Действующие лица:
Ветерок – красивый голубоглазый спящий царевич
Саранка – немного искалеченная, но все еще умеющая смеяться над собой волчица
Генерал – воинственная и несколько истеричная мать Ветерка с саблей и пушками
Незнакомец – просто удобный, как попутчик в поезде, собеседник
Сцена 1
Где-то по дороге на юг. Перепутье. Указатель с криво и грубо прибитым щитом, на котором неаккуратно написано «ЮГ» и кое-как нарисована размытая стрелка. Ветерок и Саранка появляются с противоположных сторон и идут навстречу друг другу. Оба задумчивые, слегка растерянные и немного больные. Подходят друг к другу почти вплотную. Саранка наступает на что-то и отовсюду звучит красивая музыка.
Саранка: Вот так идешь и вдруг наступаешь на музыку! И тогда она начинает литься на тебя и на всех, кто рядом.
Ветерок: Мне очень нравится эта музыка, всегда нравилась. Под такую музыку хорошо вспоминать про цветы в своём саду. Если он, конечно, есть у тебя.
Саранка: Конечно, про цветы. Ведь, это августовская музыка. Она похожа на белую чашку дурмана, когда она только раскрылась и терпко пахнет. Ты знаешь, что в августе можно наступить только на августовскую музыку?
Ветерок: Знаю, но иногда можно спрятать в карман музыку другого месяца. Когда она связана с чем-то или с кем-то близким тебе. И тогда ты можешь в августе достать и послушать январскую музыку.
Ветерок достает что-то из кармана, звучит другая музыка. Ветерок делает несколько танцевальных па и сразу становится ясно, что он танцует как бог.
Саранка достает из сумки тетрадь и что-то пишет.
Ветерок: Что это?
Саранка: В этой тетради - история моей жизни.
Ветерок: Прочти, что ты написала сейчас.
Саранка (читает): Буквально только что, несколько минут назад я встретила Его. Он танцует как Бог! У него, вместо волос, на голове растет пшеница. У него голос с поволокой и глаза с поволокой. Он будто ласкает меня своими голубыми глазами, и я таю. Его глаза – прозрачная небесная пропасть, зыбкий туман. Вступаешь в него и шатаешься, потому что ничего больше не видишь, и земля уходит из-под ног. Знаю, что пишу банальности. Но как обозначить это другими словами? Если глаза, действительно, голубые и у них, в самом деле, нет дна. Я утонула в этих глазах и готова тонуть каждый день. Ничего больше не хочется – только тонуть в его прекрасных глазах…
Ветерок: Смело. Смело, что ты читаешь мне это. И очень искренне!
Саранка: Люди боятся искренности. Бегут от искренности как от проказы. Искренность считается чем-то почти неприличным. Ты тоже боишься?
Ветерок: Я не боюсь. Мне нравится искренность. В этом мы похожи.
Саранка: Тогда скажи, что ты думаешь обо мне?
Ветерок: Ты необычная и немного взбалмошная, немного смешная. Смотри, у тебя на кофточке пуговичка застегнута не на ту петельку. Ты, как ребенок, перепутала пуговички.
Саранка (смеется и застегивает кофту правильно): А тебе снятся цветные сны?
Ветерок: Снятся. Почти каждый день мне снятся цветные сны.
Саранка: Значит, в этом мы тоже похожи. Ты приснился мне за неделю до нашего знакомства. Вот с этими своими дивными голубыми глазами. Только я тогда не знала, что это ты. Лишь удивлялась, что могут быть такие небесные глаза и такие пушистые ресницы, которые отбрасывают тень на все лицо. Но почему-то в этом сне ты сказал, что уйдешь от меня.
Ветерок: Ерунда. Снам не всегда можно верить. Расскажи мне про себя.
Саранка: Да, что рассказывать – обычная история. Я родилась в сибирской степи, меня назвали Саранкой. Из роддома меня забирала мамина подруга шаманка. Я росла, в школе училась, потом - в университете, ездила по городам. Я писала стихи и любила мужчин. Любила иноземца, любила доктора патологоанатома, который раньше был колдуном. Еще я любила одного ангела. А ты? Как жил до меня ты?
Ветерок: Я тоже родился в степи – только, в южной. Меня назвали Ветерком. А рос я среди диких скал. И по городам я ездил. Сначала я был бойцом, а потом строил дома чужим людям. Но всегда любил землю и деревья. И женщин тоже любил. Я любил зеленоглазую и темноглазую. Но в них тебя не находил. Я только сейчас понял, что всю жизнь в них искал тебя – и не находил. И вот нашел, наконец!
Саранка: Я, ведь, тоже теперь не могу понять, как жила без тебя.
Ветерок: Я искал тебя, как бродячая собака ищет хозяина, как санитар на поле – единственного выжившего.
Саранка (подхватывает и продолжает): Как скряга ищет уроненную в жидкую грязь золотую монетку. Как ловец жемчуга на последнем дыхании, уже вовсе без воздуха в легких, ищет раковину с драгоценной жемчужиной.
Ветерок: Я люблю тебя!
Саранка: Я люблю тебя!
Ветерок: Давай уйдем на юг! Там счастье, там цветут черешни, там виноград брызжет соком прямо в пьянеющие рты. Там звезды такие огромные, как здесь солнце. Там бархатные черные ночи, и в них стрекочут сверчки. И живое ласковое море. И загорелые дети, которые носят бабочек в ладошках и обмениваются ими, как фантиками. Ведь, ты пойдешь со мной на юг?
Саранка: Хоть на юг, хоть на север, хоть в пустыню, хоть на Марс – главное, с тобой. Я теперь с тобой куда угодно пойду. Теперь у меня нет своего времени. Теперь у меня есть только твое время. Теперь у меня нигдейность и неидейность. И весь мир теперь разделился на две части. Первая и большая – это Ветерок. А вторая и меньшая – все остальные. Все неветерки. Но почему ты раньше не ушел к счастью?
Ветерок: Я иду туда уже шесть лет и не могу дойти. Понимаешь, я часто начинал сомневаться в себе. И как только я начинал сомневаться, у меня ухудшалось зрение. Я видел только несколько метров перед собой, а дальше не видел. И дорога становилась неясной, рассыпалась перед глазами на тысячу дорог. Я заблудился, потерялся в этом огромном городе. Дорога на юг очень длинная. А билет туда – смеющееся сердце. Твое сердце смеется?
Саранка: Вчера не смеялось, а сейчас уже смеется. Прямо заливается смехом, прямо хохочет, прямо катается по полу от смеха.
