Кто из нас в детстве не собирал марок, не дрожал над мелкими, в зубцах, ломкими созданиями из неплотной бумаги, стараясь не помять их, не порвать и не замаслить, с трепетом вклеивал в школьную тетрадь (или вставлял в прозрачные кармашки специального альбома-кляйстера, что было чрезвычайной редкостью) и потом долго рассматривал добычу в совершеннейшем одиночестве, забившись в угол и прикрыв альбом рукой, чувствуя, как бьется в груди готовое разорваться от немыслимого счастья сердце?! Зараза эта не миновала и меня, и я тоже был невыносимо болен собирательством, клянчил у мамы десять, двадцать копеек, которые тут же отдавал продавщице в обмен на глянцевые картинки, составлявшие на тот момент смысл всей моей жизни. И, конечно же, бегал по воскресным дням на Ленина, где в соседнем с магазином подъезде собирались солидные взрослые коллекционеры.
И чего было в марках такого, что они начисто забирали себе мальчишеское сердце? На этот вопрос у всякого найдется свой ответ, кто-то скажет – собирание марок полезно тем, что развивает ребенка, расширяет его географический диапазон, стимулирует интерес к познанию, другой скажет, что коллекционирование организует личность, тренирует волю и устремленность к победе (для того, чтобы достать тот или иной образец, приходилось тратить уйму сил и времени), третий с презрительно-умным видом возразит, что филателия – это бизнес, в некотором роде средство к существованию и любителям там делать нечего. Ради справедливости отметим, что не каждый мальчик способен пожертвовать драгоценным свободным временем и отказаться от веселой беготни вдогонку за единственным дворовым мячом, поддавшись необъяснимой и порою далеко не детской страсти, так что вопрос остается открытым.
В нашем дворе почтовые марки поначалу собирала чуть ли не половина мальчишек, но вскоре страсти улеглись, поутихли, ребята побросали скучное увлечение, вернувшись к подвижным играм, и остались два претендента - я и Ромка. Соревнование наше продолжалось довольно долго, два, может, три года, и главной целью было собрать как можно больше марок различных стран - у кого стран больше, тот и победил. Нам повезло, шестидесятые годы были благодатными на политические изменения, на карте мира как грибы после дождя появлялись новые страны, республики и режимы, поэтому в магазинах всегда можно было найти новые почтовые марки. Как правило, это были марки стран Африки с необычными названиями – Танзания, Чад, Нигер, Конго, Габон, Мальгашская народная республика, Мали, Ангола, берег Слоновой кости, а также Куба и Вьетнам. Я никак не поспевал за Ромкой, он всегда опережал меня. Чтобы купить марки, нужны были деньги, а они у нас не задерживались, мама, не умея экономить, тратила почти сразу всю получку, да и отец к тому же получал крайне нерегулярно.
Через улицу напротив в пятиэтажном доме жил Сашка, сын брата мужа сестры по материнской линии. Написал и задумался – как бы это объяснить поподробнее? Значит, примерно так - у мамы была сестра Алла, мужем ее был Рудольф, у которого был старший брат, пришедший с войны, и вот у него был сын Сашка. Теперь, думаю, понятно, потому что и сам я понял. Как-то встретились мы с Сашей на улице, разговорились, и я узнал, что у него есть трофейный немецкий альбом с марками. Лучше бы он мне этого не говорил. Утерпеть я не мог и выпросил разрешения посмотреть заветный альбом. Саша согласился.
Старый, покрытый пылью альбом из потемневшей, мягкой кожи на скрипучем замке-застежке из железа невольно внушал уважение и страх. Сашка переворачивал тяжелые страницы, проложенные прозрачной калькой, а я пробегал глазами незнакомые буквы, стараясь наспех вникнуть в их содержание, и все равно ничего не понимал. По всему было видно, что бывший владелец был большой коллекционер и заботился об альбоме тщательно и нежно, иначе бы не стал каждую марку помещать на отдельном листе и не надписывал их с немецкой пунктуальностью. Когда смотрины закончились, я с волнением в голосе спросил, а можно его купить? Кого, удивленно переспросил Сашка. Марки, ответил я и чего-то испугался. Тогда не его, а их, и смотря каких, важно ответил Сашка. Ну, любых, сколько, спросил я. В зависимости от размера, десять или двадцать копеек. Хорошо, сейчас принесу. Ты куда, крикнул вдогонку Сашка. За деньгами, ответил я и выбежал из квартиры.
После этого соревнование наше с Ромкой изменилось в мою пользу. Углядев в моем увлечении недетскую серьезность, отец купил мне альбом и марки из школьных тетрадей в считанные минуты перекочевали под новую обложку. Главной же удачей было то, что в альбоме оставалось еще много свободного места, которое понемногу заполнялось трофейными марками. Каких только стран у меня не было! Многое уже не помню, забылось по прошествии лет, но помню точно, что, например, была марка французской колонии Сомали - дикая свинья, бегущая лесом. Животное это вызывало у меня страх и по причине того, что марка была древняя и потертая и потому, что свинья была изображена свирепо, с торчащими впереди клыками.
Как-то, сидя над альбомом, я задал себе вопрос - а хорошо ли это пользоваться марками с чужого, может быть, ворованного альбома? Сомнение мое разрешил случай, о котором сейчас слово в слово расскажу. Ну, слушайте.
