Странички из записной книжки

Может правда, а может и нет….

Фрагмент

1996 год (с добавлениями из последующих лет)

Перевод с немецкого.
Рисунки автора.

Моей жене – Ханнелоре, человеку, честно прошедшему со мной всю эту трудную жизнь, посвящаю.

Путь в измерениях времени.



Почему решил это написать? Мой сын, ты спросил как-то о моих записных книжках,  о рисунках в них.  Вот тебе я и пишу. Листаю старые странички. О ком - то много написано, о ком- то мало. Но их имена возвращают мою память в те года. Сколько их! За ними люди. За ними мое прошлое. Всех не описать, всех не вспомнить. Простите, что не обо всех пишу. Ради бога, простите. Болит сердце. Думаю оттого, что много пережил в жизни и многое успел. Я очень богат. Я живу тем, что для многих людей стал примером в жизни, дал им силу.  Счастлив, что не делал умышленного зла. Счастлив, что у меня есть враги.  Их наказал бог, когда они встретились со мной.  Им не надо было встречаться со мной!  Это была моя жизнь. Кто-то живет тихо и спокойно. Я так не могу. Мне есть, что вспомнить. Пишу и думаю, а вдруг не успею все и обо всех рассказать. А может быть, поэтому и пишу  из-за боязни забыть, растерять  то, что складывалось годами. Может моим детям будет интересно прочитать, а может быть не только им. Внукам. Друзьям. Родным. Пишу не для мемуаров. Пишу, опережая события. И дело не в смерти, вовсе нет. Пугает ли меня смерть? Как и любого человека, только одно пугает - неизвестность в смерти. Знаю, что умирают все. Боюсь смерти только как финишную черту. Планы бы успели сбыться. Успеть бы. Ведь хочется еще сказать спасибо моим спутникам в этой нелегкой жизни. Да и вообще всем тем, с которыми встречался на этом пути. Хочу, чтобы их запомнили, как помню их я. Молчание было долгим, почти сорок лет. Договорить хочется.

Как - то странно, но не помню, как родился.

Ведь что - то должен был бы помнить, а нет,…не помню.

Жизнь началась неожиданно.

По рассказам своей мамы родился я, как хотел сам, никого не спрашивая и не с кем не советуясь. Было воскресение летнего дня. Отец был с моим братом где-то на  спортивном празднике. Самое интересное, что я сам решил появиться на свет. Практически перевернул и свою собственную жизнь, и жизнь  родных.

Потом я также поступал и в оставшейся жизни. Переворачивал всю жизнь. И жить рядом со мной было не так уж и просто.



Ну, так вот.
Летний день.  Звенит муха в окне. Тишина.  Мама убирается в комнате. Маленькая такая комнатка в казарменном доме. Соседка отдала маме на присмотр маленькую девочку. И она готовится к обеденному сну. Какой тут сон? Я родился!  Кто больше напугался, я или она? Орали оба в две глотки. Заскочившая на крик соседка, также заорав, бросилась вон. Она то и сообщила отцу о моем появлении. Отец мне рассказывал, как он примчался домой и я был освобожден от пуповины, посредством острого ножа (а мама говорит, что это были ножницы)  для колки свиней. Он организовал транспорт в виде военного автобуса с пьяным водителем и  повез жену и новорожденного сына из военного городка Белая в роддом поселка, под странным названием Тайтурка.  Однако в поселковой больнице сказали с советской прямотой  коротко и ясно - "Где рожали, там и регистрируйтесь!" После короткого скандала я был устроен в палату, в которой продержался всего три дня. Так в 1952 году, 8 июня, дня воскресного меня оформили на жизнь под именем Вячеслав. Назван я был в честь одного из руководителей Советского Союза - Вячеслава Молотова. По странным обстоятельствам жизни позже я не раз встречался с ним на улице Синичкиной в Москве. Он уже был не у дел. На первый взгляд вроде бы заброшенный и никому не нужный старик. Как я ошибался тогда. Оказалось, что, попав один раз в «обойму» не так легко из нее уйти. Много раз беседовал с ним. Это был очень умный и глубоко порядочный человек. Однако эта  порядочность делала его слабым и глубоко уязвимым. Для того чтобы его судить, надо прожить жизнь в его время. Так что нам лучше помолчать.

Я своим именем доволен. Судьба не оставляет человека и все написано ему сроду. Кто не верит, тот сам и страдает от этого!

Как проходил мое детство помню очень смутно, отрывочно. Какие то фрагменты и все. Память не фиксировала  то, что было мне не интересно. Военная жизнь моего отца невольно делала и его семью военной, со своими правилами и  обычаями. Почему- то помню постоянные упаковки вещей и перетаскивание их либо в машину, либо в контейнер. Особого богатства у нас не было, в общем, как и у всех в пятидесятых годах. После войны прошло лишь немного времени. Помню большое число инвалидов на улицах. Безруких и безногих с медалями на груди. Не помню, чтобы они просили милостыню. Они работали фотографами, сапожниками, продавцами. Детство складывалось у меня из рассказов моего отца, мамы или старшего брата. Так что много остается за кадром моего жизненного монтажа. Я всегда удивлялся, когда вдруг люди рассказывали о том, что с ними происходило в раннем детстве. Я до сих пор не понял, как они умудряются вспоминать события, происходившие с ними, например, в трехлетнем возрасте. Я помню только, что зимой было очень холодно и ветрено. Детство мое прошло на Дальнем Востоке-Приморье, Амурская область. Для меня как песни звучали имена военных гарнизонов -  Укурей, Завитинск, Хароль, Воздвиженка, Украинка, Белоногово, Серышево, Белогорск, Благовещенск. Всех и не перечислишь. Мама рассказывала о том, что за мной нужен был глаз да глаз.  Однажды они на вокзале ожидали поезд. Мой брат стоял и смирно ждал. А я вдруг пропал. Родители долго меня искали. И видят, я сижу на рельсах и играю в камешки. Отец чуть не поседел, потому что там уже проходил поезд. Как он меня не задел?  Мой ангел-хранитель был всегда со мной. В поселке Белое взорвалась труба, кирпич упал почти на мою голову. А в Белоногово, на оживленной трассе, я выскочил на проезжую сторону, не видя огромного грузовика, идущего с большой скоростью. Я помню, что передо мной вдруг возникла стена из воздуха. Грузовик промчался в сантиметрах от меня. Я тонул, меня било током, я попадал в самые ужасные ситуации…и всегда мой ангел спасал меня. Спасибо ему.  И я всех любил. Помню очередной переезд в следующий военный гарнизон. Машина, река. Я в кабине вместе с шофером. Поднялась вода в реке, а шофер, наверное, об этом не знал. Вот и едет напрямую. Яма.  И машина стала тонуть. Котеночек, которого я держал на руках, стал испуганно рваться к моей голове, царапая мои руки и грудь. В машину стала быстро поступать вода. Она запомнилась мне светлой и пропитанной солнцем. Это, наверное, оттого, что отец открыл дверь автомашины, подхватил  и вытащил меня в кузов. Свет пронзил воду. Это было прекрасно. Помню, что  машина заглохла недалеко от берега. Кошечку я спас. Более отчетливо помню свое детство, скорее всего со школы.
Отец приучал нас с детства к суровой жизни, и давал понять, что другой жизни  не будет. Мы рано научились заботиться о себе, рубить уголь для печки, таскать воду с водокачки, сажать картошку и самостоятельно готовить пищу.  Папа на работе, мама на работе. Борщ на плите. Ее надо еще и растопить. Мой брат был старше и намного умнее меня. Нельзя сказать, что он был хилым, но болел чаще, чем я, поэтому ему многое разрешалось. Мне всегда говорили, что у него -  «хронический танзилит». И мне его было ужасно жалко. Я все свободное время проводил на улице, особенно если были огромные сугробы. Мы строили из них пещеры, не боясь, что они обрушатся и задавят нас. Были такие случаи. Снег над нами был нежно голубым. Чем тоньше, тем приятнее было на него смотреть. Мама долго звала меня домой. Милая мама, она не понимала, как это было здорово в пещере представлять себя на необитаемом острове. Конечно же, мы с братом  дрались, но не часто. Братья и есть братья. Леня очень много читал.  Боже, сколько он читал. Это было что - то сродни фанатизму. И казалось жил в этом прочитанном им мире. Меня все время удивляло его терпение прочитывать книги до конца. Он стал великолепным хирургом, но своего увлечения так и не бросил. Кому - то это не нравиться, но это его жизнь. А я читал книгу с начала, потом читал ее с конца. И уже позже мог примерно рассказать, что происходило в середине. Для меня многое делилось - интересное и неинтересное. Если книга была неинтересная, я ее без сомнений откладывал в сторону. Из-за этого числился в неусидчивых учениках, потому что и в школе я искал только самое интересное. Вечный поиск был для меня более необходимым, чем еда или признание одноклассников. Я с удовольствием рисовал на всем, что мне попадется под руку. Будь то забор, или просто кусок картона. В рисунках я мог выразить все, что мне нравиться или о чем я мечтаю. Вся жизнь на кончике карандаша. Заводилой я был страшным, и друзей у меня было всегда очень много. Я счастливый человек! В любом месте я быстро осваивался и сходился с людьми. Я никогда не думал о том, что меня могли бы обмануть мои друзья, это не приходило мне в голову. Я любил жизнь, так как она сама шла в мои руки. Как много мыслей ушло из моей сегодняшней головы, как жаль, что многое не реализовалось  из моих детских мечтаний.  Я прощал глупости, прощал драки. Но никогда не мог простить предательства. За него я мстил. И я умел мстить. Мне стоило просто подумать о чем - то нехорошем, и человека настигало именно это. Я боялся, но делал вид, что ничего не боюсь. Поэтому совершал то, что другие просто не смогли бы сделать. Характер у меня был довольно упрямый. Я всего добивался сам и не просил помощи. Помню, в Завитинск из военного городка школьников, возил зеленый военный автобус. Мы все приезжали в поселок, отсиживали свое в школе и потом должны были ехать все вместе домой. Однажды, я не выполнил контрольную работу, и учительница оставила меня дописывать ее. А автобус ушел! И на дворе -27, уже начинается поземка.
Я, доделав работу, ничего не сказал и, размазывая слезы, которые тут же замерзали на моем лице, отправился домой один по шоссе, в надежде, что пойдет какая - либо попутная машина. Темнело, снег уже валил как каша. Я шел дальше, машин не было. Ранец давил на плечи, шарф уже промерз насквозь. Мы шли со снегом вдвоем. Тогда я стал говорить с богом, не зная тогда, что это или кто это. Просто я шел и разговаривал с ним. Рассказал о злой "училке".  О не справедливом отношении ее ко мне, и о том, что не удалось поиграть на улице с «пацанами», и о том, что отец опять будет кричать на меня. Про все я ему рассказал. И вдруг вижу - я все- таки дошел! И стою на повороте к гарнизону. За разговорами я этого просто не заметил. Дома я никому ничего не рассказал. И было мне всего семь лет от роду и до городка было около десяти  километров.

Этот вечер запомнился мне, с тех пор я неоднократно обращался в никуда, заговаривая с богом. И с самого рождения я был крещенный. Меня мама и папа крестили в тайне от всех в Клинцах, у бабушки Кати.

Помню, однажды в военном городке, мы сидели на лавочке, лузгали семечки. Прекрасное время, раннее лето. Все  сидевшие во дворе и ждавшие Андрея, который забежал домой проведать старшего брата, инстинктивно пригнули голову, когда над нашими головами вдруг лопнул выстрел.
Выстрел и тихо! Так тихо, как будто бы время остановилось. Уже зная, что случилось нечто ужасное, я рванулся в черный проем подъезда, махом взлетел на второй этаж. Андрей, мокрый и немо кричащий, поливал водой из графина лежащее на полу неподвижное тело. На груди у его брата, как будто отмеренное смертью, маленькое окошечко, истекающее последней струйкой жизни. Рядом лежал черный большой пистолет ТТ. „ Я нечаянно, я не хотел, вставай! „- внезапно заорал  Андрей и забился в судорогах.
Я с ужасом поймал себя на мысли, что от выстрела в сердце ...крови почти нет. Потом позвали мою маму, но оказать помощь, она была уже не в силах. Брат Андрея умер. Потом была карета скорой помощи с военной медчасти. Мама Андрея, бившаяся в истерике. Отец Андрея ходил сам не свой по двору, офицеры не оставляли его ни на секунду. Было ясно, что он хотел сам застрелиться. Были догадки, разговоры. Скорее всего, Андрей нечаянно выстрелил в своего брата. Он не знал, что пистолет взведен.


Наши мама и папа поженились после войны, в 1949 году. В 1950 году появился «западный» ребенок – мой брат Леонид. Потому что родился в Клинцах. Брянской области, а ранее Черниговской губернии. Ну, а я, «истинный сибиряк»  в Иркутской области, Усольский район.  Я любил и люблю  своего брата. Преклонялся перед ним. Он казался мне умным и страшно взрослым. Прав или неправым он был, я как-то не задумывался. Он был мой брат. Я ему все прощал. Беспрекословно готовил ему кушать, а за это он помогал мне сделать уроки. Вернее делал их за меня. Обычно в городках было не много детей, поэтому любое общение было обязательным. Брат мой был мне и другом и партнером по играм. Ну, естественно до тех пор, пока я ему не надоедал. Потом он пытался меня закрывать в комнате, чтобы я ему не мешал читать его очередную книгу.  Тогда я садился за стол и рисовал. Придумывал какие то смешные истории.

Мне было всегда интересно знать о своей родне, но так уж принято было в Советском Союзе, что не ценилось твое родство, это даже  было опасным. Кто его знает, кто судился у тебя, кто за границей был. Было такое время. Не забыли еще Берию, Ежова, Сталина и всесильное МГБ. Наша страна никогда не верит своим гражданам. Отец мой, Гавриил Георгиевич, родился в 1926 году в семье сибирского охотника Шляхова Егора в Туруханском крае. Сейчас Красноярский край. В тринадцать лет он был уже писарем счетоводом в охотничьей артели. Мой отец прошел всю войну, прибавив себе возраст, подделал документы, исправив год рождения на 1925, и пошел бить фашистов. Так и остался в Армии. Дослужился до звания полковник. Писал он так красиво, что я все время просил меня этому научить. Звенящее слово - каллиграфия. Но так и не научился. Это было искусство, которое было выше моих пониманий. В семье было 9 человек, но в живых остались шестеро. Потом многие погибали на войне. Осталось трое. Где все  погибали? Не смогли мы выяснить. Простите. Путаница в архивах страшная.  Жизнь в глухих сибирских деревнях была нелегкая. Морозы под пятьдесят. Это был подвиг русского народа, который выживал в этих деревнях.
Откуда попала наша фамилия в Сибирь?
Версия 1.
Семьи Шляховых попали в Сибирь во - времена ссылок из Ставрополья или Белгородской губернии. Четких данных нет. Неизвестно вообще начальное упоминание происхождения фамилии Шляхов. Но фамилия в России распространялась оттуда. Тогда ее  подвели к единственному славянскому синониму – шлях (дорога). Так стали упоминаться «Придорожные» - Шляховы. Сюда входили все. И служащие при дорогах, и смотрители постоялых дворов, конюхи, разбойники - лихие люди. Богатых людей среди них не было. Но самое интересное, что фамилия Придорожные тоже возникла в этот же период времени. Странно, что две фамилии отражали вроде бы одну и ту же суть. Такого не встречалось на Руси. Клички и прозвища тогда были в ходу, и повторенний их не было.  Однако, еще странно и то, что  и кочевники, побывавшие в Европе,  употребляли это буквенное сочетание - ШЛЯХ. И еще странно то, что изначально Шляховы мало были похожи на славян. До сих пор, у многих представителей этой фамилии наблюдается более успешное освоение ряда европейских языков.
Версия 2.
Фамилия Шляхов произошла от «шляхтичей» - польских дворян, мелких феодальных слуг, участвующих в боях на стороне феодала. К сожалению, данных о происхождении фамилии Шляхов в польских архивах нет. Фамилия там не упоминается. В Польшу данное буквосочетание пришло из Западной Европы. В России считалось, что «шляхи» были остатками войск тевтонских рыцарей, бродившим по дорогам России.
Версия 3.
Есть предположение, что корни нашей фамилии идут из европейских стран.  В норманнских языках, англо-скандинавских есть такие совпадения. Schlacht, Schlachthof, Schlachfach, Schlachtfeld (поле битвы, территория битвы, сама битва, сражение, бойцы и т.д). Самая первая фамилия Schljachow - Шляхов упоминается в 10 веке в летописях. И читается она Шляхо. В немецком языке нет твердого «Л», и произносилась она  мягче – Шляхо, с опусканием буквы «W»  на конце. Считается, что это были войны-бойцы, принимающие участие в феодальных войнах. Фамилию уже тогда начинали носить в Италии, и это считалось высшей мерой приличия. Потом уже фамилия Шляхов в 11 веке «перекочевала» во Францию. Далее моду на фамилию Шляхов переняла Англия и потом уже Германия. А в России фамилии стали появляться только после отмены крепостного права. А всё потому, что в те далёкие века Европа была намного цивилизованней, чем иные страны и континенты. Конечно, фамилии имели только привилегированные  сословия. Носить фамилию Шляхов (Schljachow) – значит быть состоятельным и уважаемым человеком в городе. Вся знать пыталась присоединиться к числу людей носящих фамилию. Написание фамилии в России в настоящее время искажено – Shljackov, оно потеряло свой исходный смысл. И читается как Шляков. Фамилия очень редкая. Сила фамилии Шляхов была настолько велика, что её передавали по поколению, как реликвию. Обедневшее и разорившееся сословие, могло вновь приобрести значимость в обществе только благодаря подтверждению принадлежности к знатной фамилии.

 Мои далекие родственники, насколько удалось установить, по женской части оказались «староверам». Была такая вера – «скопцы».  Они были сосланными царем в Сибирь либо добровольно ушли от царского и церковного гнета. По мужской линии мой прапрадед, вроде бы был разбойник с большой дороги, у которого вырвали ноздрю и сослали в далекий край. Один из моих дедов грабил с мужиками баржу с золотом, когда большевики уводили ее  в Енисей. Их потом догнали «красные» и утопили всех в реке. Отряд Постышева.  Моего родного деда раскулачили за то, что у него была корова и овца. Этот мне рассказал мой отец, когда уже уволился из  Армии. Все годы молчал об этом,  был до мозга костей коммунистом. Моя мама, Нина Петровна  и ее брат Виктор родилась на Западе, в Клинцах, в семье чекиста Петра Скрипкина и работницы ткацкой фабрики Екатерины  Базылевой.  Баба Катя работала на швейной фабрике в Клинцах, получила в тридцатые годы Орден трудового Красного знамени. Дед воевал в отряде Ковпака,  проработал в органах до 1953 года, но сказалось ранение, полученное в войне. Осколок, застрявший в легком, прервал его жизнь. Мой дед и бабушка по материнской линии развелись пред войной. Дед пришел домой и стал ругать бабушку за ее походы в церковь и веру в бога. Потом вынул пистолет и расстрелял ее иконы. Потом жил все время в сарае, рядом  с домом. По доступной информации  установлено, что фамилия Базылевых была известна в Брянске, Гомеле и Клинцах. Они были высшего разряда мастеровые-изобретатели. Были среди них и  купцы.  Установить более обширную информацию о династии Базылевых и Скрипкиных пока не удалось.
Пройдя окопы, ранения, потери, оккупацию и  голод встретились мои родители в Клинцах, где мой отец учился на офицерских курсах. Так создалась наша семья. Потом отец уехал на учебу в Пятигорск. Когда моего отца направили на учебу в Академию в Москву, мы перебрались с мамой и братом в Клинцы Брянской области. Там жили наши родственники - бабушка, мамин брат-Виктор с женой Валей и наши кузены - Юра и Володя. Это были интересные и запоминающиеся изменения в нашей жизни. Во-первых: по пути в Клинцы мы увидели Москву! Как это было здорово! Такой огромный город, легковые машины, метро, людей вокруг не счесть. Красота, красотища! Как это было здорово. После холодов и нищеты - тепло, солнце, мороженое, лимонад. Мальчишеское счастье. Писк от восторга. Мы с братом в Москве!  В Столице. Это же понимать надо. Казалось, что весь мир смотрит только на нас. Я первый раз увидел человека с черной как смола кожей. Боже мой, как он был красив. Высокий, короткие вьющиеся волосы и широкая белозубая улыбка. Я был так горд за свою страну. В ней чувствуют свободными все люди. Я летал по этим улицам. Мы встречали Титова после его полета в космос. На трибуне стояли руководители государства, там был Юрий Гагарин! Ура! Мы самые, самые. Ура!
Как это здорово!
Потом школа в Клинцах. Первая папироса. Какая была это гадость, с тех пор ни  разу не закурил. Мой двоюродный брат Володя лепил из пластилина удивительные вещи. Это были солдатики, танки, пушки. Ну, как тут не заразиться этим. Мы все упорно покупали коробки пластилина и устраивали самые настоящие баталии. Откуда у него было столько таланта? Боже мой, для меня он был просто гением. Когда он делал модели, они ничем не отличались от оригиналов, разве только маленького размера. Чтобы заработать на коробку пластилина мы с Юрой просили разрешения продавать цветы. У бабушки были огромные пионы, благоухающие монстры. Мы продавал их за 20 копеек штука. Юрка или я бежали на самый вход рынка и зазывали покупателя. В день выходило до трех рублей. Хватало и на газированную воду, на пластилин и на пирожки. Жили мы дружно, ссорились редко. Наверно оттого, что нам нечего было делить. Там в Клинцах я увидел первый раз, как растут яблоки и груши. У бабы Кати был свой дом с большим садом. В обязанность мальчишек входило поливание деревьев, бегали к водокачке и таскали в ведрах воду. А потом, делай все что хочешь. Это была свобода. Ходили в лес и собирали белые грабы, однажды в лесу нашли заброшенной кладбище с висящими на крестах немецкими касками. Хотели поломать кресты, но брат Володя не разрешил. Сказал, что мертвых трогать не надо. А мы, «сопляки»,  видели свой патриотизм в разрушении.
В Клинцах первый раз испугался смерти. Мы с отцом ходили гулять, зашли в кафе. Отец заказал нам горохового супа, ну себе естественно, сто грамм. Поели. А вечером у меня приступ аппендицита. Думал все, свет для меня закончился. Ан, нет. Через три дня уже двигался и довольно сносно. Врач сказал, родился в рубашке, еще немного и был бы «перетанит» - разрыв аппендикса  и поражение всего кишечника.
Потом была «нормальная» офицерская жизнь. Гарнизоны, гарнизоны. Как все это выносят офицерские жены?  Низкий поклон нашей  маме. Все выдержала. Дымки паровозов, вечно меняющиеся картины за вагонными стеклами. Семафоры на перронах. Бабки, торгующие нехитрой снедью. До сих пор люблю стук колес.
Мой Иркутск - город, стоящий на заре. Для меня моя юность, моя страсть, моя старость, моя жизнь. Тихая провинциальная жизнь возле старинных домов и церквей. Стремительная и непредсказуемая на немногих центральных островках. Жизнь для некоторых протекает незаметно, так и уходят они с этих улиц, тихо и незаметно. Для других бурный восторг от этой жизни, которую так часто ругают на кухнях. Добродушие города, его сентиментальность, его грубость и анархизм, вечный денежный вопрос-все как во всех городах мира. Но чем же мне это город так дорог. Сейчас знаю совершенно точно - прирос я своим сердцем к этой земле. Подчас жестокой и одновременно такой милой, но ведь тянет именно сюда.
Спорю с друзьями, доказываю свою правоту и понимаю, что им зачастую просто не с чем сравнивать. Я давно заключил свой мир с этим городом.
Не предавал его, но и не приукрашивал его. Чувство причастности к нему придавало мне силы, и вдруг все давалось легко. Люди, живущие здесь, заслуживают всеобщего признания и поддержки. Они не покинули его, мой город. Сделали его чище, лучше, придали ему вес и дали силу. Пусть даже многими руководила корысть и жажда денег, но невольно они сдвинули с места то, что десятилетиями не удавалось сделать никому. Это движение теперь уже не остановить. Есть определенное движение от негативного к позитивному. Время все расставило по своим местам. И мой город вышел из этого победителем. Впереди предстоит сделать еще многое. Неизбежно изменится менталитет иркутян, на смену догм, пустых обещаний, бюрократических барьеров, хамства и пустозвонства придет новое, соответствующее реалиям жизни поведение. И слова из песни "Иркутск-середина земли..." станут не прихотью, а реальностью современной жизни.

Как крылья белые,
Над Ангарой,
Кварталы город
Распустил.
Спасибо жизнь-
Твоей счастливою судьбой,
Иркутск меня к себе
Приворожил.

Мы приехали в Иркутск в июне 1970 года, город меня просто потряс своим размахом. Он был таким свежим и уютным. Родным. И принял меня по родному, почувствовав мою любовь к нему, которую я пронес позже по всему свету. Ангара катила перед мной волны изумрудного цвета. И этот цвет менялся, попадая в тень облаков, почти на черный. Воздух был чист, прозрачен до неправдоподобия. Это было резкое отличие от Благовещенска, в котором мы тоже прожили довольно долго. Но он так меня не поражал. Амур был желтым, небо тоже. Мой папа уж очень хотел, чтобы я учился в Иркутском Пединституте. Ну, какой из меня педагог, с моим полнейшим незнанием математики. И я с успехом…завалил третий вступительный экзамен. В это время отец был в командировке, по-моему, на Сахалине. Приехав и узнав о моем «подвиге» он перестал со мной разговаривать. Для него это был удар - его сын ослушался и готовился уйти в Армию. Вообще-то он очень хотел, чтобы я стал офицером. Но когда я  без разрешения из Серышево улетел в Благовещенск на медкомиссию для поступления в Высшую школу милиции, он открыто заявил, что не потерпит в семье милиционера. Как он ошибался тогда. Пришлось ему смириться в дальнейшем и с моими погонами.  Ну да ладно, все в прошлом. А, тогда, летом я пришел на Иркутский рынок и попросил меня взять внештатным сотрудником уголовного розыска. После проверки меня приняли, выдали красное удостоверение и направили в группу по борьбе с карманными кражами. Я узнал ювелирную работу «щипачей», которых  поймать было очень сложно. Нередко мы работали «на живца», специально показывали на людях большую кучу денег и прятали ее в карман плаща или пиджака. В группе, как правило, было до пяти сотрудников. Это объяснялось тем, что и карманники работали не одни. Было там и настоящее прикрытие, и «бегунец», уносивший добычу и человек, который быстро передавал кошелек следующему в группе. Это была интересная работа. Она приносила только моральное удовлетворение, но пару раз  за удачно проведенную операцию, я получал денежную премию.
В октябре я получил повестку в военкомат. Медицинская комиссия дала свое заключение - для почетной службы в Советской армии "годен" на все сто процентов. Папа стал через свои каналы узнавать, куда я попаду. Сообщили - в ракетные войска где-то на Севере! С мамой был шок, она не хотела, чтобы я служил так далеко от дома. Да еще и мой брат учится в Благовещенске. Тоже далеко. Мне же было все равно, служат и служили же другие! А со мной то, что произойдет? Я же занимался к этому времени борьбой и боксом. При моей худосочности  был довольно крепок. За себя я мог уже постоять. Но отец и мама решили за меня по-другому. Прибыв на призывной пункт, я попал в свою команду и уже быстро  перезнакомился со многими сослуживцами. Меня там же постригли «на лысо».  Отец тоже был на призывном пункте. Потом уехал, хитро улыбнувшись при расставании. По местному радио объявили:- Призывники Шляхов и С. срочно явиться к военному коменданту! Пошел. Иду и думаю, что будет дальше? Зачем это отдельно вызывают? Кто такой С? В коридоре на скамейке сидит парень. С большой головой! На самом деле мне так показалось. Маленькая  шапка, каким то чудом держалась на его макушке. У меня была маленькая голова, а у него…огромная.  Шибко умный. Мы познакомились и разговорились сразу. Как-то не было преград. Посидели так с полчаса, выходит капитан и говорит: - Езжайте домой, а 14 ноября в 9.00 явиться в часть № 40807, что находится в Иркутске в районе трамвайного депо!!! Будете служить в авиации.
Мы опешили, вернее, опешил я!  Я уже был готов к поезду. Володя как - то спокойно все это воспринял. Домой - так домой. Это же еще неделя на гражданке! Гуляй - не хочу. Приехав, домой я удивился второй раз, потому что моя мама спокойно делала обед, как будто бы сына и не забирали в армию! Я понял - папа с кем - то договорился, и меня оставляют служить в Иркутске. А, может быть, это и было  правильным решением. Характер у меня был резкий. Ведь дети военных и так уже служили с рождения. И переезжали, и все лишения делили вместе с родителями. Я в свои восемнадцать лет сменил более 15 мест жительства! Может действительно хватит по этой стране колесить. Через неделю отец отвез меня и Володьку С.  в воинскую часть, что находилась почти на окраине Иркутска. «Рота смирно! Дежурный на выход»! Это так встретили моего отца. Странное ощущение потерянности пришло внезапно ко мне, как только я увидел длинный пустынный коридор. И дневального возле тумбочки, орущего в никуда. Мы стояли с Вовкой  возле стенда « Служу Отечеству» и ждали своей участи. Мы же были одни, без сослуживцев, молодых солдат. Их еще не привезли. Отец, переговорив с начальником части, кивнул нам напоследок и уехал. Начальник части в звании майора, внимательно осмотрел наши сопроводительные документы и вызвал сержанта со странной фамилии Рек. Сержант явился быстро и лихо доложил – По Вашему приказанию, старший сержант Рек, явился! Значит так, этих «молодых» принять, выдать обмундирование и с «молодыми» в баню вечером. - Вещи сдать в каптерку. Отведи их к Юсупову. И сообщи старшине роты. Все! Можете идти.
- Разрешите выполнять? За мной, «салаги»! Рыкнул Рек и, отдав честь, направился по коридору. Мы молча последовали за ним. Заведя нас в «каптерку», он сразу же сказал - Мне все равно, кто из вас сюда по блату залетел, но если будут замечания - сгниете на нарядах. - Товарищ Рекс, извините,… Я похолодел.
Моментально воротник моего свитера оказался в жесткой хватке сержанта.
- Как ты меня назвал «зеленый»? Меня зовут старши…й сержант Рек! Р…е..к! Еще раз услышу, надолго запомнишь!
Уши заложило.  У меня сразу пропало желание, задавать какие либо вопросы.
-Юсупов, ты где? Татарин хренов! Молодые пришли. Забирай шмотки. Посмотри, что - либо.
Позевывая, из-за шкафов вышел молодой парень в гимнастерке без ремня.
-Слушай, Юсупов, ты дед, но не зарывайся! Ты выглядишь как? Тебе и так "дембель" отодвинули до весны! Чего нарываешься?
- А мне по х… Дальше острова Шмидта не сошлют! Ну что «зеленые», давай, размеры говорите!
(Какие размеры, когда все мамы покупали?)
Короче говоря, с  трудом, но оделись. Как преображает форма человека. На нас из зеркала смотрели не мы, а какие- то посторонние лица. Вовка был смешен опять в своей полученной шапке, его размера на складе не было!!! Я же говорил, что у него большая голова была.

