Последний марш
Памяти моей мамы посвящаю….
Я расскажу совсем немного о том, что принесли в мой дом 90-е годы двадцатого столетия, и какой след оставили в моей жизни…
Мама, испытавшая все трудности далекого детства в 20-е годы, ушедшая на фронт в 1941 совсем девчонкой, для которой приоритетом всей ее жизни была Победа в Великой отечественной войне, теперь с трудом понимала, что все-таки происходит. Она редко рассказывала о том, что ей пришлось пережить в детстве, в юности, но из того, что она мне говорила, я понимала, насколько это важно для нее. И с каждым годом эта важность становилась все более значимой. С каким трепетом она относилась к своей жизни, которую она уже достаточно прожила, и с какой болью воспринимала то, что происходило в ней сейчас. Говоря о маме, думаю эту боль испытали все ее ровесники, кто пережил вместе с ней те далекие довоенные, военные и послевоенные годы. Потому что это была их жизнь, с ее радостями, тревогами, заботами, со всем тем, что мы называем жизнью….
А теперь она стояла на пороге своего дома и с изумлением смотрела на него, боясь пошевелиться. Неужели все, чем она жила до сих пор, все оказалось ненужным, выброшенным из жизни как старый диван, который мы выносим, когда понимаем, что необходимость в нем отпадает? Что случилось? Почему? Эти вопросы она задавала себе каждый день и не находила ответа. Только взгляд ее с каждым годом становился все более потухшим и тревожным.
Самым тяжелым испытанием для нее, как и для меня было то, чем мы гордились и дорожили больше всего на свете – Гимн Советского Союза и Красное знамя. Это было последней каплей в ее сложной жизни. И эта капля превратилась в большой ручей, который постепенно уносил ее жизнь, делая бессмысленным и неопределенным то, чем она до сих пор жила.
Самыми радостными были для нее минуты, часы, когда наступал великий праздник- День Победы, когда приходили поздравительные открытки от правительства. Она садилась в кресло, и с задумчивостью читала. Перебирала пальцами эти листочки и радовалась как ребенок, а у меня комок подбирался к горлу, и я тихо уходила, оставляя ее наедине со своим прошлым и с ее настоящим.
Однажды, в очередной день Победы ее пригласили пройти маршем по родным улицам вместе с теми, кто когда-то защищал наше отечество в грозные годы Великой отечественной. Мама отказывалась, я уговаривала. Я понимала, что сил пройти у нее может просто не хватить, но я все-таки настаивала и она, наконец, соглашалась.
Готовиться она начала за много дней до этого события. Достала ордена, долго смотрела и перебирала их руками, вспоминая годы, опаленные войной, иногда плакала, но я чувствовала, что желание пройти с каждым днем все росло и росло. И, наконец, наступил этот день, День Победы. Мама надела свое любимое платье синего цвета с белым воротничком. С левой стороны платья были приколоты планки медалей. Она почему-то категорически не хотела, или не могла видеть на груди сами медали. Я не настаивала, я была рада и тому, что она согласилась и теперь жизнь ее как–то преобразилась.
Мы все вместе вышли из дома. За руку она вела своего внука, который уже понимал, куда и зачем мы идем. К счастью исполком, около которого собирались все ветераны, был рядом с нашим домом и участок, который они должны были пройти совсем небольшой, всего метров 500-700, не более… Чем ближе мы подходили к исполкому, тем торжественнее и тревожнее становилось на сердце ветерана. Я это чувствовала. Да и я сама, находясь во власти этих событий, начинала понимать, что это все передается и мне. На площади перед исполкомом уже было много людей, много участников Великой отечественной войны. Мы остановились. А мама пошла дальше, почему-то оглядываясь на нас, как бы зовя за собой. Я отрицательно качала головой, я понимала, что сейчас она должна быть там одна. Прошло совсем немного времени, прежде чем я увидела, что она больше не оглядывается и не ищет нас глазами. Она полностью погрузилась в свой мир… Мир, который был ей дорог, и ради которого она пришла сюда…
Прошло еще немного времени, я почти уже не видела ее, только иногда, пытаясь глазами найти маму в обступившей небольшой группе ветеранов, она вдруг на мгновение появлялась. Я наблюдала, как она оживленно разговаривала совершенно с незнакомыми ей людьми. Всех их сейчас объединяло одно, у всех была одна радость и одна жизнь, которую они достойно прожили. Я видела, как зажглась искорка в ее глазах, как с оживлением и каким-то азартом она, очевидно, что-то рассказывала, ей отвечали, она кивала головой. Я, наконец, увидела улыбку на ее лице открытую и радостную. И так продолжалось очень долго, пока им не сказали, что пора собираться в дорогу и пройти эти 700 метров также достойно, как они прошли весь свой жизненный путь.
