Судьбе было угодно, чтобы впервые я попала за границу в достаточно зрелом возрасте. И сразу – в Париж. Этап мечты советского человека «Болгария –Югославия» я как-то пропустила. И не сильно об этом печалилась, потому что с босоногого детства все мои мечты были только об одном городе мира – Париже. Да и французский всегда числился у меня в любимых языках, хотя практиковаться в нем доводилось не часто.
Летела я самолетом компании «Эр-Франс», что само по себе звучало для меня райской музыкой. Перелет прошел в состоянии абсолютной эйфории: я даже не думала, что бывают такие большие и полупустые самолеты, где в заднем отсеке (для курящих) можно выбрать кресло рядом с иллюминатором и любоваться пейзажами, попивая предложенную стюардессой минералку.
Кстати, вместо минералки можно было заказать и что-нибудь покрепче, но в этом плане я на себя не слишком надеялась. Ведь для чего люди пьют? Для дури и для запаха – вот для чего. Дури у меня, если верить супругу, своей хватало, а для запаха имелись вполне приличные духи.
У английского поэта Киплинга есть строчки-заклинания; «А я хочу в Бразилию, в Бразилию, в Бразилию, увижу ли Бразилию до старости моей?..» Так вот, если вместо «Бразилия» поставить «Париж», получится то, что ваша покорная слуга бормотала про себя с юности и до приземления самолета. Голубая, хрустальная, самая заветная мечта: увидеть Париж и… Не умереть, конечно, но жить дальше, сознавая, что сказка все-таки стала былью.
И вот огромный аэробус плавно приземляется в парижском аэропорту имени Шарля де Голля, а мне хочется ущипнуть себя: сколько раз мне снился этот момент! Щиплю — не помогает, все равно иностранный аэропорт с незнакомыми запахами и непонятной речью гостеприимно распахивает передо мной стеклянные двери, турникеты и так далее и тому подобное.
Весело сверив мои паспортные данные с какими-то другими данными в компьютере, огромный улыбающийся негр-таможенник, не взглянув на мой багаж, шлепнул в паспорт разрешительную печать и пропел:
- Мерси, мадам!
Я не снесла восхищения и закричала во весь голос:
-Господи, неужели меня целую неделю никто не назовет не то что женщиной, но даже девушкой?
Действительно, целую неделю меня только и называли - мадам. В переводе с замечательного французского языка это означает «моя дама» и, согласитесь, приятно отличается от нашего туалетно-гинекологического обращения к согражданам. Когда еще доберемся до «сударыни и сударя», тем более - до «госпожи и господина»! Как отлаял товарищ Шариков восемьдесят лет тому назад, что «господа все в Париже!», так и живем.
Объяснить это невозможно. Это надо слышать. С утра до вечера и с вечера до утра, в любом кафе, магазине, парикмахерской, автобусе, да и просто на улице слышать, как тебя называют «мадам». Мерси, мадам. Бонжур, мадам. Сию секунду, мадам, К вашим услугам, мадам.
Фантастика!
Не преувеличу, если скажу, что о Париже я прочла все, что можно было прочесть на обоих языках - русском и французском - видела много фильмов и пропасть фотографий. Мечта, таким образом, теоретически была изучена вдоль и поперек, но практически оставалась недоступной. И вот – наконец-то!
В состояние шока меня поверг и номер в гостинице. Кстати, двухзвездочной, и на окраине Парижа, но, привыкнув к «роскоши» российских провинциальных гостиниц, я решила, что попала просто в пятизвездочный отель. Главное – запах уюта и элегантности, который, когда я уже позже познакомилась в Москве с появившимися всевозможными освежителями воздуха, всегда вызывал у меня в памяти Париж, отель «Монтерей» и вид с седьмого этажа на город моей мечты.
Была видна Эйфелева башня, рафинадно-белый, точно игрушечный собор Сакре-Кер на Монмартре и какая-то совершенно прямоугольная стеклянная башня, мне пока не понятная. То есть в книгах я о ней не читала и в кино не видела.