Вечером нас «деды» попытались заставить мыть туалет и умывальник зубными щетками.
Мы сказали, что мыть будем, как все моют, а не щетками. Я добавил, если они нас будут всем скопом бить, мы каждого по - одному удушим в постели ночью! Они молча смотрели на меня и на Володьку. Потом подошел Рек и шепнул что-то одному из самых «заядлых».
Через неделю пришел эшелон с другими новобранцами. И нас стало очень много. Самое интересное, после случая с нами, деды никого из молодых не наказывали без дела. Это потом и сказалось  на том, что меня единогласно выбрали секретарем комсомольской организации. Ах, да, Вовка оказывается, еще и не был комсомольцем, так что с легкой моей руки, мы его в части и приняли в эти славные ряды.
До сих пор помню майора Горбатко, старшего лейтенанта Серебрякова, капитана Денисова,
Армия давала многое - и самое главное ощущение ответственности перед страной. Это было на самом деле. Не уверен, что люди занимающиеся властью сейчас, и не служившие в армии, знают все о врученной в их руки власти. Кто армию не прошел… Я бы таким не доверял.

Ты помнишь друг
Армейские подъемы,
Капели звук
И грохот сапогов.
Рабфак
И синие метели,
Соединили нас
Навечно, без оков.
Рыбалка
На Байкальском море,
Костер в ночи
И сопки до небес.
Таких чудес нам
Предлагали,
А ты все
В «тафаларский» лес.
Спешил так жить,
Про честь не забывая,
Друзей, теряя на лету,
Паденья боль
И радости побед
Не замечая,
Кроил нелегкую судьбу.
Я поднимаю тост,
Спокойный и нехитрый.
Дай, вечный бог,
Ему мгновений
Светлых чашу
И полной радости
Зарю.

За дружбу стольких лет
Я лишь тебя, моя судьба,
Одну благодарю.


Университет. Ощущение полета. Закончен армейский путь. Молод. Горяч. Страсть к движению. Во всем страсть!
Рабфак - рабочий факультет. Мы  с Володей еще в Армии решили, что будем поступать только в Госуниверситет. Я мечтал стать юристом, он вроде бы тоже. Сначала стали посылать на подготовительные курсы работы для проверки, а когда демобилизовались, пришли в Университет на знаменитый РАБФАК. Он давал право рабочей и отслужившей в армии молодежи поступить в высшее учебное заведение. Экзамены были, но не было конкурса. А это было очень важным условием. В 1972 году мы с ним и пришли на рабфак. Нас пригласили в кабинет Элеоноры Яковлевны Логуновой, декана факультета. После продолжительного разговора нас приняли, поскольку мы были уже на подготовительном курсе, а я был еще и секретарем комсомольской организации части с рекомендациями из штаба корпуса.  Такую же характеристику я дал  и Володе, заметьте справедливую! Я был назначен, насколько помню,  старостой второй группы гуманитариев, т.е. тех, кто поступал на истфак и филфак. В это время мне сказали, что на юрфак очень трудно попасть. Это рушило мои планы, но я знал, что время изменится, и все может произойти, по-моему. Терпение и еще  раз терпение.  Так оно и получилось. Время, проведенное на рабфаке, сдружило нас очень прочно. Нас было четверо, как  и мушкетеров. Я, Володька С., Женька Протвинев и  самый старый из нас - Тагир Абдулов. Нам было хорошо, что мы вместе. Я до сих пор не предал этого первого братства. И не собираюсь. Потому что для меня святы «проверки на вшивость», любовь к ближним своим, уважение к друзьям.
Я и Володя работали в комсомольской организации Университета, я занимался организацией культурной жизни, а он стройотрядами.  Мы оба участвовали в создании первого рабфаковского отряда «Премьера». Сидели вечером и придумывали эмблему. Мой первый эскиз.  Наши пути не расходились многие годы. В самых трудных ситуациях я мог полностью на него положиться. У меня сейчас  голова седая, но склоняю ее перед ним. Но иногда спорю с ним! Профессиональная деформация была у нас всех. Я от партийных органов держался подальше, практика показала, что правильно делал. Владимир работал многие годы в коммунистической партии, был секретарем райкома партии, защитился, создал с группой единомышленников советско-американский факультет, в настоящее время – член политсовета исполкома партии «Единая Россия» в Иркутской области, директор Российско-американского факультета международного менеджмента при Иркутском государственном университете. И рядом по жизни идет его верная женушка – Татьяна. У них двое прекрасных детей.
Ах, университет, университет. Ты давал не только знания, но и был жизненным университетом. Студенческая жизнь, бесшабашная, стремительная. Жизнь вся стелилась перед нами.
Здесь я встретил свою единственную любовь – Ханну Брунн.  Приехал из командировки поздним вечером, проверяли с Игорем Конопак студенческие отряды. С вокзала прямо в Университет. В Комитете комсомола тишина, на столе спит Вовка, укрывшись флагом. Во, картинка! Я его разбудил, рассказываю о поездке. А он говорит. Прилетела «дикая» группа иностранцев из Москвы. Студентов из соцлагеря. Не согласовали ни с кем. Даже КГБ не знало. Завтра с ними надо все решить и отправить группу на Байкал. Город неофициально был все- таки закрытого типа. Утром созвонился с товарищами. Подъехал, переговорил с мужем Э.Я. Логуновой, который там работал. Вопрос был один – кто сопровождать будет? Кто отвечает за безопасность?  Купил билеты на теплоход до бухты Песчаная, короче все сделал. Сообщил в Комитет комсомола, а Володя и говорит – вот и езжай с ними, сказано одних их не оставлять  без присмотра. Вот так и познакомились мы с ней. Влюбился в нее без памяти. Тридцать лет вместе прожили, пятеро детей. И все же пришлось расстаться. Но никто  и никогда больше не заменил мне ее любовь, дружбу, понимание, преданность.  Бескорыстие.
Я начал сотрудничать с газетой Иркутский Университет. Редакционные дни, шум, гам, споры. Все надо было успеть. Я писал стихи, рассказы, рисовал карикатуры и иллюстрации. Возглавлял тогда редакцию Геннадий Сапронов.  Журналист, писатель, работал в редакции «Иркутский Госуниверситет», «Восточно-Сибирская, правда», «Советская молодежь», «Комсомольская правда». Невысокого роста, круглолицый. Его материалы были интересны новизной, своим взглядом на происходящее. Казалось, что он не испытывает страха перед «сильными мира сего». Это было удивительно, как он мог отсекать ненужное в тексте. Он брал в руки гитару и пел – «уронит ли ветер в ладони сережку ольховую.»  Писал о нашумевшем деле семьи Овечкиных, пытавшихся угнать гражданский самолет за границу. Принципиальный, честный и открытый человек. Его уважали все, кто с ним общался.

Нередко собирались на посиделки у Гены, журналистская братия бурлила, переживала. Лена накрывала на стол, чай и иногда что- то покрепче.  Какие только споры не затевали они там. Я уже тогда знал, что всесильное КГБ отслеживает все шаги молодого журналиста и редактора. Думаю, что об этом знал и сам Геннадий. Но это была добродушная, открытая и дружеская атмосфера.  Думаю, что только, благодаря этой атмосфере  не было необъективных оценок его действий. Трудная и непростая судьба, личное горе не сбросила его с жизненного пути, когда убили его сына. А было его сыну всего 25 лет. Часто вижу его в телепередачах, он всегда спокоен и выдержан. Все - таки организационная школа комсомола видна.
В 90-годах стал одним из известных  иркутских издателей. Издавал книги Астафьева, Распутина и других русских писателей.  (Мне жаль добавлять в эти уже давно написанные строки печальную ноту – Генка умер! Летом 2009 года. Не выдержал организм. Не верится…ровно год назад сидели вместе в моем кафе «Берлинский погребок», столько планов у него было. Он расписался на моей стене почетных гостей.)

Позже редакцию «Иркутский Университет» возглавил Олег Всеволодович  Желтовский, профессиональный журналист, не суетившийся в жизни. «Наш Олежка». Знающий себе цену и место. До лета мы работали в редакции, а летом, скорее,  в стройотряды. Стройотряды в жизни студента занимают самое лучшее место. Как же без них, без костров, работы, песен? Стройотряды нас всех закалили, сплотили. В памяти остались лучшие друзья, живущие и давно уже ушедшие из этой жизни. И остались рядом те, кто шел по этому пути. Раз поехали проверять отряды в Нижнеудинск. Стучит по рельсам вагон. Мимо окон пролетают сибирские полустанки. И вдруг Олег говорит: « Какой интересный лозунг!» Поезд замедлил перед станцией свой ход и мимо нас проплывает огромный плакат-растяжка « Любите Родину, мать вашу!». То, что произнес Олег и какую интонацию он выбрал, было просто талантливо. Сделав акцент на словах «Мать вашу!» он показал, что Родину надо любить по приказу.  Это было дерзко и опасно. Ведь на улице был семьдесят четвертый год. Приехали в гостиницу. Взяли один свободный номер. Дородная, еле двигающаяся администратор гостиницы, записав наши данные, спросила: «Девочек не желаете?» Мы удивленно посмотрели на нее. «Ну, девушек, для вечера. Посидите, выпьете. А?» Заявив, что мы устали с дороги и хотим просто отдохнуть, мы двинулись по коридору в сторону нашего номера. Но это «вещество, « каким то образом нас догнало и опять спросило о личностях другого пола.  И тут Олег, делая важное лицо,  говорит:  «А, что Вячеслав Гаврилович, у вас на московском телевидении, таких еще сюжетов нет?  Ладно, пусть приходят и шампанское принесут! А мы камеру распакуем». Все! Запахи этой тетки нас больше не беспокоили.  И как она так быстро успела раствориться?
Поехали как-то раз мы в Москву. Нам было интересно ознакомиться с работой комсомольской организацией МГУ. Летели все в одном самолете, смеялись, хохмили, заигрывали со стюардессами. Молодо-зелено. Полет просто прошел незамеченным. Разместили нас  в общежитии университета. Договорились через пару часов встретиться в фойе главного корпуса. Надели самое лучшее. Стою, жду. Заходит Олег, смотрит удивленно на меня. Потом говорит: «Рубашечку, где брал?» На нем такая же рубашка как на мне. Заходит Сергей, за ним Володя Закопнюк - первый командир «Премьеры». (Ушел рано, земля ему пухом). Оба в таких же рубашках, как и мы. Вокруг стоит хохот. Так и ходили по Московскому университету. Как цыплята из инкубатора. А что делать? В Иркутск привезли только такую партию. Бедность была.  Мне было всегда приятно общаться с Олегом. Он отличается от многих точным построением фразы. Солидностью мысли. Сейчас Олег Всеволодович Желтовский - генеральный директор холдинга « СМ1», издает более десяти газет и журналов. Иногда не ладится со здоровьем, ну что - же. Возраст. Все бывает. Поддерживает его в этом мире его верный спутник, его звезда - жена Тамара.

В жизни бывает очень много  непредсказуемых встреч. Ты знаешь человека сначала в одной плоскости, и вдруг узнаешь его в другом свете. Работая в стройотрядах, привыкаешь к коллективному разуму, к единству идей и цели. Способы достижения этих целей может быть разная, но если работает хорошая команда, она способна использовать все реальные методы в одном ключе. И находятся люди, умеющие одновременно поставить цель и  найти единые способы достижения цели. Один из них  Игорь Александрович Конопак.  Знаком я ним с 1972 года. Он пришел к нам на рабфак читать лекции по обществоведению и философии. С ним  было весело, да и предмет запоминался легче. Меня поразила манера преподавания. Он ходил по лекционному залу, низко опустив голову, думая о чем-то своем. Он рассказывал нам тему занятий, вдруг сбивался. Останавливался и спрашивал: «Где, же я,  ее потерял?» Молчание. Снова тот же вопрос: «Где же я, ее потерял?» С этим вопросом он начинал обращаться к сидящим в первом ряду слушателям. Потом спрашивал: «Где я потерял нить лекции?» Это было забавно, но таким приемом он заставлял нас задуматься о том, о чем он говорил. Как-то раз полетели мы  с ним в командировку в славный город Уфа. Там проходила выставка студенческих проектов. Прилететь то мы прилетели. А материалы из нашего Университета не пришли! Открытие выставки через два дня. Что делать? Даже стендов нет. Игорь, включив все свое красноречие и обаяние, уговорил все-таки нам помочь одну из организаторов выставки. Нам выделили материалы и краску. Игорь, посчитав, что он выполнил свою часть работ, бросил мне:» Ну, ты давай, крась, я скоро». И ушел. До позднего времени красил я планшеты, писал названия, а утром мы с ним клеили распечатки о нашем Вузе. Выставка состоялась. Когда я уже работал в Москве, Игорь часто прилетал в Москву на подготовку к защите диссертации. И нередки были поздние стуки в дверь. Он появлялся на пороге  сияющий  и с порога заявлял моей жене: «Девочка, быстренько жареной картошечки, только быстренько, Игорь устал. Игорь хочет кушать». Мы с удовольствием встречали его в нашей комнатушке. Все- таки в Москве земляков из Иркутска не так - то часто можно было встретить. Я был всегда рад моим землякам, кто только у меня не побывал. Однажды, когда я не мог отдохнуть из-за очередного посещения, я тоже решил Игорю чем - либо насолить. И вот, у Игоря защита. Узнав об этом, я надел свой гражданский костюм, и отправился на его защиту. Об этом никто из его окружения не знал. Его руководитель, очень приятная женщина, побледнев, попытался выяснить у Игоря, кто я такой. Когда перешли к дискуссиям по теме диссертации, я попросил слова. Игорь побелел, а руководитель покрылась красными пятнами. Немного поговорив о достоинствах и недостатках методов статистических исследований, проведенных соискателем, я мягко перешел к его личности, а затем закончил все хвалебной речью. Все. Тихое молчание. Шок. Все шары «белые». Игорь, отменив традиционное «чаепитие» в институте,  приехал ко мне, и мы с ним выпили за успешную защиту.
В настоящее время  Игорь Александрович Конопак - Декан факультета психологии ИГУ.
Я люблю гулять по Иркутску. В его уголках и улочках спрятано нечто, что дает вдохновение творить. Любая погода приносит в город свой неожиданный, только для Иркутска, подходящий колорит. Заверни за угол и замри от ощущения потери времени. Здесь проскакали казаки, а вот павшие в Чечне прошли мимо. Синие крыло Ангары подпоясало вдруг город, как в древних бурятских легендах. Мой город стар и молод, мудр и хитер, спокоен и властен. Мой город Иркутск.

Была такая стройка… БАМ… Байкало-Амурская магистраль. Забыли о ней уже, почти забыли. А моя память помнит, что приезжал к нам в Иркутскую область интернациональный студенческий отряд ЦК ВЛКСМ «Дружба». Мы встречали его в 1975 году. От Иркутской области его первым командиром был Валерий Рыжиков. Наш Областной комитет  комсомола обеспечивал прием иностранцев и прилагал все силы к обеспечению всего комплекса работ, связанных с этим. Комитет комсомола ИГУ направил меня для такой работы.  В мои задачи входили вопросы, связанные с приемом и отправлением иностранных студентов в места распределения, а также обеспечением нормального возвращение к местам обучения. А это были Москва, Ленинград, Минск, Воронеж, Донецк. Студенты были из всех стран социалистического лагеря. Немцы, поляки, монголы, вьетнамцы, кубинцы, чехи, ангольцы. Валерий Рыжиков  удивительно тактичный человек, смог создать обстановку доверия и ответственности в отряде. А это более 800 человек. В последствии защитил диссертацию,  работал секретарем комитета КПСС ИГУ. Долгое время работал в фирме «Облмашинформ» у Владимира  Ильича Рожкова . Не все складывается гладко на жизненном пути. Но не сдаться, не свернуть, не предать самого себя и других  - вот необходимые качества человека в любой жизненной ситуации. Всеми этими качествами и обладал Валерий.
С этого времени я практически работал со студенческим отделом  Областного комитета комсомола. Познакомился с Галиной Высоких. Она отличалась  от всех своим проницательным предвидением и строгой требовательностью к себе. Помню, как она, узнав, что моя невеста из Германской Демократической республики, сказала: « Подумай очень хорошо, как наши органы на все это посмотрят! Всю карьеру испортят. Но если любишь, поступай, как подскажет сердце». Она, конечно, была права. И знала эту жизнь изнутри. С момента, когда это стало известно, все резко изменилось.  Меня вызвали в Иркутское Управление КГБ СССР на Литвинова. «Вы сами сломали свою карьеру!». Потом были увещевания на разных уровнях.  А, я поступил так, как подсказало мне сердце. Честно говоря не жалею нисколько об этом. У меня выросли хорошие дети, и  я сделал неплохую карьеру в Европе.
Дружеские отношения у меня сложились с Игорем Гордеевым - студенческий отдел обкома ВЛКСМ. Мне было приятно, что, несмотря на разницу в нашем возрасте, он не стеснялся показать свою симпатию ко мне и на равных решал возникающие вопросы. Когда  я был назначен заместителем командира ССО «Дружба» и мне надо было переговорить по поводу задержек поставки материалов на подъездные пути в Братске, он, выслушав меня, договорился о встрече непосредственно с руководителем промышленного отдела  Обкома КПСС. Вопрос был решен. Материалы поступили. Несмотря на то, что мое утверждение в должности, проходило через ЦК ВЛКСМ, работать с москвичами в руководстве отряда было очень сложно, да и опыта мне явно не хватало, но рядом были эти ребята.
Помогали и советом и делом. Так что комсомол был для меня самым главным в профессиональной жизни. Где еще было студенту юрфака учиться правилам дипломатии, правилам поведения, выдержки, самообладания? Работая в стройотряде «Дружба» я встречался со многими представителями  Центральных комитетов  молодежных организации ГДР, Болгарии, Венгрии, Чехословакии, Вьетнама. Со многими из них до сих пор у меня сложились самые настоящие дружеские отношения.  Потом в Берлине именно через них я познакомился с Эгоном Кренцом, секретарем молодежной организации «Фрайе дойтче югенд», который волею судьбы позже ненадолго сменил Эриха  Хоннекера на посту руководителя страны.
ИССО «Дружба» ЦК ВЛКСМ


