Разбойничий суд и самосуд

РАЗБОЙНИЧИЙ СУД И САМОСУД - ТАКОВО БОЛЕЗНЕННОЕ САМООСУЩЕСТВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА, КАК СЛЕДСТВИЕ ПЕРВОРОДНОГО ГРЕХА.

I

Когда ученики просили Христа Иисуса: дай нам, равви, спасительное правило; он сказал им: «не судите, и вас да не судят».
 Это правило кажется невозможным к исполнению и противоречащим душе человека. Может ли человек не судить? Ведь всякое значимое высказывание есть суждение или содержит в себе суждение; всякий разумный поступок основывается на суждении; воля не может оформиться без оценок и суждений;  отношение к ближнему окормляется ценностями и, значит, содержит в себе оценку и суждение. Наконец, нам открыто, что первые люди в Раю имеют способность к суждению и пользуются этой способностью. Более того, им дан закон, регулирующий использование именно этой способности, и они подвергаются суду по этому закону, – который говорит им: судите о сладком и горьком, но о добром и злом не можете судить.
Но ежели в самом Начале из всех составов человека выделяется способность судить и самый первый закон имеет своим предметом суждение, значит эта способность и эта активность являются определяющими для человека. Его отношения с Богом завязываются и развиваются вокруг регламента применения способности суждения: разрешение судить обо всём, кроме… (от всех деревьев в Саду ешьте) и запрет судить о добром и злом (только от древа познания правого и лукавого не ешьте). От применения способности суждения зависит, жить человеку или умереть (если съедите, то смертию умрёте). Наконец, человека осуждают за нарушение правила применения способности суждения. Таков великий вес  суда в составах человека, как его описывает нам Библия.

Следуя изложенной в ней Истории, в Начале (архэ) ветхого Эона мы находим человека судящим и судимым. И, поскольку Начало определяет всё последующее до конца Века, заключаем отсюда, что суды неотделимы от человека на протяжении всего ветхого Эона.
Но, может быть, в Новом Веке суды отменяются? – если сказал Начальник нового века Христос Иисус: «не судите!»?

Однако, читая новую священную историю, находим центральным событием Начала нового Эона суд над Иисусом из Назарета.
Находим, что истинный Человек, Адам нового Века, Иисус судил и был судим. Он говорил: «я сужу и суд мой правый», и: «весь суд Отец отдал мне».  Он был судим, и признавал суд, поскольку добровольно отдал  себя на суд Синедриона и Прокуратора.  И повторил в этом Сократа (предварив его в вечности), который также добровольно предал себя суду, хотя судьи судили неправо.

Так что же, человек в истине есть судья? Или имеем дело с наложением конца ветхого Эона, к которому и нужно отнести суд над Иисусом из Назарета, и началом нового Эона, в котором уже не будет суда? Ведь ученикам своим, жившим нынче днем завтрашним (как то сказано в молитве христианской: даждь нам нынче хлеб завтрашний) Иисус говорил; «не судите…». Наверное, в противовес людям ветхого Эона, судящим друг друга?

Тем не менее, способность суждения никто у человека не отнимал. Более того, именно в свете этой способности мы можем соотнести начало Ветхого и Нового веков, как они были в Раю и в Иерусалиме, соответственно. Первым людям в Раю Отец сказал: не судите о добром и злом (правом и лукавом). Вторым первым людям в Иерусалиме Сын, посланный Отцом, сказал: не судите, да не будете осуждены, как осуждены были ваши праотцы Адам и Хева.
Разве не повторил Иисус своим ученикам, родоначальникам нового человечества, то же самое, что было сказано Адаму и Хеве?


К чему же тогда призывает Иисус, говоря: «не судите»?  Не говорит ли он: оставьте суды ваши, ибо не исходят они от Бога, главного Судьи; и этим оставлением ударьте в самое сердце первородного греха, в основе которого лежит самовольное суждение о добром и злом, не укоренённое в судах Божьих? То есть, не говорит ли Он: «прекратите самосуд!»? Ведь о своих судах Он свидетельствовал, говоря: «Не сужу сам от себя, но как слышу, так и сужу». И в этом также повторял Сократа, который также не судил сам, но слушал своего Рода (= Гения), и, как слышал, так и судил.
Отсюда мы заключаем, что максима «не судите», если такая максима действительно высказывалась, должна пониматься, как «не судите сами». Ведь Адам был осуждён не за то, что судил, но за то, что судил сам о том, о чём судить ему запрещено было законом (заповедью Хозяина Сада); судил о «добром» и «злом», – то есть, сам создавал мораль для себя.

Впрочем, говоря строго, максима «не судите» принадлежит больше последующему толковому преданию, чем самому Матфею. Ведь у Матфея сказано: «Не судите (так), чтобы быть вам осуждёнными, ибо как вы судите так и вас будут судить…». Иными словами речь идёт не об отказе от суждения, а о том, чтобы судить право. В полном согласии с ветхозаветным правилом: «Как хочешь, чтобы с тобою поступали люди, так и ты поступай в отношении ближних». Или, если хочешь, чтобы тебя судили справедливо, то и сам суди по правде. Это, конечно, больше похоже на истину, чем довольно экстремистское «не судите!».
Так или иначе, пророки и Псалмопевец порицают человека, который не даёт суда ближнему. Христиане также судят и судимы. О чём и Павел сказал, говоря: «Дух судит обо всём».
Нельзя отнять от нас суд, не извратив при этом нашей природы, ибо в самом Начале мы были судимы, в лице прародителей, и осуждены к смерти за самовольное суждение о «добром» и «злом». В конце ветхого Эона Спаситель земным своим путём открыл нам нашу повреждённость, которая обнаружилась как самосуд и неправый суд, не укоренённый в судах Божьих. Так, Иуда самовольно судил о том, каким должен быть Мессия, и предал Христа властям, как лже-мессию. Первосвященник Каиафа самовольно судил о благе народа, и ради этого эфемерного блага несправедливо осудил Иисуса из Назарета. Пилат судил и пренебрёг правдой, оценив политические виды империи дороже, чем жизнь невиновного человека. Свидетели судили ложно о Христе, будучи подкуплены  или из страха перед властью. Народ судил Его к распятию, будучи ослеплён фанатизмом.

