Зори Галаада Гл. 3 Любовь и горе

 







В семье Орфы царили покой и относительный достаток. В этом году скотовод, у которого  отец пас овец, пришел к ним  рано утром поговорить о найме на этот сезон.
Увидев  стадо, в пять баранов, он порадовался за отца, увидев, что тот не продает ягнят, подаренных ему, а собирает их в стадо.
- Ты эдак скоро станешь сам скотоводом – смеялся он – ну а я если вдруг обеднею, то наймусь к тебе пастухом.
Еще поговорив с отцом, о том, куда в этом году гнать овец, на какие пастбища, скотовод сказал - что в конце этого сезона даст отцу, взрослую овцу, чтобы та плодила ягнят. А за тем добавил
– Если будешь и дальше работать у меня, я разрешу пасти твоих овец, вместе с моим стадом.
Орфа продолжала днем пасти овец, а вечерами ходила на площадь молодой Астарты. Последнее время Орфу стал донимать вниманием Сигон. Он посылал ей то - финики, то гроздь винограда. Делал он это через своих друзей, показывая тем самым, что он среди них нечто вроде вождя.
Но Орфа никогда не принимала от него подарков, даже если ей хотелось пить, а гроздь винограда сверкала каплями воды в тусклом свете костра, и так хотелось оторвать ягоду и положить в рот. Когда он подошел к ней в первые, Орфа подумала
 – Вот не плохой красивый и сильный юноша, может быть, начать с ним развивать отношения? Но что-то неуловимое и отталкивающее было в его глазах, а после короткого разговора с ним у Орфы вообще пропало желание искать себе жениха самой. Она решила, чтобы не огорчать родителей, предложить им - пусть выберут ей жениха они сами. Ведь сколько девушек отдают замуж, не спрашивая их согласия.
Вот хотя бы их соседка, бедная девушка. Ее отдали в наложницы пожилому Еврею. Но как она изменилась.  Ездит на осле, в красивых одеждах, на Орфу теперь даже не взглянет. В их доме появились овцы, об этом они раньше даже, и мечтать не могли. Но самое интересное – как - то она поругалась со своим мужем и, бросив его, пришла к родителям.  Пожилой Еврей приходил к ним в дом и умолял ее вернуться.
 Изрядно помотав ему душу, она вернулась, но после этого стадо у  родителей значительно выросло.
Орфа видела как  мать, стараясь не обидеть ее, намеками всякий раз пыталась выведать у нее, не понравился ли кто Орфе. И всегда  после таких вопросов Орфе было неловко.
Она понимала, что родителей тревожит ее будущее и еще больше им хочется подержать на руках и поухаживать за внуками.
 В тот вечер Орфа решила
 – Все. Сегодня последний раз схожу на площадь Астарты, а завтра скажу родителя, что мне никто не нравится, а замуж хочется и, пусть отдадут меня за богатого пусть даже старого.
 В тот вечер на площади случилась большая драка. На площадь пришла большая группа Еврейских парней. Сигон со своими друзьями сразу стал придираться к ним и один из Евреев по имени Иуда предложил Сигону поединок. Когда они стали драться, Иуда оказался сильнее, он начал побеждать Сигона. Тот трусливо закричал своим друзьям, чтобы они помогли ему. Когда те влезли в драку, то за Иуду заступились его друзья. Через миг площадь превратилась в побоище. Вдруг кто - то крикнул, что Евреям идет подмога. Но это оказались сынки зажиточных Евреев. Вдруг и Иуда с друзьями и Сигон стали бить богатых Евреев, а за тем швырять их в сточную канаву.
 Когда драка утихла и, богатые убежали, оставшиеся молодые парни стали мириться и знакомиться между собой. Только Сигон в этом участвовать не стал, он зло плюнул и ушел с площади.
Вот тогда у Орфы впервые шевельнулось чувство симпатии к Иуде. Она подумала, что такой парень, пожалуй, смог бы стать ее мужем. Он вел себя легко и весело и совсем не сокрушался по поводу разорванной в драке одежды. Кроме того, он купил большую чашу винограда и щедро угощал всех желающих девушек. И хотя ее подруга Олива оказалась проворнее и, попросила своего брата, познакомить себя с Иудой, намереваясь, стать его девушкой, Орфа решила повременить с заявлением родителям.
 А сегодня Иуда пришел на площадь с этим парнем Галаадом. Когда Орфа увидела его, в душе у нее шевельнулось какое – то неясное чувство, но она тут же прогнала его.
- Да парень красив собой, но вокруг так много девушек  проворнее ее. К тому же у нее нет брата, чтобы попросить его познакомить Орфу с этим парнем.
- Нет – подумала Орфа – видимо не судьба мне, выбрать жениха самой и печально стала кружиться в хороводе.
Оливу как всегда вызвал к себе Иуда.  Он повел ее в сторону торгующих, чтобы угостить финиками и виноградом. Вдруг к ней подбежала Олива и, взяв за руку, потащила к торговому ряду. Там стоял Иуда с чашей винограда в руке
– Угощайся Орфа,
Орфа молча, оторвала себе не большую кисть.
- Нравится тебе вон тот парень? – спросил Иуда, указывая на Галаада. Галаад, стоял к ним спиной. Орфа посмотрела в сторону, куда указывал Иуда, и лицо ее вспыхнуло краской
- Хорошо, что в сумерках никто этого не заметит – подумала она.
