Сказка ироническая из серии "Бабаёшкины секреты"
Ох, разлюбезные мои, печалюсь я — печалюсь. Скука в нашем Лесу смертная: ни развлечений никаких, кроме склок и скандалов, ни сервиса. Вот и берёт меня тоска-печаль.
Намедни летела на своей ступе-самоступе, на рождение к Лешему: вся из себя такая причепуренная, принаряженная в кофту праздничную - атласную, в юбку любимую - оборчатую. Краса — необнакновенная. Сама себе дюже понравилась, что нечасто бывает. Настроение сами понимаете, какое воздушное. А ступа возьми и заглохни в самом неподходящем месте: высоко над древами. А потом - бух с небес. Хорошо не на землю: расшибилась бы бабушка в пух и прах. В болото угодила. Оно удар и смягчило. Хорошо, да не очень: вынырнула оттуда вся в тине и водорослях с головы до ног.
Юбчонку любимую жаль. Чтоб и себя, и ступу из болота вытащить, пришлось оборками пожертвовать: связала из них верёвку, на ближайшее дерево закинула и руками подтянула ступку к бережку. О рождении, знамо дело, и думать нечего: из болота вылезла вся зелёная, водоросли гроздьями с ушей свисают, на макушке лягушки во всю глотку потешаются.
А главное: подарок для Лешего - макет его любимого авто «Запорожца за Дунаем», о котором он давно и душевно мечтает, и который с таким трудом надыбала - утонул. Кому, знамо дело, такой гость дорог: весь в тине, да ещё и без подарка? Пришлось домой возвращаться, не солоно хлебавши. Где перебежками, где ползком, чтобы авторитет не уронить: увидит кто — неделю весь Лес потешаться будет.
Как не шифровалась, всю мелкую братию лесную переполошила. Ещё бы?! Что-то несусветно-зелёное через Лес тащится и колоду за собой волоком прёт. Шум-треск на всю округу: перепуганные тетёры и куропатки веером во все стороны...
Злая, как сто Кащеев: под горячую руку лучше не попадайся, а тут хохот из кустов несуразный. Так шарахнула палкой сучковатой по кустам, чуть руку из плеча не вынесла. Заскулили кусты диким образом, и выкатился оттуда Волк в законе, неизвестно откуда явившийся в наш Лес: слеза градом, нос распухший, лапой прикрывается.
-Пошто безобразишь, бабушка? - интересуется со всхлипом.
-А ты пошто угораешь, внучок? - попыталась его усовестить я.
-Да, так, - говорит, - трава больно щекотная...
-Вот-вот, - сделала вид, что сей факт мне давно известен, - уж очень ноне шаловливая травка уродилась — не к добру это. Как бы кому это не вышло — боком. Вот и хотела ту травку пригладить... Легонько палочкой.
-Да уж, легонько?! - взвился Бродяга. - Я чо, бабуся, зелёный чо ли?!
-Но-но, - предупредила его, - осторожнее словами разбрасывайся: не посмотрю, что ты Волк в законе - вмиг уши укорочу. Я хоть и не молода, но фокусы кой-какие ещё помню...
Волчара сразу назад пятками заюлил:
-А я чо?... Я ни чо...
И по-пластунски обратно в кусты.
Усмехнулась я, почти беззубым, ртом:
-А меня всё ещё побаиваются. Ну, что же, на том и сыграем... Хватит сиднем сидеть и хиреть от скуки-тоски — нужно сход собирать.
Дальше уж рванула, как молодая: цель появилась — силы прибавились.
Домой примчалась, как на крыльях, а в зеркальце своё кривое взглянула: так и опешила от «красы» своей несусветной. Не даром Волчара угорал так. Ох, не даром — есть от чего. Чуть всердцах зеркальце не разбила. Потом жаль стало: ведь это ещё моей любимой бабусичечки-Ягусички подарок.
И тогда мне в голову мысль пришла очень занимательная:
-Не хватает в нашем Лесу сервиса! Ох, не хватает! В городе тебе и Сауна, и «Салон красоты», и Синема в три Д формате, и Автомастерская, чтоб авто-телеги там и ступы летательные чинить-починять. Фитнес-салоны, кабинеты зубопротезные — тоже в наличии имеются. А у нас? Даже «Аптеку Лесную» не могут открыть, хотя лекарства на каждом шагу под ногами растут-произрастают. Глазом зацепиться не за что. Одним словом: тоска зелёная... Сход нужно назначать. И сегодня же.
Но тут снова мысль каверзная в голову: что-то в последнее время они так и прут, окаянные, косяками. Солнечная активность что ли на них так влияет али ещё какие погодные условия?
-Не получится сегодня сбор — не получится. Ведь наш главный рупор Эхо, как пару недель, из Лесу сбежало. Устало видно, горемычное. Оно: - «Ау?!... Ау?!...», а в ответ — ни гу-гу. Вот и сбежало Эхо. Поговаривают, что в городе на телевидении «Голосом за кадром» работает: смех там, аплодисменты, возгласы дикие, аль слёзы. Это у него завсегда дюже натурально и естественно получалось.