Но суть открытого для нас земным путём Христа не в обличении нашей неправды, которая обличена тысячу раз и известна нам, а в обличении нашей «правды», которая есть неправда, в силу поврежденности нашей воли первородным грехом. Мы уверены в своей правоте и, вследствие этого, не узнаём, пришедшего к нам с милостью Отца (в лице Сына), отвергаем его, и убиваем! И этим повторяем грех Каина, убившего брата, и укрепляемся в состоянии первородного греха, в которое ввёл нас праотец Адам. Повреждённость, внедрённую в нас Адамом, нельзя преодолеть своими силами.
Ужас не в том, что мы неправы, а в том, что мы думаем, будто можем быть правы. Этим обличаем свою гордыню. В итоге мы живём без Бога и продолжаем жить без Бога, отталкивая руку Отца. Мы судим сами, спрятавшись от Бога в кустах, судим неправо, и готовы убить брата, в дом души которого впущен Отец, потому что он своим бытием обличает наше несчастное состояние, в котором не хотим себе признаться ради гордыни, ради претензии на самостоятельное равенство Богу.
Иисус, предав себя нашему неправому суду, подвергшись казни от наших рук, и воскреснув из гроба, показал нам, – внешним образом, с навязчивой очевидностью, от которой нам уже не отмахнуться, – что на самом деле происходит у нас внутри, в наших душах, в домах наших душ. Где мним себя хозяевами, блюстителями высшего блага, стоящими над законом, но где на деле хозяйничает Противник, которому рабствуем, как князю нашего города. И прикрываем это рабствование спесью.




II

Согласно Философу, всеобщая форма воли есть стремление к благу. Душа животного специфична, и поэтому благо животного определено его видом, и закреплено в форме его души, обнаруживающейся телом. Отсюда, животное стремится к своему благу, но не решает, что есть благо для него.
Высшая часть души человека, которая и делает его таковым, не специфична: она бесконечна, поскольку есть дыхание Божье, которое Элохим вдохнули в Адама. Поэтому в строении человека как вида не закреплено его благо. Следовательно, благу человек должен научиться. Благо для него не часть натуры, а часть культуры. Человек должен узнать свое благо, но ему заранее  неизвестно, что есть благо для него. Блага животной части души он пробует и отвергает, как не свои, и даже как вредоносные для высшей части души. Отсюда рождается аскетизм, отвергающий животные услады – пищу, секс, сон, игру…. Это отрицательгное знание блага. Но, каково позитивное благо человека?
Как «животное политическое», по определению Философа, человек не может иметь блага, отдельного от блага республики. Будучи рожденным от Духа Божьего, человек есть гражданин Республики людей и богов. Поэтому его благо есть благо Бога. Отсюда, не может человек обрести блага без Бога, но – вместе с Богом.
Хозяин Сада сказал Адаму: держись Меня и будет благо тебе, которое и Сам имею – Жизнь. Противник  же сказал Адаму: ты же равен Богу: давай построим град, и будешь в нём царём; и будешь решать, что хорошо и что плохо, что криво и что прямо.
И построил Гильгамеш град, прекрасный Урук, и установил там справедливость и заботу, и все были довольны, но одна маленькая девочка, уронила мячик в расселину земли, и не смог Гильгамеш достать этот мяч; и заплакала девочка, и воззвала к Богу, обвиняя град Урук в несправедливости. И слеза одного ребёнка перевесила счастье всех остальных. Потому что ценность человека в глазах Бога не нумерическая, но единая: счастье миллионов не выкупает несчастья одного.
Потому несправедлив Иерусалим. В нём первосвященник, ложный представитель  Бога, решает убить одного невинного, Христа Иисуса, ради блага всего остального народа. Он судит о «благе» самостоятельно, исходя из образа совершенного города, который носит в сердце своём.
Так же судил Адам. В результате все суды его извратились, и потомков его.  Извратились суды человеческие, но сохранился суд, как природа души человека, как осуществление свободы его.
Всякий потомок Адама постоянно судит себя и другого, в силу своего положения судьи города. И он может судить, в силу своей изначальной природы, строения своей души, как судебного присутствия. Но он не имеет Судьи, который бы сообщал ему суды его – ведь он отказался в лице Адама судить вместе с Господином. Потому суды его, вследствие первородного греха, суть суды разбойника Прокруста. Не имея суда Божьего, он примеряет к себе и другим произвольно созданный им идеал. И, поскольку соответствовать этому идеалу невозможно, он постоянно носит в себе самоосуждение и неправду по отношению к ближним. Это самоосуждение рождает унижение и страх наказания. Чтобы избыть связанную с этим горечь бытия, человек пренебрегает внутренними укорами неизбывного Свидетеля и убеждает себя в том, что он хорош и даже превосходен, что он прав в суде Прокруста. Следствием этого, в лучшем случае, является весьма болезненно отношение к любой критике его «совершенств», а также избегание и не признание авторитетов, которые могут иметь свой суд о нём, отличный от его самосуда.
Такой человек необоснованно самоволен и самоуверен, и в то же время весьма раним и эмоционально неуравновешен, легко впадает в неуверенность, меняет самооценки на полярные друг другу, и в целом склонен к мании и депрессии.
Усугубляет его положение то, что он обладает неадекватным самосознанием: рассматривает себя в терминах стихий, сил и действий; и не познаёт своей души, как судебного присутствия.
Поэтому он судит вне суда: носит с собой хрустальную туфельку и примеряет на ногу девушкам, ища свою невесту; но ни на одну ногу не лезет эта туфелька.
Суды его не укоренены в Суде Божьем: его место в Суде пустует; он отсутствует и прячется в кустах, оберегая свой самосуд; которого он даже не сознаёт таковым, – в силу того, что не знает себя как господина дому своей души, в котором он имеет власть судить, получаемую от Господина Верховного Судьи, присутствующего в его доме. Благодать присутствия Царя (как царства, которое «внутри нас есть») остаётся втуне для него, и он вынужден окормлять свою волю не Судами Божьими, а своими представлениями о добром и злом, достойном и недостойном, справедливом и лукавым, и т.д. – что обнимается «древом познания доброго и злого». Здесь его наставником является Противник, который внушает ему в качестве цели и результата уподобление Богу. Этим высоким идеалом он соблазняет Адама и как будто возвышает его, обещая сделать подобным богам, но на деле отнимает у него высочайшее достоинство Сына, заменяя его на жалкое тварное подобие. После того, как муж принимает из рук Сатаны это ложное самосознание, это идолопоклонство, он попадает во власть его. Тем самым идеалом, которым Сатана соблазнил его, он начинает его угнетать, насмехаясь над немощью человека и его неподобием богам.
В одном случае человек огорчён этим и впадает в уныние и отчаяние; в другом он надмевается, восхваляет сам себя сверх меры и, поставив себя выше всех прочих людей, их обычаев и законов, становится идейным преступником.
Если бы он знал своё достоинство сына Божия, то никогда бы не поверил Змею и не соблазнился тварным уподоблением себя Богу.
Если бы он знал природу своей души, как Суда Божьего, и понял бы, что Судья вовсе не требует от него непосильных совершенств и соответствий выспренним идеалам, а хочет от него совсем другого – того, что ему по силам; он не боялся бы Суда и вошёл бы в судебное присутствие, которое в нём есть, и спросил бы закона и суда у Господина, Царя небесного города. Кто же вырвет Адама из власти Князя мира сего, соблазняющего подобием Богу и требующего от него совершенств и превосходств и соответствий разным разбойничьим ложам?
Только тот искрений, кто уверит его в отцовстве Бога, кто донесёт до него истинные Суды Божии, совсем не взирающие на совершенства и несовершенства, таланты и способности, и вернёт его в дом его души, в котором непрерывно вершится истинный суд; в котором есть и Обвинитель, враг человеков, и Защитник, и Свидетель; но, главное, есть Судья, отец, любящий сына своего, человека; Судья, пред лицом которого бессильны доводы Противника, обвинителя людей.
Этот искренний помощник должен помочь Адаму изменить его сознание так, чтобы вырвать его из героического пространства идеалов, сил, борьбы со стихиями и использования их; и помочь ему осознать себя не в бытии творческого деяния, а в бытии общения: именно, в изначальном состязательном процессе, начавшемся в Раю и не знающем отдыха и перерыва; суде Господина, уполномоченного Отцом, в котором его не осуждают, но помогают справиться с Обвинителем и оправдаться, воспрянуть в своём истинном достоинстве и, приняв Суды Господни, в качестве верного получить власть и силу Судов Его в осуществлении их своей волей, соединившейся с волей Отца.

