Сказка о чудесах и разделенной любви Александра и Прасковьи Бестужевых.
Дворянка Новоладожского уезда Санкт-Петербургской губернии статская советница Прасковья Михайловна Бестужева застыла у окна своей опустевшей гостиной. В голове - рой невесёлых мыслей. А откуда весёлым-то взяться?
Вот и встал Волхов. Как и полагается к Михайлову дню - именинам папеньки, царствие ему небесное. Санный путь открыт. Усадьба продана. Картины, книги и даже рояль для Машеньки с Олей погружены на сани. Крестьяне отпущены на волю. Вот видишь, милый друг Александр, волю я твою выполнила. Тридцать четыре души. Хотя деньги, продай я их, были бы не лишними. Да и старшие сыновья в письмах твердят: продай усадьбу. Так и пишут: «Она нас всегда только разоряла». Можно ехать в Москву. Просить высочайшего соизволения уехать к детям в Сибирь, в Селенгинск.
Мороз разрисовал узорами окно гостиной. Зимнее утреннее солнце весело пускает зайчики по голым стенам. Ах, как сердце сжимает. Что же так сердце сжимает? Как быстро прошла жизнь. Последний раз взглянуть через замерзшее окно на Волхов. На виднеющуюся с того берега деревеньку Кириши, на поднимающийся кверху дым от изб. Как и прежде по-черному топят. Сколько воды утекло в Волхове с тех пор, как я пришла сюда молодой хозяйкой? Николенька за юбку держался, а Елена на руках у няньки. После долгого пути из Санкт-Петербурга по Неве, по Ладоге, по Волхову. Было начало мая. Жизнь казалась бесконечной, хоть и непростой, но такой счастливой. И главное счастье в ней - был ты, сердце моё, Сашенька. Один свет в окне. Счастьем было пойти с тобой даже на позор. Ведь Николеньку я родила тебе невенчанная, без родительского благословения. А мальчик получился действительно золотой. Рыжеватый и в конопушках. Приятели до сих пор его зовут «золотое сердце». Федосей Терентьевич - свекор смягчился, увидев его. Дал разрешение на брак. Но так до конца сына не простил за своеволие. Кровь новгородских бояр не дала. Или спесь? В усадьбе никогда не появлялся. Так и выросли внуки, ни разу не увидев деда. Нехорошо. Как нехорошо. Я - причина разлада в семье. Одно только оправдание всему: та несокрушимая любовь, которая была между нами. Ах, как сердце жмет. Видно скоро мы с тобой Сашенька на небесах встретимся. Устала я без тебя, ох как устала. Тридцать шесть лет прошло, как ты оставил меня вдовой. Как ни было трудно, дети выросли: пятеро сыновей и три дочки. Ни чем я помочь им теперь не смогу. Саши и Пети давно нет. Старшие: Николай и Михаил в Сибири. Павел женат неудачно. Детей нет. Девчонки при мне. Бесприданницы и сестры государственных преступников. Кто их замуж возьмет? Хочется увидеть своих мальчиков напоследок. Дороги ко мне им нет. Вечное поселение. И то сказать, государственные преступники. Бунт нехорошо. Своим бабьим умом это я понимаю. Но если в этом принимали участие мои мальчики, для которых дворянская честь и служение Отечеству превыше всего, значит, это был не просто бунт. Солдат, расстрелянных на площади и утонувших в Неве в тот проклятый декабрьский день, конечно, жаль. Поминаю их в молитвах ежедневно. Может смогу этот сыновний грех замолить. Государь пообещал пустить к моим сыночкам. Вот потому и продала родовое гнездо «выведенных» новгородских бояр. Прощаюсь со всем плохим и хорошим, что было здесь в усадьбе. Уезжаю в далёкую неведомую Сибирь.