Современное – это хорошо забытое старое!
Не я это сказал, но попытался подправить. Новое – это одно, а вот современное, совсем другое дело!
Итак, с чего начать. С комсомола или студенчества?
Мой сын, после моих рассказов, очень жалеет, что не жил тогда. Где сейчас возьмешь тот энтузиазм, ту энергию, которую мы имели. Мой сын не понаслышке знает, о чем говорит и что чувствует современная молодежь. То, что мы имели, у них, к сожалению, давно отняли и заменили двуликостью, цинизмом, дибилизмом и упрощенным инфантилизмом… Вот понесло старика.… А ведь это  мои же современные  студенты рвутся в стройотряды, в добровольные дружины, в политику. А я ворчать собрался.
Перелистываю найденные старые газеты, фотографии, письма. Вспоминаю Интернациональный отряд «Дружба» ЦК ВЛКСМ. Вот заметка. «1975 год - Впервые был сформирован сводный интернациональный отряд «Дружба» из представителей молодежи девяти социалистических стран, который успешно работал на БАМе.»
А вот еще – «1976 год – ИССО «Дружба» ЦК ВЛКСМ снова на БАМе.»
Я пришел в Иркутский государственный Университет имени А. Жданова в 1972 году. И уже в 1973 году поехал работать в качестве бойца в Нижнеудинск в составе ССО «Премьера», командиром был Володя Закопнюк (рано ушедший из жизни), комиссаром Володя Саунин (директор САФа, проректор ИГУ). Рядом были мои друзья – Тагир Абдулов (ученый-историк), Евгений Протвинев (директор школы), Наталья Гетманенко (директор информационно-аналитического агентства)  и многие другие. В отряд ездил каждый год. Что и говорить, жили - то мы не сытно, но зато счастливо. А в 1975 году я работал уже в штабе ССО ИГУ, проверял работу наших отрядов. Командировки были по Иркутской области, со мной отряды проверяли Игорь Конопак (директор центра психологии ИГУ), Олег Желтовский (президент Холдинга изданий) и Геннадий Коровкин (судья).
И однажды студенческому отделу Иркутского обкома ВЛКСМ понадобилась помощь в организации приема и отправки в города СССР более 500 бойцов ИССО «Дружба».  Прилетали почти все отряды, в том числе – ССО «Пламя», «ИнтреБАМ», «Гянджлик» и другие. Заместителем командира штаба ИССО «Дружба» был иркутянин Валерий Рыжиков, уже в том время довольно известная личность области.  Представляете лето в разгаре, а всех надо отправлять самолетами. Где билеты взять, где разместить, как упростить все процедуры и многое другое. Ведь более 200 человек иностранцы! И паспортно-визовый режим никто не отменял. Но нам помогал в этом Иркутский обком КПСС, где напрямую решались многие сложные вопросы. 
Попалась пожелтевшая газета, моя статья из газеты "Иркутский Университет". Сколько лет мой отец хранил ее в архиве… «Раннее августовское утро в  аэропорту. Мерный гул самолетов плывет над взлетной полосой. Снуют юркие желто-красные машины, один за другим подходят автобусы аэродромной службы. Как в старом немом кино быстро мелькают лица людей. Кого-то уже встретили, а кто-то еще ждет прибытия самолета... Ждем и мы. Мы — это группа обкома ВЛКСМ, ответственная за встречу интернациональных студенческих строительных отрядов из стран СЭВ. Сегодня прибывает первая большая группа бойцов. Волнуемся, стараемся шутками скрыть свое состояние. Каждый думал, наверное, о том, как пройдет эта встреча. Внимательно вглядывается в световое табло Игорь Гордеев — член обкома ВЛКСМ, зав. отделом студенческой молодежи. Смотрит на часы Александр Василенко.  Смеется Оля Столяровская — инструктор обкома: «Что-то не летят!» Лина Шишкина и Тамара Дорошкевич отправляются получать информацию у диспетчера аэропорта. Как ни ждешь, а желанная встреча всегда неожиданна. Самолет произвел посадку и покатился по бетонным плитам. Открывается дверь, и по трапу стекает ручей стройотрядовских курток. Мелькают эмблемы: «БАМ», «Улькан», «Усть-Кут», «Якурим»... Откуда-то появились цветы. Нина Шишкина услышала польскую речь и живо вступила в разговор. Оказывается, прибыли ребята из Польши, Кубы, Чехословакии и ГДР. Раздается смех: высокий негр застрял в проходе   со  своим  «тамтамом». Павел Дорчевский из ПНР, комиссар отряда, работавшего в Якуриме, рассказывает о трудовых днях на БАМе, делится своими впечатлениями Таня Руис  Гонсалес  и  Дэзи   Рунги - кубинки, они покорены сибирской тайгой. Смеются: «Комары большие, больно кусают!». Девчата довольны работой, довольны и тем, что увидели большую Сибирь и ее стройки. Ребята     интересуются,   где они  будут    жить,     увидят ли Байкал. Видели его только из окна самолета. Здорово! Группы рассаживаются в автобусы. Объявлен маршрут: »Иркутск - Листвянка». Все в восторге! Ура, едем на Байкал! И даже погода, дождливая и ветреная, не пугает их. Еще бы увидеть «жемчужину   Сибири» своими   глазами! Байкал в этот день был неприветливым. Но было приятно видеть в глазах у ребят восхищение такой стихией. Большой интерес вызвал у гостей музей Лимнологического института. Дитмар Кунц поражен огромным окунем, пойманным в водах Байкала. Он заядлый рыбак и поэтому сразу же начинает рассказывать о рыбах, которые водятся в реках и озерах ГДР. А еще ему понравились омуль и красавец баргузинский соболь. Домой ехали весело, с песнями. Павел Дорчевский рассказывал веселые истории, пародии, а потом приятно удивил нас песней «Любимый Иркутск - середина земли», которую он выучил  на БАМе. У ребят всего несколько часов отдыха, потом торжественные мероприятия и снова в полет, теперь к местам учебы.  Вот и  пришло время прощаться с гостеприимным Иркутском. В день прощания с Сибирью стройными колоннами застыли  бойцы   отряда  «Дружба»  у памятника  В.И. Ленину. Здесь состоялся митинг, посвященный завершению трудового семестра. После окончания митинга, под звуки военного оркестра, прошли бойцы к мемориалу воинам-иркутянам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. Звучит торжественная мелодия. К вечному огню возлагают цветы кубинец и монгол, русский и вьетнамец, немец и поляк. В скорбном молчании застыли парни  и  девушки,  не  знавшие войны. B эти минуты в глазах ребят из Вьетнама можно было прочесть особую значимость происходящего Многие из них видели смерть и разрушения   на   своей   Родине.  Быстро пролетели дни встреч и знакомств. Прощаясь с новыми друзьями, мы знали, что еще не раз услышим о них, увидим их улыбки. Ребята из первого интеротряда уже оставили свои автографы здесь, на БАМе. Это мосты и дороги, дома и теплотрассы. Здесь, в Сибири они оставили тепло своих рук и сердец.»
Конечно, всех не помню, но помню Павла Дорчевского, Дитмара, Катю из Болгарии, Ряузова Анатолия (командира отряда МИХМа) и его комиссара  Сорокина Виктора Я был в это время, почти два месяца,  безумно  влюблен в Ханнелору Брун, студентку из Москвы. Было ощущение полета, и, наверное, поэтому все кончилось благополучно. Я имею в виду размещение и отправку студентов. Все улетели здоровыми и живыми. После долгих недель безумно тяжелой работы, снова наступили студенческие будни. Юридическая практика, работа в комсомоле, командировки в Москву и Уфу, сессия, Новый год. При каждом удобном случае я летел в Москву. Билет для студента стоил 42 рубля. Работал. И я  так хотел снова  увидеть ее бездонные глаза. Это уже потом мы прожили с ней тридцать лет и вырастили пятерых детей.
 На следующий год меня снова пригласили в обком комсомола и предложили поработать в ИССО «Дружба» уже в качестве заместителя командира центрального штаба. Я спросил, а можно ли будет в отряд принять бойцом студентку МЭИ Х. Брун? Ответ был – все согласуем! Подумав, я согласился. Меня убедили в этом секретарь обкома Галина Высоких,  Игорь Гордеев и Саша Василенко. Раз надо, значит надо. В Москве подключился к выполнению моей просьбы и командир штаба отряда Николай. Я его не знал, и никогда не видел, но он сделал невозможное, Ханну включили в киевский линейный отряд. В свою очередь обком ВЛКСМ направил письмо в ЦК ВЛКСМ, и пришел ответ – утвердить В.Шляхова заместителем командира центрального штаба ИССО «Дружба». Я уже знал, что мне предстоит – не дуть губы и делать важное лицо, а работать. Я иркутянин, хорошо знаю область, знаю менталитет людей здесь. А штаб был весь из Москвы, и заносчивости у них хватало. Это уже тогда понимали. И я знал, что в Иркутской области московский характер будет  невостребован. Придется привыкать. Так  и получилось позже. Потому что формирование отряда проходила с этакой лихой подоплекой – раз ЦК ВЛКСМ – деньги будут! Без учета состояния экономики области и возможностей предприятий. Мы сидели в отделе промышленности обкома партии и пытались решить, каким образом мы сможем обеспечить работой более 800 человек!  Это сейчас говорят, вот коммунисты ничего не делали… Неумные так говорят, а на местах сидели экономисты, которые из «го…на» могли конфетку сделать. Не чета пришедшим им на смену «рвачам» и «демократам». Я видел это все изнутри, не из зала заседаний.
В связи с тем, что желание иностранной молодежи работать на передовых стройках СССР росло с каждым днем, Совет Министров СССР своим распоряжением от 30 июня 1975 г. № 1525р в целях создания надлежащих условий для работы интернационального отряда молодежи стран-членов СЭВ, занятого на строительстве БАМа и Усть-Илимского лесопромышленного комплекса поручил Минэнерго СССР, Министерству бумажной промышленности и Министерству лесной промышленности СССР подготовить в сроки, согласованные с ЦК ВЛКСМ, жилые здания и объекты культурно-бытового назначения для размещения и обслуживания интернационального отряда молодежи стран-членов СЭВ, а также своевременно провести мероприятия по приему и трудовому устройству рабочих этого отряда. Также поручил Минсвязи СССР обеспечить организацию в 1976 г. прямой телефонной связи г. Усть-Илимска с г. Москвой и предоставление международных телефонных разговоров из г. Усть-Илимска с городами - столицами стран-членов СЭВ, участвующих в строительстве Усть-Илимского лесопромышленного комплекса; увеличить количество экземпляров центральных газет и журналов, направляемых в г. Усть-Илимск, для продажи через розничную сеть Союзпечати и расширения подписки
И сначала была  кропотливая подготовительная работа. Мне сказали сразу – возникают проблемы, решать не со штабом, а сразу в отделе промышленности обкома партии. То же самое подтвердили и в КГБ. Мне дали зеленый свет. Штаб еще не прилетел в Иркутск. Они прилетели, когда все по устройству отрядов было сделано, но когда я им прямо сказал, что должен сообщать в Обком партии о возникающих трудностях, что началось…  Ах, как сразу  москвичи обижались на меня и на местную партийную  верхушку. Нам не доверяют!  Я смотрел на них и думал – нет, не понимают они, еще ничего не понимают, куда они вообще попали! ЦК ВЛКСМ здесь уже не решает!  Ну не тянет московский гонор на понятливый иркутский сленг. Как они хотели работать с местной властью? Шесть Швейцарий в области! Они так и не поняли, что я к ним относился с любовью и признательностью, учась у них. Потому что это были сотрудники УДН, они то должны были знать, что такое дипломатия. А я был для них так, «сибирский валенок». Но надо отдать должное – ребята в штабе были отличные! Командиром отряда был Николай Карпусь (член-корреспондент Академии национальной безопасности и охраны правопорядка, независимый эксперт при Отделе государственной гражданской службы и кадров Правительства Московской области.)  Высокий, худой. Выдержанный и  спокойный парень. Он был старше всех нас. Я уверен, что он - то точно  понял, что через меня можно что-то двигать и мне можно доверять. Он же помог мне в том, что в отряд из  МЭИ была направлена бойцом моя невеста Ханна. Благодарность ему я  ношу до сих пор. Именно мы с ним решили вопросы увеличения  заработной платы бойцам отрядов. Нужен был разговор на высоком уровне, после экономических расчетов я улетел в Иркутск. Это было не так просто сделать. Нужны были аргументы, и я их нашел.  Например, оклад студентов интернационального студенческого строительного отряда «Дружба», работавшего в управлении строительства Усть-Илимского ЛПК  была установлена: командир отряда – 185 рублей, комиссар отряда – 160 рублей, мастер – 165 рублей, завхоз 100 рублей, повар 97 рублей, маляр 143 рубля, плотник-бетонщик 153 рубля, переводчик 135 рублей, и т.д. Плюс все коэффициенты. Выходило за сезон около 500-600 рублей! Это было уже выше зарплаты постоянных рабочих. Могло быть недовольство именно в их среде. Социальный взрыв. Люди жили в нищете. Я сам лично ездил в Усть-Илимск, когда там возникли ошибки в начислении зарплаты. Разговаривал с руководством и рабочими. Объяснял - пусть это будет наша благодарность за труд иностранцев на нашей земле. И это было важнее всего, люди это понимали.  Каких  стоило усилий по организации медицинского обслуживания отрядов или организации вылета отрядов при перемещениях.  Москвичи не видели всей закулисной работы, они считали, что это все происходит «как надо». Я видел же другое – развал был везде. В организации, в планировании, в снабжении. Дислокации отрядов не прошли необходимых проверок. Мы с трудом организовывали снабжение отрядов продовольствием, одеждой. Мы оголили спецсклады с японскими товарами,  и это только лишь для того, чтобы дать возможность бойцам отряда прибрести то, что они никогда не видели и в своих странах. Конечно, это было не всем по силам, и хватало не всем. Но это было. Постоянно приезжали комиссии из ЦК братских молодежных организаций, им надо было организовать достойное размещение, питание, культурную программу. У меня, в отличие от членов штаба, были специальные талоны, которые позволяли мне сделать все невозможное. В одной из поездок я познакомился с Эгоном Кренцом, с которым позже встречался в ГДР. Ребята из  Чехословакии были вообще неприхотливы, отсидев всю ночь в ресторане поезда, первым делом попросили сводить их  в «черную» баню. Пришлось искать. Нашел…они потом молча сидели на улице, и давили комаров, не решаясь более зайти в теплое помещение.  Так же мы вместе со штабом в Братске опробовали еще одну «баню по черному». Это было так здорово. Тишина, высокое небо, закат над тайгой. Это была наша жизнь. И сидели мы одинаково  голые, без регалий  на пеньках деревьев, вдыхали этот незабываемый запах тайги. 
Вчитаемся в воспоминания одного из бойцов отряда. Прошу заранее прощения у Сергея Макарова. Уж извините, но его  «трезвое видение» изнутри впечатляет!   «Все началось с вызова в середине сессии к нашему командиру Звездный-75. Под секретом сообщают, что создается отряд под эгидой не Бауманского райкома, а ЦК ВЛКСМ. Обещали, что дадут заработать. Основная масса отряда предполагается из иностранцев, русское землячество (так называли) из МИХМа. Мы должны были составить основной костяк будущих бригад, т.к. изначально предполагалось (необоснованно, впрочем), что строительного опыта у иностранцев нет. Всего набирали около 20-30 человек, только хорошо зарекомендовавших себя по прежним ССО. Комплектовал команду наш однокурсник (бригадир Звездного, отслуживший срочную) Боря Шалимов, к тому времени практически отчисленный с дневного по причине сопромата и высшей математики. «
( Справка: Отряд МИХМа в составе 60 человек прибывает из Москвы 2 июля 1976 года в 12.43 часов, старший Игорь Нарышкин. Встречают В.Шляхов и А. Василенко. Все студенты едут на Байкал, вечером  вылетают в Братск, затем поездом до Усть-Илимска. )
»Самолетом до Братска, там ночевка в каком-то общежитии. Чтобы русское землячество не шалило, нас заперли, ключ забрали), удобства были в номере), но и у нас с собой было. Приехали в абсолютной темноте, поэтому для противодействия иностранным техническим разведкам бутылки бросали в окно, где виднелись какие-то деревья.  С утра, проснувшись, ужаснулись: была асфальтированная площадь вроде Тверского в Москве. Но обошлось: ни в кого не попали, очевидно, по причине позднего времени и малолюдности, а не из-за сбитого прицела. Для иностранцев предполагалась экскурсия по Байкалу на ракете, однако ключ от нашей комнаты куда-то потеряли (видимо у начальников тоже с собой было) и русское землячество почти в полном составе туда не попало. На всякий случай, помня про окно, сделали вид, что обиделись. Поезд до Усть-Илимска (строительство ГЭС для обеспечения БАМа). По ходу перезнакомились: каждой твари по паре. Был представлены: неизбежный ГДР, Польша, Чехословакия (очень приличные ребята), Венгрия (был чемпион Венгрии по дзюдо), Болгария (самое многочисленное землячество), Куба (включая экзотичного по тем временам негра в звании капитана), Вьетнам, Монголия (достали только двух человек).  В основной массе это были дети каких-нибудь начальников (вроде двоюродного племянника Че Гевара, дочери Болгарского Аэрофлота и пр.). Исключением были вьетнамцы, которые были поголовно то ли чекисты, то ли военные, но работали как звери, несмотря на малый размер (поначалу даже настаивали отказаться от святых для всех ССОшников ежечасовых перекуров, но мы им быстро мозги вправили). Кстати, в отличие от БАМа, сухого закона в Усть-Илимске не было, поэтому портвейн на таких мероприятиях был представлен в ассортименте. В выходные ходили в тайгу, на очень красивый мост, рыбалки, как и в Звездном, никакой. Чтобы оправдать звание ЦК, нужна была агитбригада, какую-то комсомольскую ведомость требовалось «оптичить». Вот тут мы и развернулись.  Пели песни, показывали какие-то КВНовские миниатюры. Неизбалованная публика принимала хорошо, благодарили, по местной традиции, портвейном. Неплохо.»
А вот еще одно. Пишет Игорь Бойков.
«В 1976 году я был в стройотряде, не помню, как он назывался, в Усть - Куте в СМП-586(?) от Университета Дружбы народов. Строил радиостанцию для БАМа (для Осетровского порта) в семи километрах от Усть-Кута в сторону аэропорта. Бывший полицай вручал грамоту за отличную работу, бывший майор "Абвера" учил ставить столбы линий электропередач в три рыла. Ямы под опоры ЛЭПа  в тайге 2.5х2.5х2.5мм в мерзлоте вчетвером выламывали за один рабочий день. В день строителя негр из моего отряда и из моей группы - Онек  (Руанда, он снимался в фильме "Центровой из поднебесья") свалился от солнечного удара. Усть - Кут шалел. В деньгах нас обули. Привет Энтузиастам!
С тех пор только шабашил. «
Конечно, красочное описание,…но для нас это давно не было новостью. Мы уже «вели» отряды с момента их организации. А набор проходил, скажу прямо, поверхностно. В любом городе страны. Бойцы российского землячества нередко  ехали  с «гонором», с твердым убеждением в своем превосходстве, как в физических возможностях, так и в положении по отношению к другим отрядам и их бойцам. Конкретно я знал, кто придет в отряд, где часто пьют, теряют контроль над собой, хулиганят и т.п. Лишь бы не было трупов.  На обком комсомола  и Центральный штаб ИССО «Дружба» свалилась самая настоящая военная операция. Вот смотрите – 3 июля 1976 года прилетают в Иркутск: Рейс 129 – 69 человек (МИИТ, УДН) старший Леонид Карпов, Рейс 127 – 22 человека (МИХМ), Рейс 121- 43  человека (УДН) старший Александр Цветинский, Рейс 6135 – Ростов, 23 человека, старший Ю.Толстик, Рейс 3740 – 95 человек, Одесса-53 человека, Ростов – 22 человека, Харьков – 57 человек, Баку 32 человека, Киев 67 человек… И так всю ночь.  Отряд «Монолит» - командир Зюзин, «Агидель», «Ермак» - командир Паршин, «Магистраль» - командир Сорокин.  Переброска такого количества человек была завершена в два дня! Представьте себе! Ни одного экстремального случая. Аэрофлот оказался на высоте. Не подвел. И вечером следующего дня мы стали отправлять отряды к местам дислокации.
Справка. Архив Иркутского обкома.
 В 1976 г. бойцы отряда ИССО «Дружба»  работали на объектах промышленного и гражданского строительства, на балластировке и выправке путей в Усть-Куте, Усть-Илимске, Звездном, Братске. Деятельность интеротрядов давала хорошие показатели производства. В 1976 г. бойцы интернациональных студенческих отрядов к новому учебному году произвели ремонт 8 школ, изготовили и передали школам 80 стендов, наглядных пособий, построили и отремонтировали более 40 спортивных площадок. Так, бойцы интеротряда «Пламя» оборудовали спортивную площадку и оформили 6 учебных кабинетов и пионерскую комнату для школы-интернат в поселке Осиновка. Отряд «Сибирь» университета Дружбы народов им. Патриса Лумумбы произвел капитальный ремонт школы № 5 в городе Усть-Куте. Бойцами интернациональных студенческих отрядов построено 150 км железных и автомобильных дорог в Усть-Кутском, Казачинско-Ленском, Усть-Илимском, Зиминском районах. Произведен ремонт 7 км автомобильных дорог в сельской местности, построено и отремонтировано 86 сопутствующих объектов, посажено около 2 тыс. саженцев деревьев и кустарников. Отряды «Витязь» и «Бригантина» университета Дружбы народов им. Патриса Лумумбы отремонтировали спортивную площадку и помогли оформить школу в поселке Звездном. Сравним, в 1975 г. в Иркутской области работало 681 студента из интернациональных отрядов. Иркутскими вузами для работы в строительных отрядах было направлено 104 монгольских студента. 129 человек из ГДР, Венгрии, Польши работало по обмену. В 1976 г. на территории Иркутской области дислоцировалось 41 интернациональных ССО, в которых работало уже 756 иностранных студентов.  Интернациональными отрядами проделана значительная производственная и общественно-политическая деятельность. Впервые в 1976 г. на стройке «Город» работали два интернациональных ССО «Побратимы» и «Дружба». В ССО «Побратимы» работало 11 монгольских студентов, которые приняли участие в строительстве очистных сооружений и теплотрассы по городу Иркутску. Руководил отрядом А. Павлов. Студентами освоено 11 тыс. руб. капитальных вложений. В ИССО «Дружба» работали студенты Высшей технической школы из Карл-Маркс-Штадт, в количестве 48 человека. Командиром отряда был Вернер Стрекке, комиссар - Штэфан Кленшмидт, переводчик - Иохим Крюгер. Студенты приняли участие в строительстве проспекта Карл-Марск-Штадт в микрорайоне Солнечный города Иркутска. Отрядом освоено 28 тыс. руб. капитальных вложений. Выработка на одного бойца в обоих интеротрядах составила около 400 руб. В период трудового семестра 1976 г. в составе областного отряда трудились посланцы Польши, ГДР, Венгрии, Монголии. Отряд Университета Дружбы народов им. Патриса Лумумбы принял участие в строительстве вторых путей Тайшет-Лена.
Как бы мы не старались, полностью контролировать 800 человек одним составом штаба было невозможно.
Нас было всего 6 человек – командир, зам.командира, комиссар, инженер штаба, врач, завхоз. Мы старались опираться на штабы отрядов, но разброс по Иркутской области был большой. И, к сожалению нередко «детские» шалости студентов кончались трагически. В результате серьезных недостатков в обеспечении безопасных условий труда и быта студентов, в результате нарушения Устава студенческого строительного отряда утонул студент Ереванского госуниверситета. Мне пришлось переправлять его тело в Иркутск. Во время проведения спортивных игр получил смертельную электротравму боец отряда им. Луиса Корвалана Ереванского госуниверситета. В период с 9-20 июля 1976 г. произошли серьезные инциденты в интернациональных отрядах дислоцирующихся в городах Братск, Усть-Кут, поселке Чуна, связанные с проникновением на территорию лагерей хулиганствующих подростков. Были зафиксированы многочисленные стычки с местным населением, один их бойцов был ранен в живот. В одном из отрядов повесился вьетнамец. В киевском отряде был случай дизентерии. Наши контрольные поездки приносили свои плоды, но охватить все целиком было просто физически невозможно. Мы постоянно были в движении, сотрудничали с местными органами КГБ и милиции. А как иначе, время было такое - в области работали 41 интернациональный студенческий отряд, в составе которых трудилось 756 студентов из 49 стран мира.  Приезжаю на проверку киевского отряда и что вижу? Бойцы отряда висят на поручнях маневрового  паровоза и обкатывают, только что уложенные пути!!!  Восторженные лица, революционный порыв, единение наций! И моя Ханна с ними! Остановил паровоз, подозвал к себе машиниста, сказал ему пару впечатляющих фраз,…потом собрал рабочие удостоверения всей группы и вписал им всем до единого замечания о нарушении правил техники безопасности.  А это был минус в оплате!  Ханна со мной неделю не общалась. Правда, Николай Карпусь с ней поговорил, все утряслось. 
Из воспоминаний  председателя первичной профсоюзной организации студентов и сотрудников РУДН, заместитель декана по вечернему и заочному отделению факультета экономики и права, Александра Александровича Белоусова. 
«Я пять лет являлся активным бойцом стройотряда (УДН) РУДН.  В 1973 году я впервые поехал со стройотрядом «Юность планеты» в Казахстан.  Мотивирующим фактором было и то, что мы зарабатывали серьезные деньги. Например, моя повышенная стипендия составляла 78 рублей, а за время работы в стройотряде мы могли заработать 600-700 рублей, что обеспечивало нам безбедное существование в течение целого года. С одной стороны, это была хорошая материальная поддержка, а с другой  приобщение к созидательной деятельности всей страны. Самые яркие воспоминания это, пожалуй, те праздники, которые мы устраивали сами себе. День строителя, который заканчивался карнавальным переворотом и свержением начальства: мы в шутку назначали собственное руководство, высказывали претензии своему руководству. Каждый год я говорил себе, что больше не поеду, что это тяжело и трудно, но наступала весна, и я опять начинал собираться в дорогу. В нынешних условиях индивидуализации всей жизни – стройотряд, это не только средство обеспечения определенного дохода, но и социализация наших студентов, потому что именно в стройотряде проявляются и взаимовыручка, и помощь, формируются группы по интересам. Это, на мой взгляд, очень здорово.»
Мне не было скучно, работы было много, но я выбрал время и в детском саду, недалеко от расположения нашего штаба, начал роспись стен. Мне так хотелось отставить детишкам это чудо сказки, в процессе работы ко мне попросилась в помощь (в свободное время от работы) моя  Ханна. В остальные дни она работала в киевском отряде по прокладке подъездных путей в Братске. Поблажек не было. Но самое интересное, что этой работой увлеклись и члены нашего штаба. Они по очереди расписывали фрагменты стен. Так что все люди талантливы! Детишки, наверное, были долго довольны рисунками.
 Вот, нашел и еще одну ссылку. 
«В нашем Университете кафедрой экономики предприятия и предпринимательства экономического факультета заведует доцент Николай Петрович Карпусь – солидный, образованный, интеллигентный человек. В 70-е годы он был прилежным студентом нашего Университета и каждое лето становился активным участником строительных отрядов, а если точнее -  командиром линейных отрядов, а в дальнейшем и командиром Штаба «Меридиан дружбы» и командиром интернационального отряда ЦК ВЛКСМ «Дружба» на БАМе.  Вот что он рассказывает. В то время в отряде ЦК ВЛКСМ «Дружба» наши ребята делились также опытом работы стройотрядов со студентами из социалистических стран и советских республик. Все мы знаем, что опыт – вещь надежная и незаменимая, обладать им – уже счастье, а делиться – вдвойне приятно. Таким образом, благодаря инициативности и активности студентов организовывались строительные отряды волонтеров и в других странах. Многие успешно продолжили свою карьеру в бизнесе, стройотряды – школа для бизнесменов. Тем, кто работал в стройотрядах, проще найти свою нишу в бизнесе, предпринимательских структурах. Да и помимо всего этого жизнь была очень насыщенная, интересная...»
«Слава, здравствуй! Очень рад твоему письму, сразу далекое прошлое встало перед глазами. Особенно яркие воспоминание, когда ты у костра  с гитарой исполняешь "Четвертый год нам нет житья от этих фрицев..", абсолютно не обращая внимание на то, что  Ханне,  наверное, было не  совсем уютно слушать текст... Пятеро детей!!! Молодцы, но не верится, я вас совсем молодыми помню, поэтому сложно представить многодетными. В Иркутске был несколько раз, только транзитом, когда у нас был филиал РУДН в Северобайкальске. На Байкале - 6 или 7 раз был, но с другой стороны.
Когда будешь в Москве - обязательно позвони, буду рад тебя видеть!»
Справка.  «Карпусь Николай Петрович. Родился 21 сентября 1946 года. Окончил факультет экономики и права УДН по специальности «Планирование народного хозяйства» и аспирантуру Университета по специальности «Экономика и размещение производительных сил (развивающиеся страны)». Принимал активное участие в деятельности интернациональных студенческих отрядов университета, являлся командиром факультетского ИССО «Юность планеты», районного ИССО «Меридиан дружбы» в Москве, Всесоюзного ИССО «Дружба» ЦК ВЛКСМ на БАМе».
Прошло столько лет, но все это было как вчера. А может быть вчера - это сегодняшнее, но с другими лицами? Спираль, круг. Вот и опять собираются на БАМе студенты и работают, там, где работали и мы. И это здорово. Не зря мы топтали эту землю!


Теплые дружеские отношения сохранились у меня на многие годы с  Александром Василенко - инструктором обкома ВЛКСМ. Красивый, статный человек. Жизнерадостный, мягко говорящий. Что греха таит, с него я лепил и себя, избирая манеру говорить тихо, не «напрягая» собеседника.  Мы сдружились семьями. Он к этому времени уже был женат, а я только готовился.  Однажды он попросил о помощи. Его брат строил гараж, и необходимо было помочь в бетонных работах, которые я знал по работе в стройотрядах. Даже корочки имел –» бетонщик 3 разряда». А как добираться? Я живу в районе Декабрьских событий, а ехать надо в Юбилейный. Объяснил это Саше, он молча протянул мне ключи от своего мотороллера. Спросил только «Ездить умеешь?» Было стыдно сказать - не умею. На мотороллере точно не умел. Но с 1968 года имел уже права - «Тракторист-механизатор высокого профиля». А высокий профиль заключался в том, что мог работать на всех машинах все равно каких - колесных или гусеничных. Короче на всем, что могло ездить.  Гараж мы построили, но я никогда Саше не рассказывал, как свалился с мотороллера, резко отпустив ручку сцепления. Саша и его жена Татьяна были одни из первых в Иркутске, с которыми я познакомил мою будущую жену Ханну.  Мы с Сашей летали в Братск, проверяли состояние дел в стройотрядах. Потом нередко встречались, когда я приезжал из Москвы или из Берлина в Иркутск.  Наши дети играли вместе. Несчастье всегда приходит внезапно. Саша попал в автомобильную аварию. Был серьезно ранен, пролежал долго в больнице, почти потерял зрение. Но его сила воли, желание не быть потерянным в этом мире, помощь его жены и семьи поставили его на ноги. Сначала начал работать в Союзпечати, затем создал и работал председателем фонда поддержки малого и среднего бизнеса Иркутской области. Времена были неспокойные, и однажды, люди, которым он доверял, просто убрали его с должности, подделав документы. Выдвигал свою кандидатуру на пост мэра г. Иркутска. Работал директором овощного магазина, затем в партии «Патриоты России»,  был сотрудником комиссии Полномочного представителя по правам человека в Иркутской области, в настоящее время участвует во многих проектах.  Профессионально занимался защитой прав предпринимателей. Написал несколько работ по организации и юридическом сопровождении вновь создающихся малых и средних фирм. Вот что такое комсомольская закалка. Достоянный человек, трепетно сохраняющий за собой право помочь другому.


Михаил Труфанов, просто наш Мишка  – трагически погиб в 1995 году в автокатастрофе, в разные годы был проректором Иркутского государственного университета, секретарем парткома ИГУ, секретарем комитета комсомола ИГУ. Я с ним знаком с 1972 года, нас с ним связывала судьба одного человека и еще работа в комсомоле. Сильный, мужественный человек. Принципиальный и честный. Он мне чем-то напоминал всегда героя фильма «Коммунист». Решал вопросы без выпячивания, без назиданий, но удивительно прямо, строго в соответствии с партийными указаниями. Не было ощущения хоть маленького колебания в сторону от линии партии. Строгий человек. Но никогда не отказывал в помощи. У него великолепная семья. Жена  Вера, работает до сих пор в Университете. Все  лучшие пожелания для нее.  Дочь Татьяна, умная, целенаправленная и мужественная девушка. Мы с Ханной, приезжая в Иркутск, часто бывали у них. А один раз, приехав с моей маленькой Славяной, подарили им детскую коляску. В стране на это тбыл еще большой дефицит. Они были очень рады. Потом мы шли домой по ночному Иркутску. Саунин со своей женой, Миша и Вера. Пели комсомольские песни. Я с семьей  уехал снова в Берлин. Потом я узнал, что Миша погиб. Лоб в лоб с машиной пьяных парней. Он успел рвануть руль в сторону, спас своих, но основной удар пришелся в его сторону. Он успел прошептать, когда его вытаскивали из покореженной машины: « Как Таня и Вера»? Он умер до прихода скорой помощи. Таня и Вера тоже пострадали. Долго болели. Страдали. Как же без него, такого надежного и крепкого. Мир перевернулся. Я приехал на год его похорон. Вовка попросил сделать эскиз памятника и оградки. Собрались на Смоленском кладбище близкие друзья. Говорил Костя Жуков, Олег Желтовский, Володя С. Вера и Ханна плакали. Не много говорили. Выпили водки. Она не горчила, горечь потери была сильнее. Все эти люди, стоящие пред его могилой, прошли с ним не один год. Он был их учителем. Многому научились люди у него. Всегда обидно, когда уходят нелепо. Не виноватые. На другой день было заседание в суде, рассматривалось уголовное дело против виновных в аварии. Мы сидели с вместе Верой и внимательно слушали. Поразило меня то, с какой легкостью молодые парни жалели себя. Только себя. Один из них отделался сломанной ногой, другие только ушибами. У них не было сомнений, что их страдания глубже, чем смерть Миши и страдания его семьи. Типичные моральные «уроды». В это время я уже писал в своих работах о синдроме «моральной тупости», существующей в России. Как это было показательно, видеть это наяву, а не по моим заключениям или сводкам МВД.  Красноречивый  адвокат обвиняемого, поддерживал его, ссылаясь на определенные индиции, которые говорили о том, что и другая машина вылетела на середину дороги, доказывал, что его мандант невиновен. Халатно сработали сотрудники ГАИ, не фиксировали те следы, которые могли бы что-то разъяснить. Был дождь, грязь на дороге, мало свидетелей. Вот так они все объясняли.  Верин адвокат неплохо сопоставлял факты, но было видно, что трудно по крупицам добиваться какого либо признания. Машины встретились почти, что на  середине улицы, они могли бы разъехаться, но следы машины обвиняемого показывали, что не было попыток уйти от столкновения или тормозить. Дело было трудное, это было ясно уже к концу первого дня. Мы поговорили с адвокатом. Кое-что я ему подсказал. Не знаю, использовал ли он это в дальнейшем.
Хочется рассказать один эпизод. В этой истории проявился весь прямолинейный характер Миши. Иркутский Университет направлял в Венгрию строительный отряд, комиссаром которого должен был бы один из опытных стройотрядовцев. Предложили мою кандидатуру. Вроде бы все проходило успешно, но Миша спросил: « Что будешь делать, если застанешь бойцов отряда за употреблением спиртного»? Совершенно четко понимая, что снять отряд и отправить его назад в Иркутск, будет не так то просто, это ведь и финансовый вопрос, ответил, что сначала буду  разбираться с причинами такого поведения и определять круг виновных в этом. А, Миша говорит: «Есть Устав, есть порядок работы ССО. Там говорится четко - отряд снимается»! В этом был он весь. Закон существует, чтоб его безоговорочно выполнять. Хорош или не хорош этот закон. Мне как - то было от этого не по себе. Я был уже другим, и понимал, что законы не всегда несут признаки истины в законченном виде.  Короче, комитет комсомола меня зарубил. Формально они были правы, но я потом всю жизнь сначала пытался разобраться, и только потом решал, что делать на самом деле. Меньше фанатизма в работе. Вот такой урок.

Константин Жуков.
Все мои советские знакомство и дружба- через комсомол. Костя - энергичный, смелый человек. Очень опытный. Знаток многих потайных вещей. Аналитик. Многие считали, что он хранит какую-то государственную тайну. Человек-загадка. Психолог. Основатель факультета ИГУ - социальная психология. Огромное число научных трудов. Великолепный журналист. Его лекции надо было слушать.  Очень тепло относился к моим детям. Всегда расспрашивал мою жену Ханну о жизни в Германии. Он живо интересовался о последних изменениях, связанных с "ликвидацией" ГДР.   Наш общий друг Николай  и мой брат работали в паре хирургов в Ангарске. А если почитать его жизненные заметки, например, вот это:
"2018 год – это год столетия Иркутского государственного университета, поэтому первая из серии зимних «прогулок» будет посвящена ректорам ИГУ 1960-1990-х годов Николаю Фомичу ЛОСЕВУ, Юрию Пвловичу КОЗЛОВУ и Федору Карловичу Шмидту. О этом сообщил руководитель проекта, кандидат политических наук, доцент Алексей Викторович Петров. Он попросил рассказать об этих замечательных людях видного российского ученого, зав. кафедрой физико-химической биологии ИГУ, доктора биологических наук, профессора Валентину Петровну Саловарову и меня. Мы с удовольствием согласились. Первая встреча запланирована на субботу, 3 февраля, в Научной библиотеке ИГУ им. В.Г. Распутина (ул. Лермонтова, 124). Начало в 12.00. Вход свободный.
Твердо убежден, что профессорско-преподавательскому коллективу, всем сотрудникам, аспирантам и студентам Иркутского государственного университета очень повезло в несколько десятилетий. Ведь с конца 1960-х по 1990-е гг. ректорами Иркутского государственного университета были такие настоящие управленцы, талантливые ученые с мировыми именами и замечательные педагоги, как Николай Фомич ЛОСЕВ, Юрий Павлович КОЗЛОВ и Федор Карлович ШМИДТ, обладающие уникальным качеством - достоинством уважать себя и других людей вне званий и должностей.
И самое ГЛАВНОЕ, что осталось в памяти, - это то, что они отчетливо понимали: руководители просто обязаны уметь ладить с людьми – вне зависимости от своих симпатий или антипатий. Они умели ценить достоинства коллег, сотрудников университета, студентов, их достижения в науке, педагогической деятельности, учебе, творческое и ответственное отношение к делу…" И многое становится понятным. Перед нами настоящий ученый и друг.



Олег Петрович Гуменюк – бывший зам. губернатора Иркутской области, доктор юридических наук, преподаватель юрфака ИГУ, преподаватель Академии МВД, директор филиала Российской академии правосудия. Его судьба была не проста. Не все его друзья понимали его полностью. Он старался ко всем относиться спокойно и ровно. Ошибка? Честность? Правда, иногда он был не сдержан, что во многом повлияло на дальнейшую его карьеру. Олег заядлый рыбак, если он собирался на рыбалку, все это происходило в обстановке предвкушения получения огромного удовольствия. Не важно, сколько рыбы он бы поймал. Важно ощущение. Олег прошел хорошую школу стройотрядовского движения, возглавлял штаб строительных отрядов. Закончил аспирантуру, преподавал в Иркутском госуниверситете, затем сменил место преподавания. Настали такие времена. Преподавал в Омской высшей школе милиции. Полковник.  В далеком сибирском городе Иркутске, на берегах заснеженной Ангары, Российская академия правосудия, находящаяся в Москве,  открывала свой новый филиал. Многие мои сокурсники и друзья поддержали Олега, как директора этого филиала. Татьяна Эпова - советник юстиции 1 класса, Галина Змичеровская – судья в отставке , Владимир Васюнин – секретарь райкома комсомола, бывший оперативник,   и многие другие.
Иркутск уже давно  занял в нашей стране положение студенческого города. Таким числом учебных заведений может гордиться не каждый город. Расцветает весенними днями набережная Ангары, нарядные  выпускники и буйство зелени кружатся в одном ослепительно - радостном танце. Это волшебство продолжается все лето. Юные лица, радостные улыбки, знакомства, печаль и слезы, все перемешалось во время выпускных и приемных экзаменов. Жизнь прекрасна, когда в ней есть молодость, смысл и движение вперед.
Наряду со многими ВУЗами, и  Восточно-Сибирский филиал в это время распахивает свои двери всем желающим и верящим в добро, желающим защитить и приукрасить этот мир. Филиал   является одним из звеньев образовательной системы, позволяющей проводить качественное обучение студентов непосредственно на местах и с учетом специфики развития регионов.

Роман Биктимиров – человек-легенда, сотрудник уголовного розыска, ветеран МВД, преподаватель  Академии МВД, декан  и преподаватель юридического факультета РАП. В студенческие годы Роман занимался строительными отрядами. Тогда же в городе работали и отряды с Политехнического института, которые возглавлял Юрий Тен. Окончив Университет, Роман пришел на службу в органы милиции. Сделал блестящую карьеру, вошел в историю Иркутской области как один из талантливых «оперов». Полковник милиции.  Работая с ним вместе в Восточно-сибирском филиале РАП, я постоянно удивлялся его умению ладить с людьми. Но это нисколько не умоляло его требовательность, как к студентам, так и к преподавателям. Надо делать дело. И делать его хорошо.
Необходимость нового подхода к воспитанию профессионалов в области права была продиктована  сложившейся ситуацией в стране.  Во многом образование стало «сырым» из-за неупорядоченного подбора и недостойного материального обеспечения преподавательского состава.  Один час работы преподавателя стоит в Европе  около 30 евро, а в России…?  За низкую зарплату, принуждающую преподавать одновременно в нескольких ВУЗах,  можно ли ожидать качественное инициативное обучение? Нет! Вот и выходят часто у нас специалисты, не имеющие элементарных общих и специальных навыков. Получая образование «сырым», мы не можем рассчитывать на устойчивую и достойную полученным знаниям, оплату и признание. Получившие «сырое» образование даже с годами работы не восполняют имеющихся пробелов, что приводит к  потере авторитета судебно-правовой системы в целом. Все мы знакомы с абсурдными законами однодневками. Но вот консультации и разработки их проводили  « опытные « юристы! Что это стоило, и будет стоить стране?  Мы не добились признания наших дипломов в дальнем зарубежье, значит надо браться за качество образования, а не за количество! На мировом рынке активно используются  российские профессионалы, доказавшие свою профессиональную состоятельность. Выпускать специалиста для дальнейшей доводки на производстве,  в развитых странах себе позволить не могут. Создавая незрелых специалистов, наше образование утрачивает  ценность его получения, толкает на   временное отношение к цели образования.  В России ежегодно  создается масса невостребованных специалистов с неизрасходованными амбициями и претензиями, с нестабильными психологическими установками.

