Наколки

 
        - Во-во, именно так и малюй, - встряхнув вороным чубом, затягивается беломориной Жора Юркин и  стряхивает пепел в иллюминатор.
        Высунув кончик языка,  и сощурив прозрачные глаза, экипажный художник Витька Бугров, макая в пузырек  с  черной тушью  умыкнутое у штурманов стальное перо «рондо»,  изображает на   листе  кальки  свой  очередной  шедевр.
        На  нем  силуэт атомной  подводной лодки, на фоне «розы ветров» и земного шара,а внизу, витиевато выполненный  вензель «КСФ».
        Потом все это будет перенесено  на предплечье очередного клиента, обколото  тремя, связанными вместе иглами  и станет подтверждением его славной службы в подплаве Северного флота.
        Этот самый клиент  и мой ближайший друг Витька Допиро,  сидит напротив Бугрова, шевеля  кошачьими усами,    с интересом пялится на шедевр.
        -  Слыш, Бугор, - уважительно обращается   к художнику. -  А ты можешь    изобразить кочегара, как у боцмана на жопе?
        - Могу, Витек, могу, -  мечтательно бормочет тот,    принимая от Жоры дымящийся бычок.
        У боцмана, мы видели в бане, на левой ягодице выколот  забавный кочегар в тельнике. В руках у него исчезающая в определенном месте кочерга, а на правой, вырывающиеся оттуда клубы пара. При ходьбе все это приходит в неповторимую гармонию  и вызывает у зрителей неописуемый  восторг.
        Наколки  на всех флотах мира  существуют со времен Колумба, и наш, Северный, не исключение. Они есть у многих мичманов,офицеров  и  даже   адмиралов. Не так давно   на лодке побывала комиссия из Москвы, возглавляемая Главкомом,  и на пальцах одного из сопровождавших его адмиралов было выколото «ВАСЯ».
        - Готово, -  удовлетворенно хмыкает Бугор, и мы с интересом  рассматриваем  его очередное творение.
        - Молоток! -  хлопает художника по плечу Жора, аккуратно свернув кальку, передает ее Витьке.
        На следующий вечер, после ужина, мы втроем - Жора, Витька и я,  идем в плавбазовскую  баталерку.  Там нас уже ждет местный спец по наколкам  - Степка Чмур.
        - Ну че, принесли?  -  вопрошает он,   кивая на стоящие у стола «банки».
Мы молча усаживаемся, Витька поочередно извлекает из-за пояса   наполненную доверху плоскую флягу с «шилом», а из кармана,   исполненный Бугром рисунок.
        - Тэ-экс, поболтав в руке посудину,  разворачивает Степан кальку. - Путевая трафаретка. Колем?
        - Ну да, -  солидно кивает  Жора, а Витька   с готовностью стягивает  с плеч робу вместе с тельником.
        На выпуклой груди, справа,  у него уже красуется Нептун с  русалкой, наколотые еще в учебке, а на правой, хорошенькая головка девушки.
        Между тем Чмур готовится к операции:    на столе поочередно возникают  многоцветная шариковая ручка, плоская жестяная коробка с иглами и   флакон с  синего  цвета густой жидкостью.
        - Личная рецептура, - свинтив с него крышку, сует Степка флакон в нос Витьке. - Жженая резина, спирт и чернила.
        - А я   от нее, того,  не врежу дуба? -  с сомнением нюхает   тот  смесь.   
        - Не ссы, Витек, - подмигивает ему Чмур. - Все будет  как в лучших домах ЛондОна! Садись-ка  ближе.
        Верить Чмуру можно. Добрая половина плавбазовских щеголяет мастерски исполненными  им  наколками,  и  у Степана  нет отбоя от ценителей  художественной росписи.
        Допиро  с готовностью усаживается рядом с мастером, тот хватает клиента за руку и, поглядывая на рисунок, быстро воспроизводит его синей пастой  на  левом предплечье.
        - Ну, как?
        - Глаз- алмаз, - пододвигаемся мы с Жорой  ближе и цокаем языками.  - Давай, Степ, запыживай.
        Насвистывая какую-то мелодию, Чмур  достает  из ящика стола индивидуальный пакет, отрывает кусок бинта и обильно смачивает его спиртом. Потом то же самое проделывается с иголками,    таинство начинается.
        - Т-твою мать, - шипит побелевшими губами  Витька, и на его лбу выступает пот.
        - Ниче-е, - строча макаемыми во флакон  иглами по контуру рисунка на руке, - тянет Чмур.
        Из возникающих проколов струится  кровь, которую, время от времени, он промокает   бинтом. Зрелище не для слабонервных,    мы с Жорой закуриваем.
        - И мне, - хрипит Витька, и я даю ему несколько раз затянуться.
        Минут через пять  Степа  откладывает иглы в сторону,  дает Витьке немного отдохнуть и тоже тянет из пачки сигарету.
        - А вот вам  военный анекдот, - окутывается он дымом. - Наш интендант рассказал.      
        Притаскивают, значит  в госпиталь после боя моремана. Конец осколком оторвало. Кладут на стол, врач зашивает, что осталось, а операционные сестры, видят на обрубке наколотые  буквы  «..ля».  Приходят после операции в палату и интересуются «товарищ краснофлотец, а что у вас на пипке было написано? Валя,  Оля или  Юля?»
Тот посмотрел на них и отвечает - там было написано  «Привет ивановским ткачихам от   моряков Севастополя».
        -Га-га-га ! - корчимся  мы от смеха, и Жора давится сигаретой. 
Потом таинство продолжается.
        Спустя  час работа завершена,    на багрового цвета  Витькином  предплечье, красуется синяя наколка.
        -  Да,  сделано путем, -  после тщательного осмотра констатирует Жора.
        - Какой разговор, - пожимает плечами  Чмур,   еще раз протирая спиртом свое творение. Через пару дней опухоль спадет, и все будет в ажуре. 
        После этого мы разливаем  остатки   в  извлеченные Чмуром кружки, разводим   водой из крана и «обмываем» наколку.
        На следующее утро у Витьки поднимается  температура, и мы тащим его после подъема флага в корабельную  санчасть.
        -  Докололись, мать вашу! -  возмущенно орет на нас  лодочный врач Алубин, и, осмотрев  больного,   сует ему горсть таблеток. - Жри!
        Впрочем,  орет он не совсем искренне. У старшего лейтенанта  тоже имеется наколка. Причем  весьма импозантная и  выполненная цветной тушью.
        Затем док что-то черкает в журнале приема,  определяет  Витьке  один день постельного режима, а мы уходим на лодку.
        В следующую субботу, в окружении  прочих интеллектуалов, Допиро целеустремленно «забивает козла»  в кубрике, к Чмуру отправляются еще два клиента, а  великий художник Бугров, в окружении почитателей его таланта,  живописует  на кальке, готовящегося к претворению в жизнь кочегара.