Ветерок: Нет, ты не понимаешь, оно должно быть переполнено смехом. Нам нужно накопить в своих сердцах очень много легкости и веселья, чтобы звучать в унисон с югом. Юг легкий, смешливый, немного сумасшедший. Нам нужно стать такими же.
Саранка: Я уже была немного сумасшедшая. А сейчас, когда встретила тебя, стала совсем сумасшедшая.
Ветерок: Одного этого условия мало. Нужно накопить все остальное.
Саранка: Хорошо, накопим. Где мы пока будем жить?
Ветерок: Я вчера съехал со съемной квартиры. Мне негде жить. А у тебя есть дом?
Саранка: Я тоже на днях поругалась с хозяйкой, у которой снимала комнату. Перевезла вещи к подруге.
Ветерок: Мы с тобой бездомные?
Саранка: Бездомные веселые бродяги, у которых смеется сердце, потому что они нашли друг в друге дом.
Ветерок: Сиротки?
Саранка: Сиротки, которые усыновили друг друга. Ветерок, я придумала: давай попросимся пожить у моей подруги. Ее зовут Юха, и она настоящая бурятская принцесса.
Сцена 2
Кухня в квартире Юхи. Небольшая, с элементами восточного декора. Здесь причудливо смешаны вещицы из разных культур: бурятской, китайской, монгольской, индийской. Ветерок сидит на маленьком матрасике на полу. Заходит Саранка и садится рядом.
Саранка: Юха сказала, что может предложить нам только кухню. Она живет с сыном, и к ней приходят люди днем и ночью.
Ветерок: Значит, мы будем жить, как тараканы на кухне! У принцессы на кухне могут жить тараканы, которые любят друг друга?
Саранка: Конечно, могут! Я буду спать в твоих руках, как в колыбели. (задумывается) Ветерок, еще Юха сказала, что увидела в твоих глазах нежность, но любви не увидела.
Ветерок: Она не разглядела. Знаешь, иногда, ведь, очень трудно бывает разглядеть любовь. Даже в себе ее бывает трудно разглядеть, а уж, тем более, в другом.
Саранка: Да, наверное… Я не хочу и не буду сомневаться, чтобы у меня не ухудшилось зрение. Нам нужно копить радость. Как мы будем это делать?
Ветерок: Будем пить вино! Вино – это кровь виноградных ягод. В этой крови – солнце юга. Нам нужно все, что напоминает о юге, все, что связано с ним.
Он достает большой серебряный бокал и наливает вино.
Саранка: Будем пить за встречу? Ведь, мы знаем, что знакомы уже очень давно. Мы с тобой древние знакомцы, может, еще допотопные.
Ветерок: Конечно, за встречу! Она была предопределена. Мы с тобой встретились в первый день августа – жаркого царского месяца. Месяца, над которым царствует солнце. А солнце – это юг.
Саранка: Мы встретились ради Бога. Потому что он сказал, где собираются двое во имя любви, там я среди них. Вот мы встретились во имя любви и собрались во имя любви идти на юг. Значит, Бог обязательно среди нас и с нами.
Пьют.
Саранка (смеется): Любовь уже в нас. Смотри, мы не можем вместить ее. Видишь, она выплескивается из наших глаз и фонтанирует через наши макушки.
Ветерок: Так и нужно, чтобы она всегда выплескивалась. А потом, когда мы придем на юг, я построю нам дом и выращу сад! Я больше никогда не буду строить дома чужим людям.
Саранка: Я знаю!
Ветерок: Ты родишь мне сына!
Саранка: Я знаю! Он будет красивый и сильный, как ты. Будет озорной, искренний и смешливый. Ты будешь подкидывать его к небесам, а он станет ручками ловить тучки и греметь ими, как маленький Зевс – погремушками.
Ветерок хватает подушку и подкидывает ее в воздух, агукая с ней, как с младенцем.
Саранка (глядя на него счастливыми глазами) Я никогда никого так не любила, как тебя!
Ветерок: А иноземца?
Саранка: Это была любовь-страсть, влечение. Я его из живота любила. Так, что живот даже судорогой сводило!
Ветерок: А доктора патологоанатома, который раньше был колдуном?
Саранка: А его из головы любила. Уважала его ум и знания, была очарована ими. И чем больше я уважала его ум, тем больше у меня начинала болеть голова.
Ветерок: А ангела?
Саранка: Тут странное дело, он должен был, наверное, прийти позже. Но мне нужно было спасение, и он появился раньше своего срока. Ангелы, они, ведь, понимают, когда нам нужно спасение и приходят. Я его потом еще буду любить и сейчас люблю. Я его Духом люблю. Когда я люблю его, у меня ничего не болит. У меня тогда просто текут слезы, и я молюсь. Я его оттуда люблю.
Ветерок: Значит, меня меньше?
Саранка: Какой ты у меня глупый любимый мальчишка! Разве можно так спрашивать? Это, как если бы ты спросил, сколько метров любви я ему отмерила, и сколько тебе. Ты, ведь, и есть он. Ты – это иноземец и доктор патологоанатом. И ты – это тот ангел. Но я его через небо узнала, а тебя – через землю. Я его оттуда полюбила, а тебя – отсюда. Их я любила частями себя. А тебя - и животом, и головой, и сердцем, и душой, и Духом.
Ветерок: А я не знаю, как любил своих женщин. Я их просто любил. Зеленоглазая была тихой ланью. Но однажды я строил дом владельцу нефтяной скважины, и она ушла к нему. Это правильно, наверное. Он богат и надежен. Ей будет, чем кормить детей, когда они родятся.
Саранка: А темноглазая?
Ветерок: С ней мы постоянно расставались и сходились вновь. Последний раз я не смог простить расставание. Знаешь, почему? Когда она уходила и собирала свои вещи, на полу рядом стояли роза в горшке и ее тапочки. Розу я когда-то подарил ей, и мы вместе ее прорастили. Тапочки тоже были похожи на розу – пушистые и пахли духами. Она забрала тапочки и забыла забрать розу.
Саранка: Я бы забыла тапочки! Они не любили тебя! Это я тебя люблю!
Ветерок: Давай распишемся!
Саранка: Давай! Прямо сейчас!
Берут фломастеры, рисуют на лбах друг у друга мишени и расписываются внизу.
Саранка (подходит к окну): Мальчишки играют в футбол.