Богословское обоснование этого мнения:

Душа - дом
В христианстве, опирающемся на традицию, возводящую к самым первым цивилизациям античной ойкумены, разумное представление души есть дом. Сказал Иисус: «в доме Отца моего обителей много», и «дом мой домом молитвы наречется».
И также: Omnis ergo qui audit verba mea haec et facit ea adsimilabitur viro sapienti qui aedificavit domum suam supra petram: Всякого, кто слушает слова мои и поступает, уподоблю мужу мудрому, кто воздвиг дом свой на камне (Мтф. 7, 24).
О каком «доме» говорит здесь Спаситель?
Et descendit pluvia et venerunt flumina et flaverunt venti et inruerunt in domum illam et non cecidit fundata enim erat super petram: И сойдут дожди, и нахлынут потоки, и налетят ветры на дом его, и не сойдёт с основания, ибо стоит на камне (Там же, 25).
То есть, Он говорит о доме, в котором укроется муж от потопа страстей, ветров желаний и стремнин беззакония, – да не скажет, подобно царю Давиду: Спаси меня, Боже; ибо воды дошли до души моей. Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стати; вошёл во глубину вод, и быстрое течение  увлекает меня. Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня.
Это дом души верного, заключившего завет с Богом и соблюдающего его; дом небесного Города, который внутри нас есть, –  ибо сказано: «Царство Божие внутри вас есть». И дом этот, помимо остального, есть дом суда, в котором Господин судит, Противник обвиняет, Свидетель обличает, Ангел-защитник защищает, Адам оправдывается. Об этом доме сказал Спаситель, яко разрушит дом сей, и в три дня вновь воздвигнет. Разумея под этим свою смерть и воскрешение.
Слово «дом» здесь не означает четыре стены, накрытые крышей. Дом - это те близкие, с кем связывают меня отношения любви, с кем я пребываю в постоянном общении и диалоге. В центре этого коммуниона близких и любящих (домочадцев) стоит семья: отец, мать, сын (дочь), соединенные любовью.
Душа как судебное присутствие
Главное содержание откровения о Первых Людях, потомками которых являемся, есть правонарушение, – так называемый «первородный грех», – и его осуждение. Таким образом, откровение о первочеловеках, как откровение нашего изначального существа, показывает нам их в законе и суде Божьем. Исходя из принципа подобия внешнего и внутреннего, заключаем, что от Начала душа человека, в коммуникативном строении её (т.е. в аспекте общений и отношений между лицами),  есть судебное присутствие, в котором оглашается закон и вершится суд.