Орфа неопределенно пожала плечам
 – Даже если бы и нравился – грустно улыбнулась она.- Захочет ли он подойти ко мне?  Подойти к нему сама, я не могу, у меня нет брата.
- А я для чего? – обрадовался Иуда – я буду  тебе названным братом. Пойдем.
Они подошли к Галааду, Орфа сразу отметила для себя скромность парня.
Потом когда они качались на качелях, она украдкой разглядывала Галаада, и он все больше нравился ей.
- Только бы он молчал – думала Орфа.
Ей казалось, что как только он начнет говорить, так как это делал Сигон – нагло и, похваляясь собой, то это чувство какое сейчас захватило ее, рассыплется и исчезнет, а ей хотелось, что бы оно продолжалось, как можно дольше.
 Галаад, словно разгадав ее мысли, молчал, изредка бросая на Орфу робкие взгляды.
 Когда же он на прощанье сказал, что уходит на пастбища и не сможет приходить часто, обвораживающее чувство стало еще сильнее. Орфа ответила, что будет ждать его, и знала сама, что да, теперь у нее есть человек, встречи с которым она будет ждать всегда.
Галаад подходил к пастбищу. На душе было так хорошо, что эти два дня, пока он добирался до пастбища, пролетели для него как несколько часов. Даже осел, словно чувствуя, что не надо хозяину портить его счастье, не ушел, куда ему вздумается и, Галаад когда проснулся, увидел его пасшимся не далеко от костра.
Галаад вез Пагиилу мазь для поврежденной ступни. Ее, передал отец опасавшийся, как бы тому не стало хуже и не пришлось нанимать другого пастуха. Сезон найма давно закончился, и, нанять за дешево хорошего пастуха, вряд ли удастся. Он даже дал Галааду целый мех вина, хотя первый раз, налил лишь небольшой глиняный кувшин. Оправдывая это тем, что у Пагиила лицо пьяницы и, напившись, тот неизвестно что может натворить там на пастбище.
 Первым Галаад увидел Агона, он со всех ног бросился к хозяину, оглашая окрестности громким лаем. Следом за ним, к Галааду бросились Шиба и Чет. Им Галаад набрал в старый дырявый мех, бараньих костей на постоялом дворе. Хотя отец и ворчал - что, мол, нечего баловать псов и перегружать осла.
Галаад думал увидеть Пагиила лежащим в шатре, но вопреки этому увидел того бодро несущего воду от ручья. Увидев, что тот здоров, Галаад обрадовался еще больше. Выходит, что все идет прекрасно и ему не придется самому нести тяготы пастушеской жизни.
Разгрузив осла, Галаад развязал мех с костями и, отойдя в сторону, высыпал их сразу все перед собаками. Собаки все это время ходили за Галаадом, они чувствовали запах и от нетерпения пускали слюни. Когда перед ними оказалась сразу большая куча костей, собаки сначала растерялись. Они хватали то одну, то другую кость, потом бросали и эту. Пытались вырвать кости друг у друга.
Пагиил и Галаад вдоволь  смеялись, наблюдая за этой сценой. Наконец собаки успокоились и, выбрав по большому мослу, расползлись в разные места и стали с удовольствием предаваться трапезе, бросая из подлобья взгляды на хозяев и, косо поглядывая друг на друга.
 Пагиил и Галаад, сели обедать, Галаад развязал мех с вином, но, во время обеда, настороженно посматривал на Пагиила.  После обеда с удовлетворением отметил, что тот пьет ничуть, не больше его самого, при этом совершенно не пьянея. Это было еще одно радостное открытие для Галаада. Пагиил же в свою очередь заметил перемену в настроении юноши. Он осторожно стал расспрашивать Галаада, как тот провел время и что нового в городе. Узнав, что Галаад ходил на площадь Астарты, он все понял.
-Ты, наверное, встретил там девушку? – с доброжелательной улыбкой спросил он Галаада. Галааду не терпелось поделиться своей радостью с Пагиилом, и он рассказал ему об Орфе.
 Пагиил задумчиво покачал головой
 – Но ведь судья Иаир своим указом, запретил Галаадитянам брать в жены и наложницы иноплеменниц, будь, то Аморрейки, Аммонитянки, Моавитянки и любые другие, не Еврейские женщины.
- Да кто теперь на это смотрит – гневно заговорил Галаад – почти каждый второй жирный зажиточный Еврей, имеет наложницу из иноплеменниц, а кое – кто и две и три. И при этом ни старейшины, не правитель ничего им не делают и не говорят.
- Галаад гнев в разговоре не украшает мужчину и мешает принимать правильное решение – спокойно сказал Пагиил – Разве я сказал тебе, чтобы ты оставил ее. Помнишь, я спросил тебя. Нравилась ли тебе когда ни, будь девушка? Галаад согласно кивнул и, подняв голову, мечтательно уставился в небо. Если сейчас такое же чувство испытывает твоя девушка, значит вы созданы друг для друга, значит вы должны бороться за свою любовь, какие бы испытания не пришлось выдержать.
Галаад ошеломленно смотрел на Пагиила. Он думал, что Пагиил будет отговаривать его и скучно рассказывать о Божьем выборе Еврейского народа и о чистоте его крови. Галаад был готов защищать свою любовь. Он даже чуть не крикнул в гневе
 – Да кто ты такой? Наемный пастух, чтобы учить меня.