Ректором Российской академии правосудия был назначен Валентин Ершов-профессор, доктор юридических наук,  заслуженный юрист России. Он неоднократно приезжал в филиал, рассматривал его значение как очень важное в Восточно-Сибирском регионе. Когда он проводил свои лекции для действующих работников судов,  в зал невозможно было пробиться.  Я помню, как во время прогулочной поездки на Байкале мы с ним беседовали о развитии трудового законодательства в Германии. Он живо интересовался тем, что нового происходит именно в изменении права, защищающего интересы простого работника. Очень интересный человек, выдержанный, спокойный. Никогда не видел его, повышающим голос на подчиненных.

Учредителями  Российской академии правосудия являются Верховный суд Российской федерации и Верховный арбитражный суд, что само собой говорит о заинтересованности государства в получении профессионалов современного уровня, подготовленных к работе в судебной системе. Дать обществу зрелого, уверенного в себе, умеющего отстаивать интересы общества профессионала - задача, которую поставила перед собой Российская академия правосудия. Делая упор на  расширенный подход к обучению, выстраивая программы с четкой ориентацией на действующую правовую практику, Российская академия правосудия  создает целостный образовательный комплекс. Развитие современного общества требует пересмотра существующих принципов воспитания, нераздельно связанных с правовым взрослением  государства. Просчеты и ошибки  в судебной системе создают предпосылки к неприятию населением развивающегося правового общества.

Виктор К.– начинал в рядах МВД, Калининское РУВД г. Москвы. Я пришел сразу  работать «на землю». Должность – старший инспектор уголовного розыска. Через некоторое время было создано новое подразделение - отдел профилактики. Занимался организацией технологий учета криминального элемента, разработкой тактики и стратегии предотвращения преступлений. Мы были первыми аналитиками, теперь их называют «профайлеры». В эти подразделения были переданы картотеки учета преступников, проживающих когда- либо на территории Москвы. Виктор работал в то время инспектором этой службы  в РУВД. Там и познакомились. Денег не хватало, платили очень мало. Так мы с ним выполняли работы по оформлению магазинов. Так, оформляли магазин «Алмаз» на Авиамоторной улице. Ночью после работы пилили, строгали, клеили. Все- таки денежки. Подружились семьями. Виктор и Наташа снимали квартиру, а я жил с моей женой Ханной  в общежитии. Потом Виктора приказом назначили командиром взвода постовых милиционеров. Не раз мы  выручали друг друга в тяжелых ситуациях. Потом мне предложили майорскую должность – старший участковый инспектор. Появилась реальная перспектива получить квартиру. Получил двухкомнатную квартиру на ул. Лефортовский вал, дом 17 кв. 16.  Хоромы! Гуляй, не хочу.  А Виктор ушел работать инструктором райкома партии. Тоже нужно было где-то жить.  Затем перешел на дипломатическую службу в МИД СССР.  Звонит и говорит: « Поздравь меня! Я получил двухкомнатную квартиру. Одна проблема, денег на окончания ремонта не хватает, а через день прилетает из Тюмени моя Наташка. Помоги». А у меня самого денег в обрез, разве рублей десять. Я говорю, вечером приеду, что либо придумаем. Купил краски, кисти. Думаю, если вообще плохо, хоть покрасим. Приехал. Шикарная квартира, в новом доме. Витька ходит с голым пузом, на голове бумажная треуголка. Ну, вроде бы все в порядке, но кухня…Обои советские не отличались фантазией. Посовещались и решили изменить дизайн этих обоев. Сделали трафареты, нанесли рисунки цветов. Получилось очень красиво. Здорово. Потом лет, наверное, пять, эти обои были визитной карточкой семьи К. Все спрашивали, из какой страны это привезено. Виктор был всегда азартен в жизни и желаниях, но продумывал ситуации. Его, коренного москвича, не коснулась пренебрежительная привычка снисходительно относиться к приезжим. Нас связывала честная и преданная дружба. Очень хорошо друг к другу относились наши жены. Наташа  всегда с терпением переживала набеги нашей семьи. Нас было уже четверо, а потом и семеро. Она всегда смеялась: « Немецкая банда появилась». А, когда мы расставались, спрашивала со слезами на глазах о новой дате нашего приезда. Мы встречались довольно  часто. Я летал из Берлина в Москву по делам. Иногда всего лишь на несколько часов. Из Москвы до Берлина рукой подать. Останавливался либо у семьи Нурулиных, либо у Виктора. Наташа ушла на пенсию в чине полковника, Виктор продолжает службу в МИДе. Хотя уже поговаривает, что пора и успокоится. Что-то  мне не вериться.

Толгат (Анатолий) Нурулин (Толгат Салимович)  – ветеран МВД, умер в августе 2007 году, зам. начальника уголовного розыска 26 отделения милиции г. Москвы, затем 32 отделения, Калининского района г.Москвы, сотрудник контрольной группы МВД СССР. Как мы познакомились?
 В дежурную часть входит пожилой человек с портфелем, подходит к окошечку дежурного. Спрашивает: « Где здесь начальник уголовного розыска»? Дежурный, поднимая голову от журнала регистраций, бросает: « На втором этаже». Стоящий постовой спокойно пропускает его наверх. Поднявшись на второй этаж и найдя дверь с табличкой «Зам. Начальника» входит в нее. Он появился в дверях так неожиданно, что мы только успели повернуться в его сторону. А, он, достав из портфеля кирпич, бросился на Нурулина, только вчера заступившего в должность начальника УГРО. Кто - то швырнул под его ноги стул, по-моему, это был Виктор, он споткнулся, но устоял на ногах. Тут то мы его и прижали к полу. Как оказалось позже, это был один из «откинувшихся» с зоны наш клиент, которого посадил на несколько лет бывший начальник отдела Виктор Агапов. Он и пришел с ним расправиться. Вот так началась наша дружба с Толгатом.
Толгат Салимович Нурулин, татарин, всю свою жизнь посвятивший работе в советской милиции. Окончил Московский Энергетический институт, затем Академию МВД СССР. Он был невысокого роста, очень подвижный. Он не ходил, а бегал. Поспеть за ним было очень сложно. Его отличала от многих сотрудников фанатичная вера в справедливость. «Вор должен сидеть в тюрьме»! Иногда эта его фанатичность только вредила ему, а он как будто бы этого не замечал. Он не рвался к карьере. Ему нравилось работать «на земле».  Он проводил умные операции, четкие, хитроумные. В отделе работали тогда отличные профессионалы. Валерий Трошин - лучший «сыщик» Москвы 1976 года, Вячеслав Шорохов, Володя Гришин, Вячеслав Дубов и многие другие. Многих уже нет на этом свете. На Лефортовском кладбище в Москве есть «наша» аллея. Я всегда приезжаю туда с чувством глубокого уважения к мои коллегам, так рано ушедшим из этой жизни.  В 1979 году СССР начинает  военную авантюру, стоящую жизни 32000 солдат. Оказание интернациональной помощи братскому народу Афганистана. Ага, они нас ждали. Особенно со спецгруппой КГБ «Альфа» и расстрелом законного президента страны Амина. Анатолий по первому призыву был направлен в Кабул для организации деятельности афганского МВД. Там все службы СССР создавали своих марионеток. Мой друг, афганец, которого я знал еще по общежитию МЭИ, стал министром энергетики нового правительства. Так вот, он первым делом перед началом операции отправил свою русскую жену Галину  с детьми в Россию. Он ей сказал, это будет долгая война. Много людей погибнет. Так и случилось. Толя пробыл в Кабуле два года. Не был ранен, правда, один раз «душманы» забросили гранату в помещение. К счастью она не разорвалась.  Вернувшись, вновь стал работать в МВД. Перед своим возвращением он неожиданно для всех расстался со своей первой женой Татьяной и сыном Сашей. Стресс? Неуверенность? Разочарование?  Много рассказывать о нашей работе тогда не приходилось. Да, наверно,  и  не стоит. Но в этой службе плечо  товарища было лучше бронежилета. На Толю можно было положиться в любую минуту. Приезжаю с детьми в Иркутск, на перроне встречают меня вдруг два сотрудника милиции,  представляются. Мои родители в шоке. Сына арестовали.  Нас проводят к милицейской машине. Сопровождающий майор почтительно говорит, что звонили из МВД СССР,  просили встретить как надо  и доставить к дому. Толя позаботился. И не только он.  Ему, верящему в правду, в совесть, было тяжело от понимания  того, что он вдруг стал ненужным в новом российском государстве. Ему не нашлось места. Его уволили, не дав дослужить. Был приказ, всех после пятидесяти... Как на расстрел. Он собрал все силы, устроился на работу в службу охраны одного из крупных предприятий по переработке нефти. Он никогда не пил. Стал пить. Сорвался в глубокий штопор. Разлады в семье. Из-за «пьянок»  друзья стали избегать его. Его вторая жена Валя и ее дети пытались ему помочь. Он хотел приехать ко мне. Звонил, собирался искупаться в Байкале. Проехать со мной через всю Европу.  Сердце не выдержало.  Не успел.

Леонид Ильич Брежнев - генеральный секретарь ЦК КПСС, умер 10 ноября 1982 года. Коллектив МВД отмечал свой профессиональный праздник. Это было около шести - семи часов вчера, когда были вызваны на дежурство дополнительные силы милиции. О смерти Брежнева мне сообщил один из руководителей Калининского РУВД Леонид Никитин. Правительственное сообщение о его смерти было обнародовано только 12 ноября. Через два дня!  Сделано это было по личному распоряжению главного идеолога  КПСС  К. Суслова.
Встречался с ним один раз в 1977 году на торжественном заседании работников МВД СССР. Слушал его из зала.  Потом в фойе. Отношение к нему было простое - так надо. Все. Никаких эмоций. Он не вызывал у меня никаких эмоций.  Сделал с него рисунок, который точно отразил мое состояние.  Он у меня в архивах.  Меня мало волновали анекдоты про него, мало интересовало, что он говорит. Ничего нового в его речах не было. И гениального ничего в нем не было. Пустота с медалями.

Юрий Владимирович Андропов - председатель КГБ СССР, позже Генеральный секретарь КПСС.
Я с ним встречался два раза в Лефортово в 1980 году. Тогда  мало кто знал, что он имел свой кабинет в здании административного корпуса Лефортовской тюрьмы КГБ в Москве.
Был светлый день. Приближался День советского чекиста. Начальник следственного изолятора сообщил, что мне нужно срочно к этой дате сделать портрет Феликса Дзержинского. Надо, так надо. Сделал. Вдруг срочно вызывают в административный корпус. В одном из коридоров попросили подождать. Видимо кого-то проводили в отдел дознания.  Меня провели еще по лестнице. На полу лежали красные дорожки, глушащие шаги. Справа двери. Около одной двери остановились. Вышел капитан КГБ. Жестом пригласил меня зайти. Насколько помню, двери были двойные. Из-за них не доносилось ни звука. Передо мной открылся довольно большой кабинет, длинный стол для совещаний. Поперек стоял еще один стол с тумбочками. За столом сидел человек в строгом темном костюме.  Он прямо смотрел на меня. Стало не себе. Я узнал его сразу, это был председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов. Вы знаете, было ощущение, что удав смотрит на кролика. Для меня молчание превратилось в вечность. Капитан показал мне на стул возле края стола. Я сел. Андропов медленно переворачивал листки, в лежащем перед ним деле. Поднял глаза, долго меня рассматривал. Глаз я не прятал. Ни перед кем!  Скрипучим голосом он сказал: « Да. история…Попали Вы. Как Вы, офицер и коммунист, могли обмануть свое руководство и заключить брак с иностранкой? Вы что не понимали своей ответственности?» Коротко я сказал: «Понимал». « Ну, раз Вы понимали, считаю, что Вы понимаете и последствия всей этой ситуации. Как для Вас, так и для Вашего руководства?». Я был в курсе дела, что руководители двух силовых ведомств СССР не ладят друг с другом. Я мог бы оказаться в самой плохой ситуации. Между двумя жерновами. Размелют и выплюнут. Но вот куда? Я решил, не торопится, и никаких объяснений не давать. Я еще не знал, что в отношении меня уже было принято решение. «А вот портрет Вы нарисовали замечательный. Мне понравилось. В дальнейшем Вам надо не принимать неосторожных решений, это может плохо кончиться. Столько лет безнаказанно водить за нос кадровую службу, …да и нас тоже. Вы же честный человек и можете приносить пользу своей стране. Я думаю Вам это ясно? Идите, хорошо подумайте над моими словами!». Позже я понял, что кроме Андропова, капитана и меня, кто-то еще незримо присутствовал в этом помещении. Потом, перед моим отъездом в Курск там же была еще одна встреча. Чем мне запомнился Юрий Андропов. Двумя вещами. Очень болезненным своим видом и очень яркими умными и пронзительными глазами. От его взгляда становилось не по себе. Но уважение оставалось.

Николай  Щелоков - министр МВД, после обысков у него дома и на даче, застрелился из охотничьего ружья.
Я с ним встречался на торжественных собраниях актива ГУВД Москвы в 1976-79 годах.  Все - таки по лицу человека можно определить не только  степень его интеллекта, но и этапы его жизни. Щелоков вызывал к себе уважение тем, что смотрелся по - мужицки просто, так же просто говорил. Одним словом «сталевар». У них с Леонидом Брежневым была давняя дружба, которая придавала личности Щелокова еще больший вес и значимость. Выступая, он вынимал из мундира пару листков, надевал очки, быстро их просматривал. Потом, клал их на край трибуны и начинал говорить. Все, что касается части хвалебных печей, он читал с бумажки, а вот разносы за недостатки делал напрямую, хорошо помня имена провинившихся и характер их вины. Он был человеком коммунистической партии, естественно, повторяющим все то, что там происходило. Трудно определять вину человека, как бы не говорили потом о сотнях килограммах золота, бриллиантах, счетах в иностранных банках. Просто человек «упал» и его засосало болото власти. После смерти Леонида Брежнева он понимал, что сейчас «большая рыба» из КГБ его съест. И он не ошибся. Полетели многие головы из руководства МВД. В том числе Юрий Чурбанов.

  Юрий Чурбанов - зам. министра МВД СССР, зять Леонида Брежнева. Самое лучшее правило, держаться от начальства подальше. «Когда львы дерутся, обезьяны сидят на пальме». Он этого не понял. В общем - то и отсидел срок за это немалый срок  в тюрьмах. Все припомнили. Все раскопали. И все выслуживались. Лишь бы расправиться. Такая вот эта гадина - «советский патриотизм», который помогал создавать и уничтожать.  Встречался с ним два раза на торжественных собраниях актива ГУВД Москвы и проверках  в 1976-80 годах. Красивый, высокий мужчина. В тоже время грубый, неоправданно высокомерный,  резкий человек. Чванливый. Его не любил личный состав. Как он всех разносил на построениях! Один раз проверяли наше управление. Подошел ко мне. Представляюсь по уставу. Называю звание, погоны. А заменить мне удостоверение еще не успели. Кадровики замотались. Проверяет удостоверение. Начинает орать на меня. Много унизительных слов. Стою, молчу. В чем я виноват? И  под выстрел хожу, а для пули все равно, что у тебя на погонах.    Он вызывает начальника управления Ерошкина. Опять орет. Дергает его за белый парадный шарф. Короче всем влетело по «самое не хочу». Разнес он тогда по мелочам все подразделение. Отделались внушениями и замечаниями. Еще раз столкнулся  с ним вплотную во время представления меня на очередную должность. Он зашел в отдел кадров МВД, все встали по стойке «смирно» и замерли. Ему объяснили, что происходит согласование кандидатур на должности старших участковых в Москве. У каждого будет на участке порядка 125 тысяч человек, в подчинении участковые инспектора и инспектора уголовного розыска. Минут двадцать он читал нам лекцию о нашем моральном уровне и об ответственности. Пригрозил: «Снимать будем, не задумываясь!» Что к чему, зачем он это сделал. Мы же не зря были представлены руководством на повышение. У нас уже были награды. Он показал себя. Все-таки, целый  генерал! Надо отдать должное, что на совещаниях и смотрах он по сравнению со старыми «пердунами» смотрелся очень впечатляюще  и достойно.

Эрих Хоннекер - генеральный секретарь ЦК СЕПГ ГДР. На протяжении долгого времени руководитель Германской Демократической республики. Так уж получилось, что, работая в «DEWAG» мне пришлось выполнять много работы связанной с проведением различным государственных торжеств. У меня был специальный допуск.  Это были  и партийные съезды, и собрания, посвященные круглым датам.  Как правило, работа была для меня понятной и простой. Изыском она не отличалась.  Как правило, это были портреты Маркса, Энгельса и Ленина.  Выполнял я их обычно в художественном зале мастерских Государственной оперы, которые располагались недалеко от пограничной стены на Фридрихштрассе. Одна голова «идола» была около 20 квадратных метра. Я должен был присутствовать на монтаже этих символов либо во дворце Республики, либо на центральной сцене Государственной оперы.  Вдруг что - то не так.  Не дай бог! Помню один случай, когда  я приехал на своей «Ладе» к зданию оперы и оставил машину, припаркованной на стоянке.  А пропуск положить на панель забыл. Довольно быстро смонтировали всю сцену, подняли головы, закрепили их на тросах. Вдруг в коридорах появились люди в черных комбинезонах и принялись металлоискателями проверять зал. Потом перешли к сцене. Попросили опустить для проверки все детали декораций, в том числе и «классиков». Проверили. Начался опять монтаж. Входит Эрих Хоннекер, очень мало сопровождения. Подошел, посмотрел. Пожал нам всем руки. Поспрашивал о том, о сем. Спросил, кто выполнял портреты. Я представился. «Хорошая работа»!  Еще раз пожал мне руку. «Это хорошо, что советские люди на наших предприятиях работают»! Спросил, как я живу, какая у меня зарплата.  Рядом, стоящий человек быстро что-то записывал. Потом как оказалось, это был один из его помощников.  Он ушел. Мы посмеялись, похихикали. В Германии очень легко относятся ко всем видам руководителей. Там очень мало чинопочитания.  Я поспешил тоже к своей машине,…но ее не было. Пометавшись по улицам, подошел к стоящей машине полиции. Оказалось, в связи с приездом сюда первого лица государства все машины, стоящие в первой зоне,  были эвакуированы. Я получил потом почетную грамоту и премию. В 1989 году мы создавали большую выставку, наверное, самую большую за всю историю существования ГДР. Было много работы, коллектив быль большой. А мне приходилось еще, и решать все возникающие проблемы с русским населением и, конечно же, с чиновниками, с милицией и КГБ.  «Комитетчики» пытались узнавать, кто я такой на самом деле. Почему я приехал с немцами. Но, как говориться, каждый остался при своем! Кто был  на ВДНХ, конечно, помнят огромные павильоны Мосфильма. Через месяц мы закончили создание выставки. На торжественное открытие выставки приехали первые лица ГДР. Весь коллектив, принимающий участие в работе был приглашен на вечер в Концертный зал Россия. Уже в Берлине я узнал, что награжден Орденом Красного Знамени.  В газете «Новая Германия» был опубликован список награжденных. Это было последнее награждения из рук Э.Хоннекера. В начале ноября он был смещен со своего поста, затем выехал в Москву, которая его выдала правительству ФРГ. Отсидев в тюрьме несколько месяцев, был освобожден и выслан в Чили, где и умер. Вот тебе и шаги истории. А мы все суетимся, суетимся.

Эрих Мильке - председатель МФС ГДР. Оставался на своем посту  довольно долго. До 1989 года – целую вечность по меркам разведчиков и контрразведчиков. Это был маленького роста, крайне острожный, если не сказать, боязливый, «проверенный на прочность» Эрих Мильке, судьба которого оказалась куда ярче его внешних данных. Осень 1931 года, желтые листья в саду Тиргартен. Улицы прячутся в завесах дождя и тумана. За углом какого-то дома раздаются хлопки выстрелов. Убиты двое полицейских. Их просто расстреляли. Оперативно-розыскные меры не привели к результату – убийцу не задержали. Рыдали на кладбище жены и дети убитых. За что? Да, может, и не за что! В одном старом доме в Берлине мне довелось найти в проеме стены газету немецких «Спартанцев» со стихотворением, характерным для предвоенных лет. Две строчки из него: «Ублюдки в униформе заслуживают смерть. Ножи в ребро. Ножи в ребро».А ведь именно Мильке вместе с Эрихом Цимером участвовал в убийстве этих двух полицейских: Пауля Анлауфа и Франца Ленка. И после этого бежал в Бельгию, оттуда – в Советский Союз.Родился же будущий министр в 1907 году в Берлине в рабочей семье. Вступил в немецкий союз молодежи, а затем стал коммунистом. Работал репортером, а потом оказался в Москве, в военной спецшколе Коминтерна. Воевал в Испании. Жил под чужими именами в разных странах, работал на советскую разведку. Службу в послевоенной Германии начинал с должности полицейского инспектора. И довольно быстро дослужился до руководителя МГБ: то ли так хотели советские спецслужбы, то ли сам был чрезвычайно хитер и напорист. Обласканный первым президентом страны, а затем и генеральным  секретарем СЕПГ Эрихом Хоннекером, Мильке со временем получил фактически неограниченные полномочия.
Ему присвоили звание генерала армии. В его подчинении оказываются не только органы государственной безопасности, но и военная разведка, и контрразведка, полиция, вооруженные «рабочие бригады», а также таможенная служба и пограничные войска! В Политбюро СЕПГ его опасаются, спорить с ним решаются единицы. Он умно строит отношения с КГБ, с разведками Венгрии и Польши.
При этом он считался заядлым болельщиком. И точно так же, как Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, страшно любил охоту. Связано это как-то с его увлечением или нет, но именно по приказу Мильке на границе без предупреждения открывали огонь на поражение – по всем, например, кто собирался перелезть через Берлинскую стену. А вот приглашениями в одну компанию с «Леней» Эриха не баловали. Может, поэтому и он не любил, как выражался сам, «бровастого».
3 декабря 1989 года власти Эриха Мильке пришел конец. На берлинских улицах толпы демонстрантов уже кричали: «СЕПГ в урну! Штази вон!» А Мильке на заседании Политбюро, где заслушали его доклад и высказали ряд существенных претензий по обеспечению государственной безопасности, произнес знаменитую фразу: «Я же ведь вас всех люблю!» Но простой любви членам Политбюро оказалось мало, и Мильке сначала исключили из партии, а через четыре дня арестовали. Чтобы потом осудить – за то самое убийство полицейских в 33-м. И хотя он великолепно сыграл душевнобольного и отсидел лишь два года из положенных шести.
Людей к себе он допускал редко. Очень резко отзывался о Советском Союзе и о пришедших к власти «ново - коммунистах». Мне довелось посетить уже больного и, казалось бы, раздавленного ситуацией человека. Но все в нем: взгляд, яростная, сродни фанатичной, речь, и жесткость формулировок, – говорило о нестерпимых душевных муках. Мне, во всяком случае, после разговоров с ним становилось не по себе.

Ухаживала за ним в последние его годы и дни только жена. Умер Эрих Мильке в Берлине в 2000 году – в маленькой квартирке, вместе со своей эпохой.

Маркус Вольф - руководитель внешней разведки МФС ГДР, хорошо знает русский язык.
Написал книгу «Тройка», разработчик многих операции  по внедрению  агентов «штази» и КГБ  в западные политические структуры, на радио « Немецкая волна» в Мюнхене, « СВОБОДА», разведчиков в аппарат НТС.   В 1987 году покинул пост в МФС в связи со своим  провалом в Швеции.
Маркус Вольф – «Михаил Федорович», «Миша», «Волк», «человек-невидимка».  Сын немецкого коммуниста Фридриха Вольфа и брат известного впоследствии кинорежиссера Конрада Вольфа, он родился в  маленьком городке района Вюртенберг в семье еврейского врача и  писателя. Когда в 1933 году к власти в Германии пришли нацисты, Вольфы эмигрировали в Швейцарию, а затем в СССР. С началом  Второй Мировой войны их семью, как и многих других этнических немцев, эвакуировали в Казахстан, где Маркуса завербовала советская разведка. Обучение он прошел в школе  Коминтерна, которая готовила агентуру для заброски в тыл врага. Но в тыл врага он тогда так и не попал – кто-то из советского руководства уже задумался над тем, а кто, собственно, будет руководить послевоенной Германией. И появилось решение о сохранении кадров из числа молодых немецких эмигрантов.
Это позволило Маркусу Вольфу поступить в Московский энергетический институт, однако окончить этот вуз ему не удалось. Вместе с «группой Ульбрихта», которая должна была готовить приход к власти коммунистов, он был направлен на работу в Германию. Первоначально его прикрытием как советского агента стала журналистика, и он, например,  корреспондентом берлинской радиостанции «Berliner Rundfunk» освещал Нюрнбергский процесс. А, сразу после признания ГДР суверенным и независимым государством Вольфа назначили помощником посла в СССР. Но буквально через два года он был неожиданно отозван в Германию и приступил к созданию внешней разведки ГДР – под прикрытием, конечно, «Института научно-экономических исследований».
В историю разведки и шпионажа, что вообще-то одно и то же, он вошел под именем «человек без лица» или «человек - никто». И дело совсем не в том, что он был сер и незаметен, а в том, что визуально он, ответственный сотрудник такого уровня, нигде не «засветился». За исключением одного раза. В 1984 году Вольф при встрече с одним из агентов в Швеции был «раскрыт» – его фото появилось во многих зарубежных изданиях. Маркус, безусловно, ошибся. Не стоило ему, руководителю секретной службы, ни при каких обстоятельствах участвовать в конспиративной встрече.
И реакция министра безопасности была однозначной – Вольф не достоин, быть «штази». В миг забылись прежние заслуги, начались гонения и слежки. Причем он попал сразу «под колпак» как немецких, так и советских  служб, которые подозревали его в предательстве.
В 1985 году к власти в СССР пришел  Михаил Горбачев. Вся Германия рукоплескала его лозунгам и призывам.  Но руководство ГДР не поддержало этот курс, оно было категорически против, оно боялось его и ненавидело. В стране перестали реализовывать журнал «Дайджест Советской прессы», изъяли из проката советские фильмы.  Однако Маркус Вольф в это время активно работает над своими книгами, часто встречается с читателями. Свою книгу «Тройка» он презентовал в Доме культуры и технике СССР на Фридрихштрассе. Наш клуб «Диалог» пригласил его на эту встречу. Собралось очень много народу. Были и незнакомые лица, но по их поведению было ясно, что это были агенты разных разведок.  Задавались вопросы относительно его книги, чаще звучали вопросы, связанные с его прошлой работой. Он говорил спокойно, сдержано. Он раскрывал свою позицию.  Надо строить социализм с действительно человеческим лицом, нельзя народ держать в не свободе. Маркус  Вольф  с падением Берлинской стены активно участвовал в попытках сохранения социализма на территории Восточной Германии, выступал на митингах, на телевидении. Но все тщетно.
И он уехал в Советский Союз, надеясь на понимание и поддержку второй своей родины. Но в России все уже рушилось, надвигалось время анархии.   А когда он вернулся в 1991 году в Берлин, то был сразу арестован новой властью и приговорен к 6 годам заключения – без видимых оснований. Да и какие можно было предъявить ему реальные обвинения!? В измене, шпионаже? Тогда против кого? Что, против собственной страны, защитником которой он являлся долгие годы? Абсурд! И в 1995 году приговор заменили на условный. И в этом же  году Федеральный конституционный суд Германии вынес решение, в соответствии с которым офицеры разведки ГДР были освобождены от преследования по обвинениям в измене и шпионаже.
До самой смерти он писал мемуары и прозу. Издал несколько книг. Почитайте, в них есть что почитать. А скончался Маркус Вольф в 2006 году в своей квартире в центре Берлина с видом на Шпрее. Похоронили его тихо, и вовсе не  таясь, как писали в прессе.  И друзья, и соратники стояли у его могилы, не пугаясь щелканья фотокамер. Это был и их последний бой. Из достоверных источников известно, что Маркус на допросах не «сдал» никого. Сдали другие, на которых они так надеялись…
Петер Штрук - юрист, член фракции СПД,  в дальнейшем министр обороны ФРГ. Умный, выдержанный политик. Руководствуется в работе не только эмоциями, но и природными качествами. Встречался в 1997 году в суде второй инстанции ФРГ Берлин. У меня был гражданский процесс  в суде, и я его выиграл. Мой клиент, получив исполненный заказ, попытался отыскать причины, по которым он бы мог не платить. Его фирма была в банкротстве. Ну, приди, скажи - трудно мне. Поверьте. Что мы не люди. Нет,  решил он, и попытался факт исполнения договора, опровергнуть в суде. Моими делами в Берлине занимался я сам, мне не нужны были адвокаты. Образование, полученное в Иркутске, а затем и в Москве, позволяло это делать. Юристы – они везде юристы. А мой контрагент, проиграв первый процесс, подает в суд второй инстанции. Вот на этом заседании я впервые и  встретил Штрука. Он был одним из судей.  Ответчик заявил в суде, что еще надо проверить, на каких основаниях иностранец, тем более русский, вообще работает в Германии. Он в суде просто спровоцировал судей на ответные действия. Меня назвать «чужаком» - было неправильно принятое решение. Дело и во второй инстанции я выиграл! И мне запомнился этот судья. Очень тактичный. Вообще судьи в Германии очень профессиональны. Тогда он еще не был в правительстве ФРГ.  Потом я несколько раз встречался с ним на мероприятиях фракции СПД, а также  в Дни открытых дверей в Бундестаге. На так называемых ярмарках  политических дискуссий. Нам бы поучиться у него. Если бы его одели в форму офицера 14 года,- явный милитаризованный «прусак», а поговоришь с ним, открывается глубина понимания жизни. И запомнились его глаза, внимательные, с какой то удивительной теплотой. Как министр обороны ФРГ он заботился о нормальной жизни солдат и офицеров. Думаю, ему не просто было выполнять все условия, навязанные членством в НАТО.

Клаус Мэрц - член фракции ХДС ФРГ, ярый противник Ангелы Меркель.
Встречался в 2000 году на Дне открытых дверей в Берлине. Выскочка, да, да явный выскочка. Молодой жеребец, не пропускавший никого вперед. И вдруг не он, а Меркель становится генеральным секретарем партии.  Так решил Гельмут Коль. Как это простить? И книгу он мне свою подарил в пику Ангеле Меркель. Увидев, что мне вручено благодарственное письмо от нее, схватил свою книгу и подписал. Очень агрессивно был настроен против России. Против всего русского. Меня так и воспринимал, как вошь, на своей одежде. После его рукопожатий хотелось вымыть руки с мылом.

