в этом, но Габриель с гораздо большим удовольствием предпочла бы ему нецензурный   рёв своего грубого шурина...
Отвечая отказом, миссис Эрдерхази  вовсе не шутила и, тем более, не врала:  она действительно была равнодушна к алкоголю,  хоть и могла без последствий пропустить на светских приёмах бокал-другой хорошего вина.  Но, главное: она никогда ничего не пила и не  курила, находясь в компании малознакомых, а значит – потенциально опасных людей. Это нерушимое правило, как ничто другое, помогало Кумари выживать в игорных домах Форхенштайна. Ибо, даже лёгкое состояние измененного сознания, а иногда – и изменённой реальности – серьезно притупляло чувство настороженности. А с такой, как её новая знакомая - настороженность была нужна, как воздух.
Симона налила в свой бокал одну часть абсента, долила сверху немного талой  воды из ведёрка и  добавила в напиток горсть толчёного льда, заместо сахарного сиропа.
«Какая же она маленькая, - подумала Габриель,  когда эта женщина встала с ней рядом, держа изумрудный бокал в руке.  Симона едва доходила ей до плеча, а тонкая шея, очерченная простой бархоткой, украшенной  камеей с профилем Наполеона, казалось, была толщиной лишь чуть больше её руки. Но, за ангельски хрупким  видом – прятался сам Дьявол.
Сравнению способствовал настойчиво исходящий от девушки и пробивающийся, даже  сквозь аромат абсента, состоящего из  ноток   аниса, горькой полыни  и мяты – терпкий запах серы…
Красные губы де Лакруа отпили жгучий огнём напиток, и у Габриель закружилась голова, будто пила она.
Необычная женщина почти физически влекла её, не смотря на то, что, ведомая чужой волей или собственными заблуждениями, упорно шла по пути греха и беззакония. А может – и самого Бога Смерти…
Во многом, причиной её притягательности для  Габриель - была непреодолимая загадочность Симоны. Она  называла себя французским именем, временами вставляла в свою речь французские же слова.  Пила абсент так, как практикуют его употребление французские феминистки, но при всём том, в ней было не больше французского,  чем в швейцарском сыре. Или восточном кус-кусе. Пусть и покрытых, превозносимой парижскими гурманами,  благородной зелёной плесенью.
Светлые, хоть и явно выбеленные с помощью какой-то химии, чуть вьющиеся волосы, которые она носила убранными в высокий пучок, как у гувернантки или скромной экономки,  и едва уловимый акцент – настойчиво   напоминали о холодной Норвегии, но, как лучи палящего солнца пробираются сквозь снежную тучу, заметны были и арабские черты, наградившие девушку характерными скулами и миндалевидным разрезом глаз – особенностями, совершенно не свойственными для  выходцев из северных стран.
- Так вы… изучаете историю? – Спросила Габриель, вставая с  мягкого кресла.
- Да. Хотя, преимущественно  на любительских началах. «Лучше живется тем людям, чьи знанья не слишком обширны»  (8), - процитировала Симона Старшую Эдду.  – Моё увлечение событиями прошлого  - не беспочвенно, ибо мне посчастливилось быть племянницей самому  профессору Родерику Лонгфилду. Может статься, вы о нём слыхали?  Его сестра, моя матушка, некогда вышла замуж за французского виконта.
 От имени знаменитого  учёного, на которого она разве что не молилась, у Габриель перехватило дыхание.
- Вообще-то дядюшка, - продолжала хозяйка, - большую часть времени проводит  в предместье Дели,  в небезызвестной Агре, но я везу ему инвентарь для раскопок, и от того он любезно согласился встретить меня в Калькутте.
- Не сочтите за  докучливость, но как скоро вы с дядей отбываете обратно в Агру? – Осведомилась миссис Эрдерхази. -  Я  была бы несказанно счастлива пообщаться с ним по одному вопросу, касательно истории  Индии.
- Не знаю, -  отмахнулась де Лакруа, - может, на неделе.
- Что ж, Симона, приятно было познакомиться, но «гость не должен
назойливым быть и сидеть бесконечно; даже приятель станет противен, коль долго гостит он» (9)!  Завтра мы прибываем в Калькутту, утром предстоит  ранний подъём.
«По привычке» она прощально взяла Симону  за правую руку, на что та  неожиданно гневно её отдёрнула. Но даже за мгновение, которое длилось прикосновение,  и через кожу перчаток, Габриель почувствовала, что конечность  дюймовочки   - на ощупь была  холодной и твёрдой, словно не настоящая.