И вдруг Пагиил напротив, говорит, что он Галаад должен бороться за свою любовь с Моавитянкой.
- Я счастлив за тебя Галаад – с улыбкой сказал Пагиил.
 Галаад улыбнулся в ответ, и, они, молча, уставились на огонь, каждый, погрузившись в свои думы. Немного помолчав, Пагиил сказал
- Хорошо запомни то чувство, какое живет сейчас в твоей душе. Но Галаад не слышал его, он был погружен в свои мысли.
 Вечером, когда Галаад устроился у костра, чтобы наблюдать за стадом. Пагиил улегшись в шатре на шкуры, вспоминал то, чему учил его Сефур.
 Сефур наставлял Пагиила до самой своей смерти, и всегда Пагиил даже будучи уже зрелым, чувствовал себя перед Сефуром тем двенадцатилетним мальчишкой, каким увидел его в первый раз. Тогда, Сефур так же, увидел в Пагииле перемену, когда тот влюбился. Он рассказал, как человек может почувствовать Бога в себе. Но любовь Пагиила была безответной. Пагиил припомнил, сколько же ему было лет, когда он влюбился. Получалось, что лет около двадцати восьми, а девушке на вид было около четырнадцати
 Девушку, которую он встретил у колодца, где остановился, чтобы напоить мула и в которую влюбился с первого взгляда, выдали замуж за другого человека ее родители. Тогда Пагиил ради своей любви был готов на все. Он хотел выкрасть девушку, продать свой дом в Иогбеге, забрать сестру и уехать в Египет навсегда.
Когда он рассказал о своих планах Сефуру, тот, выслушав его, сказал.
- Пагиил, любовь, которую ты почувствовал в своей душе - это Господь. Так Он дает человеку почувствовать Себя в его душе. 
Но ты можешь натворить бед. Ведь такие преступления, какие задумал ты, караются смертью. Ты просто хочешь обладать той девушкой, ты хочешь, чтоб она принадлежала тебе и быть ее владельцем. Раз ее выдали замуж за другого мужчину, значит, она предназначалась не тебе. Ведь на все воля Бога.
 Но ты попробуй, отказавшись от нее как от своей будущей жены, не топтать свою любовь к ней. И если то, что она принадлежит другому человеку, не повлияет на твою любовь к ней. Значит это любовь настоящая.
 Но если у тебя появится желание, что пусть лучше она умрет, чем достанется другому человеку – тогда это не любовь, а страсть и желание - лишь обладать телом девушки для собственных утех. Это чувство прямо противоположное любви и ты, поддавшись этому чувству, сломаешь жизнь и себе и ей. А потом обвинишь ее в своих бедах и скатишься еще ниже.
Тогда Пагиил представил, что ему уже больше никогда не видеть своей любимой девушки, но он все равно любит ее, где бы, она не была и, вдруг почувствовал, как из души уходит боль и она наполняется покоем и умиротворенностью.
Так Пагиил и остался со своей первой любовью и пронес ее через всю жизнь. Она не ослабла до сих пор.
 Пагиил опять вспомнил уже в который раз то утро. Девушка льет воду из кожаного ведра в деревянное корыто для его мула и бросает на него робкие взгляды. И в душе у него медленно разливается это прекрасное чувство любви к ней и сейчас, как и тогда он испытывает его, и оно ничуть не ослабло.
 


2.
Орфа шла домой вместе с Оливой. Олива была девушка бойкая, ей всегда до всего было дело
 – Ну, как он тебе? – спросила она Орфу, едва они направились в сторону своих домов. И тут же не дожидаясь ответа, стала рассказывать Орфе, все, что выведала о Галааде у Иуды.
Счастье в душе Орфы, подернулось туманом. Оказывается Галаад сын не таких уж бедных родителей. Его отец владелец постоялого двора и довольно приличного стада овец. Тогда Орфе предназначена роль наложницы, если Галаад захочет ее взять к себе.
 Люди сословия Галаада не берут жен из бедных семей. Они даже редко берут себе вторую жену или наложницу. Но думать обо всем этом Орфе не хотелось
 – Мало ли что будет потом – решила она.
Орфа была счастлива, и счастье победило плохие мысли.
Не доходя расстояние из нескольких домов до своего дома, Орфа услышала причитания женщины. Так причитают женщины Моавитянки над покойником. Сердце Орфы сжалось от боли и страшного предчувствия. Подойдя ближе к своему дому, она с ужасом заметила, что крики доносятся из ее дома.
 Первое, что она увидела, когда вошла в дом – это тело человека, обернутое покрывалом и не подвижно лежащее на полу. Над телом, опустившись на колени, стояла мать. Волосы ее были растрепаны, а лицо измазано золой.
 Орфа поняла что тело, завернутое в покрывало это ее отец.
 Рядом опустив головы, стояли два молодых пастуха, которые доставили тело отца домой. Им нужно было возвращаться, но они не могли это сделать, не рассказав, матери Орфы как вышло, что ее муж погиб. Мать же слушать была не способна, горе поразило ее так, что она ничего не воспринимала. Когда Орфа увидела тело отца, в глазах у нее потемнело и она, обхватив голову, опустилась на корточки.