Ингрид Фогель - председатель фракции ХДС/ЦСУ в Бундестаге. Мы работали вместе всего три дня. Очень приятная женщина. Много расспрашивала о чувствах русских после войны. У нее много родственников погибло тогда. Не держит зла на русских. Лояльна.  Однажды, когда была «кофе-пауза» принесла из буфета специально для нас небольшой торт.  Удивительно  обаятельно смеясь, сказала, что это очень полезно для снятия усталости. Подходила во время работы и по - матерински спрашивал о нашем самочувствии. Пообедали ли мы, не устали? Пили кафе или нет? Подписала и вручила нам почетные грамоты. Она всегда подходила к нашему столику, и когда были посетители, охотно с ними фотографировалась, приглашая в этот круг и нас с Франком.  Было очень интересно наблюдать за ней, когда она разговаривала с гостями. Я редко встречал политика и священнослужителя в одном лице. Так вот, она  удивительным образом сочетала это в себе. Благодаря ее помощи я получал очень хорошие заказы в известных немецких фирмах.

Отто Шилли - министр внутренних дел ФРГ. Очень интересный человек, в 70-х годах защищал террористов из «Красных бригад», а в 90-х уже боролся против них.
Перед берлинскими выборами все партии активизировали свою деятельность по встречам с избирателями. Ход всем известный,- определяется тема и  круг слушателей. Продумывается программа, порядок проведения основной части и естественно фуршета. Получаю  приглашение на участие в дискуссиях.  Тогда я не представлял, что это мероприятие закрытого типа. Члена правительства и министра внутренних дел очень хорошо охраняли. Но меня пригласили.  В Берлине есть два ЦОО - зоопарка. Один в Западном Берлине, а второй в Восточном в районе Лихтенберг. Восточный парк более компактный, современнее. Да и расположен он в красивом месте. На территории зоопарка стоят несколько старинных особняков. В одном из них и проводилась встреча. Метров за тридцать от  входа цепкие взгляды охраны выискивали, какие либо признаки возможной опасности. Это все было очень профессионально и бросалось в глаза, только тем, кто когда-то сталкивался с этими службами.  Перед входом гости не  проверялись. В конференц-зале собралось, наверное, около двухсот человек. Отто Шилли прошел по проходу между кресел, сразу подошел к столу, положил пару листков. Поздоровался и стал говорить. Это были его тезисы к теме выступления. «Безопасность общества». Он не прыгал с одного вопроса на другой. Мне понравилось, что он четко формулирует мысль, не занимает паузу ненужными выражениями. Свободно, почти не заглядывая в записи, он объяснял тактику и стратегию борьбы с антиобщественными проявлениями. Потом были вопросы. Как - то вдруг мне захотелось задать вопрос по данной теме. Меня интересовали вопросы адаптации молодых переселенцев из России. Уже давно не был секретом тот факт, что молодые «дойтче руссен» не стремились к интеграции, создавали свой общественный круг, нередко занимались криминальным бизнесом. Вот я об этом и спросил Отто Шилли. Он ответил прямо и четко. Одного желания государства не хватит, нужна и помощь еще со стороны общественных организаций иммигрантов. Проблемы существую, эти проблемы обостряются тем, что, получив немецкий паспорт, эти молодые люди проявляют нездоровые амбиции, еще не став немцами. Что неофашисты используют это и зачастую провоцируют молодых людей из России на ответные действия, которые неоднократно выливаются в схватки с такими группировками, а также и с полицией.  Группы ливанцев, албанцев, турок создают свои преступные группы, и сейчас уже есть данные о создании новых, уже русских преступных групп. Потом он показал на примерах, какие средства выделяются для поддержки именно молодых иммигрантов.
Когда перешли в «фуршетный» зал, он подошел ко мне и поинтересовался из какой я газеты. Я назвал издания, в которых я работал. По моему акценту он понял, что я славянин, но думал, что я чех. А когда узнал, что я русский, был удивлен, потому что, как правило, с русскими на таких встречах не встречался. «Вступайте в СПД, нам нужны такие люди». К нему подошли другие гости, он откланялся и отошел с ними.


Ганс Айшель - министр финансов в правительстве Герхарда Шрёдера. Уравновешенный, вдумчивый политик. Отличный экономист. Встреча на многих мероприятиях СПД. Одна из запомнившихся была в городе Баден-Баден. Там был большой рождественский вечер. Около тысячи человек. Как это бывало часто, меня пригласили в качестве портретиста-шаржиста. Поскольку у Ганса Айшеля очень  «трудное лицо», сделал несколько шаржей. Он смеялся и говорил: «Вот что значит маскировка!»  А вот другая встреча состоялась уже в Берлине.  Недалеко от российского посольства есть ресторан «Бранденбург», туда частенько приходят члены фракций и служащие Бундестага. Как правило, никто не знает время, когда они появятся. Но процедура одна и та же. Подъезжает лимузин. Из другой, подъехавшей машины выходят сотрудники службы безопасности и создают, так называемый « визуальный коридор». Двое из них входят в зал ресторана и быстро осматривают посетителей, вовсе не мешая им своим присутствием. В Берлин приехал мой хороший знакомый из Москвы, юрист, Валерий Коноваленко. Мы решили пойти поужинать и выпить пару пива.  Мы сидели недалеко от входа в  зал и болтали на разные темы. Открывается дверь, входит охрана. Для меня это было ясно сразу, а Валерий на это ноль внимания, так же как и другие посетители. Охрана огляделась, дала команду на ввод «объекта». Входит Клаус Айшель, в черном длинном пальто, без головного убора. За ним его секретарь. Неожиданно, увидев в зале знакомое лицо,…а это было мое лицо, подходит к нам. Я поднимаюсь, приветствую его. Он спрашивает: « Как дела, как вечер?». Отвечаю, что  все очень хорошо. Он говорит: «Вот тоже решил перекусить, времени все нет». Говорю: «Приятного аппетита!» Он идет в глубь зала. Немая сцена, посетители  смотрят на меня. Валера, замечая это,  тихим голосом спрашивает: «Это кто был?» Отвечаю: « Министр финансов ФРГ». К чему я это пишу? В Германии политики очень большого уровня не создают ореола таинственности и значимости. Они открыты, «прозрачны» если хотите. Им доверяют.  И они доверяют.

Манфред Момпер - С 1986 по 1992  годы он был председателем СПД в Берлине. Отличительной чертой его, этакой звездочкой, было присутствие в его одежде обязательного красного шарфа. С ним он не расставался никогда.  Кроме того, с 1988 по 1993 он был членом в центральном правлении СПД. 16 марта. Именно он, совместно с последним руководителем ГДР Мудров, бургомистром Восточного Берлина, канцлером ФРГ Гельмутом Колем, 22 декабря 1989 торжественно открывал Бранденбургские ворота, которые были закрыты для немцев сорок лет.
В 1995 он участвовал снова  на внутрипартийных первичных выборах Берлинской СПД, однако, проиграл социальному сенатору Ингрид Штамер. 1989 Момпер стал Правящим бургомистром от Берлина, и  мог опираться на красно-зеленую коалицию.Я встретился с ним вторично на предвыборной кампании в Берлине в 1999 году. Снова были выборы, и Манфред Момпер попробовал еще раз «оседлать» Берлин. Он считал, что действующий бургомистр Дипкен не совсем профессионально решает вопросы, связанный с перспективой развития Берлина, как столицы ФРГ. Социалисты имели все шансы поломать привычный ход мысли берлинского обывателя, но многие просчеты в обозначении приоритетов дали о себе знать. Именно с подачи Манфреда Момпер на автобане был установлен лимит скорости 100 км, который не поддержали многие автовладельцы. Его предложения по ужесточению контроля бюджетных средств не встретили понимания со стороны своей же команды, а противники из ХДС предложили свой, наиболее рациональный подход. В беседах с ним было заметно, что он на многие вопросы не может найти ответа. Не знаю, была ли это человеческая усталость или просто непродуманность действий. Я высказывал свои предложения по рекламной компании, по полиграфической продукции. Плакаты СПД зачастую не имели своего лица, выпускались на деньги спонсоров, а те диктовали свои условия. Было интересно наблюдать, когда рядом висели плакаты от разных партий,  в одном цвете, почти с одинаковыми  лозунгами. Мы же в Марцане проводили политику одного лица, команда была представлена достойными людьми, но акцент мы делали на Харальда Пауля, понимая, что в таком бедном районе вряд ли ХДС имеет шансы на успех. А вот Партия демократического социализма во главе с известным адвокатом Грегором Гизи могла выйти в лидеры. Вальтеру Момпер мы показали разработанную мною брошюру-комикс. Она просто, в рисунках объясняли избирателю позицию СПД. Была очень удобна в обращении, читаема детьми и взрослыми, т.е. процент востребования был по нашему мнению большой. Сразу же там я провел с ним интервью и быстро набросал макет еще одной брошюры. Цель - показать кандидатов в единстве мыслей, в окружении семьи, природы. За занятием любимым делом.  «Сделать слюнки». Все очень понравилось. Если честно, я зарабатывал свои деньги. Вступать в партию, мне как-то не хотелось. Наверное, сказывалось мое комсомольско-коммунистическое прошлое.

Гюнтер Шабовски - член Политбюро ЦК СЕПГ, третье лицо в государстве. В историю вошел благодаря казусу, о котором писали все газеты. Наступил 1989 год, сорокалетие ГДР, во всех городах прошли праздники. Отгремели демонстрации. А в Лейпциге на улицы вышли тысячи жителей и впервые за сорок лет потребовали расширения демократических свобод. Они не требовали ничего, кроме возможности выезжать и возвращаться в ГДР. Это потом, когда они поняли, что власть с ее огромным аппаратам насилия, сдулся как мыльный пузырь, стали требовать объединения с ФРГ. Короче говоря, Генеральный Секретарь СЕПГ Э.Хоннекер уходит со своего поста, Эрих Мильке арестован. На место руководителя страны назначается Эгон Кренц, (я встречался с ним, когда он был секретарем молодежной организации ГДР), член Политбюро СЕПГ, бывший руководитель молодежной организации.  Первое абсурдное решение – упорядочить пересечение границы с ФРГ под контролем пограничников. Народ уже готов снести и стену и это правительство, что в дальнейшем и происходит.  На пресс конференции Шабовски ошибается и сообщает, что все посты  и пропускные пункты открыты. Такого решения принято не было. Это было как разорвавшаяся бомба. Кто был в Берлине в это время, тот это все видел.  Массы людей на улицах. Я сидел со своей семьей дома.  Все могло быть. Была уже и стрельба и избиения. Ну, об этом позже. Встречался я с Шабовским  три раза, одна из которых (как говорили) окончилась увольнением директора «ДЕВАГ» господина Рихтера. Фирма, в которой я работал, носила простое название – Немецкое рекламное агентство – «ДЕВАГ». Название  было простое, а вот его начинка не совсем. Это была одна из мощных в мире рекламных компаний, которая открывала ГДР выход в большой мир. Задача первостепенная и важная - создание популярного имиджа первого немецкого социалистического государства. Кроме этого на территории ФРГ так же имелась дочерняя фирма компании. Странно? Да вовсе нет. Все объяснялась просто. Эта была действительная фирма, в которой легально работали разведчики «штази». Естественно, что за ними была установлена слежка, но попробуйте проконтролировать аппарат в несколько тысяч человек. А из них более 800 имеющих постоянно действующие визы. А кроме этого мощный транспортный парк, перевозящий специальные грузы. Некоторые сотрудники имели по 10-15 открытых виз.  По первому требованию нам доставляли самые лучшие материалы. Мы получали самые продвинутые технологии. Когда в стране еще не было компьютеров, мы уже на них работали. Естественно, что партийные органы нас не оставляли без присмотра. Любые выполненные проекты принимались ими. И один из них был Гюнтер Шабовски. Всегда надутый, чем- то недовольный человек. Одним словом функционер. Его все страшно боялись. Заходил в ателье всегда неожиданно, за руку не здоровался. Придирчив был к изображениям Ленина, Карла Маркса. Мог раскритиковать сделанную работу и прийти проверять на следующий день. Зная его характер, мы просто отставляли работу, изменив общий фон, либо добавив явно не нужный элемент. На другой день он появлялся в окружении свиты и говорил: « Ну, вот все и в порядке, не то, что вчера!» Либо заметив ненужную деталь, говорил, чтоб ее убрали. Все. Это повторялась на протяжении многих лет. В его свите работал один из партийных работников, большого роста, уже пожилого возраста человек, звали его Арнд. Ко мне он относился с особым уважением. И всегда заранее предупреждал, в каком настроении был Шабовски. Мне было легче с ним говорить, предварительно зная его состояние.  Но вот однажды, когда Берлин праздновал очередную знаменательную дату, мы создавали фигуру веселого медведя, по типу нашего олимпийского. Ведь символом Берлина является медведь. Медведь был высотой около 12 метров. Когда он был готов из твердых материалов, я его в ателье оформил в краске. Покрыл лаком. И на другой день его увезли на центральную трибуну для монтажа. Установили. Вдруг мне звонит секретарь профкома и говорит, что срочно надо выехать  туда для работ. Машина уже ждала. Когда я приехал, я просто чуть не потерял сознание. Монтажники, ошиблись в размерах, наделали в корпусе фигуры много лишних отверстий, которые смотрелись так, как будто бы его расстреляли из пулемета.  Подогнали монтажную вышку. Я в нее, наверх. А рядом с этими дырками пятна от перчаток. А ведь все залакировано, как исправлять. Начал придумывать на ходу все, что надо было сделать. Стою, ругаюсь. Снизу голос: « Как дела?» Не оборачиваясь, отвечаю»» Алле-с шайзе!» (Мол, все дерьмо!) Смотрю вниз, и о… ужас. Там стоит Шабовски и обращается ко  мне. Услышав такой ответ, резко поворачивается и уходит. Сверху было видно, как  к нему подбежал директор нашей компании и Шабовский стал на него кричать. Господина Рихтера я видел тогда в последний раз. Его уволили.

Карл-Хайнц Ханке – профессор, политолог, писатель, коммунист-антифашист. Бывший друг Эриха Хоннекера, сидел с ним в Моабите в 30 годы. В 1971 году Хоннекер убрал его из координационного штаба СЕПГ. Эрих оказался «очень» хорошим другом для Карл-Хайнца. Приехав в Германию в сером октябре, я был потерян в этом сером мире, полном дождя. Здесь не было моих  воспоминаний, не было моей жизни. Дети и Ханна чувствовали себя  в Берлине дома. Я нет. Меня выбросили из страны. Творчество не поддерживает человека в то миг, когда исчезают иллюзии, когда нет возможности все повернуть назад, когда ты не свободен в своих решениях в выборе темы, холста, красок. Серый мир утянул меня на дно. Все было вроде хорошо. Еда, чистота, близкие родственники. Их постоянная забота обо мне. Котлеты сделанные моей тещей. Ах, какие это были вкусные котлеты. А я не мог ничего начать. Без работы было просто невыносимо. Я уводил утром детей в садик, а вечером забирал. Все остальное время я что-то пытался начать, но ничего не выходило. За моей спиной гремела проволокой Советско-польская граница. Братья за пулеметами. Этот кошмар преследовал меня многие годы. Пограничники, наши, не наши. Не уважающие ни себя, не тех, кто сидит в этих вагонах в Бресте. Родина. Все за проволокой. Я неожиданно вспоминаю Солженицына. Высадка из вагона. Проверка. Нагло, при всех,  роются в вещах. Находят справочник, московский телефонный справочник. Телефоны Гришина, Андропова, ЦК. Тихо спрашивают жену о том, кто я такой. Предлагают собрать вещи и идти в вагон. Хорошо, что дети сейчас в Берлине. Мы едем одни. Паспорт за три дня. Напутствие « Убирайтесь!»  Но вот и берлинская весна.  И в один из теплых весенних дней, на берегу озера Шмёквитц, мой тесть Курт Брунн (один из руководителей института)  знакомит меня с  господином Ханке, позже ставшим моим другом и примером в жизни. Это был очень сильный человек. Седая голова всегда держалась гордо. В нем было что- то аристократическое. Мы сидели на береге озера. Его жена с моей тещей суетились возле обеденного стола. Дети разбежались.  Мы тихо, в меру моих познаний немецкого языка, беседовали. Если я переспрашивал, он спокойно мне объяснял сказанное. Это уже позже, когда я довольно бегло говорил по-немецки, мы общались с ним на многие самые тяжелые темы. Политология-это интересная наука.  Он рассказал мне, как фашисты в застенках гестапо перебили ему обе колени дубинками, как много дней держали на одной воде, и он стал пухнуть. Как был отправлен в концлагерь. Под постоянный прицел винтовок. Как начал там учиться подпольной работе. Он писал книги по политологии. Рассматривал вопросы, связанные с политикой социалистических стран. Показывал ошибки уже сделанные, и предстоящие ошибки. Именно за его прямоту он оказался не удел. Хоннекер просто убрал его.  В течение многих лет мы встречались, обсуждая  современное общество, происходящие изменения в нем. Он хорошо понимал, что происходит в России. В стране уже давно царил капитализм. Он не был воинствующим фанатикам. Он видел фашизм, поэтому знал, что все может быть. Только не фашизм. Для меня он стал примером для подражания. Главное в своей жизни не струсить, не отступить. Все может быть в этой жизни. Но сделанное в страхе, изменить уже нельзя. А то, что сделано без страха, как правило верное решение! Вот почему не меняются годами политические ситуации в мире. Люди бояться.

 Уве Л. - бывший сотрудник БНД ФРГ (Служба информации Германии БНД (BND, Бундеснахриштендинст), или  Федеральная разведывательная служба.)
Он работал под легендой страхового агента. Мой приятель из Восточного Берлина подсказал однажды, что приезжие гости из западного Берлина охотно покупают произведения современных русских авторов.
Мне как - то не верилось в это.   Потому что в России я такого не встречал. Но однажды он мне звонит и говорит. Приехали два человека, сидят у меня. Хотят посмотреть мои работы. Общение с такими людьми было чревато последствиями. Но у меня уже были контакты с  такого рода публикой. Мне доверяли. Приехали два человека. Один высокого роста, как медведь. С порога стал делать мне комплименты по поводу висящих в коридоре картин. Разговор дилетантов.  Я понял, что он мало понимает в современной живописи. Другой был более спокоен. Он деловито прохаживался по моей мастерской, явно было, что не все ему нравиться. Я достал бутылку водки. Русские стаканчики, огурчики. Ханна быстро сделала салаты. Сели, выпили. Я был настроен на то, что они купят одну - две работы.На большее я как-то не был готов. И вдруг Уве, так звали «медведя», говорит: Мы решили сделать Вашу большую выставку, работ  так пятьдесят». Я что-то «вякнул» в ответ, пытаясь просчитать, сколько всего у меня картин здесь. Ведь многие мои работы я не смог вывезти из Москвы. Уве продолжал строить планы. А для меня задача номер один – как я не замеченным попаду в Западный Берлин. Короче, мы определились, что выставку будем делать через полгода, а пока они покупают четыре работы. Боже! Четыре работы. Я первый раз свободно держал в руках пятьсот западных марок.  На черном рынке это было около 6 тысячи марок ГДР. Моя зарплата была в это время 500 марок, а у Ханны 900 марок. Вот и считайте. Я знал, что ни я, ни Уве отчитываться за них не обязаны. Это был маленький крючок, не более того. Ну, что же, кушайте, господа! Мы составили договор, подписали. На этом все общение остановилось. В 1990 году я получил вторичное приглашение от Уве. Он просил меня приехать к нему и обсудить все варианты моих выставок. Берлинская стена была уже открыта, практически ГДР перестал существовать. Моя выставка состоялась в Западном Берлине, из 55 работ было продано 45. С Уве мы поддерживали дружеские отношения. Никаких попыток вербовки он не предпринимал. Я думаю, что он знал уже обо мне довольно много. А в 1992 году он практически спас моего сына. Мы сидели втроем в гостиной моего дома, разговаривали. Слышим на верху громкий плач и крики. Я побежал наверх, где играли дети. Мой сын Славик не мог дышать. Резко пахло растворителем. Дети догадались из кладовки для игры достать бутылку с этой смесью и разлили для кукол в чашечки. А мой маленький сын подошел и глотнул. Он задыхался и уже посинел. Я схватил его на руки и понес на улицу, а Уве подогнал к дому свой автомобиль, и мы помчались в больницу. Уве ехал как сумасшедший, он включил все фонари и   сигнализацию. Ханна с тревогой смотрела на увиливающие от нас автомобили. За какие-то минуты мы примчались в больницу, Славику сделали промывание, он должен был пить воду с активированным углем. Врачи сказали, что если бы еще несколько минут и он бы задохнулся.  Так, что вот такой крестный моего сына. Потом Уве ушел на пенсию, но мы всегда с ним общались, катались на его лодке, отдыхали вместе. О работе мы никогда не разговаривали, просто однажды он признался, что четыре года писал обо мне рапорты в БНД.


Ангела Меркель – Генеральный секретарь, член фракции Христианско-демократической партии Германии (ХДС)  в Бундестаге ФРГ, ближайший соратник канцлера Германии Гельмута Коля. Знает русский язык, училась в ГДР, занималась научной работой в области химии.  Ангела Меркель стала первой из женщин канцлером  Германии. Честно говоря, не предполагал, что когда либо могу встретить ее в жизни лицом к лицу. Но так уж распорядилась судьба. В 1999 году мы с моим коллегой и другом Франком Бойтелем закончили работы по дизайну Протестантской академии Берлина на Жандармской площади. В этом же здании, в одном из залов был построен знаменитый ресторан «Рефугиум», настенные панно которого тоже были выполнены нами.   Естественно, что и нас пригласили на открытие Академии. В одном из залов мы выставили несколько своих работ. Устав от шума и постоянных вопросов журналистов, мы с Франком удалились в зал с картинами. Мы сели в уголок и чокнулись пивными кружками. В это время вошли два внушительного роста и телосложения сотрудника безопасности. А за ними вошла Ангела Меркель. Она подошла к нам и с улыбкой сказала «Прост». Мы сконфуженно встали, поставив кружки на стол. На русском она вдруг сказала: « Мне рассказали - Вы же русский, а как Вам удается так долго работать с немецким художником?» Я начал, что - то отвечать по-русски, но, почувствовав, что мой быстрый язык воспринимается ей с трудом, перешел на немецкий. Франк сразу же включился в разговор. Это был довольно непринужденный разговор. Для нас это было неправдоподобным. Ангела Меркель была остра в политических дебатах на язычок, а тут она разговаривала как простая и давно знакомая женщина. Если бы не ее охрана, можно было бы подумать, что мы просто старые знакомые.  В завершение она лестно отозвалась о наших работах и пожелала успехов в дальнейшей совместной работе. Попрощавшись, она направилась к выходу.  Мы с Франком сели вновь за стол и с удовольствием допили наше пиво. Кому  расскажешь - не поверят. Наступил 2000 год. Вдруг мне звонят из канцелярии фракции ЦДУ/ХДС и спрашивают, не хотел бы я три дня поработать в Бундестаге ФРГ в качестве портретиста? Ожидается большой поток посетителей. Такие звонки довольно редкая вещь. Иностранец, русский, да в Бундестаг! Конечно же, я не ответил отказом. Я согласился. После этого я получил по факсу необходимые документы для подписи. Подсчитав общее количество часов, я понял, что три дня будет для меня чрезмерной нагрузкой. Я позвонил в канцелярию и предложил, что буду работать не один. Объяснил свои сомнения. Они согласились. Связался с Франком и все ему рассказал. Платили хорошо, месячная зарплата за три дня. Нас встретили совсем не там, где мы думали пройти в помещение Бундестага. Оказывается, есть специальный туннель, почти секретный объект. Мы шли по подземному переходу с Фридрихштрассе. На улице нас встретили возле простой двери, без видимой охраны. Проводили к турникетам, а вот уже за ними была явная охрана. Полицейские с автоматами и штатские лица, которые нас долго осматривали. Потом нам выдали нагрудные карточки с нашими номерами. Только по ним мы могли попадать в Бундестаг, посещать туалеты и столовую. Быть в центре властной европейской машины - это что-то!  Видеть все изнутри. Огромный подземный туннель привел нас в центральный зал Рейхстага. Я первый раз попал в это огромное здание. Это были Дни открытых дверей, где представители фракций встречались с электоратом. Лестно было, что тебя спокойно пропускают в те помещения, вход, в который для других закрыт. Как - то странно устроен человек, ему обязательно надо притронуться к чему- то необычному, запретному. Место фракции ЦДУ/ХДС располагалось возле самого входа, напротив стояли уютные меблированные уголки СПД. Практически получалось, что на одной стороны зала располагались «красные», а на другой «черные». В команду красных входили СПД, Зеленые, ПДС, а в другую команду кроме ЦДУ входили либералы. Так близко увидеть руководителей государства, и общаться с ними было просто трудно. Вот подошел  Клаус Мэрц, член фракции ЦДУ в Бундестаге. Вот подошла управляющая делами фракции ЦСУ госпожа Фогель. Они просто здоровались с нами за руку, шутили. Спрашивали как настроение. Просили их нарисовать, что мы охотно и делали. Все смеялись, сравнивая впечатления. Обязательно просили поставить подпись. За моей спиной раздался знакомый голос, я обернулся. За моей спиной приветствовала собравшихся Ангела Меркель. Подошла она и к нам. Улыбаясь, спросила: « Как настроение господин Шляхов?» Я понял, что это с ее легкой руки меня и пригласили на это мероприятие. Ответив что-то стандартное, я сделал быстрый набросок на картоне. Мне показалось, что я схватил саму сущность ее характера. Это был и генеральный секретарь, считай второе лицо в государстве, но и женщина, хоть и обделенная природой, но сохранившая свое женское начало. Я не знал, показывать ей рисунок или нет. Но, она, заметив, что я не решаюсь это сделать, сама взяла картон в руки и громко рассмеялась. «Это просто великолепно, я помещу этот шарж в моем кабинете. Здорово!» Все вокруг смеялись. К турникетам с охраной потянулись люди. Народу было очень много. Мы с Франком только сейчас поняли, что нам предстоит. Короче, в день мы сделали в среднем по 300 шаржей, это почти 1000 рисунков за  три дня! Каждый! К концу дня ноги немели и уставали руки. Глаза слезились. А люди все шли и шли. Спасение было только в том, что мы укрывались в столовой и выпивали по бокалу пива. Я первый раз узнал, что члены Бундестага питаются в этой же столовой. И платят за себя сами. Убирают посуду тоже сами. Вот так.  Мы сидели с Франком перед большим панорамным окном и смотрели на воды Шпрее. Мимо проплывали туристические пароходики. На улице весна. Тепло. В Берлине удивительная весна. Нежная. Ласкающая ветром и свежим запахом листвы. Незабываемое чувство. В мои рисунки попала почти вся фракция ЦДУ, генеральный секретарь партии «свободных демократов»  Удо Вестервелле, депутат от партии зеленых Кунаст, министр внутренних дел, депутат от СПД Штрук, министр финансов Айшель. Все их удивляло то, что ХДС, при непростых отношениях с Россией, пригласило именно русского художника на такое мероприятие. Короче блат, он и Европе - блат! Три дня пролетело  незаметно, оставив боль в ногах и дрожащие руки. В последний день от имени Ангелы Меркель нам вручили благодарственные письма, книги и грамоту от фракции ХДС в Бундестаге. Позже я встречался со многими героями моих шаржей. У них оказалась очень хорошая память на русского художника.

Гвидо Вестервелле – председатель либерально-демократической партии Германии. В свое время я встречался с ним в Бундестаге ФРГ. Однажды, это был 2001 год, получаю звонок и просьбу подъехать для переговоров по поводу заказа. Собрался, приехал по указанному адресу. Табличка перед входом « Бюро Либерально-демократической партии в Берлине». Представился охраннику, показал свои документы. Он удивленно посмотрел на меня, мол, что вообще делает здесь русский? Позвонил по телефону, и меня встретила симпатичная средних лет женщина. Она пригласила меня в кабинет. Предложила кофе, я в шутку сказал, с коньяком, если можно. « Можно»- ничуть не смутившись, сказала она. Отличное кофе, с отличным коньяком. Чем не хорошее начало? «Господин Шляхов, можно Вас называть Слава? Меня зовут Ютта, у нас есть к Вам одна просьба. В Берлине окончено строительство здания для нашей партии и ожидается его открытие. Мы хотели бы сделать сюрприз нашему председателю партии. Что бы Вы могли предложить?»Я задумался, не так то просто придумать все на ходу. Вспомнил Париж и работы пастелью на асфальте. Предложил. Она задумалась. Я попытался рассказать, что это можно сделать необычно, ну скажем размером три на два метра, огромный шарж.  «Хорошо, сказала она:- Только, пожалуйста, все должно быть в тайне. Сделаем это перед открытием. Сколько времени Вам  надо?» Я ответил, что часа два. Было определено время начала работ, оплата и заключен договор. Через два дня я приехал в центр Берлина, на одну из тихих улиц. Было раннее утро. На небе появились маленькие тучки, предвестники дождя. Я начал волноваться. Мне надо было все успеть. Разметил площадку на асфальте, положил перед собой фотографию и принялся за работу. Мимо проходили ранние прохожие и удивленно смотрели на меня. Ползает кто-то под ногами, чего там чертит. Но у меня не было времени на ответы и разговоры. Скорее, успеть бы до дождя. Попросил у сотрудников центра достать картон, чтобы в случае чего закрыть работу. Сделав последние штрихи, облегчено  вздохнул, успел. Закрыл картонкой. Расправил спину, затекла. Приоткрылась дверь, выглянул молодой человек и что- то мне быстро сказал. Я понял, что меня кто- то приглашает. В фойе стояли фуршетные столы, красивые цветы, носились официанты. Подошла Ютта. «Ну, все закончили, успели? Молодец, здорово. Пойдемте, я Вас хочу представить. « Мы подошли к группе стоявших мужчин, она окликнула «Гвидо!» Обернулся молодой человек, худощавый, немного рыжеватый. Приятно улыбнулся и протянул руку. Это был Гвидо Вестервелле, председатель партии. Честно говоря, я его недолюбливал, за его постоянные нападки на левую партию ПДС и коммунистов. А тут он оказался очень приятным человеком, без амбиций и резкости. Вот что делает политика с людьми. Он обнял меня за плечи и сказал: « Я видел, как Вы там мучились, но это здорово получилось. Они думают, что для меня это сюрприз, а я о нем уже знаю. Это больше акция для прессы. Пойдемте, выпьем по бокалу пива. Вы, какое пиво  предпочитаете?» Разговаривал он со мной, как со старым знакомым. Я понимал, что это тоже тактический ход, пиар. Но чертовски было приятно, стоять с ним и потягивать холодное берлинское пиво. На другой день появились первые фотографии в газетах. Мое имя не упоминалось, но все потом звонили и узнавали, как я вообще оказался в одной компании с Вестервелле. Да еще и пью с ним пиво.  Случайно. Да, да абсолютно случайно!

