Пов. 33. Часть 3. Гл. 2

               


                II
      Как я уже отмечал,  районщикам,  команды сверху шли одна за другой. Это и понятно: областной аппарат должен чем-то заниматься. Они наверху что-то надумают,  или получат указание из столицы,  а исполнять все это приходилось на местах.  Отмечу,  что районные руководители не всегда слепо исполняли команды,  если такие команды противоречили здравому смыслу.  Зачастую, за непослушание они получали и много и долго. Хотелось бы рассказать об одном забавном случае.

      В конце августа первая неожиданно собирает совещание с членами бюро. С неподдельной радостью она заявила:

      - Только сейчас из обкома партии мне позвонил второй секретарь и дал команду прекратить продажу зерна государству. Он разговаривал с заведующим сельхозотделом ЦК, который посоветовал засыпать в полной потребности семена, а остальное – оставить на фураж.

      - А как же с выполнением плана? – недоумевающе задал вопрос Леска.

      - Дана команда прекратить продажу зерна, несмотря ни на какие планы. Значит, план выпол¬нять не будем.

      Предрик ехидным голосом уточнил:

      - А не было ли команды о прекращении продажи молока и мяса?

      - Перестаньте паясничать, Евстигней Иванович. Такой команды не будет, а зерно приказано засыпать на семена и на фураж. Видимо, государству без нашего, Новгородского зерна ресурсов достаточно.

      - Варвара Ивановна, – вмешался Георгий, – в программе "Время" ежедневно дают информацию о ходе уборки и заготовке хлеба по стране. Буквально вчера сообщили, что план заготовки зерна выполнен лишь на две трети. Украина, Кубань, Южные области и Поволжье уборку давно закончили. Остался Северо-Запад и Восточные районы, где хлеба не так уж и много. Здесь какое-то недоразумение. Последний год пятилетки.

      - Нам не за государство нужно думать, а за свой район, – прервала его первая, – у нас еще семена не засыпаны и зернофураж на зимовку не запасен. Никаких дебатов. Прямо сейчас все мы едем в закрепленные совхозы. С сегодняшнего дня чтобы ни одного килограмма зерна на хлебоприемный пункт не было сдано. С Николаевым – директором хлебоприемного пункта я сама переговорю.

      Прежде, чем, сломя голову, нестись в совхоз с этим приятным известием, Георгий позвонил своему вышестоящему руководителю – председателю областного комитета народного контроля Виталию Васильевичу Базырину. Тот пояснил о требовании обкома. Подметил, что их, членов бюро обкома, направляют по этому вопросу в районы, что ему выпало ехать в Старорусский район, но он не намерен приостанавливать продажу зерна государству, так как до выполнения годового и пятилетнего планов району осталось совсем немного. В конце разговора он, с нотками сожаления в голосе, посоветовал Георгию действовать так, как того требует райком.

     По дороге в совхоз Георгий пытался взвесить все "за" и все "против" и, неожиданно для себя, нашел выход.

     Прибыв в Локотско, увидел, что директор совхоза Алексей Иванович Шмаченко дожидается его около конторы. По радостному выражению лица Георгий понял, что первая уже известила его по телефону о решении обкома.

      Поставив "каблучка", Георгий предложил директору пройтись до зерноочистительно-сушильного пункта. Начал разговор:

      – Алексей Иванович, прикинем, сколько времени мы вместе с Вами эту упряжку тянем? Года полтора?

     Директор, не ожидая такого вопроса, начал рассудительно считать на пальцах:

     - Это лето, весна, зимовка, прошлое лето... и прошлая весна. Да! Полтора года.

     - Ну, и как, по-твоему, у нас получается?

     - На мой взгляд, нормально! Кормов заготовили столько, что зима пройдет без проблем. Зерновые дают по шестнадцать центнеров с гектара. Лен прекрасный. Молоко выполняем уже второй год. Я у Сидоровой буду просить, чтобы и на зимовку опять Вас за нашим совхозом закрепила.

      - А припомни, Алексей Иванович, сколько раз за этот период ты на меня обижался до глубины души? Даже поначалу Варваре пытался жаловаться. Было такое?

      - Э-э-э! Нашли что вспоминать? Когда это было?! Я уже и забыл! А обком всё-таки правильное решение принял! Какое зерно от Новгородской области?! Свой скот прокормить и то, наверное, не хватит.

      Не поддерживая эту тему, Георгий продолжил;

      - Я тоже думаю, что у нас с тобой работа получается довольно неплохо. Как ты думаешь, что в этом главное?