Молодые пастухи, еще немного постояв, тихо сказали слова прощания и вышли. Они понял, что сейчас их просто никто не будет слушать.
Девушка и ее мать остались одни с горем, которое так долго обходило этот дом и пришло тогда, когда Орфа для себя, наконец, поняла, что такое настоящее счастье.
Просидев так до утра, Орфа, наконец, укрепила свое сердце, он подняла свою голову и увидела, что мать лежит над телом ее отца. Мать держала в руках его голову и прижималась к ней щекой. Она лишь вздрагивала всем телом, не причитать, не плакать, у нее больше не было сил.
- Так мать совсем ослабнет – подумала Орфа и встала.
Она решила, приготовить какой ни, будь завтрак, чтобы накормить мать и поесть самой. В это время в дом вошел друг ее отца. Они вместе работали у одного хозяина, но вчера вечером он не смог зайти.
Надо было в первую очередь зайти к хозяину и рассказать ему о случившейся трагедии, а когда он вышел от хозяина, было уже поздно. Друг отца рассказал
 -  Отец пошел разыскивать отставшую овцу, которая должна вот – вот окотиться.
Отец был среди них старшим пастухом, и запрещал, чтобы на поиски потерявшихся овец ходили по одному. В тот день была гроза и сильный дождь, овцы шарахались, пугаясь грома и молний. Поэтому отец Орфы, решил отделить эту овцу, чтобы ягненка не затоптали другие овцы. Но не найдя ее в стаде, наказал остальным внимательно следить за стадом, сам ушел искать потерявшуюся овцу.
 Утром гроза стихла, но отец Орфы не вернулся. Пастухи отправились на его поиски и лишь к вечеру отыскали его по слабому крику – он сорвался со скалы. Он был еще жив и показал, в каком направлении слышал блеяние овцы, там ее и нашли вместе с ягненком. А когда его принесли в лагерь, он прожил ночь, а утром умер. Перед смертью он все время повторял
 – Бедная моя Орфа, что теперь с ней будет? – печально закончил рассказ пастух.
Они подошли к матери, но та лежала без чувств. Пастух помог Орфе перенести мать на постель, Орфа поняла, что теперь все заботы о похоронах и по дому лягут на нее.
Она отыскала в доме сухие травы, что успокаивают и дают силы, заварила их в кипятке и поставила остудить. После этого подсела к матери на постель и легонько похлопала ее по щекам, мать открыла глаза, Орфа стала поить ее отваром. Выпив отвар, мать уснула.
 После этого Орфа пошла к соседям и попросила их помочь с похоронами.
Моавитяне погребали своих покойников, сжигая их на кострах. Надо было купить достаточное количество дров, принести жертву Хамосу, дать жертвенного мяса жрецу Хамоса и сжечь часть мяса вместе с покойным. Чтобы ему  по пути в подземный мир Хамоса, было чем утолить голод. На все это одного барана было достаточно, но в доме совсем нет денег и, кроме того, нужно угостить всех провожающих, хотя бы не большим кусочком. Поэтому Орфе пришлось одного барана продать, а два пошли на жертву и угощение.
 Отец был добрым человеком и, друзей у него было много и, хотя они приходили не с пустыми руками, Орфе едва хватило мяса, чтобы угостить каждого.
 Несчастье не хотело оставлять дом Орфы, мать так и не смогла подняться с постели и последний вид дохода от продажи питьевой воды – исчез.
 Хозяин отца не спешил рассчитаться за его работу. Да и по договору найма было оговорено, что если работник оставляет работу раньше срока, то хозяин не обязан ему ничего платить, ни о болезни, ни о смерти никакого договора не было. 
Через два дня заявился сборщик налогов и потребовал налог за жилье и выпас на пастбище овец и почему – то оказалось, что отец в прошлом году налога не платил, а попросил отсрочки на год. При этом сборщик нагло тыкал в записи, сделанные на куске бараньей кожи, показывая, что вот подпись ее отца.
Орфа была не грамотной и ничего не понимала в записях, поэтому ей пришлось продать еще одного барана, чтобы оплатить налог. Остался еще один баран и немного денег.
- Этого хватит ненадолго -  подумало Орфа.
 Она пошла на рынок, продавать питьевую воду на место своей матери. На рынке дела у девушки как будто пошли.
Многие предпочитали покупать воду у молодой красивой девушки, особенно молодые продавцы, им ведь еще хотелось, и завязать знакомство с ней. Многие из них видели ее во время гуляний на площади Астарты, но там просто так подходить и знакомиться было не принято. А здесь за покупкой воды, можно договориться о встрече, и на площади Астарты, сделать вид, так как будто они знакомы давно.
 Девушка на попытку завязать с ней разговор отвечала молчаливой улыбкой и ничего никому не обещала.
 Дать отрицательный ответ – значит, потерять покупателя, а иного дохода в их доме нет.
Многие из молодых продавцов думали себе – ничего, когда приду на площадь Астарты, подойду к ней как уже знакомый, но Орфа больше не ходила на площадь. Ей надо было ухаживать за больной матерью и по вечерам до поздней ночи пасти последнего барана, чтобы тот не умер с голоду.
Однажды когда Орфа у колодца набирала свой кувшин, она услышала приближающие мужские шаги. Поблизости ни кого не было и, Орфа испугано обернулась. Она увидела Сигона, он быстро приближался к ней.