Регина Кунаст - министр сельского хозяйства ФРГ, депутат Бундестага от партии « Зеленых», маленькая, почему- то всегда с недовольной миной лица, женщина. Типичный функционер. Такие женщины кажутся несчастливыми во всем, кроме работы.  На открытии ресторана «Рефугиум» после того, как мы уже встречались с Ангелой Меркель, она сама подошла и сказала, что хотела познакомиться с художниками, создавшими такой интерьер Узнав, что я из России, начала, чуть ли не политическую дискуссию на тему отношений в сфере защиты окружающей среды. Она явно пыталась узнать мое мнение о ситуации в России. Я ей честно и прямо сказал, что об этом мало пишут, и еще
меньше знают. Страна большая, дурных голов много.  Моя откровенность ее поразила, она спросила - «Вы не боитесь так высказываться?» Я ей ответил, что, прожив более двадцати лет в Германии, уже больше ничего не боюсь. Следующий вопрос был более спокоен - « А какую партию Вы вообще поддерживаете в России? Ваше отношение к Ельцину и Путину.» Я тоже спокойно ответил, что ни бывшим коммунистам, ни бывшим «комитетчикам»  не доверяю.  Просто других нет.  Она попросила показать ей выставку наших картин с Франком Бойтелем, что мы и сделали. Встреча осталась в памяти. Но большого впечатления она на меня не произвела.


Жизнь свела меня в Берлине с человеком удивительной судьбы, который на протяжении всей своей творческой и физической жизни отстаивал правду. Простую, понятную всем правду.  Его звали Штефан Хермлин (Stefan Hermlin). И его пригласила в гости в наш берлинский клуб  его жена -  Ирина. Статная, красивая,  строго держащая себя женщина.  В рамках нашего клуба действовал литературный клуб, который позволял напрямую общаться с великими писателями, поэтами, сценаристами. Нам это было проще организовать, так как многих связывали с ними дружеские или родственные связи. Штефан Хермлин родился 13 апреля 1915 году в Германии, в небольшом саксонском городке Кемнитц (при ГДР Карл-Марксштадт). Шла мировая война. Затем она окончилась. И уже ребенком он видел все то, что оставляла после себя фанатическая вера в победу с ее трагическим завершением. Тысячи инвалидов и убитых на полях сражений.  Ор взрослен и видел, что его Родина превращается нацистами в монстра. И его оправданным шагом было вступление в Коммунистический союз молодежи  Германии. На дворе был 1931 год. Нацисты шли к власти. Социалисты заняли выжидательную позицию. Лишь коммунисты, предвидя страшные последствия для страны, пытались противостоять фашистам. В городах шли повальные аресты, создавались рабочие концлагеря. Гитлеровские молодчики уничтожали оппозиционеров. В 1936 году Штефан вынужден был бежать из страны. До 1945 года он находился в эмиграции. Талантливый поэт, писатель имел только одно оружие – слово. Выходят в свет  его первые работы - «Двенадцать баллад о больших городах»,  «Мы не замолкнем»,  с публикацией  в Швейцарии. В них  звучит вера в победу над фашизмом и надежда в счастливое будущее Германии.
Я задолго до встречи с писателем читал его некоторые произведения. У меня в руках побывали его сборники стихов "Мы не смолкаем" (1945 год), "Полет голубя" (1952 год).  Я был удивлен, как это так, нам твердили, что все немцы фашисты, жестокие люди, варвары. И вдруг такое:

Над вами ночь, вас гложет боль тупая,
Вы, может, завтра превратитесь в прах,
Вот почему я в вашу смерть вступаю,
Чтоб рассказать, о чем молчит ваш страх.
Я стану вашим медленным прозреньем,
Я покажу вам знаки на стене.
И взглянете вы с диким изумленьем
На демонов, бушующих в стране.

Я побываю в каждой вашей думе,
Как эхо смутных стонов и молитв.
Сорвав завесу вашего безумья,
Я вам открою тайну этих битв.
Заставлю вас, вглядевшись в сумрак серый,
Забыть свой дом и песенки невест.
Отныне все измерит новой мерой
Снарядный шквал, грохочущий окрест.

На юный город подняли вы руку -
Вас обманули ваши лжевожди.
Вы мечетесь по огненному кругу.
Да, жребий брошен! Милости не жди!
Помчались смертоносные машины
На город братьев через снег и мглу,
Проламывали стены ваши мины
И обращали улицы в золу.

Горят дома, земли гноятся раны,
Леса и пашни выжжены дотла.
И ненавистью жарко дышат страны,
Где ваша банда черная прошла.
Но в снежном поле, трупами покрытом,
Тот город встал, стряхнув золу и дым,
Чтоб доказать свинцом и динамитом,
Что - все равно! - грядущее за нам.

Он выстоит, он выдержит удары,
А вы сгниете в глине и в снегу.
Вас изведут багровые кошмары
На этом неприступном берегу...
Я вас пугал. Теперь смотрите сами!
Бессильны стоны! Как тут не кричи,
Под русскими седыми небесами
Немецкой кровью пенятся ручьи,

Всему конец!.. Но есть еще спасенье.
Еще вы братья мне. Найдется путь!
Спешите, искупая преступленье,
Штыки своих винтовок повернуть
На главного зачинщика разбоя,
Виновника бессчетных слез сирот,
Который в пропасть тянет за собою
Обманутый и проданный народ!

Еще вы братья мне! Одной страною
Мы рождены. И я пришел сюда,
Чтоб с вашею безмерною виною
Явиться к вашим судьям в день суда.
Пришел, сломив судьбы неумолимость...
Я жду, о братья! В муках и в крови
Родится ли великая решимость
Из горя, из страданья, из любви?
Так Штефан Хермлин пишет свой знаменитый «МАНИФЕСТ К ШТУРМУЮЩИМ ГОРОД СТАЛИНГРАД».
В 1947 году выходит сборник его стихов «22 баллады», поэма «Мансфельдская оратория» (1950 г.) и поэтический сборник «Полёт голубя» (1952 г.). Эти работы были услышаны и признаны.  В 1950 году он становиться членом Академии искусств ГДР. Его избирают членом правления Союза писателей ГДР.  Но он не оставляет свое творчество, он работает, умышлено ставит акценты там, где знает, что критикует существующее положение в стране. Это по нашим представлениям все граждане ГДР были всегда абсолютно согласны с действиями  просталинского режима.  1953 год - умирает великий Сталин, улица Сталина, ранее улица Адольфа Гитлера, переименовывается во Франкфурталлею. Хермлин пишет рассказы, критические эссе. Интенсивно занимается переводами. Он обласкан руководством страны (Национальная премия 1950, 1954 годов, две премии Г.Гейна), но при этом пишет то, что не всегда нравится партии.  Надо отдать должное Штефану Хермлину – при всем своем мировоззренческом отношении к власти, он занимает принципиальную позицию по многим политическим  вопросам, касающимся будущего Германии. Многие в СССР не предполагали, что разделение Германии не было просто инициативой Хрущева или Ульбрихта. Уже в 1947 году в оккупационной зоне Берлина, занятой бывшими  союзниками СССР в войне против фашизма, был введен отдельный валютный  барьер, который и создал основу раздела города. И только через несколько лет правительство ГДР при поддержке СССР решилось на ответный шаг. Город был разделен на две части. Трагическая  судьба тысяч берлинских  семей. И начало «холодной»  войны, в которую были вовлечены творческие деятели ГДР и ФРГ. Вот ответ Штефана Хермлина на открытое письмо  западноберлинских писателей Гюнтера Грасса и В. Шнуре, которые  обратились с письмом к группе писателей ГДР.

» Вчера, 16 августа 1961 года, вы направили открытое письмо ряду писателей Германской Демократической Республики. Так как я принадлежу к числу названных вами адресатов, я позволю себе заметить следующее:

Вы хотите, чтобы я "поразмыслил о значении внезапной военной акции от 13 августа". Я мог бы ответить на это словами одного официального представителя Вашингтона, что права западных оккупационных властей в Западном Берлине не затронуты мероприятиями Германской Демократической Республики. Таков ответ, уже данный на Западе, - поскольку ставится вопрос о значении. Но я не хочу облегчать себе задачу, тем более что я не являюсь представителем американского правительства. Ваш аргумент, который однажды уже выдвигался в аналогичной форме, основывается на ложном заключении. Если вы, выступаете против тех, кто вами управляют, то это никоим образом не означает, что я обязан выступать против моего правительства.…И мое правительство может быть уверено в моей поддержке.  Я также обладаю неплохой памятью и вот уже четырнадцать лет живу снова в этом городе, и вспоминаю, что с середины 1948 года я живу в расколотом городе - в городе с двумя валютами, двумя бургомистрами, двумя городскими управлениями, двумя видами полиции, двумя общественными системами, в городе, где господствуют две диаметрально противоположные друг другу жизненные концепции.
Раскол Берлина начался в середине 1948 года известной денежной реформой. То, что произошло 13 августа, было логичным шагом в развитии, направление которому было дано не по эту сторону города. Я не посылал 13 августа своему правительству благодарственной телеграммы и не сказал бы, что я испытал этакое "чувство радостного удовлетворения", как иные любят выражаться. Кто знает меня, тому известно, что я являюсь сторонником взаимного общения, свободы путешествий, беспрепятственного обмена во всех областях человеческой жизни, в особенности в области культуры. Но я даю свое безусловное и решительное согласие на мероприятия правительства Германской Демократической Республики.

Я еще очень хорошо помню отвратительный спектакль так называемого национального подъема, который я пережил еще совсем молодым человеком 30 января 1933 года у Бранденбургских ворот.
Десятки тысяч истериков, обливаясь слезами, сообщали тогда друг другу, что Германия освободилась, наконец, от рабства. Если бы тогда у Бранденбургских ворот стояли красные танки, никогда не начался бы поход на Восток, не нужны были бы никакие процессы над Эйхманом, и мы сидели бы втроем в неразрешенном, неразделенном городе в кафе на Алексе или на Курфюрстендамме.»
Штефан Хермлин  - удивительный человек. Он приятен в общении, умен, острослов, способный поставить собеседника в тупик. С ним многое, что казалось понятным и объяснимым, вдруг оказывалось непонятым. Или принимало вдруг совершенно иное обличье. Я написал несколько портретов, но мне нравится один – быстрый портрет.  У окна, где он стоит на свету со своей трубкой.



Харальд Пауль - политик, член фракции СПД в Берлине, доктор наук, кандидат в бургомистры района Марцан в Берлине. Непростой год, падает Берлинская стена, арестован Эрих Мильке, уходит со своего поста Ерих Хоннекер, сотрудники «штази» распускают свой нелегальный аппарат, ликвидируют связи,  СССР  предает Германскую Демократическую республику. На территории Восточной Германии образовываются различные партии. Агенты «штази» активно участвуют в формировании новых движений и партий.  Появляется «Демократический Союз» с бывшим агентом «штази» адвокатом Шнур, Новая социалистическая партия  с агентом во главе Ибрагимом Бёмме, Партия демократического социализма во главе с Гизи. Как было интересно это все наблюдать. Думаю внешняя разведка СССР, оставаясь в тени, все - таки оказывала  помощь остаткам «штази». Уверен, что именно с подачи их агентов была организована программа по внедрению агентов в руководство новыми партиями и демократическими движениями. Начались самоубийства бывших сотрудников «штази», травля партийных функционеров. Каждый день печатались списки разоблаченных агентов. В подъездах вывешивались списки людей, ранее сотрудничавших с государством, с партийными органами. Самая настоящая травля. Суды. Естественно, что необходимо было создание буферной зоны между агрессией и успокоением общества. Действующий в Берлине « Круглый стол» призвал интеллигенцию Восточной Германии активно занять позицию в этом вопросе.
Многие ученые. Актеры, художники, писатели, юристы приняли эти призывы. Партии и организации стали пополнять спокойными, думающими кадрами. Они мягко выжимали агрессивно настроенных людей из этих организаций. Именно в это время моя жена Ханна оказывается в числе первых уволенных. Объяснении простое. У Вас много детей, Вы бывший член партии. Это был удар ниже пояса. Жестокий удар. Ханна, как я и был всегда уверен, оказалась стойким человеком и выдержала этот удар. Она нашла работу во вновь организованной фирме по обучению персонала новым компьютерным технологиям. Западным технологиям. Руководителем этого проекта был академик Харальд Пауль. Очень интеллигентный человек, и все последующие беды этого человека были в том, что он не мог понять, что многие просто не понимают его логики, его суждений, его позывов. Горе от ума. Я пришел один раз в его фирму встречать Ханну. Пока суть, да дело, я  с ним завел беседу, и мы познакомились. Он, так же как и мы имел большую семью. Тоже четверо детей. Оказалось, что наши сыновья ходят в один детский садик и дружат. Вот так подружились и мы. У него был уже второй брак. Вторая жена была его бывшая студентка Габи, прекрасный и отрывчатый человек. Если мне было плохо, я приезжал к ним, и Габи вдруг находила пути выхода из очередного кризиса. Фирма Харальда через два года развалилась. Но за это время мы успели на базе моей фирмы создать общую фирму «ТОПАЗ». Харальд был готов к любым компромиссам, но на законных основаниях. В 1991 году из СССР на нашу фирму вышли представители курдских сепаратистов. Естественно, что они представлялись совсем другими людьми. Им были необходимы противогазы, которые можно было бы приобрести на складах бывшей армии ГДР.  Общая сумма сделки составляла 5 миллионов долларов.  Наша фирма получала 1,5 миллиона. Противогазы не входили в список запрещенных к реализации на территории ФРГ предметов военной техники или оружия. Так что сделка была более чем легальная. Естественно, мы понимали, что момент наших контактов был закреплен в органах безопасности. Мы сами не шифровали наши действия, чтобы не нарушить какую либо букву закона. Действовали открыто. Я переговорил с одним из бывших работников «Бундеснахриштендинст» - разведка ФРГ. В  Швеции должна быть передача нашего гонорара, а далее все уже делалось без нас. Перед вылетом позвонил Уве и сообщил, что за всеми этими людьми стоят люди из Освободительной Армии Курдистана в Иране, и что турецкое правительство требует сорвать  операцию. Просьба была более чем приказ. Не все решают деньги. Мы вышли  из этой операции чистыми…и бедными. После этого, Харальд разработал систему слежения за передвижением грузов автомобильным транспортом, использую возможности спутника. Типа «Глоссар». Я вылетел в Москву, затем в Дубну. Но люди, обещавшие помочь в организации совместной работы, неожиданно ушли в тень, и наш проект развалился.  Работая с Россией, мы поняли, что это частое явление. Много обещаний без результата.  Харальд, покинул фирму и  ушел в политику. В короткое время он стал одним из ведущих локальных политиков, авторитетным консультантом по вопросам социальной жизни города. Моей жене по его инициативе предложили работу в системе социальных отношений, но она отказалась. Я же продолжал работать с ним дальше. Все годы я практически работал в избирательных штабах СПД, встречался с Манфредов Момпер, бывшим бургомистром Берлина, канцлером Германии Герхардом Шрёдером, Гансом Айшелем и многими другими видными политиками Германии.

Ханц Хааке – профессор Штудтгардской академии живописи, член - корреспондент Академии изобразительных искусств Германии. После «аннексии» ГДР западной темной силой было трудно определиться в дальнейших перспективах, надо было жить в новых условиях. В это время все рушилось. Понимая, что все рано или поздно закончиться не в мою пользу, я решил вывести своих ребят из - под опеки «ДЕВАГ» и создать свою фирму. 14 апреля 1990 года она была создана. Мы выполняли работы по декоративному оформлению города, по созданию крупномасштабных проектов, ярмарок и  выставок. Уже были выполнены многие, вошедшие в историю проекты, когда раздался звонок, и поступило предложение от академика Ханце Хааке поучаствовать в выставке современного искусства в Венеции - знаменитой Венецианской биннале. Когда я узнал, что за объем работ должен был мною выполнен, я струсил. Это тебе не кисточкой помахать. Да и перед мэтром стыдно будет. А он был истинным профессором, он требовал. Гениально и просто. Он ставил задачу - выполняйте! С ним было приятно работать, несмотря на его, почти постоянное ворчание.  Проект представлял павильон, на фасаде которого должны быть установлены буквы ГЕРМАНИЯ. Высота букв не менее 80 сантиметров. А перед входом, стилизованным под экран, огромная монета – 1 ДМ. Диаметр 1000 мм.  На исполнение знаков из металла не хватало денег…и первое условие - натуральное сходство с металлом. Тут надо бы  химиком быть. Пришлось им стать. Я мешал разные компоненты, чтобы получить предполагаемый эффект. В моем ателье пахло всеми резкими запахами. Но результат! Он превзошел все ожидания. С расстояния в десять сантиметров невозможно было определить, что основа конструкции – дерево! Я сделал это. Теперь могу гордиться тем, что этот проект получил Золотую медаль. Меня не забыли, и везде в каталогах стоит мое имя. Приятно. Не стыжусь этим гордиться.

Анибал Ортего Ортипоза– чилиец, коммунист, друг Сальвадора Альенде, Луиса Корвалана,  профессор Венесуэльской академии живописи.
Звонит как-то мой друг Хаген Крюгер, бывший атташе немецкого посольства в Москве, а затем  в Париже. «Слава, нужна твоя помощь. Приезжай.» Расспросив, его я понял, что прилетел интересный человек, его выставка будет проходить в Берлине. Хаген в это время был директором галереи «Ремизе». Заехал в магазин, купил бочонок пива и двинулся в галерею. На полу возились два человек и пытались сбить деревянную, куда - то все время ускользающую, раму. В одном я узнал Хагена, а другим оказался маленький подвижный человек в рабочем комбинезоне. Поставив пиво на барную стойку, я окликнул работающих. Я прокричал им что-то « Спецов вызывали?» Короче говоря, работал в дальнейшем один Хаген, а я с Анибалом пили пиво. Переходя с английского на испанский, мы, мягко говоря, общались. Пиво делало свое дело. Мы на самом деле многое понимали, а если возникали вопросы - помогал Хаген. Я узнал, что когда начался чилийский путч 1973 года, всех коммунистов тайная полиция, заранее получившая приказ, попыталась изолировать. Многим повезло скрыться. Одним из них был Анибал. Он ушел с проводником в горы на границе с Венесуэлой. Там, в горах он прожил более двух лет, а затем тайно перебрался через границу. Если бы он был пойман, его бы просто убили так же как певца Виктора Хаару. С этого времени он стал работать свободным художником, а затем был приглашен для работы в Академию живописи. Какие удивительные работы представил он на выставке. Он тыкал меня в живот и говорил: « Художнику нужно одно - чувство живота. Отсюда приходит энергия. Думать надо животом!» А оказывается душа у нас  и есть на уровне живота! Во как здорово. А еще: «Надо любить молодых женщин, старые не дают энергию, они ее убирают, разрушают, используют для себя!» Оказалось, у него было четыре жены, пятая, с которой я познакомился, была по возрасту как моя дочь. А ему было уже семьдесят пять лет. Но столько лет дать ему по его виду  не поворачивался язык. Озорной мальчишка, так лет сорок. Потом была огромная выставка, представители дипломатического корпуса, работники культуры ФРГ, фуршет. После очередной выпитой рюмки вина, он подошел ко мне со своей женой и сказал. «Слава, давай ко мне в Венесуэлу, в Академию. Я тебя возьму на работу. Давай.» Подошла иркутская художница Людмила Переднева. Я ее представил ему. Он пригласил и ее. Я бы с удовольствием принял его приглашение, но моя семья, дети. Возраст. Не согласился. Испугался. В этот вечер я нарисовал дружеский шарж на него. Он сейчас печатается во всех его каталогах. Это его традиция.


Франк Бойтель – известный немецкий художник. Сколько с ним знаком, всегда бритая голова и борода. В 1974 году в берлинском районе Марцан по проектам советского времени стали создавать современные кварталы из панельных домов. Немцы их сразу окрестили «шляфзидлюнг»- спящий город. Поселок Марцан находиться на одной из дорог ведущих к границам с Польшей. Именно сюда 24 апреля 1945 года вышли первые советские войска, отсюда начался штурм Берлина. Поселок практически не сохранился, так домов сорок. Они все тщательно и великолепно отреставрированы. Воспроизведены улочки, оградки. Немцы умеют свою историю беречь. Так вот, недалеко от того места, где построили дом, в котором потом жила моя семья, стояло в ряд четыре оставшихся от старого поселка дома. Они стояли прямо на улице. С этих домов били по советским танкам немецкие добровольцы-мальчишки 13-15 лет. Бои были жаркие. До сих пор с левой стороны дороги, в маленьком парке есть братская могила. Там похоронены все те, кто пал в этих боях. Как мне рассказывали старожилы, там лежат и немцы и русские, тогда не разделяли  труппы, просто сбрасывали в ров всех вместе. Война сравняла всех. Когда мы получили там новенькую четырехкомнатную квартиру, меня пригласили сотрудники  Министерства культуры ГДР и предложили возглавить художественную студию «Норд-Ост Марцан». Во время работы возникла необходимость проводить работы по рисункам с натуры. Короче говоря, необходимы были натурщики и натурщицы. А где было их взять? Да и за сеанс просили они тоже не мало. Я узнал, что есть в Марцане еще одна студия. Приехал туда и познакомился с Франком. Решили объединять на занятиях по натуре всех наших слушателей. Франк был сильно удивлен, когда я «сангиной» - (красная пастель) быстрыми и крупными штрихами прорисовал фигуру натурщицы. Потом мы с ним об этом спорили, потом стали вместе работать. В Берлине немало мест, которые до сих пор сохраняют наши имена.  Мне всегда было приятно общаться с Франком. С ним можно было спорить, тихо работать, дискутировать, создавать проекты, ругаться. У него было две дочки и у меня четверо девчонок. Так, что нас связывала еще и семейная дружба. Много проектов мы выполнили в Марцане. Жаль, что многие дома после падения Берлинской стены были снесены. Так что картины сохранились на фотографиях и в нашей памяти. Если посчитать работы, выполненные нами совместно, получиться удивительная картина. Где-то около 5 квадратных километров росписей в разных уголках Берлина и Германии. Нами расписывался спортивный клуб, основной частью которого было панно около 80 кв. метров. Росписи домов в Аренсфельде, Гамбурге, Альтклинике, Штеглице. Рождественские ярмарки, театральные декорации. Роспись протестантской Академии Берлина, роспись ресторана «Рефугиум», роспись дома на Фритчештрассе и многое другое навсегда вошло в историю стеновых росписей Германии. Мы делились с Франком последними идеями, обсуждали наши картины, экспериментировали. Совместно участвовали в выставках.



Александр Муравьев - заслуженный художник России, председатель Иркутского союза художников, Секретарь Восточно-Сибирского региона союза художников России. Я неоднократно бывал на его выставках. Но как - то близко не сходились. Приезжаю я как-то раз из Берлина в Иркутск. Мой брат Леонид, хирург в Ангарске,  говорит, там один художник хочет с тобой познакомиться. И объяснил, что работает с коллегой, у которого дочь вышла замуж за этого художника. Коллегой оказался его друг "Георгич", заведующий хирургическим отделением. А художником оказался Александр Муравьев. Так мы и познакомились. Я помогал Александру связываться с галеристами в Берлине и в Германии. Художнику надо было жить. Время было тяжелое.      В Иркутске многое было по талонам, был страшный дефицит. Кто умел, сделал деньги на бедных. Проворачивал свои дела в Китае, вез в Россию товар, продавал в три дорого, и снова в путь. «Челночный» бизнес. А Саша писал картины, где ему до бизнеса. Он по жизни художник. Поэтому, если он просил я передавал в Германию его каталоги, в последующем он проводил там свои выставки. Говорил я как-то с одним редактором журнала о Муравьеве. А, он мне говорит: «О нем уже все сказано, не интересен он, потому что все от жизни получил. Я вот тоже рисую." Вот тебе и на! Я, конечно, понимаю. Сам рисует, конечно, здорово, но ведь надо скромнее быть.   Иркутск - город маленький. И город своим богатством процветает! Людьми! Теми, кто не просто живет "сопя в тряпочку", а активно этот город пропагандирует, его имидж холит и развивает. Создает лицо этого города. Ну, напишем мы пару статей о производстве и элите рабочего класса. Встанет вопрос, - о каком производстве? О градообразующем? Нет его у нас! Разве только объединение " Иркут", да мелкие части бывших огромных заводов. Как - то это все с насмешкой воспринимается. Люди в Сибири тяжело живут, очень тяжело. Шапки ломают перед теми, кто сам обязан перед сибиряками на колени встать. Ан, нет. Вот поэтому и писать буду о людях, любящих свою малую Родину. Александр Муравьев, заслуженный художник России, председатель Восточно-Сибирского регионального Союза художников, еще и соавтор проекта детского журнала " Сибирячок".
Доля председателя любого объединения в России очень нелегка. Особенно в областях вращения творческой интеллигенции. И надо постараться сделать все возможное, чтобы решать не только творческие вопросы, но и вопросы, связанные с банальной жизнью. Кому-то пенсию пробить, новое ателье, решить вопросы о долгах, о квартирах, о месте на выставке. Время изменилось, но приходят художники и требуют - дай, дай... А время само определило, кого понимает зритель, а кого нет. Обижаются художники, что мало картин на выставку взяли, или не пригласили для участия. Понятно все это. Но ведь и деньги нужны. А где их взять? Наконец-то начали реконструкцию Дома творчества на Байкале. Художники на плинеры не выезжали, некуда было. Сколько было интриг и попыток отнять территорию у Союза. Отстояли, и во - многом, благодаря Александру.
А, он, ведь художник! Художник. Ему творить надо. А времени, где взять? А, семья? Внуки. Не хватает на все дня и ночи. Саша, смеясь, говорит: «Исчезаю на немного. Дня на два. Тогда в ателье, работать». Краской дышать. Радовать зрителя новыми работами. Иркутск прославлять. А город этого достоин.


Команда « КАМАЗ» Париж-Дакар
2001 год, приезд команды в Берлин, встреча в Русском доме, потом на квартире Юрия Глушецкого. Ребята четко представляют себе, что они делают. Это и спортивный азарт, и чувство сопричастности к чему - то мировому…ну еще конечно деньги. Было бы просто по - ханжески сказать, что они дерутся только за моральное состояние, за честь страны, за честь русской машины. Мы сидели в комнате у Юры и Наташи, был теплый берлинский вечер. Играли на гитаре, Пели. Юра пел свои песни. Они были правдивыми, тонкими и изящными. По - моему Саша Королев взял гитару и стал после него петь « Есть только мир…» Все потихоньку потянулись на кухню, выпить, закусить. Как-то было не принято петь песни о последнем миге. Через несколько дней все может круто измениться. Я не помню всех имен, поэтому для меня ценным осталась команда. Запомнились руки. Сильные руки настоящих мужиков. Расходились поздно. Вспоминали Россию. Как- то она близка - когда далеко. Мы рвемся из Берлина в Россию, а после нескольких недель рвемся назад в Германию. Нам не хватает чего-то. Мы привыкли к порядку, к свободе и защищенности. А они привыкли выживать. Вот и вся разница. Они команда. А Юрка написал замечательные стихи.
Рожденный первым средь первых ста,
Меня сложили, чтоб побеждать.
И свято верить в один резон -
Мой финиш, мой путь, моя цель горизонт.
Хранимый небом в пространстве дуг,
Себя спасаю движеньем рук
Того, кто правит моей судьбой,
Забыв в этой жизни беспечность, уют и покой.
Взрывной характер пусть нам простят,
Мы жить привыкли на скоростях.
И покорились нам до конца
Дороги, пустыни, стихии и ваши сердца.
Судьбы рисковой крутой вираж.
И мы по- новой берем реванш
Всем опасеньям, всему вопреки
У страха, отчаянья, гибели и у тоски.
Змеиным оскалом встречала чужая земля,
И гибли, себя не жалея, в пустыне друзья.
И нас обнимали горячим дыханьем пески,
Расплющив кабины и в порох кроша позвонки.
Уж так сработал меня КБ:
Всё заменимо в моей судьбе.
Лишь тот, которым я сам храним,
Бесспорно, надежен и также бесспорно незаменим.
Мы с ним породнились маршрутом, душой и мечтой,
А жизнь повязала единой своей колеей
И нас испытала на прочность и верность не раз,
И общее имя дала нам навеки - КАМАЗ, КАМАЗ, КАМАЗ.
А звезды наград на кабину рядами легли,
Не замечая седин, я цель свою вижу вдали,
Еще раз покой отодвинув, вновь начинаю разгон,
Туда, где мой финиш, мой путь, моя жизнь - горизонт.


Юрий Глушецкий - композитор, поэт, исполнитель  своих песен. Можно было бы добавить спортсмен, красавец, просто хороший человек. В  1986 году мы создали в Берлине клуб «Диалог». Председателем была Татьяна Форнер, заместителем, ваш покорный слуга, Ирина- жена немецкого писателя Штефана Хермлин, Леонид Стрелков, Виктор Цыганов и другие. Нас было мало. Но в России была перестройка, в которую мы верили. Было сделано немало. Придет время, и об этом будут писать другие. Появился у нас в клуб еще один  юрист Александр Вернитц. Так, возник ниоткуда. Умный, тщательный, но имеющий своих «тараканов» и пару скелетов в шкафу. Безобидный с виду. И один раз у него дома собирался маленький «сабантуй». Мы пришли с моей женой Ханной. Девичник, мальчишник. Русская иммиграция. Полу - диссиденты, полу - патриоты.И вдруг гитара. Пел Юра. Пел, закрыв глаза. Я вдруг понял, что в моем мире появился прекрасный человек. Талантливый человек. Знакомство, которое сразу же запоминается. Вот, что о нем написали в свое время.
«В золотые пески из Парижа в Дакар  уходил караван наших лучших машин…»
Автор этих строчек Юрий Глушецкий уже много лет живет и работает в Германии. И всю его жизнь пронизывает "одна, но пламенная страсть" - любовь к самодеятельной песне. Хотя трудно, если честно, обозначить общепринятым термином - самодеятельный - автора, на счету которого около двухсот песен. Как трудно представить на первый взгляд и то, на каком творческом перекрестке он встретил спортивную команду из далеких Набережных Челнов.
Юра, вы имеете прямое отношение к спорту, правда не к автомобильному…
- сейчас мне 47 лет, в свое время окончил  институт физкультуры, стал мастером спорта по легкой атлетике в десятиборье, так что какой ценой даются спортивные победы, ощутил, что называется, на собственной шкуре.
А несколько лет назад мембрана вашей поэтической души "откликнулась" на спортивную волну команды "КАМАЗ-мастер". С чего бы вдруг?
- Ничего удивительного. Здесь, в Германии, мы давно дружим с Сашей Королевым, которого с командой связывают не только деловые, но очень теплые дружеские отношения. А Саша настоящий фанат камазовских гонщиков. Вот он мне однажды и предложил - Юра, а не слабо ли написать о команде песню. До этого я ралли не интересовался. А тут наслушался рассказов Александра, а он, помимо всего, показал мне много фотографий и видео. Такой поток информации. Но главное, для меня открылся новый, абсолютно неизведанный для меня мир, который завладел моим воображением.