Миссис Эрдерхази намеренно встала спиной к огню, вынудив мадмуазель де Лакруа повернуться к ней лицом.
Блики огня переливались в левом глазном яблоке Симоны, как в хрустальных подвесках люстры… или ониксовых статуэтках. Живая плоть так свет не преломляет.
Габриель поймала себя  на мысли, что непростительно грубо и некультурно с её стороны - так долго  рассматривать этот искусственный заменитель органа зрения.
 - Протез.  Как и рука. – Безмятежно пояснила Симона, стягивая перчатку и демонстрируя немыслимую  механическую кисть.
 Кости её, начиная с запястья, как и фаланги, состояли из блестящих металлических трубочек. Их плотно обвивали «мышцы», искусно воссозданные из тонкой разноцветной проволоки. Сквозь её плетение, когда Симона сжимала и разжимала кулак, поблёскивали металлические бусины и валики шаровидных и блоковидных суставов.
- Родители погибли в крушении экипажа, а мне вот, досталось кое-что на память о том печальном событии!
- Никогда не думала, что возможно изобрести для человека… нечто этакое... – Прошептала Габриель.
- Да, мне  повезло. – Натягивая перчатку, улыбалась Симона. - У нас  был отличный семейный доктор.
 И она снова рассмеялась, так заливисто и беззаботно, будто Габриель похвалила её шляпку.
***
- Где вы были весь вечер? – Лениво осведомился Ференц, когда она вернулась в их каюту.
- Познакомилась с Симоной де Лакруа, что живёт не далеко  от нас.
- А, это такая милая француженка-блондинка?
-Милая? – От удивления Габриель нечаянно  потеряла дар речи. - У неё механическая кисть и стеклянный глаз. – Бросила она резче, чем собиралась. - Хотя, вы, мужчины, всё равно не замечаете ничего выше декольте!
- Вовсе нет! Я… Как  - стеклянный?!
- У всех свои недостатки,  не так ли? Кто-то видит призраков, а кто-то врёт, как дышит.
Неужели известный профессор оказался втянут в какую-то международную интригу? Или это всё её фантазии?
Так или иначе, миссис Эрдерхази  чувствовала, что Симона приходилась такой же его племянницей сэру Родерику Лонгфилду, как Габриель - родственницей английской королеве…

***
     От порта в город вела улица Чауринги  -  на тот момент, единственная в Калькутте широкая улица — просторная, тщательно подметенная, освещаемая ночью газовыми фонарями. Специально приглашенные из Италии архитекторы застроили ее великолепными дворцами в английском стиле.
Пока они ехали по Чауринги, казалось, что некий демиург взял божественной дланью старинный городок  Англии, с его чисто европейской архитектурой, и перенёс его на землю древней Индии. Но, попав в благоприятный климат,  росток пустил корни и разросся, переродившись в совершенно новый вид.  Хотя,  характерный имперским привкус никуда из него  не исчез и так и застыл,  как отбивные свиные во фруктовом желе.
     Постепенно, улица вливалась в песчаное переплетение неровных дорог, испещрённых глубокими ухабами. Из-за недавно прошедшего дождя колёса экипажа периодически хлюпали в зловонной жиже. Причиной этого «экзотического» запаха, вероятнее всего, были обыкновенные коровы, что свободно расхаживали по городу, а зачастую – комфортно возлежали посреди движения, надумав вздремнуть в знойный час или  лениво пережёвывали мусор, обмахиваясь тонкими кисточками хвостов от надоедливой  мошкары.
     Экипаж ехал не больше получаса, но Ференц уже успел пожалеть, что так долго мечтал о твёрдой земле: несмотря на изнурительную качку парохода, воздух на корабле был в разы прохладней и уж точно в миллионы раз чище…
   Миазмы от нечистот, наполняющих канавы по обе стороны загруженной дороги, отравляли и без того не благоухающую атмосферу.  Несмотря на движение коляски – ветер, овевая странников, не приносил желанной прохлады. В эту тяжёлую влажную вонь удивительно гармонично вплетались вкрапления экзотических специй и прибитой дождём пыли, которые на общем фоне, лишь  вызывали ещё большую дурноту.
