Это был я.
Это я вколол молодому Булгакову дозу морфия, спасая его от невыносимой боли.
Я расклеил эти отвратительные обои во французском отеле, я же знал, кто переедет в эту комнату через год.
Это я подбрасывал хворост в костер Жанне Д'Aрк и видел, как ее глаза наполняются отрешенностью.
Это все я.
Я окликнул жену Лота, чтобы она обернулась на уничтоженный Содом.
Я заставил Петра тонуть, шепнув ему на ухо нужные слова, пошатнувшие веру.
Я выковал гвозди для Христа, зная, когда их используют по назначению.
И я отдавал Иуде монеты, и видел, как бледнеет его узкое лицо.
Я подавал длинный шарф Айседоре, когда она одевалась к выходу. Встал на одно колено и подал шарф.
Я был последним кошмаром Маяковского, и револьверчик заряжал тоже я. Улыбка на устах Лили - моих рук дело.
Я спровоцировал Лермонтова на хамский выпад. И нервного дуэлянта выбирал тоже я.
Я сидел за спиной у молодого музыканта Виктора, когда его начало клонить в сон.
Я сделал это!
И что? Я мог бы остановить этот кошмар, мог бы разбудить, отобрать, успокоить.
Но зачем противостоять простым человеческим желаниям? Пусть носят шарфы, пьют опий, проигрываются в казино, стреляются и вешаются.
Смерть - это страшно только со стороны. История начинается там, где умирают кумиры.