В отношениях свободных и равных лиц суд есть необходимая конструкция, в которой осуществляется космос республики, или града. Мы испрашиваем суда у ближнего своего, и получаем его; ближний испрашивает суда у нас, и мы даём ему суд. Иисус просил суда у согражданина, говоря: «Почто бьёшь меня? Если я виноват, то скажи, в чём моя вина». Пилат за Иисуса просил суда у собрания граждан Иерусалима, выведя к ним Иисуса и сказав: «Это человек!» – напоминая тем самым, что Иисус из Назарета вправе рассчитывать не на расправу, а на справедливый суд с их стороны.
Наше сердце устроено как царство, иначе Иисус Христос, открывая нам нашу истинную природу, не сказал бы, что внутри нас Царствие Божие.

Но не во всякое время представления человека о себе самом  отвечают истине: муж, мыслящий о себе физически (или метафизически) и героически, может не сознавать коммуникативной природы души и, вследствие этого, не знать и не замечать суда, своего пребывания в суде, присутствия судьи и свидетелей. Тем не менее, суд вершится, и муж всегда получает закон и суд, имеет сентенцию суда о себе и сам постоянно выносит суждения, даже если не отдаёт себе в этом отчёта.

Божий Суд как существо личности
Изначальное строение божественного Космоса таково, что участие Бога в человеке есть Суд над лицом; и обратно, подсудность лица Суду есть участие лица в Боге. И это есть существо личности, открытое нам Отцом и переданное в поколениях через авторитетное Писание и Предание.

Первый грех как самосуд

Промысел Бога о человеке таков, что суждение о добром и злом, необходимое для оформления воли к поступку, получается Мужем (Адамом) как сентенция Суда Господина. И грех Адама заключается в том, что он не испросил этой сентенции у Господина, но сам судил о добром и злом, то есть грех Мужа – в самосуде.
Для этого Адам вышел из присутствия Судьи, спрятался от него. Но это не отменило Суда, поскольку Божий суд неотделим от человека.
Так же и муж (Адам) есть судья, в уподоблении Богу Судье, постоянно износит суд, ибо такова природа его души, как дома, в котором он есть господин и судья. Но в грехе, то есть в удалении от Бога, суды его не укоренены в судах Божьих: и потому произвольны и неистинны.


Самосуд как суд Сатаны

Удалившись из присутствия Бога, Адам обрёл присутствие Противника. Единожды посмотрев на себя глазами Дьявола, ненавистника человеков, он соединился с ним. И теперь скептический взгляд Дьявола, его презрительная насмешка сопровождают его повсюду.  В глазах Сатаны человек жалок и уродлив. Суд разбойника Прокруста – вот суд Сатаны: он примеряет к человеку идеал, которому никто не может соответствовать, и этим рождает у человека сознание ущербности.
Самосуд не возникает из ничего. Он рождается от застенчивости. Когда Хозяин Сада нашёл Адама в кустах, Он обнаружил, что Адам стесняется себя, своего несовершенства. Поэтому он прячется от Отца, желая прежде усовершиться до равенства Ему, уподобиться Отцу. Он создает в представлении идеал, образ Отца. К чертам этого идеала относится и знание «доброго» и «лукавого»:  знание заповеди, то есть того, что можно, и что нельзя вершить.  Понятие о своём несовершенстве и о скрытых качествах Отца, которыми он не хочет делиться с сыном, Адам получает от Противника Бога (Сатаны).
Итак, ему стыдно своего несовершенства и боязно обнаружить перед Отцом своё сомнение в Нём, в Его любви, поэтому он прячется. Но лишь для того, чтобы стать лучше, сравняться с Отцом. Оказавшись таким  образом в уединении, вне судебного присутствия Господина, Адам судит себя сам, на предмет своего совершенства или несовершенства. Поэтому самосуд есть извращённая форма любви к Отцу, ревнование к Нему. Это ревнование уже во втором поколении людей приводит Каина к убийству брата.

Философское обоснование этого мнения:

Собственная форма человека, или душа его
Собственной формой животного, по которой определяется его вид, согласно Философу, является тело. Это можно видеть воочию, наблюдая у разных животных разные тела, – кита, аиста, медведя, крокодила и носорога едва ли спутаешь между собой.  Но разные люди имеют одинаковые тела. Следовательно, животное тело человека не является его формой, и животная душа, неотделимая от плоти, не есть его (собственная) душа. В противном случае, мы должны были бы полагать, что все люди одинаковы по своей душевной организации (являются психическими клонами), что противоречит опыту, показывающему, что хотя люди, как животные принадлежат к одному виду, психически могут принадлежать к разным видам, – которые коррелируют с так  называемыми культурными типами.
Как следствие возникает вопрос: бестелесна ли собственная форма человека (душа) или имеет физически иное тело?

Образцом человека является Иисус из Назарета. Если форма его, или душа его телесна, то каково её тело? Свято-отеческая традиция утверждает, что тело Христово есть Церковь, или единство детей Его, собравшихся вокруг воскресшего первородного Сына. Физически такое «тело» может выглядеть как некое скопление животных тел, которое едва ли может быть названо экклесией, или собранием. Ведь собираются вместе здесь не тела, но – лица. Так что форма Христа обнаруживающаяся как церковь скорее бестелесна, чем телесна, поскольку живое единство святого собрания, по праву называемое телом (или целым) едва ли может быть отождествлено с каким-либо чувственно-воспринимаемым телом-плотью. Хотя, может быть, и служит причиной возникновения некоторых физических тел, – таких, например, как звуковое тело псалмопений и речей собравшихся. Поэтому, используя русский язык, нам важно различать «тело» и «плоть», поскольку тело может быть и бесплотным, существуя в модусе целости, целого (тело = цело).

