Артём Киракосов
к 80-летию ЗАВАДСКОЙ Евгении Владимировны
Леонид Сергеевич ВАСИЛЬЕВ
Евгения ЗАВАДСКАЯ, вместе с которой мне когда-то довелось несколько лет учиться на истфаке МГУ, а затем работать в академическом Институте востоковедения, всегда была человеком во многом необычным. И в этом её основная особенность как личности и как специалиста. Необычность её проявлялась по-разному и, скорей всего, не слишком одинаково и воспринималась различными людьми, в том числе и её коллегами, но начиналась она, бесспорно, с категоричности суждений и соответственно поступков. Собственно, насколько я могу судить, именно этим Женя и привлекала к себе внимание тех, кто был ей в чем-то близок. Близок прежде всего по уровню интеллекта, по кругу интересов, равно как и – что едва ли не наиболее важно – по отношению к правде и лжи в окружавшей нас жизни. Очень похоже на то – этим она едва ли с кем особенно делилась, – что и семейная жизнь её поэтому не сложилась. Обзаведясь детьми, она, насколько можно судить, вполне осознанно и достаточно рано осталась одна и притом вроде бы никогда об этом не жалела.
Мне, со стороны (близко общавшимися мы никогда не были, хотя и в чём-то смотрели на мир одинаково), всегда казалось, что главным для неё было общение с тем кругом людей, которые понимали её и общение с которыми поддерживало её решимость жить так, как она хотела, и мужественно сносить всё то, что поэтому выпадало на её долю. Всё это, разумеется, не мешало ей заниматься любимым делом, основной её специальностью, то есть искусством Китая, а также искусством вообще и более того, теоретическими суждениями на близкие к искусствознанию темы с явным философским уклоном, всегда несшим в себе её отношение к окружавшему нас миру, ко всё тем же правде и лжи. И это вполне осознанное стремление к сближению её профессиональных интересов и рассуждений с жизненной позицией и с понимающими её равными ей людьми было сутью её характера. Понятно, что за всё это в годы, на которые пришлась основная часть нашей жизни, любому приходилось чем-то платить. И на её долю выпало немало.
Достаточно заметить, что она десятилетиями оставалась младшим научным сотрудником с соответствующей зарплатой. Долго не была судьба благосклонна к ней, когда вставал и решался вопрос о зарубежных научных командировках. Правда, были и сочувствующие. Они, в частности, помогали ей печататься, что было крайне важным. Вообще появление каждой её новой книги – а их в конечном счёте вышло немало – было немалым событием. Люди откликались и воспринимали её сочинения с благодарностью, а то и с восторгом, специалисты – с уважением. Насколько понимаю, она пользовалась популярностью и среди студентов, которые обычно выделяют среди прочих преподавателей тех, кто обладает не только знанием, но и оригинальностью суждений.
О последних её годах и, возможно, публикациях я мало знаю, так как в это наиболее свободное для нашей не избалованной удачными периодами существования страны время Евгения жила далеко от Москвы, где-то, насколько я слышал, на Тайване. Потом она заболела и вскоре жизнь её оборвалась. В какой-то мере след её в жизни и в профессии остался не только в виде книг и памяти живущих, но и в конкретном облике её внука, ставшего, насколько я слышал, специалистом по Китаю. И это отрадно констатировать.
Я же в завершение своего краткого очерка, посвящённого памяти коллеги, могу лишь заметить, что всегда и особенно подчёркнуто в наиболее сложные периоды её жизни, относился к ней с чувством глубокого уважения. Думаю, что и она это ощущала. Косвенным свидетельством этого могут служить наши книги, которыми мы по их выходе в свет практически регулярно обменивались.
ВАСИЛЬЕВ Л.С.
10.04.2010