      - Тут и ежу понятно! Вы районные службы в кулаке держите, а я здесь свои обязанности исполняю. Вот у нас дело и идет. Вы меня не подменяете, и я в Ваши дела не лезу. Так?

      - Почти так! Жаль, что самую суть в наших совместных действиях Вы так и не поняли за эти полтора года.

      - А вот это неправда! – возмутился директор, – всё я понял и понимаю. Главное – работать надо! Мы с Вами работаем. А что еще? В чем Вы секрет видите, тем более, непонятный для меня?

      – Присядем, Алексей Иванович, на мешки с зерном. Здесь и шума, и пыли поменьше, чем под навесом. Покурим, потолкуем.

       Директор недоумевающе посмотрел на Георгия, но всё-же присел рядом, а Георгий продолжил:

      - Сегодня все пять комбайнов в поле вышли?

      - Нет, только три. Куда мне сырое зерно девать? Обе сушилки уже третью неделю работают круглосуточно, но им не справиться. Сгноить здесь, под навесом обмолоченное зерно – много ума не надо. Не ожидал я, что такой урожай будет. Пусть лучше на корню постоит. Время еще есть. Помните, в прошлом году мы даже в октябре убирали. А нынче: еще август не закончился, а третья часть зерновых убрана. Для нашего совхоза урожай небывалый. Семена почти засыпали, остальное – на фураж. Государству из плановых двухсот тонн шестьдесят продали. Жаль, конечно. Знать бы, что такая команда будет...

     Стояла тихая безветренная погода. Солнце, набрав высоту, для конца августа припекало довольно сильно. Георгий молча слушал директора, ожидая, пока тот выговорится, размышлял над предстоящей беседой. Дождавшись, когда директор замолчал, Георгий  начал издалека:

     – Алексей Иванович, ты в сельском хозяйстве не новичок. За многие годы работы не замечал, что Всевышний, как правило, отпускает нам на заготовку кормов всего пару недель хорошей погоды и то не всегда, на уборку урожая – тоже две–три недели. Со дня на день погода может испортиться, пойдут затяжные дожди. Плакал тогда наш урожай в шестнадцать центнеров. Будем, как и в прошлый год в октябре технику ломать из-за шести центнеров сырого мусора с гектара. Нельзя нам с тобой время терять. Зерно созрело, солома уже совсем сухая, при сортировке отходов почти нет. Когда такое было?

     – Георгий Иванович! – взмолился Шмаченко, – сами же видите, что сушилки затарены. Больше суточной производительности сушилок создавать запас сырого зерна нельзя. Ну, максимум, на двое суток, но такое зерно на семена не сгодится. Вы же сами об этом говорили. Ни при каких обстоятельствах не буду зерно гноить, как бы Вы ни заставляли.

      - А я и не заставляю зерно гноить. Убирать с поля надо, а как с ним дальше поступить – вот об этом и поразмышляем... Ты знаешь, что Анконов – первый секретарь  Обкома сейчас в отпуске? Что из отпуска он выйдет дней через десять?

      - Я слышал, что он в отпуске. А какое это имеет значение?

      – Самое, что ни наесть важное! Давай поразмышляем: область всегда выполняла план по продаже зерна государству, а сейчас заканчивается последний год пятилетки. Впереди районные, областная, партийные конференции, затем – съезд партии. Не допустит Анконов, чтобы последний, завершающий год пятилетки, а значит и пятилетка в целом будут по зерну не выполнены. Я в этом уверен. Уверен и в том, что из-за сегодняшнего указания, виновных будут искать среди нас с Вами. Придется уж тогда из амбаров выгребать, а свои оставшиеся сто сорок тонн вывозить на хлебоприемный пункт. Допускаешь такой поворот событий?

     Лицо у директора сразу как-то потускнело, от радостной улыбки не осталось и следа. Георгий снова достал из кармана беломор, молча закурил.

      - Но ведь команда-то из обкома поступила?! Они там чем-то думали?! – недоумевал директор.

      - Не знаю, Алексей Иванович, чем они думали. Вернусь в Крестцы, позвоню в сельхозотдел обкома нашим ребятам, разведаю обстановку более подробно.

      - Можно и отсюда позвонить. Телефон у меня с восьмеркой, прямым выходом в Новгород... Но как же нам поступить? Такого еще не было, чтобы Вы, приехав в совхоз, не продумали свои действия заблаговременно. А сегодня во многом Вы правы. Выйдет Анконов из отпуска и заставит семенное зерно из кладовой выгребать. И никуда не денешься!

      - У меня есть некоторые мысли, но сначала пойдем в контору, позвоню в обком.