Ветерок: Я обожаю играть в футбол! Смотри, посвящается моей королеве Саранке! (выбегает)
Саранка (стоя у окна, комментирует): Восхитительный! Никому его не отдам! Буду сражаться за него со всем миром. Но как можно сохранить в себе столько детства? Как он сумел не растерять это? Мальчишки визжат от восторга, а он забивает уже второй гол. Они прямо вешаются на него. Что он вытворяет? Ого! Прошел колесом все поле! И сделал солнышко на турнике. Я знаю, почему именно солнышко. Солнышко снова напоминает о юге. А мой Ветерок сам солнечный, весь насквозь солнечный.
Ветерок заходит, тяжело дыша и смеясь.
Ветерок: Тебе, радостно, Саранка? Мне – очень! А ночью мы пойдем с тобой купаться на озеро. И нам будет еще радостней.
Саранка: И я свяжу тебе шарфик из травы. Тогда ты станешь похож на эльфа. Эльф с огромными голубыми очами в травяном шарфике. Я буду смотреть на тебя, любоваться тобой, и у меня будет кружиться от тебя голова. Так, что я даже не смогу идти.
Ветерок (подхватывает Саранку и водружает ее себе на плечи): Ты не сможешь идти. И вот так я понесу тебя через весь город. Через все площади, через все улицы и переулки, через все проспекты.
Саранка: Ты мой сильный-сильный богатырь!
Ветерок: Я – победитель города! Теперь я найду дорогу, теперь мы не заблудимся и сможем уйти на юг.
Саранка: И теперь ты совсем не сомневаешься в себе?
Ветерок: Только самую малость, только совсем капельку.
Саранка: Что же нам делать, если в тебе еще есть сомнение? Даже самая малость, даже совсем капелька может испортить наше зрение, и мы снова заблудимся и не доберемся до юга.
Ветерок: Ты помнишь, билет – смеющееся сердце. Я могу пойти в игровые автоматы и выиграть столько смеха, что нам хватит на билеты.
Саранка: Пожалуйста, не надо. Ты можешь выиграть, но можешь проиграть весь наш смех и всю нашу радость. Мы сделаем все сами, играя друг другом. Есть очень много игр, в которые можно играть друг другом и копить счастье.
Ветерок: Разве есть такие игры? Разве можно играть друг другом?
Саранка: Конечно, можно! Но важно, чтобы другой знал, в кого ты играешь им. Понимаешь, когда ты любишь человека, ты его видишь по-другому. Ты видишь его таким, каким он задуман Богом. Ты понимаешь все его устройство и все его предназначение. Ты его боговидишь. И тогда ты знаешь, как им нужно правильно играть. А когда человеком играют правильно, ему становится от этого хорошо. Он сам становится правильным и счастливым. Это как если бы какую-то машину заставляли работать не так, как нужно. Ну, вот, например, посудомоечной машиной пытались бы шить сапоги. И посудомоечная машина становилась бы от этого несчастной, постоянно ломалась бы, и шила очень плохие, совсем неудобные сапоги. А потом пришел бы тот, кто изучил инструкцию, кто понимает ее, и стал бы ей мыть посуду. И она сразу успокоилась бы, и стала счастливой, и мыла бы посуду изо всех сил, до блеска. Вот я буду играть тобой, как спящим царевичем и фарфоровым мальчиком.
Ветерок: Что это будет за игра?
Саранка: Я буду будить тебя поцелуями, как спящего царевича. Я буду очень беречь тебя, и бояться разбить, как фарфорового мальчика. Буду сдувать с тебя пылинки, купать тебя в душистой пене и вытирать бархатной салфеткой. А ты? В кого ты будешь играть мной?
Ветерок: Наверное, я буду играть тобой в очки.
Саранка: Почти то же самое, что моя игра в спящего царевича, но это не важно.
Ветерок: Когда дорога станет рассыпаться на тысячу дорог, я буду надевать тебя-очки.
Саранка: Сейчас рассыпается?
Ветерок: Немного, уже не на тысячу, может, дорог на сто.
Саранка: Значит, надевай меня-очки и пойдем. Чего нам ждать? Мне очень хочется на юг! Я тоже устала от этого города. В нем только и было хорошего, что встреча с тобой.
Ветерок: Пойдем! Возьмемся за руки и пойдем. Мы всю жизнь теперь будем ходить, взявшись за руки.
Ветерок и Саранка берутся за руки и уходят.
Сцена 3
Город Джанат. Ветерок и Саранка сидят на берегу моря, обнявшись. Их видно со спины. Рядом с ними стоит бутылка вина и лежит гора мандаринов.
Саранка: Обними меня крепче!
Ветерок: Куда крепче? Разве ты не чувствуешь, что я и так обнимаю тебя всем сердцем, всем собой?
Саранка: Я чувствую, что можно крепче. Можно сжать меня в точку, превратить в черную дыру.
Ветерок: Пока ты не превратилась в черную дыру, скажи, почему ты без туфель?
Саранка: Ты пошел за вином, а я – за мандаринами. И на обратном пути у меня сломался один каблук. Понимаешь, невыносимо долго было ковылять к тебе в сломанных туфлях. И тогда я сняла их и выбросила в море. Я бежала босиком и чуть не задохнулась от бега. Но я так, задыхаясь, могла бы всю землю босиком оббежать, если бы ты меня ждал. А здесь я, конечно, оказалась на берегу раньше тебя. Я ждала тебя, мерила ожидание сигаретами и укусами комаров. Ты пришел через три сигареты и восемь комариных укусов. Это было ужасно долго, нескончаемо долго. И тогда я поняла, что могу умереть, если мы расстанемся. Смотри, Ветерок, это булавка. Я пристегиваю себя к тебе булавкой и теперь всегда буду с тобой.
Ветерок: Где ты взяла ее?
Саранка: Купила на блошином рынке. Там иногда можно купить волшебные вещи. Вроде какой-нибудь лампы с джином или вот такой булавки.
Ветерок: А если она случайно отстегнется?
Саранка: Она не может отстегнуться случайно. На нее есть гарантия от случайных отстегиваний.
Ветерок: А если ее отстегнет кто-то другой?
Саранка: Вообще, мне говорили, что она невидима для других.
Ветерок (встает и подбирает что-то): Я нашел полосатый камень! Камень – тигр!
Саранка (подходит к нему, ищет на берегу): А я нашла камень, похожий на цветок! Нет, смотри, это вовсе не камень. Это настоящий окаменевший цветок. Морской окаменевший цветок!
Ветерок: Смотри, море что-то принесло к нашим ногам.