 Сигон остановился от нее в двух шагах и, не приветствуя ее зло, спросил
– Ну что полюбезничала с Евреем на качелях?
-Что тебе надо от меня – еще сильнее испугалась Орфа.
-Я хочу взять тебя в жены. Сегодня я поговорю с отцом, и он купит ваш дом вместе с вами - тобой и твоей помирающей матерью. Эти деньги и будут твоим приданым, поэтому ты их даже не увидишь, так что жди – и он, развернувшись, зашагал прочь.
У Орфы к горлу подступил комок, глаза наполнились слезами, руки задрожали и, она выпустила из рук кувшин с водой. Кувшин упал на камни, какими была вымощена площадка возле колодца и, разбился.
Сигон обернулся на звук разбитого кувшина, увидев, что произошло он, зло захохотал, отвернулся и зашагал дальше.
Орфа, потрясенная нанесенной обидой, плача пошла домой. Работать сегодня она больше не могла, да и кувшина, в котором она носила воду, больше не было, надо было покупать новый кувшин.
Когда Орфа проходила мимо дома Оливы, та расстилала во дворе одеяла для просушки. Увидев плачущую подругу, Олива заспешила к ней.
Орфа плача рассказала подруге о том, что с ней произошло. Возмущению Оливы не было предела
 – Подлый Аморрей – шипела она – что он о себе возомнил. Не зря мой отец говорил, что Аморреи самый подлый народ на этой земле.
Наконец успокоившись, Олива погладила подругу по голове
 – Не бойся, я знаю что делать.
На следующий день, Орфа пришла на рынок купила новый кувшин и стала заниматься прежней работой. Но воду покупали только пожилые продавцы и изредка покупатели.
Прошло уже полдня, а Орфа заработала так мало, что денег хватило лишь на не большой кусочек лепешки, что бы перекусить, а ведь надо еще накормить мать. Поэтому Орфа решила лепешку не есть, а оставить матери.
- Может до вечера, еще заработаю на еду себе – думала она.
Место, где торговала Орфа, принадлежало Аморрейской общине, и было отведено для торговли ее матери начальником рынка. Здесь почти все лавки, принадлежали Аморреям. Они платили подать начальнику рынка и торговали. Среди водоносов участки тоже были распределены и, так получилось, что Орфе выпало торговать именно здесь.
 Перейти на другое место, пусть даже договорившись с другим водоносом, без согласия начальника рынка никто не мог. Орфа прохаживалась с кувшином вдоль торговых рядов и лавок в ожидании, когда кто ни будь, крикнет – Воды! Разглядывала продавцов и с удивлением заметила, что многие молодые из них с синяками под глазами, у многих разбиты губы и ссадины на лбу, но значения этому не придала.
До вечера, ей кое – как  удалось наторговать денег, но только на то, чтобы накормить мать и перекусить самой.
Орфа заспешила домой, надо было еще гнать на пастбище барана. По дороге Орфа думала,
 -  Барана, пожалуй, надо продать. Ведь все равно с него нет никакой пользы. Зарезать и съесть самим? Надолго ли его хватит?
Когда их было, пять, с них стригли шерсть и делали одеяла, а с одного какой прок? Вырученных же денег хватит на то чтобы купить зерна, толочь в ступе, и печь лепешки.
- Орфа! – услышала она радостный окрик, к ней на встречу спешила Олива - Что я тебе расскажу. Вчера, перед тем как идти на площадь Астарты, я попросила младшего брата разыскать Иуду и назначила ему встречу в укромном месте. Там я все ему рассказала, хорошо, что я тебя расспросила подробно, у какого колодца и в какое время Сигон подходил к тебе.
- Потом Иуда взял своих друзей и пошел на площадь Астарты. Он рассказал о поступке Сигона молодежи из  Моавитян, те были возмущены. Когда пришел Сигон, Иуда при всех предъявил ему обвинение в оскорблении тебя. Он сказал, что Галаад твой жених, но сейчас находится на пастбищах и поэтому он Иуда, как его друг вызывает его на поединок.
 Сигон ответил, что Иуда поверил женщине, а это обвинением не считается.
 - Тогда, - Олива сделала круглые глаза – представляешь, Иуда взял на себя грех и поклялся перед всеми именем Ваала в том, что он все это видел сам из-за угла. А не стал выходить потому, что ему надо было обвинить Сигона при всех и, выставил двух своих дружков и, те тоже клялись Ваалом, что они были вместе с ним.
Сигон крикнул своим друзьям, чтобы те били наглых Евреев, а друзей с Иудой было мало. Но вступились Моавитяне и другие пришельцы. Они так надавали Аморреям и запретили им навсегда, ходить на площадь Астарты – быстро выговорив весь рассказ одним махом, Олива уже спокойно спросила
 – Ну, как, ты рада? – она счастливая смотрела на подругу.
Орфа грустно улыбнулась
 – Евреи могут клясться хоть Ваалом, хоть Хамосом, хоть любым другим Богом. Для них это все равно ничего не значит, у них свой Бог в Скинии Собрания в Силоме. Неужели никто этого  не знает?
-Может, не знали – пожала плечами Олива – а может, не захотели знать.
Утром, собираясь идти на рынок, Орфа взглянув на сарайчик для овец, увидела, что дверь в него отворена. С нехорошим предчувствием Орфа вошла в сарай и, ее опасения подтвердились, барана  в сарае не было.