Среди новых страниц я одну не устал
Перечитывать сотни и тысячи раз,
Когда наш экипаж занял весь пьедестал:
Это будет потом, все потом, но сейчас…
А сейчас от железных коней пышет жар.
Здесь проверено все - от людей и до шин.
В золотые пески из Парижа в Дакар
Уходил караван наших лучших машин.
Будет море цветов и улыбок друзей,
Все вернутся домой, и опять без потерь,
В разносолье домов и застольных речей.
Это будет потом, все потом, но теперь…
А теперь воздух пьет раскаленный капот,
За собою песчаный обрушив карниз:
На зарубках сердец оставляет налет
В сотых долях секунд вся прошедшая жизнь.
А потом у костра кто-то тронет струну
И споет о победах, которых у нас
Больше, чем у других пусть пока на одну:
Это будет потом, все потом, но сейчас…
А сейчас струи пота и нечем дышать
В воспаленном аду из песка и камней.
Здесь ломается все. Только наша душа
Среди этих невзгод остается сильней.
Годы сеят свое: чему быть - тому быть!
И сейчас молодым открывается дверь.
Завоевано все, но не время сходить:
Это будет потом, все потом, но теперь…
А теперь рвутся жилы кабин, а в виски
Рвется кровь, и лишь миг до последних молитв,
Покоряя себя, покоряя пески,
Покоренные рейдами гоночных битв.
И пускай с каждым метром труднее идти.
В запредельном режиме - совсем не предел,
А лишь только начало большого пути,
И того, что достиг, и того, что успел!
Это только шаги большого пути
И того, что тебя еще ждет впереди…

Четкие слова, четкий ритм. Наташа, жена Юрия, создала ансамбль песни «Родник», в нем пели сотрудники российского посольства и российские иммигранты. Юра аккомпанировал им на гитаре. В меру своих возможностей оказывал помощь и я. Нередко и с ними вместе выезжал на выступления. Черная череда приходит к талантливым людям, и находят они отдушину в алкоголе. Юрке не повезло, он стал пить. Часто приезжал к нему домой, пытаясь помочь. Поговорить. Он остался без работы. Наташка, бедная женщина, билась возле него раненой птицей. Я уговорил его помогать мне на моей стройке. У меня он был под контролем. К нему очень хорошо относилась и Ханна. Мои дети воспринимали его как своего. Держали. Но стоило ему выйти одному…, все начиналось сначала. Это беда, самая настоящая беда для всех, когда гениальный человек начинает уничтожать себя сам. Если пьют от безделья, мне таких не жалко. Но талант – он принадлежит уже многим. Да, да! Принадлежит. И степень ответственности совсем другая. Очень трудно не сломаться. Осуждать всегда легко. Ребята из посольства пригласили нас с Юрой на Рождество и Новый год во Францию. Под Париж. На посольскую дачу. Когда мы объявили об этом нашим детям, визг стоял неописуемый. И вот, по-моему, 21 декабря, разместив наших детей в моем автобусе, мы заехали за Глушецкими. Они собрали столько вещей, что встал вопрос, а куда мы это все поместим. Разместились все. Оказалось, что нас девять человек. Машина рассчитана на шесть плюс багаж. Оперативно сократили число взятых продуктов и вещей. Ну, в тесноте, но не в обиде. Как полиция нас не остановила? До Парижа 16 часов, решили сменяться за рулем. Сначала я, потом Ханна, потом Юра, а перед Парижем снова я. Я просто знал дорогу лучше. Все дети простудились, кашель, чихание. Короче говоря - лазарет на колесах. Машина не подвела, и мы доехали до окружной парижской дороги. Въехали в город, потому что нам было нужно получить необходимые сведения в посольстве.  Я уверенно веду машину, давлю на газ. Песни. Все проснулись. Париж. И семья Глушецких в нем первый раз! Чувствую, что дорога ведет в никуда. Знаки. Кто же знал, что перед Новым годом изменили маршрут движения. И вот, проезжая в очередной раз одну и ту же елку, Юра очень тихо говорит - Слушай, а в Париже все елки одинаково украшены? В машине стоит громкий хохот. Все давно заметили, что мы едем в третий раз по кругу.

Олег Парамонов – сейчас известный русский поэт, заслуженный учитель России, лучший учитель года 1994. Был награжден (было и  такое награждение) направлением для работы в посольстве Российской федерации в Берлине. Вот такие «заморочки». Это, наверное, вместо ордена.
Так уж получилось, что однажды в посольской бане я познакомился с чудесным человеком, почти земляком Олегом Парамоновым. Он из Брянска. Это недалеко от Клинцов, где я когда-то жил.  Выехали под Берлин, маленький поселок Грюнхайде, посольская дача. Извините, секреты раздаю. Ах, какое это чудо, русская баня, простынки, жар. Пиво под воблу, байки. Треп. Кто - то читает, свежую российскую газету. «Аэрофлотцы»  рассказывают о тупости немцев. Я возражаю им на английском, они, не понимая сказанного, продолжают немцев материть. А ведь сажают самолеты…на английском! По команде  пять человек влетают в парную, и так же вскоре выскакивают из нее. Ничто не чуждо человеку. В голом виде, кто разберет. Вот тот из разведки, вот тот культурный атташе, а этот… Одним словом  БАНЯ! Господи, как хорошо это было. И вот Олег читает свои стихи. О любви, о Родине. Щемящее чувство причастности. Одиночество. И как всегда бывает в жизни, особенно в русской жизни. Все решается под водочку и в бане. Мы решаем издать стихи Олега. Старательно подбираем те, написанные им вещи, которые по нашему мнению будут составлять основу книги. Мне предстояло решить массу технических работ. Мое издательство уже работала с немецкими авторами. А тут русский шрифт, разбивки, рисунки. Все отличалось от принятых у нас правил. Ну а что делать. Назвался груздем, полезай в кузов. С авторами очень тяжело работать. Мало того, что, как правило, у русских авторов не хватало денег и приходилось их спонсировать, так еще необузданные амбиции. Каждый второй гений. Я этого ждал, но мои тревожные ожидания не оправдались. Олег оказался на редкость тактичным и мягким человеком. Он спокойно воспринимал мои замечания, исправлял их на ходу и говорил, «а так можно»? Его звучное слово как бы раздвигала тишину нашей редакции. Один раз, уже около девяти часов вечера позвонил Юра Глушецкий и попросил о встрече. Ну, что делать? Встал. Поехал. Благо все мои производственные помещения находились друг от друга в пяти минутах езды. Открыл редакцию, вскипятил чай. Вваливаются Олег и Юра. Пакеты с креветками и пиво. Гитара. «У нас родилась идея! Слава, слушай. Твое мнение!» И вдруг они закатывают удивительную литературно-музыкальную композицию. Авторские стихи, авторские песни. Я онемел. Это было удивительно гармонично. Они совпали в мыслях, в душе, в жизни. Потом мы ели креветки, запивая их пивом. Олег начинал читать стихи, но после услышанного ничего не хотелось более. Разъехались мы очень поздно. И я долго не мог уснуть. Мы издали книгу Олега. Ее презентация прошла очень престижно. Я был первым издателем Олега в Берлине. Хоть и тираж был совсем не большой.  Потом Олег уехал. Стало пусто в Берлине. Он уехал в Будапешт. Я думаю, что его вовремя закрыли.  Позже он снова приехал в Берлин. Приехал по приглашению  клуба «Диалог» и "Русского дома" - российского Центра науки и культуры в Берлине для участия в традиционных поэтических вечерах.

Захар Катц - композитор, дирижер, организатор и неизменный руководитель  ансамбля « Трио Катц». Работая в свое время в избирательном штабе СПД в Берлине, пришлось заниматься многими вопросами. В том числе и культурными программами. А в культурно-развлекательном центре «Ринг-Коллонаде» создавался оркестр классической музыки из иностранцев, которых необходимо было адаптировать к жизни в Германии. Многие были из России. Руководителем вроде бы назначали композитора из Москвы. Было интересно с ним познакомиться. В свое время я проводил в залах этого заведения выставки художников  из моего проекта «Ост-Вест Синергии». Без труда я нашел комнату, в которой вроде бы и располагалась администрация оркестра. Постучал, зашел. Сидит похожий на Деда Мороза человек. Ну, вот почему - то сохранилось это ощущение, что передо мной Дед Мороз.  Он был явно старше меня, но слушал меня очень внимательно, не перебивая. Я рассказал ему, что возможны  совместные проекты. Что это не так много денег. Но возможно в перспективе совсем другое. Захар был очень рад, что его кто- то навестил, тем более с таким предложением. В разговоре я узнал, что в свое время работал на Всесоюзном радио, что боится еврейских погромов в России, что хочет детям дать жизненную перспективу. Он правильно мыслил. И, наверное, боялся тоже не без причины. Российские газеты того времени  очень подробно смаковали факты национальной ненависти.  Даже, мы русские тоже боялись объяснять в России, откуда мы приехали. Я познакомился с его сыновьями, молодыми, вежливыми и воспитанными людьми. Они учились в Берлинской консерватории. И папа создал вместе с ними знаменитое « Трио Катц». Благодаря и нашим усилиям его ансамбль получал заказ на выступления. Семья жила. Они стали известными в Европе. Многие концерты проходили в Лондоне. Но хочется вспомнить о другом. Мне пятьдесят. Мой друг отдал под юбилей свой большой ресторан с открытой площадкой. Где- то 250 квадратных метров. Просто он мне сделал подарок. И все сам организовал. Немец очень хорошо относился к русскому. Народу было много. В Германии не принято приглашать на дни рождения. Приходи, если сможешь. Поздравь. И вот мое удивление. В ресторан входит семья Катц в полном составе. И с инструментами. Захар обнял меня и сказал: « Знаешь, Слава, такого человек как ты,  надо было обязательно поздравить! Ты все еще веришь в Россию! « Разложили инструменты и заиграли попурри на русские темы. Я стоял и плакал. И вместе со мной плакали мои гости. Еврейский ансамбль виртуозно играл для русского иммигранта – «изгоя и  изменника», как окрестили меня в Советском Союзе.

Юрий Лужков - мэр Москвы, встречался с ним на пресс-конференции в обществе Аденауэра в Берлине. Меня пригласили на его выступление. Кроме него там присутствовал бывший министр иностранных дел ФРГ Геншер. Юрий Лужков был так себе, впечатление от его выступления не ахти какое. Господин Геншер был более оригинален и последователен.  Большого ума я, как и многие журналисты, в Лужкове не нашел. И дело вовсе не в его внешности. Ну, так себе - мячик. Но его речь! Во-первых, явный демагог. Во-вторых - его речь. Такого косноязычия  я долго не встречал, разве только у господина Черномырдина. Это вот этому нас учили в Советском Союзе? Мы задавали ему вопросы, но ответы нас не радовали. Например, прозвучал вопрос. «Почему в Москве во время последних морозов  погибло столько бездомных людей?» Ответ. « Потому, что у нас русская зима, к ней надо готовиться. Вживаться в неё. Кто- то не успел.» Все. Расхотелось о нем писать. Мой фельетон был напечатан в немецкой газете. Все его «высказывания» я перевел в нормальный язык.

Валентина Терешкова - космонавт СССР, Герой СССР, первая женщина космонавт, жена космонавта Николаева, после его смерти - директор Русского дома в Берлине. Преклоняюсь перед ней! Помогла моей жене  в трудной ситуации, которая возникла в Москве. Не испугалась. Знала мою жену Ханну. А в 2001 году встретились  мы с ней вновь в Берлине. Валентина Владимировна приехала в город накануне официального приезда Владимира Путина в ФРГ.  Очень хорошо выглядела, общалась просто и без «выпендрежа», так известного у многих русских «мадамов».  На втором этаже Российского дома науки и техники, недалеко от входа в художественную галерею, слева  располагается так называемый « президентский свит». Об этом мало кто знает. Он скрыт от посетителей дверями с опущенными массивными шторами. Вот как раз в этом свите и должен был Путин принимать как немецких, так и русских бизнесменов. Терешкова, переговорив с директором  фонда «Артель»  пригласила ее и меня в помещение. Я был в это время заместителем директора этого фонда.  Охранник открыли дверь. Ну, ничего себе!  Кто бы знал, что за этими дверями спрятан довольно просторный зал. Просьба Терешковой была одна - надо «свит» сделать в один цвет, облагородить картинами и цветами.  Так нет никаких проблем. Все в сиреневый цвет. Будет красиво, ненавязчиво и достойно.  Так и сделали. Довольны были все. Путин приехал. Встреч не было. Охранники стояли стеной. «Агент» ведь на задании. Он лишь кивнул, и пряча глаза, прошел мимо. Благодарность от его имени передала нам Валентина Терешкова. Вот и старайся зря. Хоть бы руку пожал. Я бы ее не мыл год!

Сергей Жилкин.
Познакомился я с этим человеком  совершенно случайно. Еще в ГДР, рядом с моим домом стоял роскошный особняк. Все соседи говорили - там живет  директор  знаменитого водочного завода «Шилкин». Завод выпускает эксклюзивную русскую водку.  Название звучало не совсем по-немецки, однако  в нем было что-то знакомое, но я никак не мог определить этому место. И вот однажды, мое предприятие, в котором я работал, направило меня в администрацию этого ликероводочного завода. Была такая традиция на предприятиях, что всем коллективом праздновали рождество и Новый год. Естественно обращались с официальным запросом на выделение нужного количества спиртного непосредственно к производителю. Цена в рознице иногда была слишком высока. 
Шлагбаум предприятия был открыт, никаких сторожей. На одном из домов табличка – «Бюро», туда я и зашел. Две женщины  усердно склонились над столами. Увидев слева дверь с надписью «Директор», я спросил, могу ли я с ним переговорить. Одна из женщин вежливо попросила подождать и вошла в кабинет. Потом пригласила меня. За столом сидел высокий, худощавый, в солидном возрасте, седовласый человек. Я представился и протянул ему просьбу моего руководства о выделении по оптовым ценам несколько ящиков с алкоголем. Он попросил меня определиться, что я буду брать. Дал мне список выпускаемой продукции. Я начал было уже отвечать, когда он посмотрел на меня и спросил: «Русский?» Ну, естественно, я ответил утвердительно. Он ничего не стал больше  говорить, молча принял мою заявку и  подписал. Про себя я подумал, вот какой сухарь! Затем он вызвал сотрудника и попросил меня следовать за ним. Мы погрузили в служебную машину все то, что я заказал. Мы  уже собирались уезжать, когда он подошел ко мне, протянул пакет, если не ошибаюсь, в нем лежала большая бутылка лимонной водки, и сказал на странном русском языке: « С Новий год!» Когда я рассказал об этом коллегам, те удивленно спросили – «Ты что, не знаешь, с кем говорил?» Оказалось, что это Сергей Аполлонович  Жилкин (Шилкин), старейший производитель русской водки в Германии с 1920 года.  Его отец, бывший генеральный поставщик водки царского двора,  бежал от большевиков и вывез всю свою семью.  Вот он как раз и основал водочное производство в Германии. Предприятие пережило нацизм, и все попытки сталинской национализации. Так и не стало полным Народным предприятием ГДР, сохранив за собой позицию полу-частного предприятия.  И директором на предприятии был его владелец – С. Жилкин. Уж очень хорошую водку производило предприятие. И она пользовалось успехом у товарищей из Политбюро. Довольно хорошо я с ним сошелся, когда он узнал, что семья из семи человек, совершающая пробежки возле его дома – моя семья.  А я, оказывается, живу в трех сотнях метрах от его дома.
Немцы не имеют буквы «Ж» и для них семья русских эмигрантов стала носить фамилию Шилкин. Он рассказывал, что его предки  выходцы из деревни Жилкино, что под Иркутском, его дед, якобы, занимал высокие посты при дворе. С 1990 года занимался производством русской водки. А он сам родился в 1915 году в Петрограде,   и когда началась революция, вся семья пострадала от красного террора, они были вынуждены бежать в Германию. Вскладчину купили небольшой хуторок вблизи Берлина, где и наладили выпуск настоящей русской водки. В Германии «шнапс» был не более 36-37%, так что для русского офицерства это был божественный подарок. Сейчас водочная фабрика « Шилкин» находится в Берлине на Бундесштрассе №1.  Уже после падения Берлинской стены  предприятие  и имущество было  полностью передано владельцам – семье Жилкиных. Они живут в престижном районе города, рядом с большим лесопарком.  Мы в 1994 году организовали у себя в районе социальный клуб по интересам, в который приходили пожилые и молодые жители, чтобы пообщаться, обменяться рецептами, попить кофе, поучаствовать в самодеятельности. Я организовал там выставочный зал, куда привозил картины русских художников. И Сергей Аполлонович, активно оказывал помощь клубу "Модимидо". Он немного отошел от дел и всем на фабрике заправлял его зять – господин Петер Мир.  А сам Жилкин в свободное время приходил поиграть в шахматы, пообщаться с соседями и обязательно приносил пару картонных коробок с его замечательной водкой. О России он практически не говорил, видно было, что с  детства у него в сердце затаилась большая обида, а может быть, была и другая  причина. С удовольствием рассматривал картины, некоторые покупал. Ему было уже за семьдесят, и он прагматично смотрел на оставшуюся жизнь. Пару раз он сказал: « Россия ничего мне не дала! И не дает! Она у нашей семьи все отняла. Даже русский язык!» Знаю точно, что экспортировать свою превосходную водку в Россию он не собирался. Его уже давно нет с нами. Он умер в 2007 году.  но в Берлине помнят его добрые дела, и говорят немцы о нем так  – великий сибиряк.


Клаус Томас – профессор, проктолог, ведущий врач «Шарьете», активно участвовал в политической жизни, создавал свою партию Социальной солидарности. Однажды вечером кто-то позвонил, я подошел к домофону. Приятным голосом человек с улице спросил, мог ли он со мной переговорить. Открыв дверь, я проводил гостя в мой кабинет. Предложил кофе или чай. Мы сели. Передо мной сидел круглолицый, немного растолстевший человек. Он назвал себя. Я сразу вспомнил, где я его видел. Мы нередко встречались в клубе, где я часто проводил выставки молодых художников из России. Он всегда живо интересовался темой картин, техникой живописи. Правда, за все время купил лишь одну картину. Томас рассказал мне, что бы он хотел еще успеть сделать. У него была идея создать свою партию. Вот он и пришел ко мне посоветоваться. Конечно, было лестно об этом слушать, но что я могу посоветовать? Я не политик, я писатель, юрист. Но он мне задавал вопросы и на них надо отвечать. В общем, всю выборную кампанию для него делал я. Его ставка  была на стариков-пенсионеров и людей с низким доходом. А они получили прибавку к пенсии, и тихо о нем забыли. Как независимый кандидат, он был избран в местный орган самоуправления, занимался социальными вопросами.  Год он провел в органах  местного управления. Мы часто встречались. Он приходил ко мне уставший и просил, чтобы я его полечил. Я разговаривал с ним на разные темы. Очень много говорили о СССР и ситуации в России. Он никак не мог понять, почему вдруг русские врачи допускают столько ошибок. Я ему сказал, что просто раньше об этом не писали. Однажды он пришел ко мне и сказал: « А знаешь, у меня рак, так неожиданно. Знаю сам, что это конец. Не боюсь умирать, но как оставить жену, она ведь тоже больна«. Мы долго с ним сидели у меня в кабинете, я пытался шутить, он тоже. Но, там за дверью стояла молча, та, которую не хотят видеть. Ему было жаль времени, потраченного на пенсионеров, так предавших его. Он был хороший врач, но средней руки политик. Надо заниматься своим делом. Работая в знаменитой клинике «Шарьете» он заслужил свой авторитет, его знали и ценили. Многие пациенты поддержали его. Но кто в обществе свободного рынка будет заботиться о больных и старых? Для такого общества главным остается получение налогов из постоянно идущей прибыли. А прибыль создают молодые. Но стариков в Германии как у нас  не бросают. Поэтому государство в равной мере заботиться обо всех малоимущих. Но понятие пенсионер в Германии мало связано с нищетой. Получая нередко пенсию в 48-56% от зарплаты, пенсионеры  не бедствуют. Больше я его не видел, я «сорвался», бросил все и уехал в Россию.

Михаил Шнитманн – известный еврейский художник, лауреат многих интернациональных конкурсов. Черноволосый, больше похожий на цыгана, чистокровный еврей. Мягкий, улыбчивый человек. Очень редко раздражался. Работал себе в мастерской. Не растопыривал пальцы, не задирал нос. Был доволен оттого, что его понимают, признают. Удивительно талантливый художник. «Матиссовское» сочетание красок, прозрачные формы, полное ощущение свободы. Миша окончил училище живописи в Одессе, затем Академию живописи в Тбилисси. Его выставки проходили в Израиле, Москве, США. Я всегда радовался, когда он приглашал меня на свои выставки. Нередко мы вместе выставлялись с ним  на Берлинских выставках. В 2001 году в рамках проекта художников из Европы в Доме культуры и техники Российской федерации проходили две большие выставки – «Русские лица» и «Российская импровизация». На первую Миша представил удивительную работу, почти графического плана. Небольшая работа вызвала немало положительных отзывов. Простое человеческое лицо, впитавшее в себя всю целостность национальных черт. А на вторую выставку он предложил триптих. Тема избитая – «Три стихии». Но надо быть Шнитманном, чтобы так создать эти три стихии. Прозрачный воздух ударял в тугие тела земли и воды. У нас были и совместные работы в декорационном плане. Надо же было и денежки зарабатывать. Никто их просто так не дарит. Он приехал в Берлин из Одессы с семьей, жил в районе Маобита, есть такой район. Как он сам рассказывал по «еврейской квоте». О том, что с ним произошло в России, можно было только догадываться. Художнику необходима свобода. Не штампы в паспорте, а свобода души. Вот тогда он работает усердно, для себя и для своей страны. Обидно, что многие были просто вынуждены искать другую Родину.

Еще о нем. Художник ЕмШнит. (Михаил Шнитман)

С Михаилом я познакомился в начале 90-х годов. Мы в это время работали над одним проектом, для реализации которого требовались хорошие художники. Проект я выполнял с моими немецкими коллегами -  художниками Манфредом Грапом и Франком Бойтелем. Михаил жил в берлинском районе Маобит. Наверное, все помнят знаменитую здешнюю тюрьму? В годы первой немецкой революции, времени нацистов и после военного времени  здесь содержались  многие видные лидеры рабочего и коммунистического движения. Я созвонился с Михаилом по телефону и приехал к нему, чтобы изложить суть проекта. Я уже знал, что он из еврейской общины. А на встречу вышел …грузин! У меня была в этом полная уверенность. Колоритный типаж, образ запоминающейся и органично совпадающий с окружающим миром. И имя – Михаил Шнитман.  Правда, потом он очень часто использовал свой псевдоним – ЭмШнит. Он родился в самом солнечном городе СССР -  Одессе.  В 1953 году. Все детство связано с еврейскими традициями, обычаями и восприятиями. Художественное одесское училище. Пять лет учебы в  Тбилисской академии. В стране перестройка, развязаны руки у разного рода националистов и шовинистов. Кругом беднота, уверенно перерастающая в нищету. Нищету моральную и экономическую. Хочешь развалить страну – отдай власть толпе! Страх за будущее своих детей, за будущее семьи и исполнение своих творческих замыслов. Решение о переезде в Берлин принималось тяжело. Ведь была возможность переехать в Израиль. Но там была война. Будущее в другой стране  представлялось смутно. В 1989 году семья переезжает в Германию. Михаил усиленно и много работает. Что-то получается, что-то нет. Зарабатывает деньги преподаванием и …раскраской ярмарочных каруселей. В Германии более 90% художников живут не от продажи своих работ, а от тяжелой рутинной работы.  Сидит себе Миша на стульчике, на голове шляпа. Борода. Ну, чем не Пиросмани? Нарисует цветочек – покурит. Творческий подход во всем. Наш коллега Манфред постоянно, что-то болтает, мы уже устаем от его монологов. А Миша покурит, улыбнется - «А пусть говорит…!» И вдруг заводится и развивает тезисную лекцию на темы современного искусства и творчества в Германии. Советское воспитание сказывалось.  Ведь за его спиной академическое воспитание – советский реализм, пафос жизни. А в Германии мало кому это было надо. Искусство рождалось не от рутинной долбежки и многолетнего рисунка. От таланта! И многие наши российские горячие творцы не могли этого признать. Сколько было разговоров, если вдруг кто-то продавал работу за хорошие деньги. Все-эта клика разносила в пух и в прах «неакадемическое решение» и декадентство в творчестве. Была бы еще коммунистическая партия союза художников… Рано или поздно Миша понял, что вступать в такие дискуссии, себе дороже. В поисках золотой середины он экспериментирует со светом, с гармонией и композицией. Появляется целая серия картин с обнаженной натурой. Написанных резко, на одном дыхании. Уверенно, сильно и с какой то ноткой провокации. Мол, смотрите, я смеюсь. Но от этого картины становились еще более интересными. Я пригласил его для участия в выставках – «Русские в Берлине», «Русские в Берлине-2». На выставке в Доме российской техники и творчества в Берлине он участвует в выставке творческого объединения «АртЕль» - «Русский портрет». Его небольшая работа в красно-коричневых тонах заставляла посетителей подолгу останавливаться. Его портрет напоминал работы Гойи. Уверенностью руки и неожиданными формами. Он полюбил европейский абстракционизм, как  и многие, художник до него. Симбиоз еврейской культуры, советской действительности, русского воспитания и европейского ощущения жизни  привел художника в ряды значительных европейских художников.
Михаил никогда не порывал с живописью объектной, умело, сочетая реальность с декоративным окружением. Сколько раз писали о нем, что «Михаил Шнитман ведет «двойной образ творческой жизни». Но сам он не может представить себя начисто отрицающим абстракцию или конкретику, поскольку твердо уверен, что «золотая середина» находится между ними.» В Берлине галерист Мирослав Смолак из Праги устраивал выставки художников из Европы, позднее это была галерея «Миро». И вот эти художники случайно увидели работы Михаила, их поразило сочетание, аскетизм  и в тоже время  их сочность. Но и они были уверены, что это работы грузина или армянина.  Не секрет, что художники из России приезжали со своим картинами и продавали их в «демпинговой» цене. Это здорово ударило по всему рынку современного российского искусства  в Германии. С трудом продавались работы Юрия Французова, Людмилы Переденевой, Александра Камозина, Михаила Бенсмана, Эмиля Шумахера и многих других.  Художники искали сопутствующую работу – преподавали, занимались отделкой квартир, строительством.  Миша создавал также декорации. Мы с ним поработали над проектами «Русская рождественская ночь» в Лейпциге, «Рождественский замок» - центр «Фольксваген» и Центральный вокзал Берлина. Неоднократно мы участвовали в различных выставках. Так что мне повезло на встречи.  Его работы известны во многих странах, в том числе в Германии, Англии, Франции, Израиле, Польше, Швеции. Михаил Шнитман - лауреат трех международных конкурсов живописцев, проходивших во Франции: Grand Prix International de Prestige de Cannes (Канны, серебряная медаль, 1999), Exposition Internationale (Марсель, золотая медаль, 1999) и Exposition Internationale (Марсель, большая золотая медаль, 2000).


Владимир Дадон – русский скульптор, организатор скульптурной школы в Берлине - Ост-Кройц. Родился в 1950 году, учился в престижных вузах Советского Союза. Работал в России, Италии. Один из организаторов союза европейских художников «Артель». Член Союза художников Германии. Берлин хоть и большой город, но встречаются в нем люди, также как и большой деревне. В центре Берлина проводилась выставка-распродажа работ современных художников. Залы торгового пассажа на Фридрихштрассе были заняты полностью. Я представил одну их своих работ. Один из организаторов выставки попросил меня привезти работы скульптора, так как они в такси не вошли. Я в это время ездил на своем компактном автобусе. Поехал, насколько помню в галерею в Панкове. Приехал, пред галереей стоит и держит обнаженный торс высокий человек. Это было надо видеть. Вокруг осень, листья, дождь. Мокрое лицо, куртка вымокла, а он зонтиком прикрывает мрамор. Мы погрузили этот торс молодой женщины в машину, потом принесли из галереи еще несколько работ в камне. Могу отметить, очень даже тяжелые. А с моей спиной, да таскать такие тяжести,… Но все окончилось благополучно. Вот так мы познакомились с Володей. У него довольно тяжелая судьба. Профессия скульптора  и так тяжела, постоянно с молотком, глиной, гипсом. Грязь, пыль. Кто в семье это потерпит. Надо быть  очень преданным человеком, чтобы это понимать. Но это редкие исключения. Семья распалась. Стал пить. Эту горькую жизнь с этой горькой водой. Вроде бы встретился с другой женщиной. И опять те же проблемы. Не мог остановиться. Создавал хорошие работы, мог бы зарабатывать хорошие деньги. Был востребован. Но водка губила все. Пропускал даты заказа, халтурил. Но, черт возьми! Ведь талантлив как бог. Остановись! Я с ним постоянно ругался. Он был в творческом союзе «Артель» заместителем председателя. Тебе и карты в руки.  Но «пьянка» сделала свое дело. На очередном собрании избрали заместителем уже меня. Мы продолжали с ним работать. Он часто бывал на моих вечерах «Давайте посидим». Если у меня была работа для него, пытался уговорить эту работу выполнить и не подводить меня. Он старался взять себя в руки, и нередко ему это удавалось. Он вообще очень мужественный человек. Но когда не было работы, становился агрессивным. Мог запросто на улице ударить задевшего его человека. В 2002 году организует свою собственную школу скульпторов.

Александр Камозин –Киндт –художник, дизайнер.
Немного о сигарах. Или  о его сыне  А. Камозине.