С Эхом как-то проще было: хочешь что до контингента донесть, скажешь слово-другое, а оно ещё долго балобонит — по Лесу разносит. Все всё слышат — все всё знают. Теперь кричи не кричи ни до кого не докричишься. Придётся, видно, письмена сочинять, а Ворону-Москвичку в почтари обрядить: пусть поработает на благо Обчества.
Окунулась с головой в бочке с водицей дождевой, что у крыльца моей избушки: лягушки вмиг с меня попрыгали и прочь ускакали. Помылась, как сумела, в чистое переоделась, локоны свои белоснежные маслицем льняным намазала для блеску, очки, преобретённые по случаю, на нос нацепила, и за перо взялась, что впрок ещё осенью у Гуся Перелётного понавыдёргивала. Много перьев изломала пока письмена всему контингенту сочинила.
На завтра к десяти дня всех созывала: авось к этому времени все успеют очухаться и себя в порядок привесть. В Лесу нашем как-никак и «дамы» имеются, а им время нужно чтобы красу соблюсти, или хотя бы «личико» умыть.
Утром контингент явился. Почти весь. Ворона значит не обманула: все мои послания разнесла. Расселся контингент по местам, притих. Вон Змей горой возвышается: осанка царственная, грудь - колесом. Головы смотрят с гордым прищуром: дескать, кто там внизу копошится? Как же, известным стал, крылатый: объявлен на весь Лес "Главным Писателем». Да и как не объявить-то: двоих редакторов целиком, без остатку, дыханием спалил, а третьего съел - без соли.
Кащеюшка от злости и завести позеленел даже: как не строчит свои мемуары, а печатать его не желают. То в рамки, говорят, не вписывается, то слишком скупо, то гремит, как жестянка, то пустышкой попахивает. Он уж и рецепт яда моего фирменного меж делом выпытывал, как я поняла, для дружка своего закадычного - Змеюшки, готовит. Ну чистый Сальери...
Да не волнуйтесь, любезные мои, схитрила я маненько: один ингредиент «по забывчивости» упустила, а без него не яд получится, а сильное слабительное. Побегает Горыныч по туалетам — глядишь и спеси в ём поубавиться: с грязным задом много не загордишься...
А чего вы от Бабы-Яги ожидали? Я уж как-то говорила, что профессия обязывает. Так что уж не обессудьте, любезные мои: коварна я! Ох, коварна!
Взгляд от Кащеюшки отвела, смотрю, а Кикимора глазки прячет. А как спрячешь, когда блестят они, как брюлики в луже грязной? Опять, знамо дело, подружка моя злокадычная пакость какую-нибудь припасла. Интересно: за спиной её прячет, аль за пазухой? Засмущалась Кики — значит поняла, что раскусили её, как орех гнилой. Теперь затаится на час-другой: уж я её знаю, как облупленную.
А мои глаза дале пошли. Вот и Волчара зубом голодным щёлкает. А нос-то картошкой после нашей вчерашней встречи. Зачем припёрся? Его я не приглашала. Вот кому здесь не место — так это ему. Вечно всем недоволен, вечно голоден, ни с чем не согласен. Глазами дала понять, что не обломится ему тут. Сделал вид, что не понял.
-Ну, ничего, - думаю, - сиди покедова. Поглядим, что дале будет...
Чуть поодаль Русалка Озёрная в своей неизменной бочке восседает с извечной жаждой выделиться: я не такая, как все, я — особенная. А что в ней особенного? То, что от чрезмерной любвеобильности до такой степени прозрачной стала, что видно, как у неё в желудке рыбки плещутся-агонизируют? Такие непристойности лучше прятать от постороннего глаза, а не выставлять на всеобщее обозрение, чтоб никого не стошнило.
Гляжу дале, а на крайней ветке, вполне символично, расположился некогда Мудрый Филин и наблюдает: мол, моя хата с краю — я ничего не знаю.
-Ну-ну, Наблюдатель, сиди — наблюдай! — улыбчиво решила про себя, чтобы заранее не заводиться. - Толку от тебя ни на грош, да и вреда — тоже. Одно слово: бесполезный балласт. Всегда скинуть можно в случае чего...
Чуть повыше оного Аист Залётный примостился. Белоснежный весь такой, чистенький: пёрышки чистит, красу наводит.
-Ох, птаха милая! По ошибке видно залетела в наш Лес, - подумала жалостливо. - Летел бы отседа, дорогой, подобру-поздорову: съедят ведь. Съедят и не подавятся. Уж я свой контингент не первый год знаю...
Время меж тем идёт. Контингент волноваться начинает: не может сообразить, какая ещё блажь Яге в голову взбрела?
-Ну-ну, - думаю, - счас я тебя огорошу.
