Последняя тетрадь

Евгений Азанов
                «…Любой, имеющий в доме ружье,
                приравнивается к Курту Кобейну.
                Любой, умеющий читать между строк,
                обречен иметь в доме ружье…»
                СПЛИН, «Пой мне еще»
 
            «Я сижу на подоконнике и смотрю на звезды. В последний раз. В моей жизни наконец-то наступил этот день. День, когда я решился на самоубийство. Ну, то есть ночь, уже ночь. Долгие годы я шел к этому. И вот часы пробили полночь, и я пишу свою последнюю тетрадь…». Черт, как же это пафосно звучит! Аж самому смешно…               
            Возвращаясь с работы в восьмом часу утра, у дома по соседству я увидел машины скорой помощи и милиции. Рядом стояли сонные зеваки и смотрели на раскрытый дверной проем подъезда. Как будто чего-то ждали…
            Мне хотелось спать с ночной смены и я, не останавливаясь, пошел дальше. Мало ли, что там могло произойти. Может убийство, может приболел кто-то серьезно. Жизнь такая штука, случайностей хватает. И неприятных тоже.
            Зайдя за угол дома, я пошел по утоптанной тропинке, чтоб выиграть минутку времени и сократить путь домой. Вокруг, в капельках утренней росы блестела молодая травка. Весна была.
            И вот в этой прелестной травке я и приметил белую тетрадку. Она лежала недалеко от тропинки, и легкий ветерок перелистывал ее страницы. Сойдя с тропинки, я направился к ней. Листы ее слегка намокли от росы, как и мои ботиночки. Я осторожно перелистывал страницы. Почти все 12 листов обычной школьной тетрадки были исписаны немножко корявым почерком. Впрочем, можно было разобраться. На титульном листе, где обычно пишут класс, школу и имя с фамилией была надпись, которая меня и заинтересовала: «Последняя тетрадь». Подняв голову вверх, я увидел открытое окно на пятом этаже. Это был тот самый подъезд, у которого стояли машины и люди. Я нахмурился, вполне логичные ассоциации возникли у меня в голове…. Задумчиво шагая, я медленно вернулся на тропинку и побрел домой, все еще держа в руках тетрадку…
           Придя домой, я положил тетрадь на стол и стал переодеваться. Мне вспомнилось, кто жил там, в комнате с открытым окном. Это был парень лет двадцати пяти, стройный, всегда улыбчивый. Иногда я видел его возвращающимся домой с девушкой, иногда пьяненьким, иногда в охотничьей одежде и с ружьем…
           Я вышел на балкон и закурил. Его окно все еще было открыто и  весенний ветер трепал желтую штору. Медленно затягиваясь, я смотрел в это окно, уже не сомневаясь в том, что там произошло. Самоубийство. Но почему?.. Мне всегда было непонятно, почему люди убивают себя? Ведь в жизни есть много чего интересного и приятного! Да, не бывает только радостей, бывают неудачи, горькие потери. Наша любовь, которой мы отдаем многие годы своей жизни, дарим свои эмоции – может уйти...  Нас могут уволить с работы, с нашей любимой работы! И то, чему мы учились, наш бесценный опыт – в один миг становится ненужным никому. Даже нам.…  Иногда умирают наши друзья.… Или родители.… Это грустно, но это неизбежно.… Бывает, проблемы и неудачи накатываются на нас волна за волной, и каждая все выше и темнее.… Но все-таки, стоит ли игра свеч? Стоит ли решение всех проблем нажатием на курок того, что после выстрела у нас не будет ничего? Ни радостей, ни проблем. Ничего, кроме места на кладбище…. Можно, конечно, тешить себя мыслью о жизни на небесах, реинкарнацией в бабочку. Это приятное заблуждение. Заблуждение, что у тебя будет попытка номер два. Возможность прожить по-другому…
           В окне появился человек в белоснежном халате, он посмотрел по сторонам и закрыл окно. Затянувшись последний раз, я докурил сигарету и пошел на кухню. Там меня ждала тетрадь.
         «Я сижу на подоконнике и смотрю на звезды. В последний раз. В моей жизни наконец-то наступил этот день. День, когда я решился на самоубийство. Ну, то есть ночь, уже ночь. Долгие годы я шел к этому. И вот часы пробили полночь, и я пишу свою последнюю тетрадь...
