Посвящается Джону Вон Эйкену, удивительному человеку и замечательному профессионалу, с которым столкнула меня жизнь в океане мировой сети...
Я уходила – ты отказывался в это верить. Женщины не уходят из семьи с маленьким ребенком. Им просто некуда идти. Их с детенышем некому кормить. Поэтому они вынуждены терпеть. Я терпеть отказалась. Всплывала в памяти раз за разом фраза, сказанная моей матерью – «Простишь один раз – будешь прощать всегда».
Я не хочу рассказывать о том, как ступила в расставленные клети с улыбкой и радостью. Лишь когда щелкнул ключ в замке, я стала понимать, что к чему и почем.
Бессонные голодные ночи… и один и тот же преследовавший меня сон – карабкаюсь из ямы, вся разодранная в кровь. Когда до заветного улыбчивого солнечного луча остается только одно запястье – я снова срываюсь в гниль и сырость ямы моей предполагаемой могилы. А там, на ее краю, – стоит коляска с моим сыном, в которой он счастливо пускает пузыри, даже не успев заметить мое отсутствие.
И я снова заставляю свое тело подниматься вверх. Ногти сорваны, кровоточат, я стараюсь цепляться костяшками пальцев - и снова скатываюсь вниз.
Ночь за ночью один и тот же кошмар. Но там, наверху, коляска, и в ней мой сын. Он счастлив. У него получаются первые слова.
-Мама, мама, бах! – смеется он вместе с колокольчиками, привязанными за резинку.
Я тоже смеюсь...
– Бах, трах-бабах, - вот я внизу песочницы, посижу тут, поиграю, а потом приду и за твои колокольчики подергаю!
- Мои диньки! – счастливо улыбается сын, кокетливо наклоняя свою лобастую голову в мою сторону, не дай, – качает коляску.
А потом
– На, мааааа, тебе - динь,- и снова качает головушкой в знак согласия разделить игрушку.
- На, маааа…- коляска раскачивается все сильнее.
- Иди мне, - протягивает свои ручонки.
- Бог мой! Еще немного и коляска перевернется! Он свалится ко мне в яму, а вдвоем, с его 11 килограммами, за которые меня постоянно ругали врачи, мне точно не выбраться.
Хочется завыть. Протяжно и тоскливо, по-волчьи, так, чтобы содрогнулся весь мир от моего страха, чтобы услышал и пришел на помощь ко мне и моему малышу.
- Ха, ха, ха, - я смеюсь, - там, что там, смотри!
Мой дурашка вертит головкой в поисках чуда, а я, не теряя времени, вновь начинаю штурмовать прОклятые осыпающиеся земляные стены.
- Господи, не оставь сына моего без матери! – заклинаю я.
Мешается земля с остатками ногтей и моей кровью. Мне кажется, что я не человек, а зверушка, способная стать частью того, что вокруг меня. Нет, мне уже не кажется, я ползу, как насекомое, по осыпающимся краям земли. Но мне не страшно, я легка, практически невесома, у меня присоски на пальцах, нет, на ножках, нет, на щупальцах, которые вдруг откуда-то появились. Или это что-то другое… Не знаю… Я ползу вверх. Медленно, очень медленно. Еще совсем немного. Я не свалюсь обратно, не свалюсь. Тело тяжелеет мгновенно и бескомпромиссно. Где-то внутри разрезает понимание – сейчас я скачусь вниз в очередной раз.
- Сын, - кричу я, - а я бабочка, - смотри!
Он оборачивается в мою сторону, и в изумленных голубых глазах застывает восторг ожидаемого неотвратимого чуда…
- Ба..чка..Ти скорее мне!
Я знаю перевод с малышовского – «Лети ко мне скорее, бабочка!»
И я взлетела. Как? Не знаю, не спрашивайте.
Я лежала вконец измученная рядом с коляской, спрятав израненные руки под спину и пыталась петь какую-то детскую песенку. Не помню. Все внутри дрожало от радости. Я выбралась из ямы.
- Ба..чка..Ти! – улыбался сын.
- Ой! Я подергала руками за спиной. Не могу, оказывается. У меня усики еще совсем маленькие… Посмотри сам!
Ручонка потянулась к моему лицу, голубые глаза внимательно рассматривали его.
- Нет! Усики! Нет! – проговорил малыш.
- Ничего, скоро вырастут. Вот дождик маленький придет, и все будет хорошо. А пока бабочка должна капельку поспать. Пока не пойдет дождик. Ты посторожишь ее сон? А то пчелки могут прилететь и разбудить бабочку.
- Пи, ба..чка!
И я тут же отключилась.
- Динь, динь...- нежно поют колокольчики, - и я улыбаюсь сквозь чуткий материнский сон...
http://9031352820.blogspot.com/2010/06/blog-post.html