***
Какая девушка в тринадцать лет не мечтает о чуде? Вот проскачет по мощеной Наровской улице всадник на быстром коне и остановится возле Прасковьюшкиного дома. Бравый офицер-красавец. Заметит он в окошке Пашеньку. Пленится её красотой навеки, попросит у её родителей благословения и увезёт в Санкт-Петербург. Заживут они ладненько, деток нарожают, станет она в доме полноправной хозяйкой. А папенька с маменькой будет на Пасху и Рождество приезжать, гостинцы привозить и внукам своим умиляться.
Прасковья - дочь Михайлы - наровского мещанина. Девушка бойкая, веселая, работящая, тринадцати годов отроду, любимая и балованная родителями. Русые волосы с весёлой рыжинкой. В домотканой юбке, белом фартуке и белой косынке на шее.
Нарва хоть и русский город, а порядки в нем до сих пор немецкие. Паша даже в школу немецкую ходила, благо она на соседней улице. Отец настоял. Нравится ему, как немки дом ведут.
Голубые глаза слегка в зелень, смотрят приветливо, по-доброму, если конечно, не затянуты поволокой, когда она, уперев ручку под щёчку, скользит глазами по Наровскому замку, Длинному Герману, мечтает о своей счастливой будущей жизни, как сейчас. Зазвенела под копытами всадника мощеная улица. Прасковья сбросила дрёму. Может, вот оно счастье? Нет. За всадником загрохотали телеги. Опять из Наровского порта раненых везут. Война со шведами. После морских баталий в Нарву не раз привозили раненых моряков. Покойник? Любопытство пересилило страх. Девушка выскочила на крыльцо чистенького, крепкого родительского дома. Всадник спешился возле крыльца. Остановилась и телега. На ней замотанный в кровавых тряпках лежал морской офицер. Молодой ли, старый, не ведомо. Лица не видать.
- Красавица, зови хозяина! Постояльца пусть принимает!
Прасковья метнулась в дом.
- Папенька! Раненого привезли на постой, не жилец видать. Весь в кровище!
- Цыц, девка. Вот напасть, - отец огладил шкиперскую бородку. Справный Михайлов дом часто привлекал внимание проезжающих. Вышел на крыльцо. Старые знакомые. Моряки Кронштадской эскадры, не раз квартировавшие у него за эту зиму.
- Михайло! Принимай постояльца.
- Хорош постоялец. Того и гляди, Богу душу отдаст. Белей полотна. Одежда от крови набухла. А мне вы за него шкуру спустите?
- Спустим. Это поручик артиллерии Бестужев. Щепой во время боя пол головы снесло. Хотели за борт. Да матросы не дали. Говорят, похороним по-христиански. Уважают сильно. А на земле оказалось – живой!
Артиллериста Бестужева Михайла знал хорошо. Не раз водил лоцманом корабль от Нарвы до Балтийского моря и обратно, на котором служил Александр Федосеевич. Случалось с ним и разговаривать. Не было в нем дворянской спеси: не чинился, на равных разговаривал как с матросом, так и со шкипером.
- Александр Федосеевич! Голубчик! Эх, война! Когда же ты кончишься проклятая. Несите в баню. Прасковья! Скажи матери, чтоб приказала баню топить. Да готовьте полотно. А денщик пусть за доктором бежит.
Всё зашевелилось. Послеобеденной дрёмы, как не бывало. Из окон бани (по черному топиться), стоявшей на берегу Наровы, повалил дым. Денщик Бестужева - Фёдор, хорошо знавший уездный город, побежал к старому немцу-лекарю, жившему в центре города против ратуши. Прасковья помогала матери теребить сундуки, доставать самотканое льняное полотно. При лучшем раскладе, пошло бы Пашке на приданое, а теперь вот - на бинты.
Когда пришел аптекарь, все было готово. И воды вдоволь, и бинтов.
Прасковья увидела раненого офицера, только тогда, когда переодетого и перебинтованного его перенесли в дом. В Пашкину светлицу. На высокого ладного офицера Бестужева Прасковья не раз заглядывалась, но он и головы не поворачивал в её сторону. Малолетка. Ну и где она будет спать, как крестьянка на полатях?