         Даже не знаю, зачем я начал писать эту «исповедь»? Может, чтобы самому лучше понять, как я пришел к самоубийству? А может, просто оттягиваю начало конца? Нет, надо просто оставить что-то после себя, хотя бы эту тетрадь. Потомкам в назидание.… Ха-ха! Как будто это кому-то нужно…
          Впрочем, все началось еще давно, в школе, в старших классах. Это была моя первая попытка самоубийства. Причина? Ну как это всегда бывает у подростков – неразделенная любовь, бросила девушка, бла-бла-бла. Словом, решился. Взял папино лезвие для бритья, выпил стаканчик пива для храбрости и уселся под деревцем, естественно напротив ее окон. Ну, чтобы увидела, пожалела, снова полюбила. Такая вот подростковая чушь. Но это сейчас я так думаю, тогда все это было насто-о-лько серьезно…. И вот достал я лезвие, а в крови алкоголь играет. Закатал рукав на левой руке, в правую взял лезвие, прицелился пониже запястья и ударил. Вжик! Еле-еле задел кожу лезвием, получилась только маленькая царапинка. Результат меня огорчил, плохо, подумал я тогда, надо посильней ударить. Размахнувшись, я повторил попытку с большей скоростью. Только воздух просвистел! Фи-и-ить! Смотрю я на свое запястье, и как в замедленной съемке вижу: на коже появился тоненький надрез, словно поджатые алые губы. Боли в тот момент я не чувствовал, скорее некий интерес. Но вот губки обиженно надулись, а затем и вовсе раскрылся рот, издав болезненный стон. И сразу пошла кровь. Она текла темными струйками, слегка пульсируя на ране, будто губы что-то шептали. Скапливалась в бугорках ладони, капала на зеленую травку и грубоватые корни дерева, орошая землю жизненной влагой. Я инстинктивно сжал ладонь, пытаясь удержать кровь. Но не смог. Ладонь не слушалась меня. Видимо, я задел сухожилие. И в этот момент меня охватил страх. Я понял, что сейчас все может кончиться, кончиться навсегда и безвозвратно….. Говорят, когда ты на волоске от смерти, вся жизнь пробегает у тебя перед глазами. Я видел перед собой только истекающую кровью руку. Видимо, потому что я уже передумал умирать. Судорожно схватив свой рюкзачок, трясущейся рукой я достал ручку, вложил ее в локтевой сгиб и согнул руку, чтобы остановить кровотечение, как нас учили в школе на уроках ОБЖ.  Губы на моем запястье притихли. Я прикрыл их платочком, и он сразу впитал в себя кровь, приобретя угрожающий пурпурный окрас. Мимо проехал милицейский УАЗик. Проехал рядом, но не остановился, не заметил меня. Я был рад этому. Мне вовсе не хотелось сейчас видеть кого-то, разговаривать, что-то объяснять. Даже свою возлюбленную я уже не хотел видеть. Машина проехала обратно, но опять не остановилась. В окне я увидел мужчину, он проводил меня взглядом, а я прошептал ему «спасибо» - они так и не остановились. И тут пришла боль…».
       Я отложил тетрадь и поставил на стол пустой стакан из-под чая. Этот парень понимал, что за самоубийством не будет ничего, кроме пустоты. И все же он не ограничился одной попыткой. Мне захотелось узнать его историю, понять его поступок, и все же меня страшно клонило в сон.  Я лег в кровать и сразу уснул, словно кто-то нажал кнопочку и выключил меня от мира.