Честно говоря не знаю с чего и начать…И честно говоря, как человека некурящего, меня мало интересует все, что связано с этим процессом. Знаю, что многие знаменитости "покуривали". Кто не видел Черчилля с сигарой, или Фиделя, или Че, или писателей и поэтов... да мало ли кого! Но однажды, в 2008 году, мне позвонил мой друг из Берлина и попросил меня проверить возможность реализации своей марки  сигар в Иркутске. Это был Александр Камозин - старший (Кинд). С ним нас связывает долгая творческая дружба. Непростая эта работа - анализировать рынок, который ты не знаешь, а кроме этого этот рынок вдобавок и очень закрытый. Пришлось терять время, деньги и побегать. Переговорил с поставщиками других сигар, с потенциальными продавцами, с владельцами клубов и казино. Время это было не запретное. Казино еще работало. Но, ах и, увы! Большого интереса  предложение  ни у кого не вызвало. В казино были свои сигары, по вполне сходной цене. Стоимость 120-150 рублей за штуку. Примерно 4-5 евро. В гостиницах для иностранцев сигары были уже по цене 8-10 евро. В кафе-баре "Берлинский погребок" провели вечера сигар, короче говоря - небольшую презентацию. Предлагали посетителям сигары по цене 80 рублей. Но проблема была не в цене - в Иркутске уже многие общественные заведения перешли на класс некурящих. И это было принято посетителями. Так что на глазах уменьшались площадки для курящих. А сигара в России - это все же  "выпендреж" среднего пошиба. Никто всерьез ее не воспринимает, воспитание у нас другое. А просто купить в подарок элегантную коробочку - дороговато. Хотя надо отметить, что дизайн упаковок ( -а это и была фишка А.Камозина - старшего) был просто великолепен. Вообще Александр очень талантливый человек, и своих детей Александра и Никиту приучил к творчеству. Потом пришлось кое-что регулировать в отношениях фирмы Камозин и покупателями в Москве. Такое уж наше ментальное прошлое - обещать и не делать. Или найти прямого поставщика и "кинуть" посредника. Ведь коробочку можно и новую заказать. Москва просто нарушила договор. Так что непросто провести свой продукт на устоявшийся и закрытый российский рынок. Поработав, таким образом, месяц, пришлось все результаты сообщить Камозину в Берлин. Дальнейшее развитие только подтвердило мои выводы. Это подтвердил в своем интервью и сын Александра.  Это большая и хорошая статья в одной их барнаульских интернет-газет. Поэтому позволю  привести ее в сокращенном виде. А судить о значимости рассказанного, уже Вам, дорогие читатели.
"Немецкий предприниматель Александр Камозин (младший) родился в Барнауле. Он владелец торговой марки Kamozin, под которой выпускаются сигары, аксессуары для курения, мужские запонки и серьги. Торговая марка – основная ценность его бизнеса. Ведь продукция Kamozin производится на предприятиях-партнерах в Европе, Африке, Северной и Южной Америке, а собственного производства предприниматель не имеет. О развитии бизнеса на основе брэнда Александр Камозин рассказал в интервью.
- Идея создать свой бизнес возникла у меня, когда я работал в российской компании, которая тоже под собственной торговой маркой продает сигары, коньяк, аксессуары для курения. Я развивал департамент продаж. В какой-то момент понял, что работать на кого-то мне больше не интересно, и решил заняться бизнесом в этой же сфере. У меня были необходимые знания и связи. В 2008 году я создал собственную торговую марку Kamozin. Ее дизайн мы разрабатывали совместно с моим отцом, его зовут, как и меня, Александр Камозин (Кинд). Когда-то он работал в Барнауле, занимался проблемами благоустройства города, рекламой, развитием афганского движения. Сейчас он известный дизайнер брэндов, предметов, одежды, живет в Берлине. Кстати, развитием марки моего прежнего работодателя тоже занимался мой отец. Первыми товарами, выпущенными под брэндом Kamozin, стали сигары и хьюмидоры.
Требуются затраты на создание брэнда. Он должен быть хорошо проработан, должен позитивно восприниматься людьми. Например, логотип марки Kamozin нравится большинству людей, которые его видят. Его секрет в том, что он выполнен по принципам так называемого "золотого сечения". Человек автоматически воспринимает подобное изображение как красивое, элитное.
Еще больше расходов нужно на рекламу. Не имея рекламного бюджета хотя бы в размере 100 тыс. евро, не стоит начинать подобный бизнес. Кроме этого необходимо закупать товар у производителей. За три года развития брэнда Kamozin объем инвестиций в него составил порядка 300 тыс. евро.





Татьяна Форнер - рыцарь почетного креста ФРГ за заслуги перед  Отечеством, председатель клуба « Диалог» в Берлине.  Красивая женщина. Энергия через край. Однажды я пришел в Дом культуры и техники СССР в Берлине. Зашел в книжный магазин. Там стояли девушки и обсуждали новость – кто-то хочет организовать клуб советских граждан при этом доме. На мой вопрос о человеке, который выдвинул эту идею, была названа фамилия Форнер. Я разыскал эту инициативную группу и познакомился с Татьяной.  Она родилась в советской Латвии, выросла в Москве, и ужеоказывается, живёт с 1969 года в Берлине.  Окончила химфак  МГУ, в ГДР работала научным сотрудником и доцентом Университета им. А. Гумбольдта в Берлине. Параллельно к научно-педагогической деятельности, занималась переводом научной литературы, а также выпуском учебных пособий для преподавателей высшей школы. Так, в совместном проекте с Факультетом иностранных языков Университета им. Гумбольдта, был разработан учебник «Русский язык для химиков».  В 80-е годы она закончила Факультет философии и социологии Университета им. А. Гумбольдта и работала над монографией по философским проблемам естественных наук.
В 1987 году была создана инициативная группа в составе Т. Форнер, И. Хермлин, Л.Стрелков, В. Шляхов, В.Цыганов и других.   В результате работы, которой было основано общественное объединение – клуб «Диалог», в задачи которого входило представлять интересы советских граждан и членов их семей в Берлине, поддерживать и развивать диалог между представителями русской и немецкой культур и популяризировать русскую культуру в Германии. Председателем была избрана Татьяна Форнер, заместителем В.Шляхов. Мы создали этот клуб с целью помощи советским гражданам, переселившимся в ГДР на постоянное место жительство. Нас было немного, но все мы свято верили в справедливость советского общества. Мы тогда не все понимали. Но мы были уверены, что СССР меняется к лучшему. В нашей работе мы не вполне учитывали менталитет советских граждан. Дай нам все! «Халява!» Вот так требовали они и от нас.  А мы существовали на наши деньги и только на нашем энтузиазме.  Мало кто из этих людей был готов хоть как - то помочь нам. Мы держались на расстоянии от всех властных структур. От советского посольства тоже нужно было держаться на расстоянии. И для них мы были «сбежавшими». Иногда и «предателями».  Но мы сломали и  эту стену. На улице была «перестройка». М. Горбачев переделывал страну! И начинал прижимать чиновников. А чиновник он и есть чиновник. Он надевает маску. Он неустанно, как попугай начинает повторять известные слова – «перестройка», «социализм с человеческим лицом» и т.д. И деваться ему больше некуда! Тут - то мы его и поймали!  Ну, раз они так говорят, (ведь Москва приказала), это мы как раз и использовали в нашей работе. Татьяна была замужем за офицером Народной армии ГДР, и на ее участие в данном клубе государственные мужи смотрели уж очень неохотно. А у нас в советском посольстве во всяком еврее видели еще и врага государства. Но она была советской гражданкой. К ней было трудно подступиться. В конечном итоге - муж ушел из семьи. Татьяна не сдалась, осталась такой же жизнерадостной особой.  Благодаря нам, русские граждане и их родственники, проживающие  за границей, получили возможность без визы с семьей приезжать в Россию. Я лично встречался в российском посольстве  с  Министром иностранных дел Шеварднадзе, и  передавал ему наши просьбы об этом.  Государство пошло нам навстречу. Однако после прихода к власти Ельцина и Путина, все это отменилось. После информации о Спитакском землятрясении на телефон клуба «Диалог»  обрушился шквал звонков от знакомых и незнакомых, граждан СССР, проживающих в восточном Берлине и немцев. Все хотели оказать посильную помощь. Один вопрос с помощью тогдашнего вице-консула посольства СССР Вадима Петренко удалось решить: было выделено складское помещение, куда люди приносили теплую одежду, одеяла, палатки, медицинские материалы, которые потом были отправлены в Армению. Тогда же одним из наших членов правления Евгением Максимовым было сделано предложение о сборе средств для приглашения на летний отдых в детские оздоровительные лагеря детей из зоны землятрясения. За помощью мы обратились к председателю берлинского отделения Общества германо-советской дружбы  Хартмуту  Морейке, журналисту по профессии. Отделение начало сбор средств от предприятий и рядовых граждан и по результатам направило официальное приглашение в Армению. (Не обошлось и без социалистических казусов. Об инициативе этой акции не было доложено заранее председателю федерального ОГСД, который об этом узнал случайно во время своего визита весной 1989 года в Москву, где его начали благодорить за предоставленную возможность члены Армянского представительства. По возвращению, Х.Морейке был вызван на ковёр: и хотя вынужденно было разрешено доведение до конца благотворительной акции,но после окончания он был уволен со своего поста).
Совместно с армянами,проживающими в Берлине, удалось  пригласить на работу в детские лагеря трёхязычных немецко-армяно-русских переводчиков, врачей и поваров. Среди них Сергей Восканян,Аспрам Нждеян, Лукас Милитосян, Бирджит Тунян,Генрих Бабаджанян,Карине Азизбекян и др.
    Наконец 83 разных возрастов детей из Спитака, Ленинакана и Кировакана вместе с сопровождающими Альбертом Григоряном и Сусанной Степанян прибыли на поезде в июне 1989 года в Берлин,а потом отдохнули 3 недели в оздоровительных лагерях в Кагеле и Хоенлихен (селения в земле Брандербург,близ Берлина).С самого начало до отъезда дети были окружены сердечным внимание и заботой, что наверно помогло хоть частично снять стрессовые переживания после трагедии землятрясения. Для них организовывались экскурсии в музеи Берлина, поездки на теплоходе.В свою очередь дети из танцевального ансамбля «Спитак» ( из более 100 членов ансамбля пережили землятрясение не более 60) дали концерт гостеприимным хозяевам и выступили также на сцене  Русского Дома Науки и Культуры в Берлине. Расставаясь, дети подарили Клубу Диалог простой бумазейный платок, который любовно там хранится до сих пор. На нём изображен голубь Пикассо в обрамлении четырёх профилей человеческого лица чёрного, красного, жёлтого и белого цветов, символизирующих человеческие расы. Девизом платка надписи на разных языках Мир всем народам. Дети надписали платок своими именами и фамилиями на армянском, русском и кое-где немецком языках. Вот они: Оганян Анушик, Вазген, Лиана, Алла, Ваган Акопян, Карен, Варданян Вардан, Ханоян Сусанна, Акопян Вардан, Наира, Аркакдик,Оганесян Изабелла, Анна, Гитанян Армине, Геворкян Армине, Арутюнян Араик, М.Сильва, Д.Оганесян, Саакян Вардан, Тирагурян Альберт, А.Анаит, Вирабян Володя, Овсоян Гайк, Аршак Овсоян, Нинико, Хачатурян Арсен, Варданян Карен, Саргсян Артём, Саакян Вардан, Арсен, , Мартиросян Нарине, Хачатурян Ара, Саакян Севак, Ашот, Роза,Геворк, Р.Касабян, Петросян Маргарита, Арутюнян Араик, Аида Суварян, Альвина, Карен, Ляля, Меликян Гоарик, Акоп, Лусине, Абраам, Оганян Анушик, Ира ...
И дата:  28/ VI- 89.
Мы были первыми, кто конкретно пытался выяснить претензии Балтийских стран к СССР. Именно к нам на встречу приезжали члены организации «Саюдис». В этот вечер  мы встречались на территории Советского дома. Потом мы поехали домой к Татьяне. Сидели за бутылочкой вина. Говорили. Честно говоря, мне было интересно слушать людей, якобы желающих хорошего своим странам, но которые не могли представить себе дальнейшее развитие их стран без продажи себя Европе. К СССР и к России они относились крайне негативно.  На мой вопрос, «А что дальше?», они ничего не ответили.  Они просто не знали. Я тоже не знал. Я просто думал. Если мы, простые люди, встретились и поговорили, почему этого не сделали до сих пор государственные мужи.  Сегодня «Диалог» - это большая общественная структура, в неё входят два культурных центра и два центра по работе с детьми, молодёжью и родителями. Создав «Диалог», Татьяна Форнер всё это время остаётся его руководителем.
Кроме работы с соотечественниками она посвящает много времени вопросам миграционной и интеграционной политики Германии, в частности, Берлина.

Справка из прессы:


»Она – одна из основательниц различных берлинских и общегерманских организаций, например, Берлинского миграционного Совета, в состав которого входят представители 76 общественных организаций мигрантов, или Союза по межкультурной работе Берлин и Бранденбург.

С 2005 года она является членом Земельного Совета по делам интеграции и миграции Берлинского Сената и руководителем его рабочей группы «Участие мигрантов в политической и общественной жизни общества».
Последние три года Татьяна Форнер была заместителем председателя Общегерманского Координационного совета соотечественников, выбранного на Общегерманской Конференции в Нюрнберге в мае 2007 года, и экспертом в области взаимодействия с государственными и общественными структурами Германии и России по вопросам представления интересов российских соотечественников в Германии. В 2000 году президент ФРГ Йоханнес Рау наградил Татьяну Форнер орденом Почётного креста первой степени за особые заслуги перед Федеративной Республикой Германией. Фонд Хельги и Эдгарда Рейтера вручил ей за её работу «Премию 2005 года». В 2003 году клуб «Диалог», руководимый Татьяной Форнер, получил премию «Союза за демократию и терпимость» Германии, а в 2007 году – премию города Берлина. В 2008 году Татьяна Форнер была награждена орденом им. М. Ломоносова за развитие российско-германских культурных отношений.»

А меня, один из секретарей советского посольства, пропахший потом и истекающий жиром,  увидя в черной рубашке с красным платком, назвал ярым «черносотенцем». Вот так то. Дурь она и во власти дурь!

Моя племянница живет во Франции. У нее двое прекрасных детей Николя и Володя. Мои французские внучата. Замужем. А отцом детей является француз русского происхождения – Юрий Трещенков. Он часто приезжает в Иркутск, организовывает туры на Байкал, занимается социальными проектами. Сотрудничает с рядом школ в Ангарске. 
Однажды мы приехали к ним в гости. Они жили в то время на берегу Атлантического океана, недалеко от города Нант. От Берлина 18 часов езды по автобану. «Галопом по Европам». Франция была в то время  удивительной страной, со своими  причудами, с радугой взаимоотношений, с толерантными и хорошими  людьми. Это уже позже, когда приток афро - французов захлестнул страну, все это потерялось среди хаоса и недоверия. И все равно я Францию люблю. Там дышится легче.
Так вот, мы наслаждались  солнцем, прогулками, купаньем в огромных волнах, отпуском. Это было здорово. Юра практически не говорил по - русски, так что нашей переводчицей был моя племяшка Оксана. Мы вместе готовили вечерний стол, резали сыр, делали салат из креветок с авокадо, готовили соус и говорили. О политике, о  жизни, о семье и родных. Нормальный семейный треп. А я не мог избавиться от ощущения, что  уже не раз слышал эту фамилию – Трещенков.  Мне было интересно узнать, когда и как его семья попала во Францию. Оказалось, что Юра потомок послереволюционных эмигрантов из России 20-х годов. И его родственники были известными офицерами русской армии. Вот тогда-то и прозвучало слово – Иркутск.  И все встало на свои места.
Оказалось, что его дед – Трещенков  Николай Викторович, тот самый, печально известный, ротмистр, что  в марте 1912 года  прибыл во главе отряда войск на Ленские прииски во время возникшей там забастовки.
Родился Н.В. Трещенков  2 декабря 1875 года в семье потомственных дворян Полтавской губернии. Православного вероисповедания.
Окончил престижный Петровский Полтавский кадетский корпус в 1894 г., затем Александровское военное училище, откуда выпущен офицером в 34-й пехотный  Севский полк. В 1902 г. начал службу в отдельном корпусе жандармов. С 1905 г. служба при Нижегородском губернском жандармском управлении. Состоял в резерве. 25 октября 1906 года пишет докладную «Соображения по поводу проекта реорганизации политического розыска Империи» оформленные в виде письма заведующему особым отделом департамента полиции, где Трещенков подвергает критике проект министра внутренних дел П. А. Столыпина по созданию районных охранных отделений. Основная мысль В.Н. Трещенкова сводилась к необходимости учреждения в тех городах, где нет охранных отделений, розыскных пунктов, руководить  которыми должны были наиболее опытные сотрудники охранных отделений и департамента полиции.
С 1911 году — помощник начальника Иркутского губернского жандармского управления  в Киренском и Верхоленском уездах. В 1912 году – трагический «Ленский расстрел». Министерство внутренних дел и полиция обвиняли революционеров, спровоцировавших столкновения. Левые обвиняли во всем полицию и войска. Правые обвиняли в этом евреев и требовали принятия жёстких мер.
Из телеграммы директора департамента полиции Белецкого начальнику Иркутского губернского жандармского управления от 30 марта 1912 года: «Предложите непосредственно ротмистру Трещенкову непременно ликвидировать стачечный комитет…».
Непосредственно расстрелом командовал штабс-капитан Санжаренко (ещё в документах упоминается офицер с замечательной фамилией Ленин), но приказ отдал помощник начальника Иркутского губернского жандармского управления ротмистр Николай Трещенков. Были убиты и ранены сотни людей.
«Николай II поручил провести расследование инцидента сенатору Манухину.  Тот быстро  пришел к выводу, что, во-первых, виновно правление «Лензолота», во-вторых – полиция и войска, которые вначале бездействовали, а затем допустили превышение власти. Других виновников Манухин почему-то не выявил. Государь, однако, утвердил выводы этого расследования. Правление «Лензолота» ушло в отставку, а ротмистр Трещенков предан суду, - сначала за бездеятельность, а потом за превышение мер… «

В июле 1912 г. Трещенков был временно отстранен от службы, а затем переведен в петербургское жандармское управление. Следствие, назначенное над ним, окончилось через два года. Не найдя состава преступления, совет министра внутренних дел предложил Трещенкову вступить в действующую армию, "чтобы искупить свою невольную ошибку". В 1914 году он был разжалован в рядовые. Трещенков попал на фронт, был восстановлен в звании  и в мае 1915 г. был убит.
 «В бою с австро-германцами 15 мая 1915 г. у деревни  Пакло убит неприятельской ружейной пулей в лоб, в то время, когда вел свой батальон в атаку, идя во главе его. Похоронен на кладбище в селе Подзиячь. Посмертно награжден Георгиевским оружием. Имел и другие награды – орден Святого Станислава 3-й степени, серебряная медаль на Андреевской ленте, медаль в честь 200-летнего юбилея Полтавской битвы.

Был женат на Ольге Андреевне Юркевич, и имел детей.

Вот что пишет сам Юрий Трещенков.

«Мы знаем мало вещей о моем отце, так как он умер, не успев многое  рассказывать о своей жизни и жизни моего деда, а его вторая жена уничтожила почти все  документы, чтобы нам причинять неприятности. Мой отец назывался Юрием, его отец назывался Николай Викторович Трещенков, из безопасности он временно менял  фамилию после Лена: "Kaшин". Он умер в 1915, на войне. Его жена осталась в СССР, и она умерла примерно в  1931 году. Я полагаю, что она вновь вышла замуж. Моя семья обладала собственностью в городе Кременчуг или не так далеко от него. Люди называли дом моего отца - замок. Мой отец уехал в школу Младших кадетов, в Санкт-Петербурге, в 1914, ему было 8 лет. Он был столь хорошим учеником, что Царь заставил сделать свою фотографию с моим отцом на своих коленях. Это рассказывал наш отец. Мы не смогли обнаружить эту фотографию. Прости мои ошибки в качестве русского... Я использую переводчика компьютера!»

Из справки: «Трещенков Сергей Николаевич   (1902 -1981) закончил Полтавский кадетский корпус. Во время гражданской войны рядовой Русской Армии в кавалерийских частях до самой эвакуации из Крыма. До 1920 года в составе 2-го кавалерийского полка в Галлиполи. Затем в эмиграции во Франции. Умер 18 февраля 1981 года в Париже. Во Франции есть племянник и племянница.»
 [Волков С.В. Офицеры арм. кав. М.,2002]

От Юрия Трещенкова.

« Это мой Крестный отец! Брат моего отца Юрия Николаевича! Это возможно, что он  был  эвакуирован из Крыма.  Если я не делаю ошибки, Папа и (еще второй брат Dmitri) уехали из России в конце 1920 или начале 1921 года, но у меня нет воспоминания, по которым Серж был уже в Париже там. И, однако, он должен был пройти там, так как, как их отец был военным, это им давало право идти в военную школу. Когда Dima прибыл в 1923 и папа в 1924 в Париж, имелся момент, они ожидали прибытие Ольги, жены Serguei, от вокзала (Sergue; должен был прибыть позже) согласно моим данным  он учился архитектуры в Праге (где и  без сомнения познакомился с  Ольгой). Папа рассказывал, что они его ожидали с ней. А она приехала одна. Не знаю и когда они ее, наконец, идентифицировали, они хохотали настолько, что встречающие  это находили плохим!
Он действительно  умер в 1981; моя Сестра Катя, которая его видела немного до его смерти, это  помнит.  И он имел племянника и четырех племянниц, а не то, что написали  в истории. «

И еще.

«Привет Слава! На сайт 'Irkipedia', я нашёл гравюру представляющей моего дедушку, так же как довольно полную биографию, которая указывает, что он был похоронен в 1915 в деревне имени Подзияч, но я не сумею найти это имя ни  на какой карте. Возможно, имя изменилось с этой эпохи...
Мое здоровье в порядке: я работаю еще, в то время как я смог бы быть на пенсии! Я надеюсь приходить в будущем году на каникулы, с детьми, и вам видеть всех.
Спасибо за то, что ты делаешь. Я оцениваю много! Счастливо!»


Вот таким образом  история сама дала о себе знать. Она, оказывается, ходит рядом с нами.



О художнике  Николае Макарове

1984 год. Привыкаю к Берлину. От Министерства культуры ГДР  веду студию живописи и рисунка  Марцан - Ост. При вступлении в Союз художников – получаю отказ. «Вы пишите картины по-советски! Походите по нашим выставкам.»  Ну что же, я не гордый, похожу.  А может, проживу и без них. В программу обучения моих студентов входит знакомство с творчеством других  художников. Кто-то посоветовал  посетить ателье русского художника – Николая Макарова. Ничего о нем до этого не слушал, но история вокруг него мне очень понравилась.  Сам Николай  из Москвы, …без каких либо препятствий выехал в Берлин. Отец и мать в свое время уже работали в ГДР. По разговорам – его отец офицер КГБ. Николай начинал учиться  в институте иностранных языков в Москве, потом вдруг стал рисовать. Отошел от контактов с родными. Был исключен из института за «милую диссидентщину».  Не посадили…Отслужил в армии. Подрабатывал в газете Комсомольская правда и на Мосфильме. Женился на студентке-немке и переехал в ГДР.  Мальчик развлекался долго. И все ему сходило с рук. Вокруг его имени стали вырастать слухи и легенды. Он якобы срочно окончил университет имени Гумбольдта! За Один-два года?  Руководство Берлинской академии искусств неожиданно принимает  его... в аспирантуру.  К  известному графику Вернеру Клемке, которого я прекрасно знал!  Невероятно, но это факт. Это первое такое решение коллегии за все годы существования Академии. Веское рекомендательное слово вдруг сказал ее президент - Хайнер Мюллер. Почему?  Многое было «непрозрачно». Николай Макаров проживал тогда с семьей на Мюллерштрассе. Недалеко от знаменитой  Берлинской стены. Я рассказал о нем моим слушателям. Стало интересно всем. И вот однажды утром я отправился к нему в гости, поскольку  постоянно работал рядом в театральных мастерских Государственной оперы.  Без труда нашел его квартиру в старом доме с большими подъездами и парадными дверями. Полумрак, тишина. Думаю, что в последствии он использовал все эти полутени и ощущения в своих работах.  Я позвонил в дверь. Открыл дверь невысокого роста человек, на нем была клетчатая рубашка. Такую носили канадские лесорубы. Короткая  стрижка. Внимательный, но какой - то испуганный взгляд. Я представился, а потом вдруг сказал - «Да не волнуйтесь Вы, я не из КГБ.» Он пригласил меня в комнату старой квартиры. Несколько работ. Ничего особенного. Да, небольшие эксперименты, много недосказанности. Нереальность. Это всегда при работе с аэрографией. Еще раз повторюсь - ничего особенного не было. Я не раз видел такие работы и у известных художников. Но поражало другое – формат! Вот что подкупало меня. Работы были в 2-5 кв. метров. А уж я то знал, что такое большие форматы. Это не квадратные сантиметры разрисовывать. Мы с Николаем договорились о времени очередной встречи, на которую я смогу привести своих студентов. Я четко понимал, что он явно всего остерегается. Надо же так было запугать человека. Потом состоялась встреча  художника с моими студентами. Знаю совершенно точно, что одна женщина-посетительница  была штатным сотрудником MFS (КГБ ГДР).  Так что думаю, что им интересовалось не только советское КГБ. В 1986 году я предложил ему провести совместную выставку графики в доме Немецко - советской дружбы в Берлине. Наша выставка была успешной.  Несколько работ было продано. Потом он неоднократно приезжал ко мне в Дойтче вербеагентур (DEWAG). Я в это время работал там, в отделе монументальной декорации и живописи. В 1989 году он попросил меня помочь с большими полотнами. Просто у него не было материала. А у меня были планшеты до 18 кв. метров и я ему их отдал. Друзьями мы так и не стали. Уж очень странный он был. Как и его картины. Связи с русскими художниками, имеющими академическое образование, он не поддерживал. В основном вокруг него был этакий «московско - берлинский  бомонд». В ГДР уже были неспокойные времена. Молодые немецкие художники редко добивались признания.  Мэтры немецкой живописи (Тюбке, Клемке, Мюллер, Люфт и др.) своих художников не поддерживали, а тут еще русских поддерживать? 
И вдруг, в  1989 году русский Николай Макаров «бьет в точку» - выставкой под названием "Поздняя свобода". В это время уже немецкое руководство не верило М.Горбачеву и всячески подрывало его курс на «перестройку».  В центре выставки небольшая картина - на темно-сером фоне непонятного моря, в призрачной лодке сидят двое – трудно узнаваемый академик Андрей Сахаров и его жена Елена Боннэр. Академик гребет, его супруга замерла в печальной скорби.  Что же это? Кто вообще разрешил в это время провести такую выставку?  Картина явно »популистская», заказная. Но она оказалась на своем месте и в свое время. Позже такой прием повторит Миша Врубель своей картиной на Берлинской стене – Поцелуй Генсеков.  В СССР гонения, а в ГДР открыто об этом говорят! Но прошел год. И все рухнуло, многие художники остались без заказов и работы. А вот Николай… неизвестный русский художник в Берлине,   при поддержке неизвестных "поплыл" к следующим значительным выставкам. У Николая появилось двухэтажное ателье, очень престижное. В центре города. И огромное наследство с домом и  с появление  "Музея тишины".  Я с удивлением читал комментарии к его работам -  мерцающее "замкнутое пространство", тайна, духовное послание, искусство как терапия души... откровения с Рембрандтом, Тицианом…"  Сам он говорит так -  «Я символист, метафизик. Я чувствую энергетику места, людей, ауру. Основная часть работ связана с этими ощущениями. Глядя на мои работы, люди расслабляются, релаксируют. Я создаю тишину. Хотя сам по себе я люблю шумные компании. Когда работаю, часто включаю на полную heavy metal! В этой громкой тишине я создаю настоящую тишину.» Слава богу, что русский художник стал, востребован – картины Николая находятся в США, в Италии, в частности у Аль Пачино, Ричарда Игра, Пирса Броснана… Николай внутренним чутьем угадал, (а может, и была чья-то подсказка) направление своего творчества. Весь технический арсенал «упаковывания» реальности в тени и полутона привели его к известности. Необычность, уверенность в себе сделало свое дело. Как правило, искусствоведы или критики не могут увидеть тонких движения души художника-творца. Он шел по пути упрощенного воспроизведения уже знакомых тем, не более того. Но делал это так умело, что другие были просто этим заворожены. Для Америки его открыл Михаил Шемякин. Пять выставок в Нью-Йорке! Для Европы – Х.Мюллер.  При поддержке фонда Сергея Маврицкого проходят его  выставки-ретроспективы в Москве.  Все свои полотна Макаров писал и продолжает писать качественной акриловой краской. Которую, кстати можно было в 80-годах купить только в ФРГ.  Затем множественные  напыление  и втирания сухих пигментов. Заклеивание тонкой бумагой или воском поверхности – искусственное старение. Применяется в театральной декорации. Это часто использовал мой ученик - немецкий художник Карстен Венцель. Техника давно известная в театральных кругах. А Николай стал ее использовать для создания крупных художественных полотен религиозного свойства.  Ну а  журналисты, поленившиеся проконсультироваться у профессионалов,  приписали эту технику  ему. «Но вот ноу-хау художника, придающее его картинам некую невиданную прежде особость, - это эдакие антикракелюры, т.е. не те трещинки и вмятинки, которые нанесло время на полотна старых мастеров, а наоборот, выпуклые, прихотливо вьющиеся полосы и узкие пятна-бугорки. Создание этого узора (разного для «Иконостаса» и для остальных картин) достигается искусственно – наклеиванием на готовую картину очень тонкой прозрачной бумаги и произвольным её по свежему клею сжиманием, что придаёт живописи какую-то особую глубину и мистический оттенок, необычный зрительный эффект.»  Но вот чего не увидели крики и журналисты – это безвременье времени и безграничность границ. То, что Николай сумел создать многомерное пространство – вот что отличает его работы от работ других художников. Этим он конечно необычен.
И именно поэтому  на его выставках  возникает непроходящее ощущение, что ты летаешь в неземном пространстве.  Однажды открываю электронную почту и вижу странный логотип – шестеренки и стоящий таракан. Оказалось, Николай открывает «Тараканьи бега  в Берлине». И устраивает там по традиции русского эмигрантского офицерства встречи под водочку с огурчиками. В 1989 году я написал его портрет. Как захотел, в изломанных формах с множеством красных оттенков, с белой лошадью. И назвал картину  – «Нетабунный».  Николай так и остается  для многих загадкой. Он из тех, кто как мустанг, вырывается из толчеи табунов и установленных правил. Работает, мечтает, живет.

В моих записных книжках накопилось столько материала, не знаю, смогу ли я все закончить. Надежда на одного человека, который просто все это перелопатит...Очень надеюсь.