Далее, Евангелист Иоанн говорит о Христе как о слове обращённом к Богу. Также в Воплощении мы видим Иисуса постоянно общающимся с Отцом в мольбе и искании воли Его. То есть активностью Христа Иисуса (равно истинного человека, или человека, как такового) является диалог сына с отцом. Это особый союз двух лиц, пребывающих в общении, но скрытых от внешнего  наблюдения, поскольку лица суть откровения имяреков друг другу. Лица непостижимы умом, поскольку не суть умопостигаемые сущности. Ум может только предполагать присутствие лица, имея знание о нём через причастность откровению. Ведь мы не видим Отца и не видим Сына, так как плотскими очами видим животные и материальные тела, а умными очами видим в Иисусе сына Марии, учителя, проповедника, но не Сына Божьего. Иисус ссылается на непрекращающийся диалог с Отцом как на основание своей воли, но не может «показать Отца», когда от него требуют этого. Иисус предлагает судить о присутствии Отца, «по делам», которые он творит вместе с Отцом, то есть косвенно умопостигать Присутствие Его.
Наконец, ученикам Петру и Иоанну на горе Фавор явилось откровение души Учителя, и они видели его беседующим с Моисеем и Ильёй. Таким образом, и здесь форма души схватывается как лица, пребывающие в общении, как диалог.
Богословие Никейского собора расширяет  коммуникативную форму диалога с Отцом до любовного единства трёх лиц: Матери, Отца и Сына. И эти три лица суть единая душа Христа Иисуса. Так что согласно догматическому богословию Церкви собственная форма человека (душа его) есть дом; сердце же дома есть очаг, или  семья – отец, мать, сын, субстантивно, и домочадцы, акцидентально.

В доме души приводятся к суду Господина все помыслы и желания, и выносится суждение, в согласии с которым совершается поступок. Следовательно, дом души есть движущее нравственное начало, то есть форма человека, как существа морального.
Что до вопроса о телесности лица, как обнаружения собственной души человека, или персонального духа, то, хотя под «лицом» в быту мы часто разумеем физиономию, на деле лицо чувственно не воспринимаемо, и все попытки определять лицо человека по его физиономии терпят фиаско (например, попытка определять преступные наклонности). Лицо открывается в союзе и общении в составе города и мира; в каковом общении физические тела участвуют только как инструменты. (Ибо умные бестелесные субстанции смыслов, передаваемых знаками, никак не связаны с субстанциями тел, несущих знаки). И общение это необходимо любовное, – поскольку индивидуализирующим началом во внимании является Эрот. Без Эротической субстанции воли невозможно откровение лица, поскольку именно эрос является здесь иллюминирующим началом.

Суммируя вышесказанное, можем, поэтому, сказать: если собственная форма животного есть тело, то форма человека есть лицо, ибо по лицам различаем людей, а не по телам. Раньше полагали, что первое движимое есть небо или ум, теперь же знаем, что первое движимое есть человек, сущий раньше всего творения. И движущее человека есть лицо его (или личность).И если лицо движет человека совместно с Лицом (сиречь Богом), то лицо есть не просто движущее, но первое движущее, в союзе и общении с Первым Движущим.
Лицо ведь не бывает одно, но открывается в любовном общении и существует в диалоге. Посему Бог есть Лицо, открывающееся лицу, и Любовь к лицу; и человек есть лицо, открывающееся Лицу и любящее Его. Человек всегда был с Богом и к Богу, неразрывно, как сын с отцом, и Бог всегда был к человеку и с человеком, как отец с сыном. Одна Истина – истина бога и истина человека, – нераздельно, ибо истина человека есть со-бытие с богом, как лица с лицом, в союзе и общении.

Собственный признак человека

Философы древности, наблюдая человека и размышляя о собственном его признаке, – субстанциальном и отличающем его от всех прочих животных, – заметили то бесспорное отличие, что люди вступают между собой в правоотношения, чего не скажешь о животных. В самом деле, животные имеют между собой те же отношения, что и люди, как то: сотрудничества, взаимополезности, сочувствия, симпатии, любви, соперничества, борьбы, брачевания, сожительства и проч. То есть, все отношения, основанные на видовой специфичности, влечении, уме, инстинкте, чувстве: на всех потенциях души, кроме правоотношений, основанных на свободной воле. Этой, последней субстанцией взаимоотношений располагают  только люди. Свободная конвенция, договор,  закон и право предполагают свободную волю. Этой потенции души нет у животных. Поэтому отношений, основанных на Законе и Праве, вы у животных не найдёте. У них нет семьи (familii), нет собственности, нет договора, нет закона, нет суда и нет государства: всего того, без чего не мыслим человек. Свободные и равные лица вступают между собой в отношения только на основе взаимного согласия, то есть в договорные отношения. Образцом здесь являются отношения с Богом, которые суть договор, завет. Поскольку в рамках договорных отношений каждый остаётся свободным, – в том числе свободным в толковании договора и в отнесении к договору своих поступков, – необходим третейский суд для выстраивания таких отношений. Этого требует уже первая заповедь, гласящая: не суди сам о правом и лукавом, но обратись к суду. Суд существует в отношениях между людьми, и суд существует в отношениях человека с Богом. Если Бог судится с человеком, то так же и люди должны иметь суд друг с другом. По закону соответствия макрокосма и микрокосма, что на публике, то и в сердце. Значит и в сердце человек имеет суд. Решения судов внешнего и внутреннего корреспондируют и сопоставляются друг с другом.
Исходя из этого, заключаем, что человек, в собственном своём качестве, всегда есть сторона правоотношения и субъект правоосуществления. Это мыслимо только вместе с судом. Чтобы не просто «поступить» в отношениях с ближним, но поступить законно, право, человек должен иметь при себе закон и суд. Отсюда предполагаем, что душа человека есть судебное присутствие.

Благо человека - справедливость

С собственным признаком человека (правоотношения) соотносится и особое благо, разделяемое людьми и доступное только им. Как животное, человек на земле имеет все те блага, что и прочие животные, но у него есть ещё и собственное благо, не разделяемое им с другими живыми существами, кроме богов. Это благо – справедливость (justitia). Справедливости как своего исконного блага ищет и добивается человек. «Ищите прежде правды  его» (т.е. царства Божия), и «Блаженны алчущие правды».
Разве не ради правды, или суда правого призван и ожидаем был Христос?