Саранка: Это мои туфли! Они отремонтированы. В этом городе море ремонтирует туфли! Город Джанат – чудесный город! Теплый пальмовый город. Здесь плавают большие киты - корабли и пускают фонтанчики из шампанского. Здесь есть маяк, который показывает дорогу заблудившимся лодкам и дельфинам. Здесь можно танцевать на улице вальс с добрыми милиционерами. Помнишь, как мы вчера вальсировали?
Ветерок: Здесь фонтаны на каждом шагу. И они поют песни собственного сочинения. Здесь можно купаться голышом в самом центре города возле гостиницы «Жемчужина» во время праздника, и совсем без праздника. Днем и ночью, летом и зимой.
Ветерок: А еще этот город написал гастрономическую поэму, которую Саранка выучила наизусть.
Саранка: Эта поэма – центральный рынок Джаната. Здесь всех пришедших угощают бочковыми сырами, ореховыми аджиками и разноцветными чурчхелами.
Ветерок: А еще на рынке, спев частушку, можно вызволить из плена огромного старого рака-патриарха, а потом пойти и выпустить в реку.
Саранка: Здесь можно пить прямо по пути с водителем в маршрутном такси домашний миндальный или абрикосовый коньяк.
Ветерок: И тогда водитель повезет вас не по маршруту, а куда-нибудь на экскурсию. Например, в горный заповедник, где в хрустальных прохладных ручьях плескаются хрустальные форели.
Саранка: И можно налить форели наперсток коньяка, и тогда она предскажет вам будущее.
Ветерок: Но мы не стали узнавать у форели про будущее.
Саранка: Конечно, потому что про будущее хочется узнать лишь тогда, когда ты несчастен.
Ветерок: И когда в море падала звезда, мы не стали загадывать желание.
Саранка: Конечно, потому что желание хочется загадать лишь тогда, когда ты несчастен.
Ветерок: А мы здесь уже целый месяц, и мы целый месяц счастливы.
Саранка: Мы необыкновенно счастливы! И живем в чертогах – в картонном заброшенном магазине где-то в горах. Мы спим голые без постели на куске поролона, как дикие свободные звери. И нам совсем не холодно, потому что мы греем друг друга телами, раскаленными от любви. А когда мы засыпаем, то снимся друг другу всю ночь.
Ветерок: Мы живет в старом магазине, как мыши.
Саранка: Как мыши, которые любят друг друга. И ты делаешь мне дивные подарки. На днях ты привел в наш картонный магазин семью ежей. У них такие ежата, что можно целый час визжать от восторга. А еще ты плавал на другой берег моря. Я только сказала, что мне там понравился цветок, только едва разглядела его, а ты уже бросился в море и поплыл, и переплыл его все. И приплыл обратно уже с этим цветком. И ты по утрам рвешь мне дикие розы с колючего куста, раня свои нежные руки. Зачем ты ранишь мои руки? Не рви мне больше розы – говорю тебе каждый день. Ветерок, твои руки для меня красивее, чем розы.
Ветерок: Руки – это пустяки. Ранить руки не больнее, чем ранить сердце. Вот когда я срывал розы с других людей, и они вонзали мне в сердце шипы – было, действительно, больно. Такие раны не заживают. Сердце навсегда остается раненым… Смотри, луна строит мост через море, на него можно ступить. Можно нырять с него в море.
Саранка: Скажи, Ветерок, зачем ты сегодня так раскачивал мост, когда мы шли через реку? Я немного боялась. Я боюсь мостов. Они разлучают людей, когда рушатся.
Ветерок: Меня забавлял твой страх. Чего там было бояться?
Саранка: Я боялась, что один из нас упадет. Понимаешь - только один. И тогда тому, кто останется, будет невыносимо одиноко на качающемся мосту.
Ветерок: Мы бы упали вместе!
Саранка: Сов-падение! Совпадение – это совместное падение. У нас с тобой во всем – совпадение?
Ветерок: Или сов-летение?
Саранка: Не знаю, совместный полет - это сложнее. Но мы скоро узнаем, что у нас. Это очень легко почувствовать. Когда падаешь – сердце подскакивает вверх. Для того и нужны падения – чтобы сердце устремлялось вверх. А когда взлетаешь – сердце падает вниз. А ты улетаешь, совсем без сердца. Потому что оно уже не нужно тебе там – вверху.
Ветерок (наливает из бутылки в большой серебряный бокал): Давай выпьем!
Саранка: Что это? Это не вино, эта жидкость прозрачнее самой прозрачной воды. Она искрится и переливается всеми цветами. Кажется, что она живая. Какая странная и какая красивая.
Ветерок: Это Бог! Здесь все пьют Бога! И мы пьем Бога!
Саранка: И мы пьем Бога из чаши. Не пролей Бога! Береги его капли.
Ветерок: Не переживай, он никогда здесь не заканчивается, его можно пить и пить, а его становится все больше.
Саранка: И от этого становится все больше радости?
Ветерок: Нет, радость и смех – это твой ответ Богу. Их можно достать только из самих себя, в самих себе вырастить.
Саранка: Я постоянно отвечаю Богу! Я радуюсь каждую секундочку. Добываю из себя тонны и тонны отборнейшего смеха. А ты?
Ветерок: Я стараюсь, но иногда немного устаю.
Саранка: Ты еще носишь с собой ту январскую музыку?
Ветерок: Теперь я ношу с собой августовскую музыку, под которую мы встретились. Музыку – дурман.
Саранка: Станцуй мне под нее на этом лунном мосту. Ты почему-то не боишься мостов.
Ветерок танцует как бог. Танцуя, приближается к Саранке. Она дотрагивается сначала до своей, а потом – до его груди.
Саранка: Видишь, я не только пристегнула себя к тебе булавкой. Я вложила в тебя свое сердце. Теперь у тебя два сердца, а у меня ни одного. Но оно мне и не нужно. Мне с тобой ничего, кроме тебя, не нужно.
Ветерок: Иногда мне страшно понимать, насколько сильно ты любишь меня. Разве можно так любить?
Саранка: Только так и можно! Но почему тебе страшно? Ты не выдержишь? Моя любовь утопит тебя? Собьет с ног, как ураган? Задушит, как питон?
Ветерок: Не знаю, ты такая…вся чересчур и слишком. Ты даже любишь слишком! Как-то припадочно любишь. Иногда твоя любовь кажется мне непрекращающимся эпилептическим припадком. Я боюсь, что у меня не хватит радости, не хватит легкости на такую любовь.