Кончился май. Отцвела сирень в палисаде. Пришло капризное лето. Только покажется солнышко, налетит ветер с моря, принесёт стадо тучек, которые тут же прольются дождем. Прасковья вместе Фёдором самоотверженно ухаживала за раненым офицером. Сначала потому, что папенька приказал и, чтоб скорей светлица освободилась. А потом... А потом он ей понравился.
Первое, что почувствовал Александр, очнувшись - нестерпимую боль, рвущую на части голову. И прежде, чем опять тяжело забыться, увидел два зеленых испуганных и сочувствующих девчоночьих глаза. Потом они долго плавали в его кроваво-красном кошмаре, как две зеленых звёздочки, которые он пытался прикрыть своей ладонью, но раскаленное марево колыхалось, то наступая, то отдаляясь, делая их недосягаемыми. Казалось, дотронься он до них и все станет хорошо. Прекратится боль и исчезнет марево. Он кричал и пытался поднять руку, но руки не слушались, рот не раскрывался. Боль терзала все тело, а две маленькие звёздочки беззащитно плавали в гиене огненной. Но не гасли.
Швы, искусно наложенные аптекарем стали затягиваться. Молодой организм с Божьей помощью победил лихорадку. Придя в себя окончательно, Александр обнаружил, что рот у него не раскрывается, потому, что челюсть туго подвязана платком. На его вопрошающий взгляд, верный денщик пояснил, что в бою, отлетевшей щепой ему разворотило челюсть. Первое что он подумал: умру не целованным. Зеркало услужливо отражало отекшее лицо в разводах синих, зеленых и желтых кровоподтёков. Два уха белого бабьего платка торчали на макушке. Да-а-а. Хорош. Ничего не скажешь, да и не вымолвишь. Даже если б захотел. В комнату заглянула девушка – хозяйская дочка Пашенька. Ему стало ещё обидней, что умрет он не целованным, именно, этой девушкой. Высокой, статной, зеленоглазой, с завитками русых волос, своевольно выбивавшимися из туго заплетенной косы. От этих мыслей, Александр покраснел до корней волос, как это могут только рыжеватые веснушчатые люди. Но на разбитом лице всё равно ничего не видно. Нет худа без добра. Но девушку тоже смутил его взгляд. Конечно, молодой поручик, хорош собой, но сейчас, ни за что не догадаешься. И беспомощен, как младенец. Встать не может, кормит его Фёдор через соломинку. Вот и сейчас Прасковья принесла чашку куриного бульону, который в народе всегда считается главным лекарством. Поставила на стол поднос и упорхнула, как майский ветер.
Бестужев хорошо был знаком с отцом девушки. Михаил-лоцман. А лоцманы народ особый. Хоть и звания они мещанского, но для капитана корабля - слово лоцмана закон. Примерно, полсотни миль по норовистой Нарове от Балтийского моря до Наровского порта. Чтобы провести корабль по этому пути нужно быть мастером своего дела. Учатся этому с малолетства - от отца к сыну. Потому, есть у шкиперов собственная гордость. И Пашеньку он не раз видел. Но как-то было не до девиц. Война. Швед прёт прямо под Петербург. А для дворянина и офицера защищать Отечество - главное дело. Александр закрыл глаза. Но на ум шли не воспоминания о тяжелых боях с грохотом пушек и визгом картечи. Перед глазами стояла Пашенька. Молодое, крепкое тело, румянец во всю щёку, завитки непослушных волос за ухом. Александр даже разозлился на себя: в зеркало себя видел, встаёт с трудом, голова кружится, поесть сам и то не может – Федор через соломинку кормит молоком да бульоном... Что за наваждение? Но жить хочется, как никогда. И любить. Жениться и завести детей. Рыжих мальчиков и зеленоглазых девочек. Грёзу прервало легкое касание. Александр открыл глаза. Девушка из его сладкой дрёмы, склонившись над ним, поправляла повязку на голове. Она так была увлечена делом, что вначале не заметила, что на неё смотрят. А когда заметила - отпрянула, взмахнув руками, как вспугнутая птица крыльями. Александр схватил девушку за руку и приложил ко лбу. Рука была теплой и мягкой, как у маменьки. И как когда-то в детстве, Саша зашептал, пытаясь шевелить губами: «У кошки боли, у собаки боли, а у Шуриньки не боли». Так лечила его маменька в детстве от синяков и шишек. Прасковья замерла, безуспешно пытаясь понять, что хочет сказать бедолага. Легонько высвободила руку и скрылась за дверью светелки. С этого маленького происшествия Прасковья стала искать повод прийти в светелку. Да, его особо и искать не приходилось.