        Во сне я сидел в кинотеатре, один во всем огромном зале. Передо мной висел белый занавес, а вокруг все было черно-белое, будто я попал в старое кино. Сзади что-то затарахтело, послышался скрип, вздох и по занавесу быстро-быстро побежали титры, затем цифры: 3, 2, 1. И пошло кино…
        В черном пустом пространстве, безо всякой опоры висела стена с  раскрытым окном. На подоконнике сидел светлый парень. На коленях у него лежала тетрадь, и он что-то быстро-быстро туда записывал. Рядом с ним, в воздухе висело ружье. Парень оторвался от записей и невидящим взглядом огляделся вокруг, на долю секунды задержав взгляд на мне. Я вздрогнул, словно холодный ветерок прикоснулся к моему виску. Затем парень вернулся к тетради, и несколько минут ничего не происходило, он просто продолжал писать. Я огляделся. Пространство вокруг на поверку оказалось вовсе не пустым. Оно было наполнено всевозможными вещами и людьми. Плавно перемещались во всех направлениях мягкие диваны, девушки в коротких юбках, деревянный цветочек в бирюзовой вазе, беззвучно гавкая, пролетела маленькая собачка. Прямо над стеной медленно проплыл кусок пляжа из белого песка. Но все это осталось без внимания парня. Казалось, весь его мир заключался в этой тетради, так увлеченно он корпел над ней.
         Но вот он закрыл тетрадь, медленно поднял голову и посмотрел в окно. Я весь подался вперед и затаил дыхание, будто боялся, что парень услышит меня. Я видел его затылок, видел, как тяжело вздымаются его худые плечи. Парень отворил створку окна посильнее, глянул вниз и уверенным движением руки выбросил тетрадь. Но вопреки законам гравитации, она не полетела вниз, а присоединилась к общему круговороту вещей в этом черном мирке. Столкнулась с гавкающей собачкой, полетела к дивану и, срикошетив от него, упала в кусок зеленой травы. Парень же обернулся,  бездонным взглядом притянул к себе ружье и нежно взял его в руки. А дальше… Я будто видел его глазами. Вот он открыл рот, и вороненый ствол вошел в него, скрыв зловещее отверстие дула ружья. Я видел, как черная труба смерти уходит вдаль от его носа, видел прицел, нацеленный на него. Видел и руку, обхватившую приклад и положившую палец на курок. Потом все пропало, и в темноте раздался сухой щелчок и сразу же взрыв! Бум! Я вскрикнул, зажав рот руками: на экране тело парня окуталось облаком серого дыма, затем из него вырвалась стайка белоснежных голубей и, разорвав занавес экрана, улетела ввысь, пропадая в темноте кинотеатра. Я опустил голову на спинку кресла и заплакал…
        Весеннее солнце било в окно, и я проснулся от его яркого света. Мое лицо было мокрым от  ночных слез. Тягостное ощущение ночного кошмара все еще держало меня в напряжении. Я подошел к окну и вытер слезы рукавом. Глянул во двор. Там, за окном, бурлила весенняя жизнь: маленькие детишки озорно пускали кораблики в теплых лужах, там же купались расфуфыренные воробьи, приятно шумел ветер в пушистых кронах деревьев. Я вздохнул: такая прелесть. Но я не смог долго радоваться этому, я вспомнил про тетрадь…
            «…После этого я надолго отверг мысли о самоубийстве, спрятал их в самую дальнюю комнату своего внутреннего мира. Конечно, нет-нет, да и вспоминалось… ну и не мудрено. Ведь первое время было невозможно сжать руку в кулак, она просто не сжималась. Да и шрам, так медленно заживавший, уже не спрячешь, от себя-то уж точно не спрячешь. Так или иначе, он постоянно был перед моими глазами. Когда я мылся после работы, то осторожно обходил больное место мочалкой. Летом, надевая короткую футболку, я видел его. Или лежа в кресле, сдавая кровь для нуждающихся людей, трубочки с кровью проходили мимо шрама. Это осталось на всю жизнь. Наверное, я считал это глупым поступком. Но вернуть ничего нельзя, что было сделано, то было. Поэтому я не особо жалел об этом, хотя и считал это слабым поступком, актом отчаяния. Вот.
            Хочу сказать, что та попытка суицида внесла в мой характер новую черту, некую нотку пофигизма. Я стал несколько равнодушнее относится к жизни. Но это  и немудрено, ведь я мог лишиться ее совсем….  Но это было не то равнодушие, когда ты обходишь стороной людей, ждущих помощи, или отталкиваешь от себя интересные жизненные моменты. Или закрываешь глаза на происходящее вокруг. Тихо сидишь в своей норе и отсчитываешь секунды до естественной или случайной смерти.…  Вовсе нет! 