Саранка: Нельзя любить слишком! Я люблю в самый раз! А ты просто очень ранимый хрупкий фарфоровый мальчик. У меня всего хватит на эту любовь. Но у тебя будет два сердца – на нас двоих, чтобы ты смог выдержать. А у меня две радости – на нас двоих. Потому что я тебя так люблю, что все во мне надрывается и захлестывается от этой любви. Когда ты со мной, у меня даже дыхания нет, так его перехватывает. Когда ты со мной, у меня даже меня нет, так я исчезаю. Я с тобой жизни и смерти хочу, рая и ада – всего с тобой хочу. Ветерок – мое блаженное сумасшествие, мое священное безумие. Ветерок – мой свет в окошке и пуп земли!
Ветерок: А знаешь, я понял недавно, что смогу умереть лишь после того, как прижму себя к тебе и поцелую. Только тогда я спокойно отпущу свой дух.
Саранка: А я поняла, что с тобой стала железной и соломенной. Крепкой и ломкой. Пока ты любишь меня, я железная. Но если ты меня перестанешь любить, я сразу стану соломенной и сломаюсь в одну секунду. Сломаюсь, как соломинка от твоей нелюбви.
Ветерок: А ты уверена, что любовь – совместность? Может быть, любовь – это и есть одиночество? Потому что ты никогда не знаешь, любит ли на самом деле тебя другой.
Саранка: Мне достаточно любить самой. Мне достаточно того, что ты будешь принимать всю мою любовь, разрешать ей быть в тебе. Только бы ты меня не предавал.
Ветерок: Я умею не предавать.
Саранка: А я не умею предавать!
Ветерок: Разница есть.
Саранка: Да, Ветерок, огромная разница. Сначала люди ищут схожесть друг в друге, а потом начинают замечать разницу. И получается, что разница отдаляет гораздо больше, чем схожесть - сближает. Разница для людей тяжелее. Она сжимает каждого словно железным обручем. И у каждого образуется свой именной железный обруч, который невозможно расстегнуть. Ты срывал с людей розы, а я пыталась срывать с них железные обручи. Я тоже сдирала руки и сердце в кровь, но у меня никогда не получалось сорвать с человека обруч.
Ветерок задумывается.
Саранка: Но что происходит с тобой? Ты иногда будто уходишь от меня по этому лунному мосту.
Ветерок: Прости, Саранка, я и сам не могу объяснить, что это. Но я вдруг снова начинаю плохо видеть. Я очень хорошо вижу только твою любовь, она реальнее и надежнее, чем земля у меня под ногами. У тебя самое верное сердце из всех, которые я когда-либо знал. Я в себе иногда плутаю. Плутаю и замечаю, что в душе возникают дыры, и через них утекает радость.
Он быстро уходит в сторону. Саранка, опустив голову, идет в другую сторону – к скамейке на набережной. Она садится на скамейку и делает в воздухе пасы руками. Подходит незнакомец и садится рядом.
Незнакомец: Что ты делаешь?
Саранка: Я просеиваю ветер.
Незнакомец: Зачем?
Саранка: Ветерка носит ветер. И я хочу, чтобы на моих пальцах остались зерна его души. Души Ветерка.
Незнакомец: Где его носит ветер?
Саранка: Сейчас его занесло в игровые автоматы. Он проигрывает радость, которая утекает сквозь дыры у него внутри. Ее остается мало, он хочет выиграть, но проигрывает последнюю. Ведь, здесь нет иной валюты – только радость, смех и любовь. И вот, когда радости не остается, он ставит на кон любовь. Это самое страшное, что может произойти – поставить на кон любовь.
Незнакомец: Ты любишь его.
Саранка: А как его не любить? Он солнечный, он ребенок души моей. Мы купаемся зимой в море, потому что обе безумные и не боимся простуды. Мы качаемся на качелях, доставая до Млечного пути. Когда я засыпаю, он укутывает меня в травы и облака. А потом он целует меня во сне. И когда он целует меня, его лицо светится изнутри и становится ослепительным. Оно освещает всю комнату. Он зовет деревья по именам. Он даже у нас в картонном доме-магазине вырастил дерево. Прямо возле нашей кровати. И ночью, когда я хочу пить, он срывает мне гранат с этого дерева, надкусывает его и поит из своих губ гранатовым соком. Я ношу ему снег в пригоршнях, и мы храним его в холодильнике, потому что здесь очень редко идет снег. А потом мы лепим маленьких снеговичков и расставляем их на подоконнике. У нас уже весь подоконник заставлен снеговичками. И они даже организовали свое снеговичковое государство. Мой самый любимый на свете звук – это стук его раненого сердца. Он же не виноват, что у него раненое сердце. Когда он не со мной, у меня все валится из рук, и я хожу голодная. Потому что даже ложку в руках удержать не могу. Зато, когда он приходит, мы кормим друг друга из рук. Я с ним щедрая и жадная. Щедрая на обжигающую нежность и жадная - на него самого. Я никогда не смогу им насытиться. Но он привык ко мне, как к воздуху. Он пока не понимает, что без меня можно задохнуться. Мы с ним были бездомными сиротками и бродягами, которые так стремились на юг. И вот эта бездомность, это сиротство и бродяжничество скрепили нас, склеили, прошили жизни – одна на другую. Он – мой горький мед. Он – счастье мое и беда моя. У меня же ничего больше нет. У меня есть только он. У которого тоже ничего больше нет.
Заходит Ветерок, бледный и пошатывающийся. Он подходит к Саранке, встает перед ней на колени и обнимает ее.
Ветерок: Ты простишь меня? Хотя, нет, не нужно меня прощать. Меня нельзя прощать.
Саранка: Я люблю тебя, я не умею тебя не прощать.
Ветерок: Зачем ты отпустила меня туда?
Саранка: Ты сам хотел пойти туда, а любовь не умеет удерживать силой.
Ветерок: Что нам делать?
Саранка: Ты все проиграл?
Ветерок: Да! Все, до последней улыбки. Когда я понял, что у нас совсем немного осталось легкости и веселья, я подумал, что пойду и выиграю для нас целый ворох всего. И мы будем дальше счастливы и останемся надолго в Джанате. Но ничего не получилось. И от отчаяния я поставил последнее, что было - я поставил на кон любовь.
Саранка (гладит его по голове): Я все про тебя знаю. Ты спал и не слышал, как в последние ночи под нашим окном призрачно и туманно звенел колокольчик. А я подходила к окну и видела, как уходит вдаль печальный дух. Он уходил, предсказывая наш уход. Теперь нам нельзя здесь больше оставаться. Мы больше не звучим в унисон с этим городом. Куда мы отправимся?
Ветерок: Пойдем домой!