3.
Сигон был оскорблен и унижен он не находил себе места, жажда мести жгла его изнутри. После того как вчера на площади Астарты Амрреев избили и прогнали, его друзья перестали с ним разговаривать.
Никто из них не сомневался, что Иуда, вызывая на поединок Сигона, говорил правду.
Все видели, как Сигон пытался завязать с Орфой отношения. Все так же слышали, как он обещал отомстить Орфе зато, что она каталась с Галаадом на качелях. И когда они побитые и изгнанные шли с площади. Сигон как всегда стал обвинять их в трусости, к нему вдруг подошел Валам – один из его близких друзей
 – Перестань обвинять нас, ты сам трус.
Сигон опешил от такого нахальства, он привык, что его бояться. Никто бы раньше не посмел обвинить его Сигона в трусости
.- Да ты трус – повторил Валам – Если нет, я готов сейчас здесь драться с тобой – помолчав, добавил – Нет, ты не привык выходить на поединки. Ты всегда визжишь как свинья и, просишь помочь тебе, едва запахнет дракой. И вдруг повернувшись к молчаливой толпе, крикнул – Кто готов драться за него, становитесь там!- и указал рукой за спину Сигона.
Ни один молодой Аморрей не тронулся с места. Все они не столько боялись Сигона, сколько его отца. От родителей они знали, что отец Сигона только прикрывается тем, что торгует горшками. Он держал в страхе всех Аморреев в их городе, и они платили ему дань. Все видели, с каким уважением относятся к отцу Сигона купцы, прибывающие из города Раввы Аммонитской.  Однажды отец Сигона сильно поссорился с лавочником, что торговал напротив его лавки. Тот пошел и донес стражникам правителя города – что отец Сигона соглядатай Аммонитян.
Отца Сигона забрали, но отпустили на следующий день, говорили, что кто – то из Аммонитских купцов, дал за него хороший выкуп, не, то начальнику стражи, не, то самому правителю города. Потом через два дня, доносчика нашли за городом с отрезанным языком и повешенного на дереве. Сигон, держал Аморрейскую молодежь на страхе, но теперь они перестали бояться его.
- Ну, хорошо – Сигон с ненавистью смотрел на Валама – Ты не боишься, что тебя найдут за городом с вспоротым животом?
- А ты?- спросил Валам.
Сигон вздрогнул, побледнел и, развернувшись, быстро зашагал в сторону своего дома.
Отец!- подошел Сигон к отцу – отец помоги мне.
- В чем дело сынок – Гофан лежал на шерстяном покрывале в своей комнате, перед ним стояла чаша с вином.
- Евреи выгнали нас Аморреев с площади молодой Астарты.
-Это как? – удивился Гофан –  Моавитян тоже выгнали? Нет, отец, они помогали Евреям выгонять нас.
И кто же верховодил Евреями?
Иуда,- сын землевладельца Ахии.
Гофан встал со своего ложа и вдруг резким ударом опрокинул сына на пол
 – Вот у кого ты должен учиться, щенок.
 Сигон зарыдал от обиды.
- Подкараульте Иуду и убейте его – Гофан холодно смотрел на сына.
-Мне не с кем, все Аморреи отвернулись от меня, теперь у них верховодит Валам. Отец убей Валама!
Гофан подошел к сыну взял его одной рукой за одежду у груди и, рывком, поставил его на ноги. Приблизив его лицо к своему лицу, прошипел
– Запомни, я ничего не буду делать за тебя.
- Нет, зря я назвал тебя Сигоном, видимо ты так и будешь нести поражения, как твой тезка. Почему так получилось, что Аморреи отвернулись от тебя?
 Сигон рассказал отцу, о том, что ему понравилась Моавитянка и как она предпочла ему Сигону, Еврея и как он хотел отомстить, но Аморреи струсили, а потом во всем обвинили его Сигона.
Гофан внимательно выслушал сына
 – Ладно, собирайся, дня через три, с постоялого двора на Равву, уходит караван знакомого мне купца. Пойдешь вместе с ним, поживешь в Равве у этого купца. Будешь делать, все, что он скажет.
- Отец, а ты разберешься здесь с моими врагами? – Сигон умоляюще смотрел на отца.
- С Валамом и Евреем ты разберешься сам, потом когда вернешься, а эту Моавитскую сучку, я загоню в блудницы и ты, потом сможешь пользоваться ей, когда тебе это будет угодно – они оба, зло захохотали.
Все дни до назначенного отъезда, Сигон провалялся в своей постели. Его душу жгли приступы не преодолимой ревности и жажда мести. Отец и мать, понимая состояние сына, не трогали его.

Гофан разбудил сына, когда была глубокая ночь – давай иди на постоялый двор там тебя встретят. Сигон вышел из дома и направился в сторону постоялого двора, но вдруг резко изменил направление  в сторону дома, где жила Орфа.
Его душила злоба, входя во двор, он еще не придумал, как отомстить Орфе. С ненавистью, осматривая двор, он увидел, овечий сарай. Войдя внутрь, он, схватил бывшего там единственного барана и за рог и поволок за собой.
 Животное, покорно перебирая ногами,  шло туда, куда его тащил Сигон.