Многочисленные нищие спали прямо на обочинах, под ногами перешагивающих через них прохожих, и тут же   голые ребятишки увлечённо играли в грязных лужицах. Женщины несли на головах огромные плетёные корзины, иногда, достигавшие такого размера, что казались просто неприподъёмными для человеческого существа. Некоторые из них, вероятно, задействованные работницами на стройках, водружали   себе на темя  конструкции из глиняных кирпичей, которые умудрялись нести без помощи рук. Неожиданно из бокового проулка выбежало стадо неистово блеющих  коз, подгоняемых пастухами, вооружёнными  плетьми, практически наводнив собой всю улицу.
 Продавцы цветов громко выкрикивали рекламу своего товара, одновременно связывая яркие букетики. Прокажённые подростки во весь голос распевали песни с сюжетами из Рамаяны и Махабхараты, подыгрывая себе, ещё не успевшими атрофироваться конечностями,  на маленьких барабанах. Бородатые саду-отшельники в ветхих  лохмотьях, напоминающие скелеты, обтянутые тёмной кожей, добровольно исключившие себя из общества, протяжными мольбами просили подаяния в виде пищи.
Всюду сновали двухколёсные повозки, которые тянули за собой, взявшись за оглобли,  рикши. В  одном потоке с ними двигались телеги, запряжённые чёрными волами, управляемые визжащими возницами.  Прохожие громко общались между собой, сопровождая речь яростной жестикуляцией. Похоже, разговаривать тихо в Индии -  просто не умели…
 Невыносимая духота и многоголосие улицы были приглушены оглушительными криками побежавшими за двуколкой  детей, настойчиво требовавших у белых «бакшиш» - милостыню… Габриель бросила им несколько монет, стараясь не демонстрировать всего кошелька.  В противном случае – их грозило смести целой толпой возжелавших подаяния.
В самом центре Калькутты  располагались чудовищные гниющие трущобы.   Казавшиеся западному человеку «нечеловеческие» условия жизни - объединяли тысячи мигрантов из соседних провинций – индусов и мусульман. То и дело мелькали джутовые стены покосившихся лачуг, беспорядочное скопление черноволосых людей, коровий навоз, текущий по улицам…
 Вся эта суматошная круговерть и создаваемый ею шум, казалось, ощущались  кожей.
Калькутта, будучи  городом, посвященным богине Кали (она же Дурга или Парвати), так как даже её  название происходит от словосочетания «место Кали» или «обитель Кали», многочисленными изображениями богини  смотрела на Габриель почти из каждого магазина и дома,  из каждой лавки и мастерской. По легенде, когда жену  бога Шивы, Парвати, разрезали на куски, один палец упал на место будущей Калькутты…
 - Калькутта… - мечтательно протянула Габриель тоном не то  путешественника, вконец извращённого в своих представлениях о прекрасном,  не то неизлечимо помешанного на работе экскурсовода (что, в принципе одно и тоже),  жадно  озираясь по сторонам. - Глядя на этот город, разве можно подумать, что ему всего-навсего сто восемьдесят пять лет?
- Не хочу обидеть вашу историческую родину, но я бы не стал называть её  «городом». – Буркнул мистер Эрдерхази.
- И не говорите! – Увлечённо вторил его жене Дидрич с каким-то садистским поклонением, будто не заметив циничной ремарки друга. -  Число жителей Калькутты растёт невероятными темпами, даже по меркам Индии. Да и фабрики притягивают население со всей страны - здесь  иногда кажется, что в один прекрасный момент люди начнут ходить друг по другу! Конечно, есть и негативные моменты… как вы заметили, мусор кучами лежит прямо на улицах по нескольку дней. Из-за этого город часто поражают вспышки инфекций, нередко переходящих  в крупномасштабные эпидемии… Особенно, в сезон муссонов, когда трущобы постигают настоящие наводнения…
   - Что всегда ценил в вас, Беккер, так это умение обнадёживать, - прокомментировал Ференц восторженные излияния знатока местной экзотики.
    - Вы -  в Индии, друг мой.  – Наклонилась к нему Габриель. - Вы, кстати,  знали, что англичанин Чарноб, служащий Ост-Индской компании, утвердивший торговую факторию, из которой потом  и вырос этот город, сам женился на бенгальской девушке, полностью  переняв  индийский образ жизни?
- С первым пунктом я успешно справился, насчёт второго… сомневаюсь, что стану когда-нибудь читать мантры, сидя  под баньяном. – Без эмоций отозвался князь.

***
Беккер заблаговременно  забронировал чете Эрдерхази апартаменты в гостинице для состоятельных иностранцев.
