Сорок пять лет, это же не так много, или много? Она затормозила у магазина, выключила зажигание, посмотрела в зеркало заднего вида. Оттуда на нее смотрели все те же серые глаза, как раньше, только с россыпью мелких морщинок, но, казалось, они не портили ее. Все та же, что и двадцать лет назад, когда она впервые подъехала к этому магазину ... Она покачала головой, улыбнулась отражению и открыла дверцу.
В магазине почти не было людей, вечер пятницы, когда все спешат домой, к семьям, женам, мужьям, детям, собакам.
Она прошлась по рядам. Надо выбрать рыбу, рис, водоросли. Тогда завтра она приготовит суши. К ней обещала заехать дочь со своим новым мальчиком. И их можно будет накормить. Она уже представила, как выложит роллы на блюдо, все красиво расставит, сядет на кухне, закурит под ворчание дочери. Выпьет сливового вина. И ей будет казаться, что ей не так одиноко. Что жизнь не прошла мимо, что ее существование не напрасно.
Она наклонилась над прилавком, выбирая угорь.
- Ты? – услышала она чей-то голос и подняла голову.
Рядом с ней стоял призрак из очень далекого прошлого. Постаревший призрак, в кашемировом пальто. А глаза остались все такими же, пронзительными, яркими, заглядывающими в самую душу.
- Привет. Не ожидала тебя увидеть. Сколько лет, сколько зим, - она выдавила из себя улыбку, а сердце прыгало в груди, и казалось, что оно вот-вот выскочит.
- Ты почти не изменилась. Все такая же.
- Ты тоже. Странная встреча. Я вот тут выбираю рыбу для суши. Я, так понимаю, ты тоже, - она внимательно посмотрела на него.
- Да, я … вот тут заехал. Завтра дочки приедут, хотел их угостить.
Она рассмеялась: вот такие бывают совпадения. Дети и заботливые родители, которые любят суши.
Она вспомнила, как двадцать лет назад они сидели в ресторане, и он учил ее держать палочки правильно. А она понимала, что выглядит нелепо, и очень волновалась, не зная о чем говорить. А потом им принесли две квадратных деревянных плошки.
- Что это? – спросила она?
- Это? А это вода, руки мыть, - и он опустил руки в плошку.
Она наблюдала за ним из-под ресниц. Он был таким взрослым и интересным, наверное, она кажется ему маленькой и очень глупой. И, черт возьми, у нее не получается правильно держать эти палочки. Ну кто придумал такие приборы, когда можно спокойно есть вилку.
И тут принесли салфетки.
Он покраснел:
- Похоже, мы только что помыли руки в сакэ.
Она рассмеялась. В сакэ? И тут он перестал быть взрослым, и стал молодым смущенным юношей, который так глупо опростоволосился перед девушкой, которая ему нравится. С одной стороны, ей стало комфортно, потому что он – обычный человек, а с другой, она вдруг поняла все, что он чувствует, насколько он переживает.
- Не расстраивайся. Ладно?
- Ну что, будем это пить?
- После того, как ты руки в нем помыл?
Щеки у него стали малиновыми, хотя он и пытался скрыть смущение.
- Я тогда закажу тебе вина, сливового, ладно?
А сейчас она смотрела на него, и понимала, что он вспоминает то же самое, и ту встречу, и сотни других встреч в других ресторанах, и даже, как они пили виски, сидя во дворе на поваленном дереве. Это читалась в его глазах.
- Как ты живешь? – спросила она.
- Все так же. Все там же. Все с той же.
- Я не сомневалась.
- Ты, как всегда, оказалась права. А ты? А ты как живешь?
Ей вдруг захотелось сказать ему правду, что она давно живет одна, что самые лучшие моменты в ее жизни – когда приезжает дочь, что случается, впрочем, нечасто. Что он, несмотря на двадцать лет разлуки, все еще снится ей по ночам, что она все еще разговаривает с ним, что теперь он практически единственный ее собеседник, что за фасадом стареющей женщины скрывается все та же девчонка, которая когда-то влюбилась в него. Что да, она сама виновата в том, что не смогла ни с кем ужиться, что не смогла выбросить его из головы. Или это виновата любовь?
- Да, нормально я живу. Как и раньше. Тоже ничего не изменилось.
В его глазах промелькнула обида.
- Вот видишь. Я же тебе говорил тогда, а ты –
Она рассмеялась.
- Все нормально. Скажи, ты счастлив?
- Нет, я не счастлив, но я так решил когда-то, и теперь расплачиваюсь за это.
- Суши?
- Что? – не понял он.
- Ты платишь за несчастье суши?
- Ты не изменилась. Совсем не изменилась.
- Слушай, может, пойдем кофе попьем и съедим что-нибудь? – Она вдруг испугалась своих слов, черт, зачем? Что это даст?
- Извини, - он опустил глаза, - мне пора домой. Времени мало. Да и смысла нет, никакого.
- Ты все еще ищешь смысл? -
Она кинула угря в сумку и пошла к кассе. Долго расплачивалась с кассиршей, пытаясь дрожащими руками вытащить кредитку из кошелька, и думала о том, что сама во всем виновата, что в очередной раз вышла дурой. И что вся ее жизнь – такая глупость. А еще она думала о том, что можно было бы и не врать ему. Что она хотела доказать? Что смогла прожить без него? Что смогла стать счастливой? Кому все это надо?
А он стоял у прилавка и смотрел на замороженную рыбу, не соображая, что делать дальше. Брать рыбу? Бежать за любимой женщиной и кричать: "Постой! Пойдем выпьем кофе! Поговори со мной!" Или что? Он думал о том, что никто, кроме него самого не виноват, что жизнь не сложилась, что он не хочет ехать домой, и даже приезд дочек его не обрадует, что он – чужой в собственном доме, уже так много лет чужой. А еще он думал о ней, о том, что у нее все такие же красивые глаза, цвета осеннего неба, что ее не портят морщины. Что надо было хотя бы кофе с ней попить, а не вести себя, как последний идиот. Он шел по направлению к кассам, и чувствовал, как сжимается сердце у него в груди. Он представлял ее сидящей за кухонным столом, и мужчину, ее мужа, напротив, и ее детей. "Как же больно ..."… А ведь это он когда-то приучил ее есть суши…