Подтащив барана к сточной канаве, Сигон вынул нож и одним взмахом перерезал барану горло, а затем в ярости, стал тыкать ножом и полосовать уже мертвое животное.
Не оставив на туше барана целого места Сигон ногой столкнул изуродованный труп животного в сточную канаву и направился на постоялый двор.
Утром, увидев, что баран пропал, Орфа заплакала, она поняла, что его украли. Надежда на то, что его можно продать и жить на вырученные деньги, какое – то время, рухнула. Орфа взяла кувшин и поспешила на рынок, надо было заработать хотя бы на ужин. Завтракать им в этот день не пришлось.
Когда Орфа пришла на рынок, то увидела, что среди торговых рядов, где должна разносить воду она - бойко бегает с кувшином какой – то мальчишка.
- Эй! – крикнула Орфа – кто разрешил тебе продавать воду здесь? Сейчас же уходи от этих рядов, это мое место.
- Было твое – усмехнулся мальчишка – иди к начальнику рынка и скажи ему об этом и он ответит тебе, что это место теперь мое. Глаза Орфы наполнились слезами
 –  В чем она провинилась? Почему судьба так не справедлива к ней?
 Повернувшись, она пошла меж рядами к центру рынка, там возле харчевни стоял домик начальника рынка - Аода.
Орфа постучала, ей открыл черный слуга – раб хозяина рынка.
 Начальник рынка, услышав, что раб с кем-то разговаривает, спросил
 – Раим, кто там?
Какая-то женщина – ответил раб, если бы на месте Орфы был мужчина, начальник рынка просто бы выгнал его, но к женщинам он был не равнодушен. Все равно, какая - замужняя или молодая девушка, лишь бы не старая и не уродливая.
- Молодая? – спросил он.
Да господин.
Пусть войдет.
Проходи – раб посторонился.
Орфа подойдя к начальнику, закрыла лицо руками и зарыдала.
 - Ну, ну, ну, - начальник рынка поднялся, обнял ее за плечи и усадил на бараньи шкуры, при этом он зыркнул на раба и знаком головы дал понять, чтобы тот исчез. Оставшись наедине, он, сделав скорбное лицо, спросил
 – Как тебя зовут, и что привело тебя ко мне? – затем добавил – Здесь все знают, как справедлив Аод, на рынке никто не может упрекнуть его в не честности.
-Меня зовут Орфа, на моем месте работает другой человек, а ночью у нас с матерью украли последнего барана – Орфа не переставала плакать.
- Раим! – крикнул Аод раба – Немедленно сходи и передай наблюдающему за продажей скота, что я запрещаю продавать баранов, до тех пор, пока мы не осмотрим их с этой девушкой.
 При этом он сделал ему знак рукой, означавший, что ничего этого делать не надо.
 Затем он опять обратился к девушке
– Ну, вот сейчас ты пойдешь и осмотришь скот, а на счет работы извини, это было место не твое, а твоей матери. Твоя мать перестала продавать воду. Ты, конечно, могла бы заменить мать, но у тебя никто не хочет покупать воду.
Я не знаю чем это вызвано, Аморреи такой вредный народ,  они хотят, что бы воду им продавал их единоплеменник.
Я как начальник рынка, должен следить за порядком, иначе они пожалуются на меня правителю.- Начальник рынка смотрел на Орфу глазами полными участия, но Орфа чувствовала фальшь в его голосе
.- Сейчас вернется Раим, и вы сходите с ним в овечий ряд. После этого вы вернетесь сюда.
 - Раим!
 Раб вынырнул из соседней комнаты
 – Сходите в скотный ряд.
 Когда раб и девушка ушли, Аод потер лоб рукой
 – Да, лакомый кусочек – подумал он - Такую ягодку можно бы было взять в наложницы.
Но не для того был задуман весь этот спектакль. Вчера поздно вечером к нему приходил Гофан – торговец глиняными горшками – Аод презирал этого Аморрея, как впрочем, и других его соплеменников. Но Гофан не скупился на подарки, вот и вчера пять шекелей серебра за пустяковую услугу.
 Аод знал, что Гофан держит всю Аморрейскую общину в железном кулаке и еще, что руками Гофана можно жестоко наказать любого не угодного Аоду здесь в городе. Это и вынуждало Аода помогать Гофану в его кознях.
Возвратились Раим и Орфа, Аод бросился им на встречу
 – Ну, что нашли?- Орфа отрицательно качнула головой.- Ну вот, а больше я тебе ни чем помочь не могу – развел руками Аод.
- Неужели у вас не найдется работы для меня – Орфа смотрела на Аода глазами полными боли.
- К сожаленью нет. Мне нужно заниматься делами рынка, я и так потратил на тебя уйму времени. Впрочем – Аод сделал вид, что задумался – я бы мог поговорить с Зеррой смотрящей за блудницами, ты могла бы работать у нее – сказал Аод таким голосом, словно предлагал девушке, не самую позорную из профессий, а место для торговли водой на другом участке рынка.
 На девушку словно вылили большой кувшин холодной воды, она вздрогнула, пристально посмотрела на начальника рынка и,  повернувшись, быстро пошла к выходу.
-Ничего – подумал Аод – куда ты денешься.  Раим – позвал он раба – следи, если она появится на рынке, не дай ей ничего продать.
Как хозяин?