     Набрав номер бывшего своего телефона в сельхозотделе обкома, Георгий услышал в ответ голос Сережи Наумова – инструктора по сельскому строительству. Он, как всегда, в присущей ему шутливой манере, рассказал о телефонном разговоре второго секретаря обкома Юдина с заведующим сельхозотделом ЦК. Юдин доложил, что область сдала государству сорок тысяч тонн зерна – ровно столько, сколько требуется по плану. Намекнул, что весной у хозяйств области была взята краткосрочная ссуда двадцать семь тысяч тонн. Тот переспросил Юдина; выполнен ли план. Юдин опять ответил, что план сорок тысяч тонн, сдано –  тоже сорок тысяч тонн. Заведующий сельхозотделом поздравил Юдина с выполнением плана и подметил, чтобы мы теперь семена засыпали в полной потребности, а что останется – на фураж.

      - Сергей Александрович, а не придется ли нам после возвращения Анконова, наши запасы из амбаров выгребать, а первую заповедь выполнить?

      - А куда же вы, ребятки, денетесь? Придется и по амбарам, и по сусекам скрести, как та бабка, что колобок пекла. Вот приедет барин, барин всё рассудит...

     После этого телефонного разговора Георгий был уверен, что зав. сельхозотделом ЦК видимо не врубился, что краткосрочная ссуда гасится в первоочередном порядке, а уж последующее сданное зерно идет в счет выполнения плана. А может быть, он этих тонкостей мог и не знать?

      – Ну, что? – нетерпеливо уточнил Шмаченко,– кто прав?

      – Мы правы, Алексей Иванович! Прямо сегодня запускаем в работу все пять комбайнов. Учитывая, что уже сегодня зерно на продажу совхозы не повезут, нужно договориться с Борисом Гавриловичем Николаевым – директором хлебоприемного пункта, чтобы он от нас принимал зерно прямо из-под комбайнов. Мы должны с ним договориться так, чтобы квитанции о приеме зерна он выдавал, как того требуют правила, но не указывал цель сдачи зерна: в счет выполнения плана, или в обмен на комбикорма. Выглядеть это должно, как зерно, сданное для переработки и оставленное на ответственное хранение. Уверен, что Анконов заставит план выполнять, а у нас с тобой зерно уже на месте. Останется только бумаги оформить. Уловил мысль?

      - Мысль интересная.

      - Слушай дальше. До сегодняшнего дня Николаев сырое зерно принимал от Ручьев, своих земляков, а уже завтра его сушилка будет простаивать. Главное условие, чтобы Борис Гаврилович языком не трепанул, где не следует. Таким путем зерно из-под двух комбайнов пойдет в дело. Эти два комбайна ставим на более засоренные участки. Борис Гаврилович рад будет и такое взять, чтобы его временно принятые на работу мужики не простаивали. Две недели пролетят, как один миг. Когда другие совхозы схватятся везти зерно – у нас с тобой план уже будет выполнен без особого напряжения. К нам претензий не будет, а, наоборот, будут тебя даже в пример ставить!

     Директор всё это время, как губка, впитывал в себя рассуждения Георгия. Лицо его то принимало озабоченный вид, то прояснялось расплывающейся улыбкой.

      - Рисковое мы дело затеваем, Георгий Иванович. Как бы хуже не вышло.

      - Пятью комбайнами мы за пару недель основные массивы уберем, если погода позволит, а это уже лучше, чем ждать, пока зерно осыплется. В любом случае мы выигрываем.

     Уже к вечеру, возвращаясь с зерновых полей, они еще раз обговорили план действий и решили, что директор совхоза прямо сейчас едет в Ручьи, где живет Борис Гаврилович, и ведет с ним переговоры "за закрытыми дверьми". Договорились так же: в случае раскрытия районным руководством "этого заговора", Борис Гаврилович должен ответить, что привезли, мол, из совхоза Путь Ленина под комбикорма пару машин не зерна, а сырой грязи, которую он сушит третий день и не может высушить. Может добавить, что не нужен ему такой товар, в котором отходов больше половины, а остальное – мелкие дробленые зернышки.

     – А если документы проверят?

     - Не волнуйся, Алексей Иванович. Из всех руководителей Леска самый толковый мужик, но не станет он руки марать об эти бумажки – не царское это дело, а у остальных – "серого вещества" не хватит, чтобы до такого додуматься. Госинспектора по закупкам – я беру на себя, она женщина с понятием, надежная. Не выдаст.

     - А я уверен, что с Борисом Гавриловичем я договорюсь… –  заключил Шмаченко.