Саранка: Разве есть на земле такое место – дом? У меня никогда не было своего дома. У меня не то, что дома – полки своей никогда не было. Просто полки, куда можно было бы складывать свои вещи.
Ветерок: Ну, это тоже не совсем дом. Но там, куда мы пойдем - моя родина. Там нет пальм и поющих фонтанов, нет кораблей-китов, нет моря, но там тоже черешни, виноград и солнце. И моя мама разрешит нам пожить в новом доме, который она завоевала.
Саранка: Кто она – твоя мама?
Ветерок: Она генерал!
Саранка: Я боюсь генералов. Мне кажется, они похожи на мосты.
Ветерок: Не надо бояться, я буду с тобой.
Саранка: Тогда идем. Куда скажешь, туда и идем.
Сцена 4. Город Джахным. Ветерок и Саранка сидят на скамейке под виноградной лозой. Возле них стоит бутыль и лежит буханка хлеба.
Заходит Генерал с саблей. Подходит к Ветерку и что-то перерубает на его одежде.
Генерал: Ну, что, сынок? Пристегнули тебя волшебной булавкой? Нечего у нас в Джахныме, пристегнутым к бабе ходить. Не по-нашему это. Не по уставу. А вы в наш город приехали со своим уставом. Теперь наш учить будете.
Саранка: Как она увидела булавку?
Ветерок: Мама, как ты увидела невидимую булавку?
Генерал: Здесь все чужое видно за версту, все, что не отсюда. Ого, да у тебя еще и два сердца в груди!
Подходит к Ветерку, достает из груди одно сердце и бросает Саранке под ноги.
Генерал: Зачем вы сюда приехали вместе? Ветерок, она – чужая! Чужой! Чужой! Фас, Ветерок!
Ветерок: Мама, зачем ты так? Она хочет жить здесь.
Саранка: Я не хочу жить именно здесь. Я хочу жить там, где живет он. Хоть в Джанате, хоть в Джахныме,– это не важно. Я просто всегда хочу быть с Ветерком.
Генерал: Не знаю, как в Джанате, а здесь учи первое правило. Вам нельзя всегда быть вместе. Он будет заниматься своими делами, а ты – своими.
Генерал разворачивается и уходит.
Ветерок: Пойдем в дом.
Саранка: Не хочу в дом! Здесь, под виноградом теплее. Эти ваши ужасные дома с центральным охолодением, в которых постоянно идет снег. Зачем это? В Джанате в нашем доме иногда шел дождь, но он шел очень скромно, только в одном углу. И мы с тобой забегали под дождь, и он, играя с нами, окатывал нас водой с головы до ног. А потом мы выходили из дождя и шли сушиться в другой угол…Ваше отсутствие дверей и окон, когда все прохожие заглядывают прямо в нашу спальню, прямо в нашу кровать, прямо к нам под одеяло. Здесь по улицам ходят шипящие гуси и пытаются тебя ущипнуть. Да у вас не только гуси шипят, у вас здесь даже крапива на людей шипит. Помнишь, в Джанате все собаки ласковые? Мы с тобой целовались с каждым бродячим псом. А здесь они на цепях и злющие, как демоны. Там нищим на папертях подают мандарины, а здесь их выгоняют из города плетками. Там мы ходили в гости к художникам, а здесь – к убийцам. Разве можно убивать людей? Знаешь, что бы я делала с убийцами. Давала бы им таблетку родов. Чтобы они принимали эту таблетку и несколько суток мучались от жесточайших схваток. Сейчас они знают, как это – убить человека, а тогда знали бы, как это - родить человека. У вас все странно. Я ничего здесь не понимаю. Я здесь только тебя понимаю. Но даже ты становишься каким-то другим. Будто ты здесь замерзаешь. Не меняйся, Ветерок! Я буду греть тебя.
Ветерок (наливает из бутыли в чашу, подает Саранке): Давай выпьем!
Саранка (с ужасом): Ветерок, что это в чаше?! Это похоже на кровь.
Ветерок: Это и есть кровь.
Саранка: Чья?
Ветерок: Не знаю. Здесь никто этого не знает. Но все пьют эту кровь. Это самая дешевая, к тому же, разбавленная кровь. Только она продается в городских ларьках.
Саранка (пьет и передает чашу Ветерку): И вкус просто мерзкий! Как будто пьешь жидкую черную змею. Ты прости, но мне совсем не нравится на твоей родине.
Ветерок: Здесь черешня! Здесь дом!
Саранка: Любви не черешня нужна! И даже не дом. Любви только любовь нужна, хоть без черешни, хоть без дома.
Снова заходит Генерал.
Генерал: До сих пор сидят! Голуби помоечные! Иди, Ветерок, строй дома людям! Марш! Раз-два! А ты, Саранка, иди, изучай схемы пушек, я принесла их тебе. Может, когда-нибудь генералом станешь.
Саранка: Я не хочу становиться генералом. Я пишу стихи.
Генерал: Вот дура! Ветерок, где ты взял такую дуру? Стихи она пишет! Что делать твоими стихами? Подтираться ими? Ими нельзя даже пушку зарядить.
Саранка: Их можно слушать! Они как музыка.
Генерал: Значит так, Джахным – свободный город. Ты можешь делать здесь абсолютно все. Но только то, что делают все другие. Это второе правило, которое ты обязана выучить. Приду – проверю.
Генерал уходит.
Саранка: Почему ты позволяешь ей обижать меня?
Ветерок: Она – моя мать, она – мое прошлое.
Саранка: Вот именно – прошлое. Ты прошлое не оставил, поэтому оставляешь меня. Тебе заповедовали от нее отлепиться. А ты не отлепился, поэтому ко мне прилепиться не можешь. Ты не пустой, в тебе много всего осталось – как ты можешь принять меня? Ты место для меня не освободил.
Ветерок: Давай уйдем на Тибет!
Саранка: Нет никакого Тибета! Тибет – это сказка. Туда невозможно добраться. Тибет – это мечта. А мечта гораздо больше и выше жизни. Маленькая низкая жизнь не может вместить в себя большую высокую мечту.
Ветерок: Жизнь, смерть…Я, наверное, сюда умирать пришел. Давай вскроем вены и выльем всю кровь в эту чашу и умрем вместе, бескровные. И пусть они выпьют нашу дорогую, бесценную, неразбавленную кровь. И пусть они подавятся ей!
Саранка: Нельзя так умирать. Так мы не от любви умрем, а от ненависти. Вот если бы мы в Джанате бросились со скалы, то это было бы от любви. И тогда бы мы, возможно, не умерли, а просто полетели бы над морем. Потому что даже смерть от любви – это полет, а не смерть.