Действие и поступок

Взаимоотношения осуществляются во взаимных поступках. Поступок есть акт осуществления отношений людей друг к другу.  Не бывает поступка, не отнесённого к другому человеку или людям. Поскольку человеческие отношения всегда суть правоотношения, постольку поступок есть предмет суждения публичного суда по публичному праву (закону). Это собственный признак поступка. Именно подсудность делает поступок поступком. Иначе это будет просто действие или поведение. Действие обнаруживает цель, поведение обнаруживает инстинкты, а поступок обнаруживает личность, – поскольку лицо осуществляется в отношениях к другим лицам, и это отношение выражается в поступках. Поступок неотделим от морального суждения. Ведь действие становится поступком только в соединении с нравственной оценкой. Лишь поступок может быть героическим или гадким, или приличным. Действие же бывает продуктивным, достигающим цели, точным, сильным, или напротив слабым, неточным и т. д. Моральное суждение должно иметь основание в форме  межличных отношений, которые осуществляются как взаимные поступки. Существуют нормы отношений, нарушение которых или соблюдение определяет ту или иную моральную оценку. Некрасиво, например, истязать раба, даже если по праву он считается твоей собственностью. Хорошо вознаградить талант или добродетель, хотя ты и не обязан этого делать. Прекрасно пожертвовать жизнью за свой город, хотя этого нельзя требовать.
Отношения равных и свободных суть договорные отношения, поэтому моральное суждение поступка здесь опирается на нормы чести связанные с соблюдением добровольных соглашений и обязательств и нормы договорного права (обычного и гражданского). Сюда же относятся и публичные поступки, судимые на основе общественного договора.
 Обнаружение личности становится актуальным только в поступке, сопряжённом с актом суждения. Ведь только в акте суждения (о лице по поступку) явление (феномен) становится откровением лица. Суд износится по  закону. Суждение поступка по нравственному закону обнаруживает нрав (этос) лица. Как не может быть безотносительного поступка, так же не может быть поступка без суда о нём. Однако, внешнее суждение относится только к поступку, как же возможно перенесение этого суда на личность? Ведь часты протесты против такого перенесения. Поступающий, бывает, утверждает, что его не понимают, неверно толкуют о его личности по поступкам. И что личное, в таком случае, открывается в поступке? С таким же успехом можно судить о поведении, какого-нибудь нечеловека, робота, воспринимая его поведение как поступки. Что мы, в этом случае, откроем за поступком?
Поступок есть акт произвольный. Он является поступком не потому, что мы о нём судим, а потому что поступающий именно поступает, а не действует инстинктивно или целесообразно. Это означает, что закон и суд уже заложены в поступке; и это закон и суд самого поступающего лица; закон и суд, осуществляемый в его душевном доме. Именно это и является откровением личности в поступке. Мы узнаём, каков закон ментального дома лица, каков суд, и кто в нём господин. Внешний суд и закон могут отличаться от внутреннего суда и закона самой личности. Тем не менее, они обуславливают друг друга, и суть феномены единообразного духовного строения  человека, которое он обнаруживает уже в Раю.
Поскольку суд износится постоянно и не может быть устранён из бытия лица, то всякое изъявление лица обязательно отнесено к закону и является или законосообразным или беззаконным, нравственным или безнравственным. Об этом Спаситель говорит: «словом одним осудишься и словом оправдаешься».
Внешнее изъявление подвержено суду партнёра отношений, в рамках которых совершено изъявление лица. Внутреннее изъявление подвержено суду внутреннего присутствия. Всякий помысел, осознанное желание, план, проект или цель неизбежно судимы и измерены законом, хочешь ты этого или нет, участвуешь в акте со-вести или нет. Потому что присутствие судьи в твоём душевном доме неустранимо. Ты можешь не со-ведать с ним, не прислушиваться к нему, заглушать его голос, но он всякий раз будет обличать тебя, и ты будешь терзаться раздвоением души, – то, что зовут «муками совести».
Таким образом, человек постоянно судим, и, значит, имеет в себе и при себе суд, как неотъемлемое воли его.

Суд внутренний и внешний

Макрокосм правоотношений в человеках был бы невозможен без соответствующего микрокосма. Суд, закон, право и государство не могут существовать во внешних транзакциях, если не будут одновременно существовать в душе.
Открывающееся вовне исходит изнутри. Сравни: «то, что исходит изнутри, то сквернит человека». То, что судится вовне, публично, прежде судится внутри, в горнице воли. Суждение предшествует поступку. В обоих смыслах слова «суждение»: как функция разума (подчинённо) и как нравственный суд (окормляюще). Этот второй, и главный, суд, в отличие от суждения, не есть умозаключение в интересах выбора между некими вещами, но истинный суд с обвинителем, защитником, свидетелем и судьёй, в котором судится Муж (=Адам), – точно так, как судится гражданин в публичном суде. Здесь публичный суд и внутренний суд дома души, вершащийся в горнице воли, соотносятся как макрокосм и микрокосм. Но, если в макрокосме города человека судят на уровне поступков, то в микрокосме души человек судится на уровне воли, – о каковом суде Иисус говорил: «только помыслил…, и уже согрешил». То есть в горнице дома душевного, где оформляется воля, эта воля подвергается суду. Именно этим судом, на уровне воли, осуждён был Адам в Саду небесном, ибо он ничего ещё не совершил: он только вкусил от древа познания доброго и злого, то есть совершил ряд логических умозаключений (графически могущих быть представленными в виде ветвящегося дерева следствий), в результате которых получил плод – «добро»; и внутренне устремился к этому «добру» (именно, захотел сравняться с богами, насельниками Рая). И эта не осуществлённая ещё воля его была осуждена как порочная. Она порочна потому, что оформилась исключительно как функция разума, без окормления последнего судом. Адам сделал заключения из предпосылок, полученных от Змея, но не представил этих предпосылок на суд Господина своего.


Комментарий к размышлению о судах в письмах брату С.