Отель «Royal Palace»  (10) оказался относительно новым зданием, выполненным  из белого мрамора в стиле могольской архитектуры; окнами он   выходил прямиком в  благоухающий сад, загораживающий строение от шума улицы. Раскидистые банановые и кокосовые  пальмы украшали вход как воинственные стражи.
Зелень и мрамор, а также фонтанчик, бурлящий прямо посреди фойе, - сообщали помещению чудодейственную  прохладу. Граница этого рукотворного оазиса  была столь заметной,  что даже в холле, заставленном горшками с тропическим растениями, постояльцев с непривычки пробирал лёгкий озноб.
Когда путешественники поднялись по широкой лестнице на второй этаж, где располагался их  номер, у обоих, из-за тяжёлого, насыщенного влагой воздуха, которым  они успели надышаться, а также жары, солирующей в симфонии волнующих обоняние запахов,  кровь начала стучать за ушами, кружилась  голова и вдобавок слегка подташнивало.
Тем не менее, буквально через пару мгновений  Габриель выскочила из ванной с красным, нарисованным на лбу  - помадой? - круглым бинди,  судя по всему, готовая в эту же минуту отправиться в город.
От перспективы так скоро окунуться в изматывающую  свистопляску Калькутты - Ференцу стало немного не по себе. Леди Габриель улыбнулась, успокаивающе заглядывая ему в глаза:
- Осматривайтесь здесь, а я пока  немного прогуляюсь.
- Одна? Не может быть и речи! – Решительно запротестовал князь.
- Не обижайтесь, но без вас – я привлеку гораздо меньше подозрительных взглядов и быстрее сделаю всё, что наметила.
- И что же это за дело, требующее такой спешки?
- Собственно, спешки, как таковой, и нет, но я сгораю от нетерпения увидеть свой дом. Пока что, хотя бы со стороны.
- Ваш дом простоял без вас двадцать лет – до завтрашнего утра он как-нибудь дотянет.
- Он – да, но вы - точно  не выдержите до завтра, слушая моё нытьё.
В этом была своя правда…
- Не волнуётесь, Ференц, - заверяла супруга леди Габриель, - я полна сил и знаю языки. Возьму рикшу и он быстро доставит  меня по нужному адресу.
Наспех подарив поцелуй  мужу, она выбежала в холл, на ходу, драпируя по плечам свою бирюзовый шарф…
***
Бывший особняк Коганов обнаружился в центре Шанти-Никитан, тихой улицы в зелёном и благоустроенном квартале в  пригороде Калькутты, издавна населяемом богатыми англичанами.
Из-за окружающего дом высокого кованого забора, густо увитого  тунбергией с крупными  фиолетовыми цветками и блестящими, словно натёртые воском, листьями, леди Габриель могла довольствоваться созерцанием лишь второго этажа своего родового гнезда и видом его раскалённой под солнцем  плоской крыши.
В тенистом саду расхаживали павлины -  крикучие твари, кичливая красота которых не стоит пытки их голосом,  совмещающим в себе завывания гиены и крик демонического ребёнка. 
Ажурные  ветви мелколистных сиимов,   тиковые деревьев и терминалии - плотно  окружали особняк, почти что полностью скрывая его от глаз прохожих… 
Миссис Эрдерхази до боли сжала кулаки, подавляя стремление позвонить в колокольчик ворот. Даже  если слуги и откроют незнакомой индианке, которая,  на самом деле  - англичанка и жила здесь много лет назад, внутрь никто  её не пустит. Стоило смериться, что  сейчас ей в с вой дом  не войти…  Однако,  кое-что ещё можно  было сделать.
Из калитки вышла юная индианка в простеньком коралловом сари.
Подбежав к ней, Габриель выяснила, что девушку зовут Читра и что она  - работает в доме «белых  господ» горничной. Похвалив её браслеты – будущее приданное, женщина узнала, что  дом ныне принадлежит английскому фабриканту - мистеру Майлсу Беренджиру, не первый год проживающему в Калькутте вместе  с супругой  - леди Агатой. А также, что «хозяева они хорошие, не строгие,  и платят прилично».
По дороге обратно в гостиницу, леди Габриель, всё ещё переживая волнение от лицезрения своего жилья, не перенесла испытания ароматом гарам  (11)   лепёшек из муки грубого помола  - патыри, выпекаемых из тонко раскатанного свежего теста прямо на улице  на тандуре - вогнутой печи. От аппетитного запаха  у женщины  так засосало под ложечкой, что она напрочь забыла о правилах санитарии, жизненно важных для европейцев,  и остановилась, чтобы купить пару лепёшек  и съесть  их тут же прямо в повозке, макая кусочки хлеба в глиняный горшочек с чаат – жгучую смесь овощей и фруктов.