Денщику Бестужева - Фёдору по душе пришлась добровольная помощница: ловкая, быстрая и веселая. Видел он, как оживает барин при виде девушки, как загораются его глаза. Знал он, что может это означать у двух молодых людей. Но даже и в голове не держал, что это может кончиться так серьёзно. Пашенька девушка хорошая, но господину неровня. Барин, хоть и беден, но родовит. Прасковью предупредил: «Ты девка, знай край, да не падай. Если что, барин на тебе никогда не женится. Новоладожские дворяне бедны, но спесивы. Из новгородских посадников род ведут. Им девок портить, не привыкать». Но при каждом удобном случае старался оставить их одних, знал, что женская ласка, порой, бывает лучше любого лекарства.
Действительно, барин поправлялся не по дням, а по часам. Стал самостоятельно вставать. Слава Богу, руки – ноги целы. Только говорить и есть ещё не может. Синяки, ссадины прошли. Стали видны голубые глаза, как море в ясную погоду, отрасли волосы, срезанные после ранения. Молодец, хоть куда. Да ещё и герой! За смелость в морском бою произведён в поручики. С такими трофеями завоевать сердце девичье в один миг. И когда, наконец, оправившись от ранения, Александр отправился на вновь на военную службу, на берегу в Нарве его ждала и молилась за него Пашенька. Потому, наверное, за полтора года из боёв со шведами Александр вышел цел и невредим. Хотя вел себя геройски, во всех переделках его артиллерия била точно. Адмирал Чичагов отметил, война со шведами была выиграна в июне 1790 года, благодаря точной и слаженной работе артиллеристов.
По окончании войны Бестужев собрался в Петербург и твердо решил взять Прасковью с собой. Как не плакала, и не умоляла его дочь, Михайла был не преклонен. Позорить любимую дочь и отдавать её невенчанную, он не собирался. Мы предполагаем, а господь располагает. Не учел он одного. Браки совершаются на небесах.
Так что к именинам папеньки – Михайлову дню сюрприз удался: пузо у Пашеньки полезло к носу. За что любимица была таскана за косу, бита, но не до смерти и спроважена жить в кухню со строгим приказанием кухарке оттуда её никуда не выпускать. Конечно, девка виновата сама - нечего перед носом у барина юбкой вертеть. Но и с Александром Михайла решил поговорить. Подспудно надеялся стать его тестем. В очередной приезд Пашенька его не встретила.
- Михайла, а где твоя дочь?
- Сукин ты кот, Александр Федосеевич! Ещё спрашиваешь. Зачем девку обрюхатил? Что я с ней делать буду? Хоть из дому выгоняй. Позора не оберешься. Никому не докажешь, что девица, хоть всех кур в курятнике перережь.
- Пусть куры живут. Неладно вышло, что не попросил у тебя благословения сначала. Я Прасковью люблю и готов на ней жениться. Благословишь?
- Я то благословлю. Да ведь Федосей Терентьевич вряд ли. Крут и спесив. Отца ослушаться грех. Лишит наследства.
- Может упрошу. Наследством я не очень дорожу. Я ведь давно на жалованье живу. И на семью смогу заработать. Но хочется, чтоб по-христиански. С родительского благословения. Я уж и письмо в Сольцы отправил.
- Ну коли так, другое дело. Эх, молодо-зелено. Чтоб, и в правду-то, по-христиански.