        Как Георгий и предполагал, через две недели Анконов вышел из отпуска и в первый же день собрал бюро обкома с приглашением первых секретарей из районов. На следующее утро и в районе было собрано бюро райкома с приглашением руководителей и секретарей парткомов совхозов. Были приглашены, кроме того, директор хлебоприемного предприятия и Госинспектор по закупкам и качеству сельхозпродуктов.

     Открыв заседание бюро, Сидорова стала распыляться о непонимании членами бюро, секретарями парткомов и руководителями совхозов политики партии и правительства.

     Втолковыва¬ла членам бюро, что принятое решение о прекращении продажи зерна государству – это ничто иное, как саботаж. Без всякого зазрения совести называла членов бюро близорукими, не заботящимися о нуждах государства, а пекущимися только о своей собственной шкуре. Упомянула и о том, что если район не выполнит план по продаже зерна, то на зимовку скота ни одного килограмма комбикормов не будет выделено.

     В заключении она подметила, что району дан срок отгрузить зерно до 20 сентября.

     Варвара так увлеклась своей разгромной речью, что со стороны можно было подумать: "Бедная женщина! Как её подвели эти мужики-лоботрясы, члены бюро, приняв такое важное решение без её ведома. Каково ей сейчас приходится? Она вынуждена из-за безалаберности членов бюро оправдываться перед вышестоящими органами и исправлять их глупые ошибки".

     Наконец, она закончила свой длинный монолог и обратилась к члену бюро, директору совхоза Усть-волмский Афанасьеву:

     – Алексей Васильевич, я хочу, чтобы Вы, как член бюро райкома партии высказали Ваше мнение.

     Во время её пространно-обвинительной речи. Афанасьев, сидевший рядом с Георгием, сначала усмехался, затем сердито хмурился, сдвигая густые сбившиеся брови, а затем стал грузно поворачиваться на стуле, издавая звуки кряхтения и недовольного шипения через нос. Он еще не привык к незаслуженным обвинениям. "Надолго ли хватит у него терпения?"– невольно размышлял Георгий. А когда первая, заметив у него не совсем дружелюбный настрой, предоставила ему слово.

     Медленно поднимаясь со стула, продумывая, что сказать, с чего начать, он резко заговорил:
      – Извините, Варвара Ивановна. Как это члены бюро могли принять такое стратегическое решение без Вас? Лично меня на то заседание бюро не приглашали. Покажите это постановление. Посмотрим, кем оно подписано, тогда и увидим, кто виноват.

     Первая, видимо поняла, что, слепо продублировав речь Анконова, она так увлеклась, что совсем забыла истинную ситуацию. Одним словом, запуталась, или специально хотела сыграть "на публику", как это часто у нее бывает. Кожа на её лице сделалась ярко-красной с пурпурными пятнами. Исправляя свою промашку, она тут же прощебетала:

      - Никакого постановления не было.

      - Вот, и я думаю, что постановления не было, – продолжил директор, – ко мне в совхоз приехал председатель райисполкома Евстигней Иванович и устно передал требование обкома и райкома о прекращении продажи зерна. Я еще тогда сразу не поверил... Но зерно у меня есть. Я свой план до двадцатого выполню. Жаль, что дожди пошли. Уборка затянется. Но до двадцатого я план по продаже зерна государству выполню.

     Он взглянул на Варвару, как проштрафившийся ученик на строгую учительницу, сел.

    – Что нам Валентина Михайловна доложит? – обратилась Сидорова к директору совхоза Озерки.

     Валентина Михайловна Кузьмина, очень толковая, энергичная, вспыльчивая, молодая женщина, встала и кратко, скороговоркой ответила:

     – Совхоз Озерки пятилетний план по зерну давно выполнил, а до выполнения плана этого года осталось каких-то восемнадцать тонн. Я бы их еще две недели назад свезла, да Вы запретили.

     – Ничего я Вам не запрещала! – перебила её первая.

      Валентина Михайловна, сердито хмыкнув, села и шепотом стала высказывать свои возмущения секретарю парткома совхоза.

      - Новожилова! После бюро поговорите, не мешайте работать! – пыталась остановить Кузьмину первая, умышленно обратившись к секретарю парткома, которая только слушала, но не успела еще и рта раскрыть.

      - Ежегодно хуже всех дела обстоят в совхозе Путь Ленина, – продолжала Варвара, – хотелось бы послушать директора совхоза. Алексей Иванович, поясните членам бюро, как Ваш совхоз план по зерну будет выполнять?