Все это было уже в прошлом веке и теперь подобным туром удивить можно… нет, никого из россиян ничем этим уже не удивишь. Но тогда…
Беда была только в том, что, как только я вошла в отель, мои знания языка испарились начисто. Собственно говоря, они это сделали еще в момент приземления самолета. От радости осуществленной мечты у меня, по-видимому, случился легкий приступ амнезии. К тому же я хотела пить, и не кофе или чай, а просто попить воды. Как утолить эту жажду было непонятно: воду из-под крана я, дитя России, не могла решиться пить даже в одной из самых блестящих европейских столиц.
Самым разумным мне показалось разыскать горничную и знаками объяснить ей ситуацию. Согласно сложившимся у меня по французским фильмам представлениям о гостиницах, горничные там в невероятных количествах суетились на каждом этаже. Увы, в этих фильмах демонстрировались явно не двухзвездочные отели для туристов: на этаже было пусто.
В поисках горничной я шагнула за дверь номера и она с легким щелчком электронного замка захлопнулась за мной. Ключ же, естественно, остался внутри. Вот тут я сразу вспомнила все, чему меня учили и в школе, и в институте, и вполне связно изложила примчавшейся на мои вопли горничной свои проблемы...
Языковый барьер рухнул и первое знакомство с Парижем можно было считать состоявшимся. Ознакомительную экскурсию того дня я помню плохо: любоваться городом своей мечты из окна автобуса – занятие неблагодарное, а то, что рассказывала нам гид, я давным-давно уже знала.
В следующий раз нас водили по городу с обзорной экскурсией пешком, и я искренне наслаждалась каждой минутой. Правда, уже к исходу дня обнаружила, что полноценному наслаждению что-то мешало. Поразмыслив, я пришла к выводу, что мешает сама обстановка. В замечательном городе Париже не оказалось многого того, к чему я за тридцать с лишним лет жизни привыкла в родной Москве.
Во-первых, не было грязи. То есть, разумеется, по нашим меркам. Одно дело - бросить окурок или бумажку на тротуар, где и без того хватает всякой дряни, и совсем другое - на абсолютно чистые плитки. При том, что местные жители курят даже там, где у нас это категорически запрещается: в метро, магазине и так далее - они как-то исхитряются не оставлять следов. На мою психику, например, это действовало просто угнетающе.
Во-вторых, не было очередей. Ни за чем. Согласитесь, что войти в магазин, полный народу, потолкаться у прилавков, убедиться, что купить ничего невозможно из-за цены и с достоинством удалиться - это элементарно. Но войти в пустой магазин, где продавец или даже сам хозяин встречает тебя, как дорогого гостя, и уйти с пустыми руками - задачка не из легких. Меня постоянно грызла совесть из-за того, что я как бы отрываю от дела занятых людей и ничем им потерянного времени не компенсирую.
В-третьих, все вокруг улыбались. Просто так или друг другу. У нас таких «улыбчивых» обходили бы за километр - ясно же, что с приветом. А тут наоборот: все друг другу рады, все в хорошем настроении и практически все мужчины выражают достаточно прозрачное намерение поухаживать за рыжеволосой туристкой.
Впрочем, цвет волос тут значения не имел: по-моему, французы автоматически волочатся за каждой юбкой. Это у них что-то вроде национального спорта.
И выражают это не только обращением, но и бесчисленными комплиментами. Француз, кажется, заболеет, если за пятиминутную беседу не найдет возможности сделать минимум восемь комплиментов: прическа, улыбка, глаза, руки, колечко, ноги, платье, обувь… Голос, разумеется, музыкальный. А уж французским мадам владеет в совершенстве.
Ох, уж эта французская галантность! Ее масштабы невозможно себе представить, пока не столкнешься с ней, так сказать, лицом к лицу.
Если с прической и улыбкой меня еще можно в чем-то убедить, то насчет языка и акцента сомнений не было. Мой французский далек от совершенства, тут я себя не обманывала. Правда, был один пикантный нюанс: языку меня обучала родная мама, а она в свое почти год работала переводчиком в Бельгии и приобрела соответствующий акцент. Который мне благополучно и передала.
