Потемнело перед глазами... И холодом обдало лицо... Стою на какой-то дороге, залитой полурастаявшим снегом. Не снегом даже – мешаниной его крупитчатых кристаллов и глины, почуявшей возможность превратиться из неприятного для нее состояния камня в пластичную массу, засасывающую ноги прохожих. Темно той непроглядной теменью поздней осени, в которую так неуютно выходить из теплой освещенной комнаты... Почему я здесь? И где я? Последний вопрос не нужен: я там, где надо... Зачем? Пока не знаю, но понимаю, что пойду не туда, куда хочу, а туда – куда меня поведет Сила.
Темнота, в компании с ветром и промозглой сыростью, окутывает меня своей липкой паутиной. Постою еще – недолго и превратиться в громадный кокон, из которого никогда ничего не вылупится... Подымаю вверх руки... Кажется, именно так называются конечности, растущие из плеч. Рассматриваю отростки на них. «Пальцы» – возникает в памяти название, слыханное где-то, в какой-то багровой, полыхающей жаром сфере. Или трубе? Пальцы – они двигаются, послушно собираются в пучок, затем распрямляются и гладят мои волосы, рассыпавшиеся по плечам. Я – женщина, возникает, ворочаясь в моей голове, мысль, и я иду ...
Мои нижние конечности – ноги, обутые в блестящие сапоги, измазанные глиной, мерзнут. Мурашки – неприятное ощущение, бегут вверх, заползают под кожу и холодят ее. Надо двигаться... Но куда? Сейчас узнаю... На дороге темно и никого нет, только колея, заполненная растаявшей снежной жижей, говорит о том, что здесь ходят и ездят. И я иду... Нет, не иду – взлетаю над дорогой. Уже не над дорогой – над полем, поросшим редким лесом, и тоже укрытым снегом. Лечу низко, не зная куда, и рассматриваю непривычное и неизвестное, что называется землей. Та планета, которую я знала раньше – было не такой. Там светло, тепло, и нет злой тревоги, которая здесь пронизывает, как ледяной ветер, и поле, и деревья... Тревоги, которая исходит даже от животных, бегущих подо мной по полю. Почему от них исходит тревога – ведь звери – это доброта... Или только у нас? А здесь – все боль и тревога... Внезапно один из зверей останавливается. Садится, смотрит в небо и, подняв голову, начинает испускать странные звуки – концентрат тревоги, что и без того заполонила все вокруг. Это, кажется, называется – выть. Зверь все воет и воет. Как жутко... надо его успокоить. Спускаюсь ниже и, вытянув руку, глажу густую мокрую шерсть на его спине. Глажу и напеваю песню Добра. Зверь меня не видит. Он просто не может видеть меня. Я сейчас – сгусток тумана или облачко пара на морозе. Без запаха, цвета, формы. Зверь вздрагивает и умолкает. Сейчас ему станет хорошо. Он внутри песни и плывет по ее волнам, разноцветным, легким – где нет ни голода, ни тревоги, ни боли... Остальные звери стоят в стороне и смотрят... Вожак затихает и их сверкающие глаза выражают недоумение: почему? Почему он затих и куда теперь бежать?
Я полечу. А они побегут дальше. Но вон за тем пригорком исчезнут, растворятся в сумраке, и на снегу не останется их следов. Следы появятся на далекой-далекой планете, где не надо выть от голода и ступать лапами, изрезанными ледяными кристаллами, по недоброму снегу. Им будет хорошо. А потому хорошо и мне.
Надвигаются горы. Белые, крутые, нелюдимые. Мне надо туда. Но лететь больше нельзя. Нужно карабкаться, упираясь ногами и хватаясь руками за осыпающиеся снег и лед. Круто... как круто... тропа превратилась в ледяной желоб, ведущий вверх, и я ползу по нему. Срываюсь... Опять ползу, жаром внезапно разогревшегося тела растапливая снег. Руки, неудобные и неприспособленные к такому подъему, отказываются помогать мне. Но сейчас все изменится... Вижу, на ладонях вдруг лопается – бесшумно и безболезненно, кожа и оттуда появляются удобные стальные крючья. Как они там умещались? Не удивляюсь – значит, так надо. Вбиваю крючья в лед над головой и медленно, но неуклонно, поднимаюсь выше, еще выше... И вот уже сначала коленями, а потом и ступнями становлюсь на снег у края... горы, с которой я только что лихо спустилась на роскошных горных лыжах. Вон, на снегу между камнями под канатной дорогой еще виднеется свежая колея. Прерываясь в местах, где я парила, как птица. На мне ярко-красный лыжный костюм, тяжелые ботинки и ноги еще слегка дрожат от напряжения. При подъеме? Спуске? Я поднималась, я спускалась… Крючьев в ладонях нет. На руках кожаные перчатки, утепленные, красивые. Иду по дороге, точнее, – тропе, во многих местах изрезанной глубокими трещинами с ледяными мостиками через них. Неуютное для жизни место, но живые существа, разумные, здесь есть. Они отсиживаются вон там, под скалами, в нелепых домах, больше похожих на груды камня и льда, сползших с горы. Но это обман... Внутри в домах все хорошо продумано и устроено: тепло, светло, уютно... И очень тревожно. Существа здесь, чтобы сторожить. Что или кого? Пока не знаю, но скоро я буду именно там, где находится то, что они охраняют. Они меня уже видели: час назад я прилетела сюда на вертолете. Вместе с лыжами и багажом. Он сейчас уже в гостинице-приюте. Конечно, хорошо осмотренный и проверенный разумными существами, которые мне не показывались, но о которых я давно знаю все, что мне необходимо. Есть здесь и человеческие существа. Или по подобию человеческих существ изготовленные... Хорошо, качественно изготовленные. Людей они обмануть могут. Людей, но не меня. Я, наконец, у цели, до которой добиралась очень долго. Но времени у меня больше нет. Оно истекло, точнее перелилось в другой сосуд и стало иной субстанцией, И скоро Это произойдет... Что –Это? Узнаю, мне будет сказано... иду. За мною наблюдают внимательно, холодно, оценивающе. Я знаю, меня они уже изучили, и я им подхожу. Чтобы так получилось, чтобы я им попалась, трудилась целая большая армия, было много погибших, но свое дело они сделали. Теперь моя очередь...