       Шмаченко медленно поднялся, продолжительным взглядом посмотрел в сторону Георгия, который одобрительно кивнул ему годовой, дескать, давай, Алексей, защищайся методом нападения. С заметным украинским акцентом Шмаченко настырным голосом начал возмущаться:

     – Неправду Вы говорите, Варвара Ивановна! Кормов мы в этом году заготовили не меньше, а даже больше, чем другие, не считая Озерков. План по молоку уже второй год выполняем. Урожайность зерновых хорошая. Лен заканчиваем теребить. Помогли бы нам, Варвара Ивановна, людей из Новгорода побольше выбить для подъема льнотресты. Дожди пошли. Жалко, если такой хороший лен сгноим.

     – Шмаченко, как всегда, всё со своими просьбами! – прервала его первая,– ты лучше поясни, как план по зерну выполнять будешь? Зерновые почти все убраны, а зерна нет. Завтра же поеду, посмотрю, сколько вы с Назаровым зерна сгноили.

     – Мы ни килограмма не сгноили. И зерно в этом году отменное, убрано в лучшие агротехнические сроки. В этом году мы комбайны ломать не будем по октябрьской грязи, как остальные.

      - Шмаченко, скажи, как план по зерну думаешь выполнять?

      - А чего ему думать?!– вмешалась Госинспектор по закупкам и качеству сельхозпродуктов, – у совхоза Путь Ленина сто семьдесят шесть тонн зерна в зачетном весе уже высушены, переработаны и спокойно лежат в засеках Бориса Гавриловича на ответственном хранении. Сто сорок тонн пойдет в счет выполнения плана, а тридцать шесть – в обмен на комбикорма. И в совхозной кладовой все засеки от зерна трещат.

      Её реплика возымела действие, сравнимое лишь со взрывом фугасной бомбы.

     Сидорова, вспыхнув, в ярости, молча, зло уставилась на директора, затем на Георгия. "Почему не выполнили мой приказ о прекращении сдачи зерна на хлебоприемный пункт? Сожрала бы я вас обоих вместе с потрохами!"– говорили её злые до дикости глаза.

     – В чем дело, Назаров? Кто позволил? – закричала на Георгия первая.

      Георгий медленно поднялся, пояснил:

     – В совхозе сушильное хозяйство слабенькое, а у Бориса Гавриловича мощная сушилка могла простаивать. Во время уборки урожая это, мягко говоря, могло выглядеть преступной бесхозяйственностью. Три комбайна, в закрепленном за мною совхозе, работали на свои сушилки, а два – на сушилку Бориса Гавриловича. Такая техника во время уборки урожая не должна простаивать, она должна давать отдачу. У Бориса Гавриловича и зерноочистительные машины могли на простой встать. Мы и решили использовать эту технику по назначению. Я считаю, что всё сделано по-хозяйски, без простоев. На то я и председатель районного комитета народного контроля, чтобы не допускать бесхозяйственности, особенно с зерном, и тем более – во время уборки урожая.

     Не успел Георгий закончить свое пояснение, как директора совхозов повскакивали с мест, стали хлопать Шмаченко по плечам, по спине, по голове, а Михаил Дмитриевич Белов – директор совхоза Крестецкий протянул ему руку и громко восхитился:

     – Ну, Шмаченко! Обвел нас, стариков! А я всё не мог понять, почему никто зерно не сдает, а у Бориса Гавриловича сушилка круглосуточно работает, зерноочистительные машины непрерывно гудят. А это они сырое зерно от Шмаченко перерабатывали. А мы-то, олухи, вынуждены были в хорошую погоду комбайны останавливать, чтобы сырое зерно не сгноить.

     После окончания бюро Шмаченко радостный, что эта рискованная операция прошла так прекрасно, подошел к Георгию и, как бы извиняясь, продолжил разговор, который они десяток дней назад так и не закончили:

      - А всё-таки работа у нас с Вами получается потому, что каждое дело Вы основательно продумываете.

      - Правильно!– подтвердил Георгий, – но второе, не менее важное:  в нашей совместной работе я не кричу и не требую от имени..., а если необходимо что-то сделать, то, главной задачей ставлю:   убедить в этом директора. На это у меня уходит большая часть и времени, и нервов. Но если я тебя в чем-то убедил, то уверен: будет выполнено в лучшем виде! Так?

      Алексей Иванович прищурился, почесал затылок, смущенно проронил:

      – А вот над этим я не задумывался.


       Не более чем через десяток минут после окончания заседания бюро, первая пригласила Георгия к себе в кабинет и без свидетелей задала вопрос:

        – Назаров,  как ты мог?...


        – Я был уверен.

        – Если честно, то и я сомневалась...