Поэтому французы искренне затруднялись определить мою национальность и чаще всего объявляли… венгеркой. Ну, я не возражала хотя бы потому, что попытка объявить себя русской дважды или трижды оказывалась несостоятельной Мне не верили.
В Париже я сделала еще одно сногсшибательное открытие: французам на самом деле наплевать, что на даме надето. Хотя культ женщины там находится на должной высоте. Сначала я попадалась на эту удочку практически мгновенно и от растерянности делала массу ненужных покупок и вообще поступков. Принес официант в кафе заказ и непринужденно интересуется: а что мадам делает сегодня вечером?
И хотя мадам, мобилизовав остатки здравого смысла, понимает, что происходит чисто профессиональное охмурение клиентки, она все равно смущается и заливается румянцем, на секунду поверив в собственную абсолютную неотразимость. В Москве-то от таких знаков внимания давным-давно отвыкла, а если честно, то вообще не помнит - были ли они.
В том же кафе достаточно улыбнуться соседу — и можно больше ничего не делать. Он сам начнет разговор, сам будет его поддерживать, сам назначит свидание. Отказ воспринимается как нечто само собой разумеющееся: как мадам хочет. Все, буквально все делается, «как хочет мадам».
Все это мне в нескольких фразах объяснил хозяин небольшого ресторанчика, где проходил очередной ужин нашей группы. Оторвавшись, по своему обыкновению, от коллег, я пришла туда чуть раньше и решила выпить на террасе рюмку мартини. Страшно мне это нравилось - чашка кофе или рюмка мартини в приглянувшемся кафе.
Пока я предавалась этому невинному пороку, ко мне подсел мужчина из-за соседнего столика, который уловил - еще бы не уловить! - акцент в моем французском и заинтересовался его, акцента, происхождением. А может быть, просто заинтересовался мною - у людей бывают самые разные вкусы.
В любом случае, после десяти минут беседы о моей национальности и не менее пятнадцати комплиментов моей прическе, фигуре, улыбке, рукам и даже безупречному(!) французскому месье предложил мне заплатить за мой мартини.
В панике я бросилась за помощью к хозяину, свято помня отечественную заповедь: «Кто даму ужинает, тот ее и танцует». Предложила дать деньги ему, хозяину, чтобы он вернул их этому месье.
Но хозяин моей паники не разделил:
- А почему бы месье и не заплатить за ваш мартини?
- Но я же не собираюсь потом... И вообще у нас в России не принято...
- У вас не принято, у нас в порядке вещей. Если месье хочет потратить деньги на даму - это его личное дело. Но и дама вольна после этого поступать так, как ей хочется. Чего хочет женщина, того хочет бог...
И действительно мой мимолетный знакомый совершенно спокойно перенес отказ провести с ним этот вечер. Когда впоследствии я узнала, что французы, опять-таки вопреки расхожему мнению, скуповаты, чтобы не сказать больше, я поняла, что действительно произвела впечатление на кавалера в ресторане. Ошибку я учла и даже сделала из нее кое-какие выводы на будущее.
Зато эта же поездка камня на камне не оставила от нашего расхожего представление о том, что парижанка — это идеальная фигурка на высоченных каблучках, накрашенная, надушенная и элегантно одетая. Этот собирательно-идеализированный образ на самом деле не имеет ничего общего с действительностью. То, чему подражают наши девицы и дамы, это — женщины легкого поведения, которые именно так и выглядят, профессионально привлекая к себе внимание. А в общем и целом, у нac одеваются более броско и вычурно, чем в Париже. Парижанки же...
Если она на работе, то чуть-чуть подкрашена, безукоризненно причесана и, безусловно, одета во что-то. Но во что — определить довольно трудно. Главное ощущение — абсолютной свежести и чистоты. Облупившийся маникюр, черные, пятки немытые волосы — всего этого просто как бы не существует.
С восстановившимся знанием языка я могла позволить себе роскошь оторваться от нашей группы с переводчиком и всласть бродить по улицам, о которых читала, которые видела в кино и которые не чаяла узреть собственными глазами. За два дня я «нарезала» столько километров, сколько в родной Москве наверняка бы осваивала целый год.