            Все эти годы, отделяющие меня от той нереализованной попытки до этого момента, когда уже все решено и свинцовая пуля, пущенная мне в голову, не даст мне никакого шанса передумать; все эти годы я прожил интересно и многое попробовал. Конечно, как и у всякого человека, у меня не все получалось, порой я грустил по неудачам. Но я ставил себе цели, и шел к ним, добивался их…. Пожалуй, единственное, что я точно не испробую – это быть старым, пожилым человеком. Не почувствую, что это такое. Еще я не воспитывал детей. Наверное, это прекрасно. Но этого я тоже не узнаю.
           Мое равнодушие к жизни… Оно было таким интересным. Пожалуй, оно мне даже нравилось. Я соглашался на все, что мне предлагали.  Чем бы это ни было. Независимо от того, делал ли я это когда-нибудь, или это было в первый раз для меня. Не так давно я посмотрел фильм с Джимом Керри, называется «Всегда говори «Да». Этот фильм про меня. Конечно, я не верил в эту чушь, что если я скажу «нет», то все ужасы мира обрушатся на меня. Ха-ха! Мне просто было интересно пробовать что-то новое. Или помочь кому-нибудь. Кое-какие принципы у меня все-таки остались, мое прелестное равнодушие не поглотило их.  И если я замечал, что тонкая грань между помощью человеку и его желанием оседлать мою шею пересекалась – я не боялся отказывать.
           Иногда мне казалось, что меня нет. Казалось, что я, как человек, как личность – это всего лишь частички людей, окружавших меня. Общаясь с ними, проводя время среди них - я впитывал их, словно губка. Их черты характера, особенно, яркие черты – становились моими. Я смотрел на них, и видел  себя  в них. Я даже мог разговаривать, как они, так же смеяться, повторять их движения, походку. Наблюдая за собой, я замечал, что поступаю как мой приятель, или подруга, коллега с работы, и, конечно же: мать с отцом. Что это было: неосознанная попытка подстроиться под человека, желание выбрать яркие черты характера и присвоить их себе или у меня просто была психика, подверженная влиянию других людей – я не знал. Да и не интересовался. Возможно, меня, как индивидуальности, вообще не существовало, было всего лишь многогранное отражение моих друзей. А я был зеркалом. Ха-ха! Ну и пусть, зато я хорошо выполнял свою работу, каждый видел себя во мне. И именно таким меня и любили мои друзья. Ведь каждый уж кого-кого, а себя-то не забывает любить.
        Свою жизнь я воспринимал так, как ее видит маленький ребенок. Говорят, что дети до 5 лет верят, что они бессмертные. Верят, что не могут умереть. Может потому, что они не знали про смерть. А может просто не сомневались в том, что они будут всегда на этом свете. Такими же, какие они есть сейчас… Живыми…
        Так я и жил, не веря в собственную смерть, как ребенок. Решал сразу и ездил быстро. Пил до последнего и любил всем сердцем. Трудился на износ и улыбался широко. Конечно, я понимал, что случайная смерть ходит рядом со мной, придерживая за локоть на резких поворотах. Я улыбался ей и жал на педаль. Я был уверен, что она – это всего лишь мой невидимый друг, который не бросит меня в трудный час. И хотя бы один раз за всю мою жизнь, но поможет мне…
        «Я не могу сказать, что моя жизнь была неинтересной и наполненной только всевозможными горестями и проблемами. Я ухожу из жизни не потому, что мне плохо или я не могу справиться со своими проблемами. Мне просто скучно! Меня наполняет некое пресыщение жизнью. Да еще, пожалуй, отсутствие смысла в ней. Для меня. Я часто спрашивал у себя: кому нужно то, что я сейчас делаю? Нужно ли это мне? Ради чего все?.. И не находил ответа…. И от этого мне становится скучно, очень скучно…. И только мой невидимый друг понимает меня…»
        Дальше текста не было. И одной человеческой жизни тоже…. Я закрыл тетрадь и спрятал лицо в ладонях. Тихо вздохнул. Если бы я не знал этого парня лично, то подумал бы, что это чья-то несмешная писанина…. Но я его знал…