Здравствуй, брат С.!
Рад получить от тебя письмо. Хорошо, что ты читаешь мои рассуждения.
В том, что касается судов, то «отдать все суды Богу» звучит, конечно, мило и привычно. Но здесь язычники нас опередили. Для этого не стоило Христу сходить с небес на землю. Нам же сказано: царство Божие внутри вас есть. Царство значит Суд. То есть Суды Бога в тебе, и ты должен судить. Ты же господин дому своему? Куда ты спрячешься? Или у тебя жена судит, – как у Адама, пока он в кустах отсиживался?
Иисус Христос не отдал суды Богу. Напротив, он сказал: «все суды Отец отдал Мне». И также сказал: «Я сужу, и суд мой правый». И если ты уподобляешься Христу – а в этом суть христианства – то ты должен судить. Но судить вместе с Богом. Как судил Иисус. Ведь он свидетельствовал о себе: «Не сужу от себя, но как слышу (Отца), так и сужу». То есть Он не отказывается от суда, берёт на себя суд, но судит вместе с Богом. И Вселенную будет Судить, восседая рядом с Отцом, а не сложит ручки – суди, мол, Папа, сам, без меня!
Так что и мы должны судить, и не можем не судить, ибо ни один поступок невозможен без суда. Но судить должны вместе с Судьёй, который в нас. Вопрос, как это реально осуществить?! В том и Спасение, чтобы иметь возможность это осуществить. От этой темы нельзя уклониться. Придумано много всяких гладких формул, чтобы во всех случаях прятаться от Бога в кустах, повторяя Адама. Этот тонкий лёд неизбежно провалится.

Здравствуй, брат С.!
Хочу в этом письме вновь вернуться к нашей теме о судах, и уточнить само понятие суда. Потому что мне кажется, нечёткое об этом предмете понятие мешает пониманию того, что говорю тебе. Разреши, таким образом, напомнить, что суд это не кляуза, не навет, не клевета, не злословие; и также суд это не расправа и не наказание.
Но суд есть место, где свободные и равные личности по доброй воле ищут правду взаимоотношений друг с другом. Суд есть также форма, и способ, и процесс поиска и установления этой правды.
Суд не есть нечто отрицательное. Напротив, это положительная и обязательная форма жизни сообщества свободных и равных, – каковыми мы и стали после восстановления нашего сыновства Богу, утраченного праотцем Адамом.
Правды мы искали и не могли найти, теперь же ищем и обретаем её с судьёй Иисусом и в законе Его. К этому же призывал нас Учитель, говоря: «блаженны ищущие правды, ибо они обретут её в Царствии Божием»; и: «ищите прежде правды Царствия Божия». К тому же призывали ещё прежде праведные цари и пророки, говоря «дай суд ближнему своему» и «не отказывай в суде бедному и убогому: справедливость яви вдовице и сироте».
Суд есть благо, которого лишены грешники. О них же говорит Псалмопевец Давид: «не предстанут грешники на суд».
Вот понятие о суде, которое, полагаю, нужно усвоить вновь, так как утрачено было во времена беззакония и рабства.

Что до судов мщения, то сказал Бог: «Мне отмщение, и Аз воздам!». И горе тому человеку, кого ближний оставил на отмщение Богу.
Когда я оставляю брата своего на Суд Божий, то – худо ему. Значит, потерял я всякую надежду обрести в нём правду. Приходится порой оставлять человека с его неправдой, устав добиваться своего права в нём. Но это последний шаг. До этого же должно призывать ближнего к суду, который всегда есть между вами. Ибо, где двое собрались во имя Царства и Правды его, там и Суд и Царь Судья, – ибо что есть церковь Его? – не град ли Божий?.
 Кто взыскует в ближнем часть своего удела земного, тот вызывает его в публичный суд архонтов, где определяют принадлежность имущества и изымают его из чужого владения.
А кто ищет Царства Божия и правды его, и через то взыскует у Противника душу брата своего, тот приводит его, по мере сил своих, в судебное Присутствие Царя, и пред лицом Господина излагает ему доводы свои. И только убедившись в жестоковыйности брата, оставляет ему своё, – как и Христос оставил всё своё сыну своему Иуде, – чтобы, получив желаемое, утихла страсть его, и года может быть услышит он голос Ангела Свидетеля. И если не услышит и не раскается, тогда оставляется он на суд и мщение Бога гневного.

Брат, ещё раз здравствуй сегодня!
Побуждаешь меня вновь вернуться к нашему заочному диалогу по поводу слов Евангелиста Матфея в главе 7-й. Ты приводишь цитату из Матфея в следующих словах: «Не суди, и сам не будешь осуждён». Цитата неточная. Но это половина дела. Вторая, главная половина в другом: почему ты обрываешь цитату на полуслове, и не говоришь полный текст? А продолжение таково: «ибо каким судом судите, таким и вас будут судить; и какой мерою отмерите, такой и вам отмерят». Значит, если исходить из этого продолжения, то речь идёт не о том, чтобы не судить вовсе, а о том как судить.
Таким образом, контекст проповеди здесь разрушается – вторая фраза противоречит первой. В чём же дело? А дело простое: обычное тёмное место, каких немало в Писании, и трудности перевода. Можно переводить отдельные фразы, вырывая их из контекста, а можно переводить текст в целом. Что правильно? Ты знаешь, что правильно второе. Так вот, если переводить с учётом контекста, то правильный перевод текста Матфея и за ним Св. Иеронима таков: «Не судите (так), чтобы вам быть осуждёнными, (а судите так, чтобы вам быть оправданными), ибо каким судом судите, таким и вас будут судить». Не хватает слова «так», но его и не требует латинская грамматика, оно подразумевается смыслом.
То есть речь Иисус ведёт не о том, чтобы отнять у детей своих право суда, – напротив, он вручает им суд, и Петру говорит: как ты скажешь, так и будет – скреплено печатью небесной. Но предупреждает их об ответственности судьи, и увещевает судить право, памятуя о том, что равны они перед лицом Бога с другими детьми Всевышнего, и те также будут их судить.
Фактически здесь имеем развитие закона Моисея о суде, в котором говорится: око за око, зуб за зуб и так далее, – то есть воздаяние равной мерой: за око не более, чем око, за зуб не более, чем зуб, а не по жестокосердию, когда за зуб убить готов.