А в один из дождливых дней, когда сорвалась очередная пешая экскурсия и наша гид объявила «свободный распорядок», я решила реализовать еще одну свою заветную мечту: найти в Париже «мушкетерские места». С детских лет обожаю роман Александра Дюма «Три мушкетера», помню его практически наизусть и решила своими глазами увидеть основные места действия.
Дождь меня не смущал совершенно: не сахарная, не растаю. И я направилась к Люксембургскому саду, твердо помня, что благородный Атос «жил на улице Феру в двух шагах от Люксембурга». И сад, и дворец, я, естественно, нашла и обозрела без проблем. А вот с улицей оказалось много сложнее, хотя бы потому, что на имевшейся у меня карте Парижа таковой не значилось.
Около часа я бродила вокруг Люксембургского сада, отсчитывая те самые «два шага» в самых разных направлениях. Улица Феру никак не хотела обнаруживаться. Наконец, я увидела впереди фигуры двух полицейских и решила прибегнуть к помощи профессионалов.
Увы, в ответ на мой вопрос оба блюстители порядка сделали круглые глаза:
- Улица Феру? Никогда о такой не слышали. Мадам ничего не путает?
- Так написано в романе Александра Дюма, - попыталась растолковать я.
- А это кто?
Так. Я подозревала, что Дюма скорее русский, нежели французский писатель, но не до такой же степени…
- Он написал роман «Три мушкетера».
То же недоумение во взгляде.
- «Королева Марго»… «Графиня де Монсоро»… «Виконт де Бражелон»…
Ноль эмоций.
- «Граф Монте-Кристо», - в полном отчаянии простонала я.
- Ах, ну да, конечно, - просветлели лицами мои собеседники. – «Граф Монте-Кристо». Жан Марэ.
Увы, к заветной цели – улице Феру – нас наметившееся взаимопонимание не приблизило!
-А давайте зайдем в табачную лавочку! – вдруг озарился один из полицейских. – Хозяин наверняка досконально знает весь квартал!
С полицейским эскортом я отправилась в вышеназванную лавочку. Хозяин сначала немного удивился появлению такой делегации, но очень быстро вник в суть проблемы, успокоился и… огорченно развел руками:
-Увы, мадам, я не знаю поблизости ни одной улицы с хотя бы похожим названием. Наверное, месье Дюма ее придумал…
Мысль была здравая, но мне она не понравилась. Я просто расстроилась: заветная мечта испарялась прямо на глазах. И тут табачнику пришла в голову совершено гениальная идея:
-Мадам, а давайте спросим моего дядю. Ему, правда, девяносто лет, он уже не выходит из дома, но прожил здесь всю жизнь. Уж если он не знает…
Через какое-то время из недр лавочки появилось существо, отдаленно напоминавшее человека. Высохший, сгорбленный, как-то немыслимо скрюченный, старик больше всего напоминал выброшенного на берег, но еще живого краба. Племянник вкратце обрисовал ему проблему.
И тут произошло очередное маленькое чудо. «Краб» как-то распрямился, глаза его заблестели и он счастливым голосом произнес:
-Улица Феру? Мой бог, конечно, я ее знаю! Это буквально в двух шагах отсюда…
Я не знаю, какие воспоминания связывали его с этой улицей, но они явно были приятными.
Через несколько минут немногие пешеходы этой части старого квартала могли наблюдать странную процессию: двое полицейских сопровождали молодую даму, хозяина табачной лавочки и его помолодевшего дядюшку к восточной части ограды Люксембургского Сада…
Да, немудрено, что улицы Феру не было на карте! Шириной она была от силы два метра, длиной – метров двадцать. Но все дома были не моложе семнадцатого века, а уж жилище благородного Атоса я опознала сразу, по массивной двери черного дерева в два человеческих роста.
Мои глаза это видели… Еще одна парижская мечта стала былью.