Как хочешь! – зло крикнул Аод – Но если она, что-нибудь, продаст - я продам тебя. Будешь таскать тяжести, или работать на полях.
- Слушаюсь хозяин – Раим опустил глаза.
Орфа пошла в горшечные ряды. Она подошла к первой  лавке. И там  предложила продавцу купить у нее за дешево кувшин для воды. Она просила такую мизерную цену, что торговец уже  согласился купить его и стал осматривать, как вдруг раздался голос
 – Я видел как этим кувшином, таскали навозную жижу для поливки грядок.
Орфа и продавец повернули головы на голос, рядом стоял Раим. Торговец сразу вернул кувшин Орфе
 – Нет, не возьму. Раим ухмыльнулся – Уходи и забудь дорогу на этот рынок.
Плачущая Орфа побрела домой, когда она проходила мимо дома Оливы та увидела ее. Подойдя к подруге и увидев, что подруга плачет, Олива попросила рассказать Орфу о ее горе.
Узнав все, что случилось с девушкой, Олива сходила в дом и вернулась с половиной ячменной лепешки
 – Накорми мать и поешь сама, я поговорю с Иудой, мы, что ни будь, придумаем.
 Придя, домой Орфа разломила кусок лепешки еще на два, от одного из них отломила маленький кусочек и съела сама, а больший отдала матери. Орфа не стала рассказывать матери о пропавшем баране, но о том, что у нее больше нет работы, рассказать пришлось. По-другому, как бы она объяснила свое присутствие дома, если в это время она должна продавать воду на рынке.
 Мать попыталась встать, чтобы самой сходить на рынок и там во всем разобраться, а потом сходить с жалобой к правителю города. Но дочь удержала ее
– Не забывай, что мы Моавитяне – сказала она - Если бы мы были Евреи, может и, смогли чего ни будь добиться, но кто захочет слушать чужеземцев.
 Орфа легла на постель и задумалась. Она поняла, что кто-то против нее задумал плохое, но кто и для чего, понять не могла.
Столько плохого, произошло за последнее время. Сигон, Галаад – может кто-то из них плетет интриги? Но Галаад на пастбище, а его друг Иуда, наоборот помогает ей. Значит это Сигон. Чего он хочет от нее - взять ее в жены? Нет, она бедна для их семьи. Взять в наложницы? Но он не женат, а брать наложницу, не имея, жены и ребенка, здесь не принято. Ведь наложницу берут тогда, когда жена беременна и не может выполнять свои супружеские обязанности. К тому же она не имеет ни отца, не братьев и поэтому вольна, сама выбирать себе мужа, или идти в наложницы. Да и кто теперь возьмет  ее даже в наложницы, кто захочет содержать ее больную мать.
 Орфа вспомнила о том, как отец и мать желали ей счастья и мечтали о том, что она выйдет замуж за любимого человека. А теперь все рухнуло и у них с матерью не осталось ничего, даже работы.          - Может быть, продать дом снимать комнату у домовладельцев? Но чем ей заниматься? Да и потеряв дом, о замужестве можно забыть навсегда. В голову почему-то пришло предложение начальника рынка.
 В блудницы шли женщины, те от кого отказались мужья, или которые волею судьбы стали вдовами. Все они имели хорошие дома и ездили на ослах, красиво одевались, но их ненавидели все замужние женщины. Орфа часто видела, как женщины посылают проклятия и плюют вслед проезжающей на осле блуднице.
 Она не знала такого случая, чтобы блудницей, стала молодая не побывавшая за мужем девушка.
 А Галаад – девушка с любовью вспомнила этого красивого Еврейского парня. Галаад ей очень нравился, но он из зажиточной семьи. И если Евреи из бедных семей еще брали в жены иноплеменниц, то богатые к этому были строги, они брали иноплеменниц только в наложницы. Орфа была согласна стать Галааду наложницей, лишь бы он иногда приходил к ней, но для этого надо дождаться пока Галаад женится и его жена забеременеет, а потом еще неизвестно - захочет ли он ее Орфу. Не слишком ли много она себе намечтала, покатавшись с ним один раз на качелях.
Олива после разговора с Орфой, стала просить своего младшего брата разыскать Иуду, чтобы договориться о встрече.
 Уговорив брата за горсть сладких ореховых зерен, она стала ждать. Но когда он вернулся, то разочаровал сестру, Иуды в городе не было.
Как выяснилось позже, Иуда заявил отцу, что ему не нравится быть землевладельцем, а если отец против этого, то он Иуда пойдет обучаться искусству стражника.
Желание быть стражником в Израиле приветствовалось, и даже отец не мог удерживать от этого сына. Поэтому отец Иуды, боясь потерять сына – как наследника, предложил тому стать скотоводом как его друг Галаад.
 Иуда согласился, и они уехали в горы осматривать стадо овец, которое собирались приобрести.
Олива, стараясь, чтобы это было не заметно, отсыпала муки, взяла еще пол лепешки, налила немного масла в чашку и, спрятав все это под одежду, а чашку взяв в руку, вышла во двор.
К счастью во дворе никого не было. Олива осмотрелась и направилась к дому Орфы. Когда Олива пришла к подруге, то застала Орфу спящей. Сознание девушки требовало покоя от всего пережитого за последнее время. Олива положила все, что принесла на столик возле подруги и тихонько вышла.
























В