***
Вернувшись уже  под вечер, леди Габриель бросила несколько свёртков с покупками  в холле их апартаментов, после чего проплелась в гостиную и устало откинулась в кресле.
В её отсутствие упрямый Ференц, похоже, всё-таки по немного начал искать компромисс с неизбежной жарой.  В расстегнутой рубашке с широким воротом и без галстука, и рукавами,  закатанными почти по локти, подзагоревший под атлантическим солнцем капитан удивительно смахивал на главаря парижских апашей – городских хулиганов, прозванных так в честь апачей - племени североамериканских индейцев. Женщина была приятно удивлена, что такой   антимилитаристский образ, но мужественный и озорной одновременно,  необычайно идёт к благородным арийским чертам её супруга.
Заметив, что князь закуривает сигару, она выхватила у него спички, и потянулась к одному из бумажных пакетов, приговаривая:
- Что может быть лучше после изнурительного путешествия, чем трубка с превосходным бенгальским опиумом?
- Ну, например, чашка крепкого индийского чая… или, раз уж на то пошло, стакан шотландского виски. – С готовностью отозвался Ференц.
-  У меня чрезвычайно сильный организм, вы же знаете. – Сказала она, набивая свою трубку из верблюжиной кости  смесью табака и чёрной маслянистой массы с характерным лакричным запахом. -  Мне - что чай, что виски.
- Надеюсь, у наших детей будет такое же железное здоровье…
По потолку пробежал гекон  (12), и, несмотря на заверения, что они полностью безопасны,   Ференц не мог удержаться, чтобы в очередной раз нервно не взглянуть наверх.
- А напиток колонизаторов  - лучше приберегите для себя, - затянувшись дурманом, промурлыкала  Габриель, счастливо прикрыв глаза. -  Местное пойло – сущая отрава.
- Ценю вашу заботу.
 Судя по звуку, Ференц кидал в свой бокал неровные куски льда из запотевшего серебристого ведёрка, что она ранее приметила на  журнальном столике.
  - Кстати, будьте осторожней со льдом – не исключено, что его кололи на заднем дворе прямо на земле.
После рассказа Дидрича о местной эпидемиологической обстановке, мужчина коротко выругался,  и  тут же брезгливо вылил содержимое в горшок с фикусом, после чего, на всякий случай, взял другой бокал. Прислонился спиной к столику, он сделал глоток виски, и затем поинтересовался у жены:
- Ну, и каковы ваши первые впечатления?
- Сложно сказать… Эта жара, местная речь, духота, воистину азиатский шум, само суетливое течение жизни этого города -  как будто что-то говорят мне, но пока я не в силах их понять. Словно вижу шифр, ключ от которого мне условно знаком, но я прискорбно забыла его и не могу разгадать. Врачи, психиатры, что со мной работали – сошлись во мнении, что провал в памяти – результат некой психической травмы, пережитой во время похищения. Пласт детских воспоминаний однажды уже  всплывал... Во всяком случае, сам факт того, что я  - нахожусь в этой стране, а потом непременно посещу и свой дом, просто обязан возыметь нужный эффект!
- Дидрич сказал, что нынешний хозяин вашего особняка, имя которого, вы, не сомневаюсь, уже выяснили, будет на званом вечере у  начальника старины Беккера, куда мы заочно приглашены стараниями вашего скромного супруга. И – ещё кое-что…
Трубка чуть не выпала из руки женщины . Она резко распахнула  глаза и   широко уставилась на князя:
- Ференц, скажите правду: вы точно служили в кавалерии, а не  дознавателем при трибунале?
- Хотите обсудить мою карьеру или дослушаете?
Леди Габриель шутливо прикрыла рот ладошкой:
- Молчу.
-  Там будет этот ваш профессор… этот Лонгвэйв…
- Лонгфилд? Родерик Лонгфилд?!
- Он самый.
- Ференц – я вас обожаю!!! – Поддавшись редчайшему  импульсу, женщина вскочила и бросилась ему в объятия. Брошенная трубка так и осталась одиноко дымиться на мраморном полу.
- Всегда рад доказать, что способен не только корабли ломать...