Остальные «исторические места» я нашла без особых проблем и без посторонней помощи. Но на фотографии осталась только улица Феру. Ведь больше всего дорожишь тем, чего труднее всего было добиться…
Только один крошечный эпизод слегка омрачил эту сказочную поездку. Когда я после завтрака поднялась в номер, чтобы там спокойно дождаться начала очередной экскурсии, то обнаружила, что дверь упорно не хочет открываться. По-видимому, заело замок. Вот вам и хваленая Европа! Такой же бардак, как и везде. Сама я с этим явно не смогла бы справиться, так что нужно было срочно искать кого-нибудь в помощь.
Горничной нигде не было видно, а дежурных по этажу у них, негодяев цивилизованных, по-видимому вообще не существовало, как класса. Доверяют постояльцам на все сто процентов: кого хочешь, того в номер и приводи, чем хочешь, тем и занимайся, причем даже после одиннадцати часов вечера.
На мое счастье, горничная все-таки появилась, но и имевшийся у нее запасной универсальный ключ не помог. Она провозилась несколько минут, потом извинилась, ушла и вернулась уже в сопровождении мужчины с чемоданчиком. Тот принялся возиться с капризным замком, но положительных результатов все равно не добился, а через какое-то время попросил горничную пригласить некоего «господина Поля». Как потом выяснилось - гостиничного детектива.
Вскоре у двери собралась небольшая толпа. Ибо дверь, как оказалось, элементарно вскрыли отмычкой, после чего капризный электронный замок заклинился и открываться больше не пожелал. Пришлось ломать. Все это вызвало у меня чувство некоторой ностальгии по родине: там такие вещи были настолько привычными и рутинными, что их уже как бы даже и не замечали. Но в Европе… Извините меня!
Приторно-вежливый детектив попросил меня проверить, не пропало ли что-нибудь из вещей. Просьбу его я выполнила, хотя, честно говоря, не догадывалась, что могло пропасть. Хотя бы потому, что красть мои запасные трусики и лифчик было бы идиотством, а несколько пачек сигарет – просто самоубийством.
Я всю жизнь курю только «Яву» в мягкой пачке, а это, как говорится, на любителя. Именно про такие сигареты наш отечественный остряк, наверное, и сказал, что «капля никотина убивает лошадь, а хомяка разрывает на куски».
Исчез только купленный в Музее парфюмерии флакончик духов, о чем я честно доложила детективу.
- Меха? Драгоценности? Деньги? - не отставал он.
Я воззрилась на него в искреннем недоумении. Кто же в мае таскает с собой в Париж меха... даже если бы они у меня были? Насчет драгоценностей я вообще тактично промолчала: не его дело, в каком банковском сейфе хранятся мои фамильные бриллианты и изумруды!
- Деньги у меня в сумочке, - снизошла я до минимальных объяснений, - а я уходила завтракать.
- Завтракать - с сумкой?!!
Если бы я сообщила, что имею привычку завтракать нагишом, он, наверное, меньше бы удивился. Но куда бы я положила чудный рогалик, который пригодится мне на второй завтрак? Прелестную баночку с джемом? Крохотный круглый сыр? Ей-богу, эти иностранцы ничего не понимают, как дети малые. Как же без сумки-то?
- У нас в России, - с достоинством объяснила я этому недоумку, - не оставляют без присмотра ценные вещи даже на пять минут. Обострение криминогенной ситуации, знаете ли...
- Вам повезло, мадам, что вы имеете такую привычку. Для нас случай, прямо скажу, неординарный. Приношу свои извинения от имени администрации. Обычно все-таки грабят богатых американцев или немцев, а в нашем отеле их не бывает.
Об этом мог бы и не говорить. Российские туристы средней руки и американские миллионеры почему-то предпочитают разные отели. Это даже я знала при моем крайне скудном опыте заграничных путешествий.
-Стоимость духов вам, конечно, возместят, - продолжил детектив, явно не склонный с места в карьер начинать расследование. - Прошу вас, напишите несколько строк об этом досадном инциденте и через час вам все компенсируют.
-Я плохо пишу по-французски, - нехотя созналась я. – Давно не было практики, наверняка сделаю тьму ошибок.
Увы! Когда-то писала прекрасно, но письменные навыки исчезают еще быстрее, чем устные. Во всяком случае, правила французского правописания я бы, наверное, сейчас не вспомнила бы даже под пыткой.