Однажды вечером я лежал в кровати, считая до тысячи и пытаясь уснуть. Погруженный в сладкую дрему я вдруг услышал голоса, среди которых различил папин и еще чей-то, хриплый и чужой. Я приподнял голову с подушки, напряг слух, но ничего, кроме неразборчивого шума, понять не сумел. Ведомый любопытством, я встал с кровати, укутавшись длинным байковым одеялом, свисавшим до полу, и подошел к двери. И вот что я услышал.
- Наливай, Ленька, может и расскажу. Да не скупись ты, наливай. Вот заячья душа. Не боись, не опьянею. Надо же горло перед рассказом промочить. Ну вот, спасибо, теперь слушай. В Берлине страшная рубка была за каждый дом, за каждый этаж, да это сейчас все знают. Сколько товарищей погибло – Рома Саркисян, Леша Колесов, Динар Насибуллин, царство им всем небесное! Не дожили до победы. Выпьем за них! Не хочешь? Ладно, после выпьем. Ты же не об них, ты об альбоме просил. Ну вот, слушай, было это так. Вкатился я в гости к бюргерам в их средневековый замок, пули над головой, что осы, туда-сюда, туда-сюда, свищут, не переставая. Присмотрелся, откуда огонь ведется и очередь дал из автомата. Гляжу, стихло все, поднялся и приступил к разведке. Нельзя же уйти, не осмотрев, задача наша такая. А дом, доложу я тебе, невиданной красоты и размеров. Война кругом, разруха, а он стоит себе целехонек. Ну, не так, как в мирное время, конечно, но все же в аккуратности и присмотре. Под ногами стекло битое, мусор всякий, а на стенах картины и по углам вазы фарфоровые. Хожу я так, хожу и вдруг слышу шепот и рыдания, будто кто плачет, тоненько так, по-девичьи. Все обошел, во все комнаты заглянул, нет никого. Что за чудеса! Прислушался я и, наконец, в большой, самой красивой комнате, в камине нашел девочку. Вот куда спряталась! Стал я ее знаками к себе вываживать, а она – ни в какую. Сидит, дрожит, книгой прикрылась, а выходить не хочет. Испугалась, видимо, я же для нее как-никак враг. Ну, что тут поделаешь? Сообразил я, что надо девочке воды дать, испуг и пройдет. Побежал, нашел кухню, открыл кран, а вода не течет. Нет воды, водопровод, видимо, войной подпорчен. Что делать? Побежал опять, наткнулся на кладовку, а там – чего только нет! Варенья, соленья, компоты разные. Открыл я вишневый компот, налил в кружку и помчался назад, к камину. А девочка уже вышла, стоит с книгой и улыбается. Протянул я ей кружку с компотом, взяла она из моих рук, сказала что-то по-своему, по-немецки, значит, и пьет. Почувствовала, видимо, что я ей добра желаю, поверила, значит. И в этот момент пуля шальная из окна – шасть и в нашу сторону. И как только Лиза сообразила! Лизой ее звать, она потом мне все о себе рассказала. Бросилась ко мне, толкнула на пол и еще книгой прикрыла. Я поначалу рассердился, приняв ее помощь за неблагодарность, но потом, когда увидел на книге маленькую точку-дырочку, понял, что спасла она меня. Ничего еще обо мне не знала, а уже спасла. Сидим мы с ней на полу, смотрим друг на друга и смеемся. Так и познакомились. Я потом частенько к Лизе заглядывал, она меня подкармливала, а я ее обогревал. Да не то, что ты думаешь! Вечно у тебя одни похабности на уме, душой обогревал, слышишь, душой? Лиза столько за войну нагляделась, девочка ведь совсем, только-только шестнадцать исполнилось, неужто я ее мог тронуть? Не буду тебе больше рассказывать. Не буду и все, обидел ты меня. Да знаю, что пошутил, знаю. И все равно обидно. Ладно, два слова и все, заканчиваю. Когда дали приказ отъезжать, подарила Лиза мне книгу, а это не книга была, а альбом с марками, тот самый, что жизнь мне спас. Понял теперь? Привез я его в Уфу, а зачем он мне, марки я не собираю, коллекционированием не занимаюсь, хотел поначалу продать, обменять на продовольствие, а когда Сашка родился, решил, подарю сыну, пусть хоть он порадуется. Марки-то видные, непростые, отец Лизы, видимо, был богатым коллекционером.
Вот такая история. Что, не веришь, думаешь, сочинил? Ну, не верь не верь, Фома неверующий, время придет, поверишь. Наливай, Ленька, не скупись, слеза чего-то меня прошибла. Наливай.
Выслушав рассказ до конца, я поплелся в кровать, сонный и вконец замерзший, так как стоял все это время без носков на голом полу. Этаж у нас был нижний и деревянный пол в зимнее время сильно промерзал. Наутро я заболел и, лежа с горчичниками, думал – хорошо, что марки не ворованные, раз альбом подарен, можно и дальше с гордостью показывать их друзьям и случайным знакомым. Стыдиться тут нечего.
Однако уже через год я бросил собирать марки и увлекся музыкой.
(рассказ опубликован в уфимском журнале "Бельские просторы" №5 за 2010 год, http://bp01.ru/public.php?public=836)