Ошалевший мужчина осторожно поставил бокал на стол, вслед за тем притушив  в нём  же сигару,  пока другой  рукой страстно водил по  затылку Габи, закапываясь пальцами в упругий шёлк её волос.
У шальвар-камиза, несмотря на непривычный вид, оказался один большой плюс: снимался он не в пример быстрее и проще европейских корсетных платьев…
***
Облако москитов, беспорядочно кружащих в свете фонаря, что освещал газон во внутреннем садике гостиницы, напомнило вальс зимних снежинок на  Итон-сквер, который Габриель наблюдала  долгими зимними вечерами, наполненными грёзами о свершившейся, наконец, поездке…
Была уже глубокая  ночь, но миссис Эрдерази не спалось. Не помогла приманить сон и прохладная ванна, которую, в принципе, можно было и не принимать, так как буквально через пять минут тело снова напоминало  местное лакомство джалеби - липкие конфеты в сиропе.
За неимением нитей фактов, из которых можно было бы сплести теории, способные разом связать вместе все последние события, миссис Эрдерхази решила пока что оставить в стороне  моголов и героев Махабхараты… Если повезёт, и Сарасвати  (13)  вместе с  благожелательной Лакшми  (14) помогут ей, то завтра вечером на  приёме можно будет узнать немало ценного от знаменитого индолога, а также – напроситься в гости в её бывший дом.
Но то – вечером, а утром перво-наперво, следует  поздороваться с хозяйкой этого города.
- Кто лучше расскажет о Кали, чем сами капалики? – Размышляла  она в пол голоса, после чего обратилась непосредственно к князю, - утром посетим Калигхат.
Тон её уж больно подозрительно напоминал приказ, и чтобы как-то смягчить суровый эффект  своих слов, Габриель добавила:
 - Забыла спросить, а как вам моя родина? Из ваших едких замечаний, Ференц, конечно, уже можно сделать соответствующий вывод, но… всё же?
- Я понял, что мне напоминает Калькутта.
- Интересно?
- Абсент. – Услышав это слово, Габриель вздрогнула.  Не заметив этого, её  супруг продолжал. – Тяжёлый на вкус, но пряный. И крайне опасный для слабого человека изысканнейший яд. Трудный город, этакое la folie en bouteille  (15),  он рождает иллюзии, не отделимые от его порочной сущности. Он шокирует разум и поражает воображение одновременно. Отяжеляет голову и опьяняет уже одними своими парами. Чтобы постичь, его  - этот город требуется познать, а не узнать мимоходом. Но, независимо от результата, больная голова и хворый желудок утром - обеспечены…
- Да вы, никак, становитесь поэтом, Ференц! – Потрясённо воскликнула леди Габриель.
Индия изменяет людей… но не так же быстро! Скоро, и правду, стать ему гуру, восседающим под баньяном в окружении верных учеников.
- Я же - в Индии… - Многозначительно улыбнулся мужчина, жестом  приглашая жену снова прилечь рядом с собой на шёлковых простынях.

 
Сноски:
(1) Ригведа (X, 129).
(2)Сурья – солнце,  бог  солнца в индуизме.
(3) Вешти  - традиционная мужская и женская одежда ряда народов Юго-Восточной Азии.  Обычный кусок ткани, который оборачивается вокруг бедер. Другое название этой одежды — лунги или саронг.
(4) Pinjab dress.
 (5) Salwar Kameez.
(6) Амелия Блумер - одна из первых феминисток, жившая в 19 столетии. Отстаивала право женщин носить некое подобие современных брюк, вводя в моду штаны для барышень («блумерсы»), поверх коих одевалась наиболее короткая чем обыкновенно юбка.
(7) Артур Лазенби Либерти - открыл собственный магазин в Лондоне. Создаваемые им платья базировались на пристрастии к греческой драпировке или другим костюмам прошлого с естественной мягкой линией, а также – к японской и другим восточным культурам и цветовым гаммам. При пошиве одежды охотно использовал  восточные ткани, мягкую, легко драпирующуюся фактуру.
(8) Старшая Эдда -  сборник древнеисландских песен о богах и героях скандинавской мифологии и истории. // Речи Высокого.
(9) Там же.
(10) «Королевский дворец» (англ.)
(11) «Горячих» (хинди).
 (12)Рептилии  из семейства ящериц.
(13)  Сарасвати – богиня мудрости в индуизме.
(14) Лакшми – индуистская богиня счастья и удачи.
(15)  «Безумие в бутылке» (фр.)