Проверяю лыжные крепления. Мне надо спуститься в ту долину. Открывшуюся впереди. Там гостиница и там мое основное задание. Я его обязана выполнить, иначе будет плохо. Не мне – будет плохо этой планете. Которую называют Земля.
Долина, как чаша в горах. Вокруг высокие, колючие на ощупь зеленые деревья. Их называют елями. Их почти не видно в темноте. Но они пахнут так приятно. Запах пробивается тонкой доброй струйкой сквозь толщу зла, залившего долину, словно невидимый ядовитый газ из полупроснувшегося вулкана. По-хорошему, надо бы отсюда бежать, и как можно быстрей. Но я иду именно в источник этого медленно, но непрерывно накапливающегося зла.
Вхожу в гостиницу. Обшитые сосновыми досками стены, камины из дикого камня... Железные окантовки на ботинках глухо стучат по каменным плитам пола. Меня все еще продолжают изучать недобрые взгляды – изучать профессионально, опытно. Я им подхожу – решение окончательное. И это радует. Ведь времени совсем не осталось. Ни у них, ни у меня...
Меня приветствует хозяин гостиницы, случайно оказавшийся в холле. Случайность готовилась с той минуты, когда я вышла из вертолета. Я им очень нужна. Но они не догадываются, что для того, чтобы я сюда попала, усиленно работал весь наш незримый арсенал космического добра. Ведь все другие, посланные выполнить Задачу, сюда не добрались. Но, погибнув, сумели надежно укрыть простых землян, так необходимых этому клубку зла, угнездившемуся в самом центре Земли. Вместо них пришла я. И сегодня последний день... Я нужна...
Улыбаюсь хозяину и мимоходом гляжу на свое отражение в зеркале. Красивая стройная женщина, очень красивая... Но не моя красота нужна им, не ее они так ждали... Хозяин подходит, предлагает поужинать вместе, а затем он мне покажет одну редкость. – Мне будет интересно? Я соглашаюсь.
Вот и ужин. Я много была на свежем воздухе, каталась с горы. Я ем с аппетитом. За другими столиками тоже едят приезжие лыжники. Но они не люди – фантомы. Чтобы не спугнуло меня безлюдье. Сейчас им никто, кроме меня, не нужен. Только я одна. Я ем. Хвалю блюда, выпиваю немного вина. Хозяин не сидит – мучается рядом со мной. Время истекает. Но я не спешу. Наконец, вытираю салфеткой губы и встаю. – Что мне хотели показать? Какую редкость? Я очень хочу ее увидеть.
– Вы не поверите, – говорит хозяин, ведя меня по коридору, – это живое дерево. Настоящее живое дерево. Прекрасное. Единственное в мире. Сохранилось в горах, в пещере. Никому не показывали, вы – первая. Врет, как изысканно врет. Первая! Сказал бы – последняя. Изображаю восторг, любопытство, нетерпение и вот передо мною открывают белую полупрозрачную дверь. В комнате – дерево. Под гладкой корой, напоминающей кожу, пульсирует что-то живое. Горячее. Большие полукруглые листья, тоже гладкие и вероятно очень приятные на ощупь. С веток свисают гибкие воздушные корневища, а между ними странные образования: то ли нераспустившиеся цветы, то ли недозрелые плоды зеленоватого цвета. На них – глаза, большие глаза с длинными ресницами, они смотрят так застенчиво, так нежно. И все дерево при виде меня приходит в легкое движение, колышутся воздушные корни, касаются мягко моих рук, гладят их. Такое доброе дерево, оно тихонечко звенит листьями и удивительно приятная мелодия достигает моих ушей. Слушать ее радостно. Растворяешься в мелодии. Купаешься в ней, внимаешь и таешь. Хочется прижаться к дереву. Раствориться в нем, превратиться в ветви и большие добрые листья, хочется смотреть на мир его глазами. Хочется повторять его мелодию. Хочется быть только с ним. Всегда, всю жизнь.
