Лето в этом году выдалось несносно дождливым. Ветер гнал по небу нескончаемые армии густых кудрявых облаков, непрерывно изливающих на землю потоки дождя. У Дины вошло в привычку подолгу сидеть на подоконнике при открытом окне, свесив ноги вниз. Холодные крупные капли щипали её босые ноги, но она не пряталась трусливо под сенью оконной рамы, а терпеливо сидела и смотрела, как капли без страха и стеснения режут воздух, летят – и падают, оставляя на мокром асфальте невидимые невысыхающие следы. Дина думала, что люди, наверно, так же, как капли, летят и падают, оставляя по себе едва уловимый след на сером асфальте жизни. Но выйдет из-за туч солнце – и нет нас и следа, а через несколько дней – новые капли. О тех уже и не помнит никто…
Ей странным казалось, что всё это не приходило в голову раньше, как будто кто-то стёр мокрой тряпкой слой пыли с поверхности её души – и в ней всё отразилось острее. Весь мир стал другим. Как бы банально это ни звучало, Дина впитывала вместе с этим дождливым летом первую взрослую правду своей жизни. Жизни не ради, а без.
Для неё наступил сезон дождей. Дина часто думала, что сама позвала в свой город этот бесконечный дождь. Что он не закончится, пока она не слезет с подоконника, осознав, наконец, что-то простое и важное для себя. Что-то, что отпустит её на свободу и развяжет в груди ноющий узел непонимания его правды.
Слёзы давно накипали у неё в груди, но всё не могли вырваться наружу. День проходил. Дина не спала, смотрела на потоки, бегущих по стеклу ручьёв. Порой внизу проезжала машина, освещая маленький клочок стены, который несмело и как-то бочком проскальзывал через всю комнату, исчезая в углу окна. Дина незаметно проваливалась в чуткий тяжёлый сон, но в нём видела снова след от фар и ручейки, танцующие в свете фонаря на потолке и стенах.
Утро встречало бодрым и бесцеремонным стуком холодных капель о металл подоконника. Дина плелась в кухню, щёлкала пультом от телевизора: новости говорили «дождь», стёкла говорили «дождь», а внутри снова что-то закипало и шумело. Дина знала: и это дождь… И весь этот шелест и шорох, бодрый стук настойчивых капель так не шёл к ней. Так не шёл к самому её имени, в котором словно перезванивались тоненькие серебряные колокольчики.
В тот день телевизор пообещал грозу. Но дождя всё не было, только воздух уплотнялся, электризовался. Небо опускалось, всё сильнее придавливая землю, словно не желая выпустить из кольца сильных мускулистых рук. Словно душило её. Или не хотело разжать страстных объятий.
Дина чувствовала, что и её, сидящую на подоконнике, всё сильнее придавливает. Она спрыгнула на пол, быстро оделась и вылетела на улицу. Там ещё сильнее, словно на грани двух миров, чувствовалась страшная сила этих смертельных объятий. Земля тихо дрожала, трепеща под небом, но не делала попыток освободиться. Дина почувствовала, как кротко-бессильно сжалась земля, как она покорилась. И от этого бессилия, от непереносимой злобы за эту слабость в ней самой забилась страшная сила. Такая, которой, казалось, хватит, что разжать это смертельное, жаркое, грубое. Её кеды зашуршали по высохшему пыльному асфальту. Она пошла, побежала, почти полетела. Вокруг никого не было. Все сидели по домам и ждали, чем всё закончится. А Дина летела по наэлектризованному асфальту, закрывая глаза, переставая чувствовать ноги и землю под ними.
Она летела туда, куда только она одна могла сегодня проложить дорогу. Куда они прежде ходили вдвоём, когда он смеялся, как мальчишка, шутливо браня на все лады её упорство, порывистость, дикость. Туда, где она ещё раньше ходила, желая укрыться от щемящего одиночества, которое ранило навылет. Он же ранил сильнее. Пуля осталась внутри, разорвала её сердце…
Это был всего лишь небольшой овраг. Каменистый, неглубокий, но крутой. Среди камней на дне его змеился тоненький ручеёк. Он тихо шелестел. Дина стояла над оврагом. Как будто кто-то подрубил ей путь, хоженый-перехоженный миллионы раз. Вдруг захотелось просто лечь здесь в объятьях травы под пресс неба. И никогда никуда больше не идти. Превратиться в эту траву, растаять в воздухе. Да будь, что будет. Пусть небо удушит её, кротко-беззащитную. Пусть никто никогда не найдёт дороги к этому холму.
Дина вскочила. Ей в одночасье стало ясно, что если так всё оставить, то в мире случится непоправимое. Нет, она должна стоять между небом и землёй. Тогда той дикой силы, что бушевала в ней, хватит, чтоб остановить. Тогда всё получится. Дина обернулась и вскрикнула. Он! Он стоял здесь, в трёх шагах. Только в трёх шагах. Можно было в один прыжок подлететь к нему, приютиться на груди. Никуда не идти, ничего не ждать. Отдаться в его руки. Быть в его воле. Нет ничего слаще.
Дина опустила голову. Нет! Она круто повернулась и прыгнула вниз, не глядя. За спиной налетевший ветер вырвал её имя из его губ. оно покатилось за ней следом и рассыпалось о выступ, на котором Дина упала на колени. Она подскочила и побежала вниз, не слушая боли, не слушая своего имени, что бежало за ней по стопам. Она сама летела с ветром, не давая эху обогнать себя. Перелетев через коварно шепчущий ручей, Дина больше не слышала его голоса, он, конечно, отстал, ведь не знал этих мест, как она. Но Дина всё бежала, оставив далеко позади овраг, вырвавшись в поле. Небо давило, жало. Пока, наконец, не ударило её в спину. Дина упала. Небо хлынуло на землю.
Дина почувствовала, как в земле что-то глухо застонало. Она сама приняла на свою спину страшной силы удар и закричала. Это был крик ярости и боли. Дине показалось, что в мире от него что-то дрогнуло и оборвалось. Небо, казалось, мечтало раздавить её сравнять с землёй. Оно не слышало, как Дина, остервенело вцепившись пальцами в траву, выла. Оно не знало, что её внутренняя буря гораздо страшнее его собственного гнева…
Сколько так продолжалось, она не знала. Но вокруг всё стихло. Земля больше не стонала под ней. Дине казалось, она слышит её умиротворенное дыхание. А, может, это она сама дышала? Небо их оставило. Он её не нашёл.
А, может, его и не было там, на холме? Может, это небо хотело обмануть её? Но она выстояла. Защитила хоть землю от бессильно-покорной слабости.
Дина перевернулась на спину. Луна блеснула ей с синего ясного небосвода. Дина поднялась, ощутив своё тело необычайно легким, а душу светлой и чистой. Как будто на земле осталось лежать тёмное тяжёлое покрывало её невыплаканных слёз и снов без сновидений.
Небо было ясно. Дина знала, что сезон дождей закончился.