Но домашний арест с блудницы снят не был. Не хватало, чтоб ворота дёгтем соседи вымазали. Вскорости пришёл ответ из Солец. Отец огорчался ранению сына, жаловался на всегдашний недород и болезни маменьки. И ни слова про просьбу о женитьбе Александра. Это настолько не укладывалось в голове старшего Бестужева, что и писать об этом он не счел нужным. Такой поворот дела Александра удивил. Он ждал проклятий, получил же полное небрежение его просьбе. Хорошенько подумав, решил не обижаться и отправил письмо ещё раз, как подобает хорошему сыну благословить брак. Но ответа не получил и на сей раз. Приближались Святки. Кроме офицерского багажа и денщика Федора уезжала из родительского дома, не тайно, но и без особой огласки, и заметно округлившаяся к тому времени Прасковья, любимая дочь шкипера Михайлы. Что ждало её в Петербурге счастье или позор, одному Богу ведомо. Но верила она своему Сашеньке безгранично и безропотно сноси-ла двусмысленность своего положения, не докучая любимому своими стра-хами и ненужными просьбами. А веселым и добрым характером разгоняла кручину над его головой.
Поселилась молодая пара на Васильевском острове. Поближе к Гавани. Александр продолжал служить во флоте. Аккурат к Пасхе, 15 апреля Прасковья родила замечательного мальчика. Крепкого, рыжеволосого.
Федосей Терентьевич, приехавший погостить к сыну на праздники, умилился. Видно давно жидкую боярскую кровь нужно было разбавить здоровой кровью простолюдинки. И коли, уж, Бог дал такого богатыря в наследники, грех от него отказываться. И когда пришло время крестить Николеньку, сначала были обвенчаны за небольшую мзду и благодаря соседскому благорасположению отцом Василием, родители мальчика. Так Прасковья Михайловна из мещанки превратилась в дворянку – госпожу Бестужеву. Жили молодые в любви и согласии, и с Божьего позволения родила Прасковья пятерых мальчиков и троих девочек. Родители Александра вскорости умерли, оставив в наследство небогатую усадьбу в Сольцах в Новоладожском уезде, куда каждое лето Прасковья Михайловна отправлялась с детьми.
Хозяйкой она слыла отменной. Несмотря на небольшое жалованье мужа умудрялась содержать гостеприимный дом, который собирал за столом людей знатных, образованных, талантливых, самых передовых взглядов всего Петербурга. А те в свою очередь, дивились её, не по летам, мудрости, и чувству собственного достоинства. Бестужевский кулич даже вошел в поваренные книги того времени.
Не теряла она чувства собственного достоинства, когда Саши не стало. Когда из казенной квартиры попросили. Выручил опять сосед отец Василий. Приютил. Всех выучила, как полагается дворянским детям. Но тогда уже подрос и окончил Морской корпус хороший помощник – старший сын Николай, который и умом и статью пошел весь в отца. Такие дети только от большой любви бывают.
История любви и жизни Прасковьи Бестужевой - настоящая сказка с хорошим концом. Ведь все сказки заканчиваются свадьбой. Что случается после свадьбы – это совсем другая история. Суждено этой сказке сбыться благодаря её любимому наиблагороднейшему из людей - Александру Федосеевичу Бестужеву. Именно эту сказку и лелеяла в душе Прасковья Михайловна, стоя у окна гостиной, проданного ею дома - родового гнезда бедных, но знатных дворян Бестужевых, роду которых, со смертью её внуков, которых она так и не увидела, наступил конец.
Так, о чем это я? Настоящая любовь есть, и чудеса есть, но случаются они только с людьми, честно заработавшими их благородством души.
*А.Ф.Бестужев(1761 - 1810)морской офицер, русский просветитель,автор трактата "О воспитании", секретарь Академии Художеств при АлександреI,отец декабристов братьев Бестужевых.
**П.М. Бестужева Нарвская мещанка,мать декабристов братьев Бестужевых.