Но хозяин отстраняет меня и прикрывает дверь. Из-за нее все еще доносится мелодия доброго дерева. Лучшего в мире дерева. Очень страшного дерева... Из-за него пустели и заволакивались тенью смерти целые миры... Это из-за него я здесь...
Уже поздно. Я прощаюсь с хозяином и отправляюсь в свой номер. Он должен быть расположен над комнатой с деревом. Я не ошиблась. Оно подо мною. Иду в душ. Снимаю красивый лыжный костюм и аккуратно складываю на пуфике. А могла просто бросить в угол. Ведь он мне уже не понадобится. И ничего из вещей в багаже тоже не понадобится. Стою под душем и смотрю, как струи воды стекают с моего красивого тела. Жаль, но и оно мне больше не понадобится. Беру на полке флакон с кремом и аккуратно втираю в кожу. Она розовеет. Становится необычайно красивой и гладкой. Крем здесь поставлен недаром. Сейчас я крепко-крепко усну, но проснуться человеком мне больше не придется. Подымаю угол пухового одеяла и ложусь в приятную, убаюкивающую сознание постель. Засыпаю. Точнее, на перинах засыпает красивая женщина. А я бессонна и насторожена до предела.
Возле кровати бесшумно раздвигается пол. В проеме появляется доброе красивое дерево. Оно, оказывается, даже умеет ходить. Нависает своими листьями над спящей в постели. Глядит сотнями блестящих глаз. Гладит ее воздушными корешками. Приникает к красивому розовому телу, ближе, ближе... Корни, не спеша, принимаются за дело. Пускают отростки и вот уже красивого женского тела на постели почти не видно под ковром колышущихся ветвей, листьев, корней, плодов. Что-то сильней и сильней пульсирует по стволу. А тело на кровати сжимается, уменьшается. Ссыхается, как прошлогодний лист. Дерево получило то, что так ему было нужно – кровь, именно мою, особую, редкую... Ее так долго не могли отыскать стражи и слуги дерева... Без нее плоды на дереве не созреют. А так – созреют уже сегодня, а потом...
Сытое дерево отваливается от опустошенной оболочки и медленно исчезает в проеме, который тихонько закрывается. На кровати лежит мое бывшее Я – пустое, как шкурка змеи, из которой выползла хозяйка. Дверь в номер приоткрывается, и уборщик аккуратно заталкивает в горловину мешка пустую оболочку моего бывшего тела, в которой гремят сухие кости. Очень нужный человеческий объект использован и отправится в печь, где уже нашли упокоение сотни таких же людей-объектов, приехавших покататься на лыжах и пропавших в горах. Но не ищут их родные, друзья, знакомые. В день их гибели все почему-то о них забывают. Навсегда забывают... Слуги дерева все предусмотрели...
Но уборщик недосмотрел. Еще до того, как открылась дверь, из сухого черепа сквозь глазницу тихонько выскользнула настоящая я – гладкая, блестящая. Совсем крохотная. Это я и не я – просто другое обличье.
Я тихо проползла вверх по белому сверкающему унитазу, нырнула в колышущийся водный круг и по извилистым трубам поплыла далеко-далеко. А там, где вода сливается в пруд-отстойник и бежит дальше в реку – появилась и поплыла подо льдом я – рыба с длинными гибкими плавниками. Вот посреди речки разбивается о скалу лед, и вода возле нее не замерзает никогда. Я – птица. Вынырнула из крошева льда, отряхнулась и полетела, медленно кружа, вниз в долину, подальше от гор. Здесь уже все сделано. Кем буду еще – пока не знаю. Ведь я – космический воин. Один из неисчислимого воинства добрых сил. И моя работа – выполнять задачу, которую ставит передо мною светлая сила космоса.
А в гостинице – ужас, разор, гибель. Дерево, доброе дерево, напившееся моей крови, такой подходящей, чтобы уже сегодня созрели его плоды, вдруг стало корчиться. Окутывать все вокруг ужасом, смертным ужасом черного завоевателя, которого все же распознали и уничтожили... Усохли ветви, облетели листья и никогда из плодов с наивными глазами не взлетят в земной воздух мириады его микроскопических детей... Их было бы достаточно, чтобы превратить землю сначала в пустыню, а затем в марево, фантом. Как это уже бессчетное количество раз происходило в космосе. Но здесь мы успели. Семя дракона погибло.
Я медленно парю над притихшей спящей планетой, которую ее жители называют Землей. Пусть живет. Она слишком хороша, чтобы умереть.