Здравствуй брат С.!
Наверное, я тебе уже надоел со своими мыслями о суде. Но мне трудно остановиться, не увидев в твоих глазах понимания того, что хочу донести. На самом деле доказывать ничего не нужно, достаточно посмотреть на себя раскрытыми глазами, не замыленными школьным богословием. Ещё раз должен повторить, что суд это не сплетня, не пересуды на лавочке, и не оценка ближнего. Всё перечисленное это вульгарные способы существования и вульгарное употребление способности суждения. В истине суд это способ существования свободного и равного с другими лица, и форма личности, её собственное устроение.  Суд всегда в тебе и с тобой. Все твои отношения с ближними, – если это не простое «обнюхивание», – вершатся в суде, который вы с ним тут же образуете, как только вступаете в контакт друг с другом.
Просто мы не даём себе в этом отчёта, потому что у нас нет настоящего христианского самосознания. Практика жизни опережает наше сознание. Но подтягивать сознание нужно, иначе будем на месте топтаться и от «средних веков» не избавимся.
В современном христианском обществе не зря суд и судебная власть занимают главное место. Это публичное выражение личного жизни христианина.
Когда Моисей спросил Бога, как Имя твоё? Он ответил: «Аз Есмь»; и не сказал большего: не раскрыл своего Бытия. И только в лице Сына открылся больше. Когда Иисуса спросили, кто он, Он ответил: «Аз Есмь Суд».  Не стоит недооценивать этого откровения Бога о Себе. Оно занимает в богопознании то же место, что и сказанное ранее Моисею. Иисус – это ты в истине и жизни, и на пути. И если Он говорит о Себе, это он говорит о тебе – каков ты поистине. Раз сказал Иисус «Я есмь Суд», значит ты еси суд.
Проанализируй свои отношения с другими людьми, с кем угодно, – ведь это обязательно и всегда правоотношения. А иначе как эти отношения могут быть правильными, и ты правым? Странно думать о страшном Суде и надеяться быть правым в нём, и в то же время не понимать, что это невозможно и бессмысленно, если ты теперь не прав каждый день и каждый час. А что за понятие правоты без суда?
Даже на необитаемом острове, где нет государства, суда и полицейского, твои отношения с Пятницей будут правоотношениями. Способность к правоотношениям – собственный признак человека. Это древние поняли. Нам тоже нужно понять. Иначе невозможна правильная христианская дисциплина. Без дисциплины нет мужа. Без мужа нет лица. Без лица нет человека.
Не спеши, прожуй всё хорошо. Перечитай. Подумай.
До свидания. Твой В.


Здравствуй, брат С.!
Как ты поживаешь? Чем занят? Здоров ли?
Нынче вновь приходят мысли о суде, как институте откровения о человеке и боге. Думаю, недостаточно думать, что Бог открывается только через чудеса исцеления. Всё таки главное – это Правда Божья, или Суд. Что мешает этому самосознанию? Мне кажется, это нечёткое разделение прерогатив и компетенций. Разумеется, ты не можешь осуждать к вечному огню или судить к Спасению, или миловать грешника, или отпускать грехи. Это прерогатива Короны. Ты не можешь также осудить или оправдать преступника, поскольку это компетенция публичного суда. Моральный суд невозможен в отношении малознакомых людей.
 Речь ведь не об этом, а о структурах твоей воли. Говорят, воля порочна, испорчена грехом Адама, – а как испорчена, в чём порочность? Этого нельзя узнать, не понимая устройства воли, её формирования и осуществления. Так вот, внутренняя кухня любого твоего поступка есть судебное присутствие. Мы осознаём это, когда сталкиваемся с чем-то новым для нас в отношениях с ближним, с ранее не апробированной ситуацией. Тогда нам приходится рассуждать и судить, что право, а что криво. В большинстве же случаев, мы не замечаем работы внутреннего суда, потому что решения принимаются быстро, почти автоматически, по усвоенным прецедентам. Но это не меняет сути дела.
В свете такого понимания, порочная воля, это извращённый суд, нечестный судья, шельмование свидетеля, презрение к обвинителю, заранее принятые решения, навязываемые присутствию и т.п. Часто о таком говорят: «совести нет». Но что есть совесть, как не совместное с Другом (Судьёй) ведение дела: со–ведение?
Ведение, в результате которого должно быть принято решение и совершён поступок? Правильный поступок.
Сказал апостол Павел: грехом человек мёртв, но жив праведностью. И Спаситель сказал: если не превзойдём в праведности фарисеев, не войдём в Царствие. А как быть праведным? Евреи старались соблюдать закон, даже до нелепости, и не оправдались в глазах Судьи. У тебя перед ними решительное преимущество: имеешь Судью в доме души твоей. Можешь привести на суд Его всякий твой план, помысел, желание…, всякое дело твоё с ближним твоим можешь представить на суд Господина Вселенной. И будешь иметь Правду, или правый непогрешимый суд. И через то можешь быть прав = праведен. Но как осуществишь эту прекрасную потенцию, вселённую в тебя жертвой Христа, если не разумеешь сердца своего как судебного присутствия? В древности эллинов называли нацией сутяжников. Христиане здесь их преемники. Стань «сутяжником» в сердце своём. Ведь христианское сознание (и сознательность) это правосознание (и сознательность в отнесении к закону), поскольку христианин в законе и договоре (завете), и в присутствии судьи. Не таково сознание безбожного творца, чьё сознание отнесено не к закону, а к идолу (идее, идеалу, образу), и судьёй выступает он сам.
Надеюсь, ты понял.
Будь здрав!