И огорошила:
-Нельзя так далее жить, мои разлюбезные! Нельзя. От тоски уж все позеленели и мохом покрываться начали. Так и захворать недолго. А там и до вымирания — рукой подать... С тем вас и собирала, разлюбезные мои.
Взглянула на Кота Баюна, важно восседающего за пенёчком, специально для таких вот соборов приготовленного. Предложила:
-Вы, господа, не против, если Кот Баюн, как более всех способный к стенографии, будет протокол собора весть, чтоб слово в слово записать все мои умные мысли, дабы некоторые потом не приписали их себе?
Гляжу: Кащеющка заёрзал на месте, словно на сучок напоролся. И глазками заегозил по сторонам: дескать не понимает о ком речь идёт. Прекрасно понял - потому и заегозил: уж ему-то не впервой чужими мыслями пользоваться, за свои выдавая.
-Мы не против! - Леший с Лешачихой выдали хором. - Пусть ведёт, коли смысла не исказит.
Контингент голос подавать начал, вполне одобрительный. Я руку вверх подняла, с тем, чтоб унять его:
-А мы по окончанию собора подпишем протокол. Каждый. Поголовно.
Гомон сразу стих. И тишина, как в склепе. Только главный Наблюдатель ухнул пару раз, кося жёлтым глазом на Баюна: то ли побаиваясь, то ли склевать желая.
Как того требует этикет, начала перекличку:
-Кащеюшка?
-Здесь! - почти по-военному громыхнул тот.
-Горыныч?
-Тута я, - через зубы выдал Змеюшка, дабы огонь прочь не вырвался: знать опять кислотность у горемычного подскочила выше нормы.
-Кики?
-Хи-хи, - выдала та несурьёзно.
Зыркнула на неё глазом — она и сникла.
-Бабочка Озёрная? - по привычке поинтересовалась я. И тут же поправилась:
-То бишь, Русалочка?
-Как всегда, первой прибыла! - дёрнула та плечиком, блеснувшим в лучах, пробивающегося сквозь ветви, солнышка.
-Леший?
-Пан Леший, вместе со своей Панной!- подала голос Лешачиха.
-Глянь-ка?! Уморила! - захохотала Кикимора, складываясь пополам. - Паны?! С грязными шеями!
-На себя посмотри! - огрызнулась Лешачиха, с таким видом, словно прямо сейчас намерена вцепиться в кучери Кики.
-Брэк, дамы! - пристыдила я их. - Вы не на рынке! Аль забылись?
И продолжила далее, не размениваясь по мелочам:
-Доколе жить будем, как в пещерном веке? Никакой цивилизации в нашем Лесу нету: ни тебе баньки помыться, ни транспорту личному абгрейд сделать, ни красу-распрекрасную навесть!
Гляжу, а контингент тише воды — ниже травы стал, даже в землю словно вжиматься начал. Давлю дальше:
-Вон транспорту в Лесу стало видимо-невидимо...
-Какой там транспорт? - тоненько начал кто-то от самой земли.
-Как какой? - удивилась в ответ. - У Русалочки — водная карета, у Волка в законе — самокат с левым рулём, у меня — ступа-самоступа, Леший вон на тележке с ручным приводом прикатил...
Смолкла, жду реплик, а их нет, как нет. Пришлось снова самой по полной выкладываться:
-Транспорт есть, а ремонтировать некому, да и негде... А вот кабы малую мастерскую спроворить и мастера пригласить — тут тебе и сервис, тут — и абгрейд, не отходя от Леса.
Молчит контингент, лишь глазом зыркает. Опять всё сама:
-А возле озерка — сауну...
Зашевелился кто-то недовольно. Словно запротестовать желает.
-Ну не сауну — баньку! - уступаю самую малость. - Чтобы и попариться, и в озерке сразу освежиться. А Русалочка, модница наша несусветная, и причёску смастерить могла бы. Вон у неё самой на голове всегда какие «башни» из волос красуются — любо-дорого...
Гляжу, а оппоненты переполошились. Кики даже подпрыгивает от нервного напряжения:
-Наивно! - кричит. - Беспочвенно!... Невыполнимо!...
У Змея слюна пошла: тоже, видно, возразить что желает, а я ещё «Аптеку лесную» предложить хотела и «Клуб фитносовый». Плюнула в сердцах, на эту картину глядя. Обратила взор на Баюна: пишет али нет? Тот показал большой палец: так мол держать, бабушка!
-Давай сюда бумаги! - сказала ему. - Подписывать будем. И чтоб никто у меня не отвильнул! Самолично проверю. Кто не подпишет... И ты, Филин, уж будь добр, лапу приложи. А то ишь, наблюдает он! Много вас, Наблюдателей, развелось! А делов - ни на грош...
Когда все, наконец, разбрелись по своим углам, вздохнула, понимая одно:
-Любое доброе начинание в нашем Лесу, тонет, как в болоте. Тоска одна зеленущая процветает. Как же встряхнуть его, заставит жить в полную силу? Подъёмное ли это дело?... Не знаю, разлюбезные мои. Ох, не знаю...