Ветерок: Что же нам делать? Мы с тобой не смогли жить в Джанате, и не научились жить здесь.
Саранка: Пусть так, но вместе. Мы с тобой – вот главные слова. Здесь будут давить нас, мстить нам за чужеродность. Они будут беситься от нашей настоящести. Они будут тянуть нас на крюках в свои безглазые ряды, потому что мы не умеем жить, но живем и радуемся. А они лишь существуют и воюют. Потому что, существуя, они выберут убить нас. Не сдавайся им! Я буду помогать тебе, нести тебя как раненого, через минное поле. Пожелай хотя бы просто принять мою помощь.
Снова заходит Генерал.
Генерал: Это просто немыслимо! Ко мне сейчас приходили соседки-солдаты. Они намыли костей и по результатам мытья пожаловались на вас. Они составили рапорт. Ты носишь ее на руках по городу – это ужасно! Она ходит за тобой везде, даже в туалет – это чудовищно! Вы спите голые, обнявшись, и шепчете друг другу сквозь сон нежные глупости – это отвратительно! Вы разговариваете друг с другом часами – это кошмарно! О чем можно разговаривать часами? Ветерок, из тебя еще можно сделать человека. Тебя можно каждую неделю профилактически расстреливать из пушки. И тогда ты заткнешься, поумнеешь и выберешь себе нормальную жену. Но она чужая. Да, еще и стихи пишет. У нее вся глотка забита этими стихами. Она даже разговаривать нормально не умеет. Что ни слово – то стих. Они из нее на каждом шагу сыпятся, как дерьмо из моих свиней. Она мне весь двор этими стихами засорила. Это уже никакими пушками расстрелять нельзя. Отправляй ее отсюда.
Ветерок: Мама, нельзя так! Она будила меня поцелуями и берегла меня, чтобы не разбить. И она была моими очками, когда мы шли на юг.
Генерал: А мне наплевать, чем она тебя будила и чем твоим она была. Не хочешь отправлять из города – как знаешь. Но чтоб у нас в доме и во дворе я ее больше не видела. Лопнуло мое терпение! Этот дом не ты строил, я его завоевала, потом и кровью за него заплатила.
Саранка переходит под орех.
Саранка: Горести дымные не терпев, тепла не видати. Я буду жить здесь, под орехом на улице и питаться дымными горестями или горькими дымами. Под ничьим орехом буду жить. И буду ждать тебя, Ветерок! Тебя и твое тепло, которое, может, снова затеплится в тебе.
Ветерок подходи к ней, берет ее на руки и снова усаживает под орех.
Ветерок: Я носил тебя на руках, им это не нравится. Но я все равно носил.
Саранка: Низко носил.
Ветерок: Ты стала такой легкой! Ты с каждым днем становишься все легче, будто таешь, будто исчезаешь из моих рук.
Саранка: Я раньше только в твоих глазах таяла, а сейчас в твоем холоде таю. Почему ты стал таким холодным, Ветерок?
Ветерок: Так, ведь, зима. Саранка, ты теперь не читаешь мне свои стихи. Ты больше не пишешь стихи?
Саранка: Я не могу сейчас писать стихи. Понимаешь, главное для меня – это любовь. А сейчас так непонятно с любовью. Так зыбко. А пока я не исполню в своей жизни замысел любви, я не могу исполнять замысел творчества.
Ветерок: И в тебе больше нет цветка. Я раньше видел в тебе цветок. Тот белый цветок дурмана, похожий на музыку, под которую мы встретились.
Саранка: Его съела просыпающаяся волчица. А в тебе есть садовник?
Ветерок: Я не искал... Саранка, ты не можешь жить под орехом. Тебе необходимо пока уйти. Только на время, а потом я приду за тобой.
Саранка: Ветерок, не убивай меня, любимый! Не становись в ряд моих убийц! Меня уже столько раз убивали!
Ветерок: Но ты же живая!
Саранка: Это я вот эта живая, а сколько меня тех - убитых!
Ветерок: Я уже убиваю тебя? Я еще ничего не сделал.
Саранка: Подумав лишь – убиваешь. В небе своих глаз ты щедро принес мне новое солнце, а теперь ты хочешь забрать у меня все: и новое солнце, и новое небо, и новый воздух, и новую землю.
Ветерок: Разве я наделен такими полномочиями?
Саранка: Ты наделен еще большими полномочиями. Я была с тобой королева, ты хочешь сделать меня прачкой. Я была с тобой Душа, ты хочешь уронить меня в рождение. Я была с тобой дите, ты хочешь за миг сделать меня взрослой. Я ходила нагая, ты хочешь указать мне, что это стыдно.
Генерал (проходит мимо и орет): Ветерок, падла, я тебе сказала – иди дома строить! Я тебя, пень мыслящий, пайка лишу! Я тебя, скотина разговорчивая, на капусту порублю! Я твою дуру Саранку в порошок сотру! Я этим порошком орех удобрять буду!!!
Саранка: Роберт Плант повесил в углу гамак, лег в него и нервно курит!
Генерал (выглядывает из-за кулис): План? Курит план? Она сказала – план! Она еще и наркоманка!
Саранка: Конечно, наркоманка. Я и не скрываю этого. У меня жесткая ветрозависимость. Мне необходима ежесуточная доза рядомости любимого. Когда его нет, у меня начинается ломка: и все кости мои крушатся, и все нервы выворачиваются наизнанку, и вся душа скручивается в жгут.
Генерал (орет за сценой, удаляясь): Люди добрые, солдаты верные, она наркоманка! Он привез в наш город наркоманку! Она курит план!
Саранка: Не слушай ее! Пусть у тебя лучше нарушится слух, чем зрение. Зачем тебе ее паек? Разве нам плохо, когда мы пьем чай из вишневой коры и едим дикие абрикосы? Этого хватит.
Ветерок: Не хватит! Скоро наступят лютые холода, мы замерзнем здесь. Орех срубят и пустят на дрова. Не могу так больше. Получается, что в жизни ничего нельзя. Нельзя научиться жить и нельзя не уметь жить. Уходи, Саранка! Я приду за тобой когда-нибудь.
Саранка: Почему ты не хочешь уйти со мной?
Ветерок: Сил нет. Раньше внутри меня были дыры, а теперь там что-то сломалось. Я стал не целый.
Саранка: А есть ли они, вообще, в мире – целые? Я всегда сломанных любила. Только ангел был целым. Так он не отсюда. А если бы пришел на землю, тоже сломался бы. Я тебя сломанного люблю! Я тебя починю, налажу. У меня хватит на тебя сил. У меня не хватит сил только на без тебя.