-Нет проблем, мадам. Напишите по-английски.
-Английского я вообще не знаю.
Черт бы тебя побрал с твоими бюрократическими формальностями, в результате которых я выгляжу малограмотной дурой!
-Нет проблем. Я напишу с ваших слов, а вы распишитесь.
Меня так и подмывало вместо подписи поставить крестик, но я благоразумно сдержалась. Мое чувство юмора и в России не все понимают и оценивают правильно, а уж в Европе тем более вряд ли оценят по достоинству.
Деньги за духи мне действительно вернули. Но осадок, как говорится, остался.
С группой я поехала на экскурсию в Версаль, предвкушая встречу с интерьерами и пейзажами, знакомыми по стольким фильмам! Но меня ожидало некоторое разочарование: Версаль-то, конечно, всегда Версаль, но так сложилось, что буквально за три месяца до поездки в Париж мы с мужем были у приятелей в Питере и нас повезли посмотреть Царское Село. После тамошних роскошных интерьеров дворец французских королей показался мне пыльным и серым сараем, с каким-то остатками прежней роскоши. Увы!
Только там я поняла, почему во французских фильмах на исторические темы такое беглое внимание уделяют интерьерам. Ведь они должны выглядеть роскошно, но после нескольких веков безжалостной эксплуатации малость пообносились. А может быть, все специально оставляют именно в таком виде, чтобы посетители острее почувствовали колорит эпохи.
Я лично не почувствовала, но это, разумеется, говорит только о моей избалованности отечественными архитектурными сооружениями. Или об отсутствии тонкого вкуса. Или вообще ни о чем не говорит, у всех свои вкусы и пристрастия, о которых спорить не рекомендуется.
Так что по залам я пронеслась метеором, а потом по какому-то наитию нашла у задней стены дворца электрический мини-автобусик, который за полчаса провозил желающих по всем историческим местам самого парка. Вот это было сказочно красиво! И при том, что в самом дворце толпилось невероятное количество народа, в парке было, прямо скажу, пустовато.
Потом мне объяснили, что экскурсии по садам начались только в этом году, и о них мало кто знает. Особенно русские туристы, потому что за поездку нужно выложить десять евро, а это – еще какая-нибудь тряпка или тапочки. Так что мне в очередной раз повезло, в основном, потому, что я не люблю большое скопление людей, а красотами ландшафта и архитектуры предпочитаю любоваться в одиночестве. Или с одним-двумя спутниками, но не более того.
Удивительно было еще то, что день выдался хоть и теплый, но пасмурный, время от времени начинал накрапывать дождь, и тихую, почти идиллическую картину версальских парков я запомнила, наверное, на всю оставшуюся жизнь. Это была какая-то пронзительная и в то же время сладкая грусть, которая почти всегда звучит во французской музыке, за что я ее предпочитаю всем остальным, в том числе и модным новинкам мировой эстрады.
В ходе своих дальнейших прогулок я обнаружила, что успешно утратила некоторые чисто российские признаки: заполошность, излишняя суетливость, внутренняя скованность, то есть всего того, из-за чего нас, русских, безошибочно "вычисляют" в Париже местные жители.
Если у женщины в глазах — море изумления, значит, она русская. И никак не может привыкнуть к тому, что ей не хамят, ее не толкают, что ей — ох, не будите меня, ради Бога! — улыбаются по поводу и без повода.
Я чувствовала, что этот город меня принял, признал. И отвечала ему полной взаимностью. Это — как реализовавшаяся первая любовь, когда можно ничего не говорить — все и так понятно, а можно говорить сутки без перерыва и все равно не выскажешь и сотой доли того, что испытываешь, когда видишь, как низкое вечернее солнце, словно гравер, очерчивает контуры Нотр-Дам или Триумфальной арки на площади Звезды, которая замыкает Елисейские поля.
И совершенно невозможно найти слова, чтобы описать, как перехватывает дыхание при внезапном изгибе старинной улочки, впадающей в Люксембургский сад. Это надо видеть.
И, Господи боже ты мой, как же я хочу все это увидеть снова! Даже если после этого придется умереть.
Шутка.