Мы шли рядом, недалеко от колонны. Мы прошли, отшагали, наконец, прожили заново вместе с ней эти 700 метров. Словно впервые прошли с ней дорогами войны, которые были очень длинными. Дорогами, которые начались для мамы на военном аэродроме Выползово, в 41-ом, и которые закончилась для нее в Берлине, в мае 45-го…
И очень долго потом мама находилась под впечатлением этого удивительного марша, заново переживая все то, что было в ее жизни.
Но время шло вперед. Этот день постепенно отодвигался, и я видела, как взгляд ее постепенно стал затухать, она опять становилась прежней …
Последний год ее жизни был очень тяжелым как для нее, так и для меня Мама сильно заболела и почти не вставала. Ее память возвращала ее к давно минувшим дням. Она часто вспоминала то, что было хорошего в ее жизни. Но взор ее не становился от этого ярче и осознаннее. Очень часто я поднимала ее, и мы бродили по комнатам, переходя то в одну, то в другую. Когда она уставала, я укладывала ее в постель, и она засыпала на некоторое время, забываясь и отвлекаясь от реальной жизни.
А потом снова пришла весна. Весна 2001года, которая опять вдохнула в нее немного жизни. Взгляд на мгновение опять стал таким, каким я увидела его там, на коротком марше ее жизни.
- Мама!…, Мама! - Кричала я.- Послушай! Вернулся гимн. Снова звучит гимн Советского Союза! Мама, ты меня слышишь? Я ведь знаю, чего для тебя стоят эти драгоценные звуки! В них вся твоя жизнь. Мама!
Она услышала…. Она повернула ко мне голову, и крупная слеза скатилась по ее щеке. Она тихо улыбалась и радовалась этому событию вместе со мной.
- Значит не все еще потеряно. Ты не волнуйся, все хорошо. Вот видишь, все хорошо, мама, - бормотала я.
Я знала, я твердо знала, что она поняла меня, и я этому была очень рада. Как будто я выполнила свой самый большой долг перед ней.
А потом наступил ее последний День Победы, который, думаю, снова вдохнул в нее жизнь, и она успела понять, что же все – таки происходит.
Это было 9мая 2001года.
И я опять кричала ей, как тогда:
- Мама! И знамя тоже вернули, понимаешь? Все осталось как прежде. Ты понимаешь меня? Жизнь возвращается. Все было не напрасно! Ты понимаешь меня? И не надо так волноваться! Все хорошо. Все будет хорошо. Мама! - В который раз я повторяла одни и те же слова.
И как же мне было больно и радостно одновременно.
Я долго еще говорила ей, казалось, самые нужные для нее слава и она понимала меня. Она плакала и понимала. А я сквозь слезы счастливо улыбалась в ответ….
Подойдя к ее постели, склонившись над ней, я дала возможность обхватить себя за шею, и мы стали медленно подниматься вместе. Так, обнявшись, очень тихо и осторожно начали наш длинный путь в другую комнату, где показывали в этот момент Парад Победы в честь Победы нашего народа в Великой войне. Звучал гимн, знакомые звуки которого волновали и проникали глубоко в душу и сладкой болью отзывались в ее сердце. А потом она увидела его, Красное знамя, которое развивалось на ветру и напоминало о давно минувших днях. Слезы вновь покатились по ее щекам…
Мы прошли эти несколько тяжелых для нее метров, самых последних в ее жизни.
И я благодарна судьбе за то, что она прошла этот последний марш, и что эти трудные метры были такими светлыми и такими радостными.
Больше она уже не вставала, а тихо угасала, но в глазах я все-таки видела эту потухшую искорку, которая зажигала ее до последней минуты, до самого последнего ее марша…