Ветерок: Уходи, Саранка!
Саранка: Ветерок, ты гонишь меня от себя, как собаку, как нищую! Хочешь, я поселюсь где-нибудь на отшибе, как колдунья в старые времена? Поселюсь, и буду ждать, когда ты наберешься сил.
Ветерок: Они сожгут тебя, как колдунью в старые времена. Уходи и подожди меня где-нибудь в другом городе.
Саранка: Ну, тогда давай вместе – в пещеру, на остров, на звезду!
Ветерок: Ты сама сказала, это мечта. Этого нет, как нет Тибета. Нет ни пещеры, ни острова, ни звезды.
Саранка: Мне так тоскливо оттого, что ты предаешь меня, любимый. Широко предаешь, при свете дня, во всеуслышание, от всей души. Ты сдаешься и сдаешь меня, богатырь. Ветерок-победитель, мир победил тебя. Разделал под орех, под которым я жила на улице и ждала тебя. Боец, ты надорвался, ты уходишь с ринга, истекаешь кровью и не оглядываешься на свою любовь. Даже не оглядываешься. Я поняла, здесь пьют кровь всех ушедших, истекших кровью и не оглянувшихся. Здесь пьют кровь предателей! Поэтому она такая жидкая и такая дешевая. Пойдем, Ветерок! Пора прощаться.
Ветерок и Саранка подходят к краю сцены, берут шелковую ленту-мост и поджигают с двух сторон.
Саранка: Я не зря боялась мостов и генералов. Они разорвали нас – сорвали друг с друга. Смотри, Ветерок, сейчас этот мост сгорит и разъединит нас навсегда.
Ветерок: Саранка, я люблю тебя! Мы встретимся – я обещаю!
Саранка: Нет, Ветерок, не встретимся! Я последний раз вижу тебя. Я люблю тебя, и буду любить вечно, но мы никогда больше не встретимся.
Ветерок: Верь мне!
Саранка: Я верю, я всегда тебе верила. Но ты сам себе не веришь. Любимый, а как же ты теперь будешь умирать?
Ветерок: Как? Наверное, как все.
Саранка: Нет! Ты сказал, что сможешь умереть лишь после того, как прижмешь меня к себе и поцелуешь. А теперь что? Меня не будет, и тебе придется жить вечно!
Ветерок: Я постараюсь умереть и найду тебя после смерти, среди миллиардов найду. Потому что только с тобой я мог прийти на юг. Может, там тоже есть свой юг. И мы, наконец, найдем его.
Саранка: Нет, Ветерок, даже там я тебя не дождусь, в нашей совместной вечности. И туда ты не придешь. Заблудишься.
Мост догорает. Гремит великий гром. Саранка и Ветерок пятятся в разные стороны. Кричат, перекрикивая гром.
Ветерок: Я люблю тебя!
Саранка: Я люблю тебя!
Сцена 5. Бар в городе Адуней, в который ушла Саранка. Она сидит за столиком. Перед ней обычный граненый стакан, до краев полный водки.
Саранка набирает на сотовом телефоне номер, прикладывает телефон к уху, слышны слова: «Абонент не отвечает или временно недоступен». Саранка вновь и вновь повторяет это действие.
Незнакомец (приблизившись к столику): Не отвечает?
Саранка: Конечно, нет.
Незнакомец: Почему?
Саранка: А как можно ответить мне из другой жизни?
Незнакомец: Логично. А зачем звонишь?
Саранка: Вдруг ответит.
Незнакомец: Что он делает сейчас?
Саранка: Не знаю. Я сражалась за царство его души с одноклеточным генералом. Одна знакомая бурятская принцесса даже наградила меня за это сражение медалью «За отвагу и мужество». Но он устал и перешел на сторону Генерала, отдал ему наше знамя. Наверное, ему завели гарем из нормальных жен, и они играли им неправильно. Они не знали, как нужно играть фарфоровым мальчиком. Наверное, его совсем запылили, растрескали или даже разбили. И, наверное, у него без меня полностью испортилось зрение. Он даже не видит цифры на телефоне, и поэтому не может набрать мой номер. Теперь он далеко-далеко…Где-то в Америке или на луне. Сидит в Нью-Йоркском баре или в лунном кратере и пьет водку. Дешевую вредную водку из дешевого ларька. В его сердце – татуировки сомнений, которые я не смогла выжечь кислотой своей яростной любви. Он исчез, забыл где-то, как одежду, свою телесную оболочку. Обнаженный, безкожий, призрачный, пьет и пьет свою водку, чтобы не помнить меня. Смотрит на свои призрачные пустые руки и силится забыть, как сквозь них текло расплавленное золото, теплые закаты, шуршание крыльев синих стрекоз и запах белых цветов дурмана. Но иногда он трезвеет и понимает, что все равно весь, с головы до ног, залит горячим ядом памяти. Ему не потушить его цистернами спиртного, не остудить всеми льдами Антарктиды. Он будет теперь жить с этим, и умирать с этим. А я приехала в город Адуней и живу на вокзале в зале ожидания. Я буду жить и умирать с проснувшейся внутри меня волчицей. Эту волчицу ужалила в сердце жидкая черная змея. Волчица воет, задрав серую морду к серым небесам. Она бесконечно кружит по городу и не оставляет следов на снегу. И весь этот город, весь снег, все небо, вся природа - такие беспристрастные, такие невовлеченные. Мы с ними бежим мимо друг друга – в противоположные стороны. А когда я засыпаю, устав от кружения, то могу только смотреть сны, в которых ищу то ли любимого, то ли ветер. Ищу и не нахожу, жду и не дожидаюсь. Потому что у нас больше нет точек соприкосновения, даже если искать их, держа в руках вместо факела солнце.
Незнакомец: И как тебе сейчас во всем этом, со всем этим?
Саранка: Никак. Мне ни холодно, ни жарко. Ни радостно, ни печально. Ни мертво, ни живо. Мне никак. Меня поставили на паузу.
Незнакомец: Сколько ты еще будешь ждать его?
Саранка: Всегда!
Незнакомец: И он придет?
Саранка: Вряд ли…
Незнакомец качает головой и уходит. Саранка набирает на сотовом телефоне номер, прикладывает телефон к уху, слышны слова: «Абонент не отвечает или временно недоступен». Саранка вновь и вновь повторяет это действие. Звук постепенно стихает. Одновременно постепенно гаснет свет. Наступают абсолютные тишина и темнота.
3 – 8 ноября 2009 год