История одной фольклорной практики

Лариса Маликова
Выдернув лист из принтера, я уныло просмотрела то, что рекомендовала изучить  грозная преподавательница  по прибытии на место:            
                План отчета
1. Историко-этнографическая справка о населенном пункте.
2. Информанты: ФИО, возраст, место рождения, род занятий.
3. Фольклорные тексты.
 Прочитала сухие напутственные строки, план моей условно десятидневной жизни и отшвырнула в сторону вместе с учебником Круглова, не навсегда. Автор сего студенческого подспорья станет лучшим другом, если не удастся насобирать фольклора. И тогда придется, опираясь на сермяжную мудрость профессора, изобретать велосипед: то есть самой писать народные песни и создавать обряды. А кто проверит, что именно поют подвыпившие бабки в глухих селеньях?

День первый. Листаю «Историю городов и сел» и корректирую ее на месте.
Начну-ка я сразу со второго пункта. Информанты, вернее информаторы. Я покосилась на Аньку, безвольно раскачивающую сонной башкой в такт движению электрички. Это моя подруга с физмата. Предложила ехать на станцию Грейгово. С одной стороны – село селом со всеми вытекающими отсюда бабками-певуньями. С другой - дача подруги там же. Можно поваляться под деревьями на раскладушках в свободное от сбора фольклора время. «Только без спиртного», - предостерегла я. «А как же, - подмигнула подруга. - Молодое поколение выбирает пепси». Хм, с информантами мы вроде быстро разобрались.
Переходим к пункту один. Вводная справка.
Название станции Грейгово напрямую связано с именем Алексея Самуиловича Грейга, адмирала, губернатора города Николаева, командующего Черноморским флотом. Кстати, все Грейги оставили свой след в истории: отец Алексея Самуиловича, Самуил Карлович Грейг, тоже был адмиралом Балтийского флота. А вот его внук стал в 1878 году министром финансов.
По первому впечатлению, станция Грейгово – обычная платформа со станционным залом ожидания персон на пять (без кресел). Для тех, кто коротает время в выглядывании дизеля, имеется памятная плита с информацией о Грейгах. Пассажирские поезда здесь останавливаются только по нужде. Водных просторов поблизости не наблюдается. В этом Грейги молодцы: нельзя смешивать работу и отдых, а отдых у адмиралов должен быть сухопутным.
Недалеко от станции школа. Туда-то мы и направили свои стопы, рассудив, что в центре научной мысли страждущим откроют путь к знаниям. Техничка, громыхающая ведрами, сначала не расслышала вопроса, но потом так быстро откликнулась, будто что-то наподобие такой просьбы от городских уже давно ожидала. «А как же? Есть у нас певуньи. Это сестра моя – Александра Ивановна. Сейчас адрес и план, как к ней идти, набросаю. Есть у нас старичок интересный. Всю жизнь историей Грейгово занимается. Как к нему добраться – тоже нарисую».
Ну, удача так удача – сама в руки плывет. На сегодня можно и успокоиться – чай, старики до завтра все не перемрут.

День второй. Знакомлюсь с людьми-ящерами.
Выйдя из летнего домика неотложных процедур, я зевнула и потянулась за румяным яблоком на ветке. Но чья-то проворная ручонка, вынырнувшая из прорехи в заборе, опередила меня. Яблоко исчезло. Я возмутилась:
- Эй, ворюшка, стой. Это мое яблоко. Я его целый год ждала: растила, кормила, поила.
Над забором появилась озорная мордочка рыжей девчушки лет десяти. Ее рот хрустел моим яблоком.
- Ты кто?
Я задумалась. Ее имя интересует или род моей деятельности?
- Ты чья? Откудова взялась?
Я ответила:
- Я – своя собственная. А взялась я за ветку, чтоб яблоко сорвать. А ты его утянула. Теперь плати мне за него.
Девчонка ощерилась до ушей.
- А я знаю, кто ты. Ты Ежик. А чем платить-то?
Смутное видение страницы «Детский фольклор» из учебника  Круглова посетило меня.
- А ты знаешь страшилки, частушки, сказки, байки? Можно ими заплатить.
Девчонка, внимательно разглядывая яблоко, без удивления ответила:
- Ааа, ну этого добра у меня завались. Ты про людей-ящеров слыхала?
С этими словами ворюшка повисла на заборе. Страшилку «Люди-ящеры» я так и слушала:  стоя по эту сторону ограждения:

«Появились в одном доме возле приюта люди. Мама и папа хотели ехать в командировку и привели своих детей в приют. Дети в приюте ели страшную пенку, а дети этих родителей не хотели ее есть, хоть она была очень вкусной. Все, кто ее ел, загипнотизировались. А мальчик и девочка – нет. Остальные дети брали страшные баллончики и поливали яйца, а мальчик и девочка не поливали. Хозяева тоже поливали яйца, а потом ушли в комнату. Мальчик и девочка подслушали хозяев: «Скоро вырастет наше ПОКОЛЕНИЕ. У меня так болит шкура под ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ОБРАЗОМ». Ящеры открыли дверь и увидели мальчика и девочку. Девочка и мальчик убежали и остановились возле тупика. И увидели маленькую дырочку для мыши. Вдруг они увидели, что дырка растет, и когда она выросла гигантской дырой, оттуда вышла большая ящерица, и еще они увидели хозяина и хозяйку и вспомнили, что хозяева говорили, что им  нельзя слушать музыку».  Голос девочки вдруг стал глухим. Сама девчушка сползла с забора на свой участок.  Рассказчица, наверное, наблюдала за мной через дырку  в заборе, и я состроила испуганное лицо.
«Дети включили музыку, и хозяин и хозяйка испарились, а ящерица разорвалась. Они (дети) подбежали к яйцам, все яйца были разбиты, но одно яйцо было целым. И мальчик и девочка поняли, что в одном человеке еще есть ящер».
- Ну что, страшно тебе, Еж?
Ответить я не успела. Девочку окликнули из глубины ее дачи. Не отвечать же вслед удаляющемуся топоту. Мда, смех смехом, а вот интересно, здесь в траве по ночам ползают пресмыкающиеся? Я с подозрением покосилась под ноги. Девчонка расплатилась за яблоко сполна, и мне, наверно, нет смысла ждать ее.

Мы с подругой улеглись на раскладушки, говорить не хотелось, я задремала. Сонное южное солнце объявило фиесту всему живому. Поэтому шорох, раздавшийся из кустов, показался дисгармонично резким. Я заподозрила проделки людей-ящеров из приюта, но, опомнившись, догадалась, что соседская девчонка заскучала без аудитории и каким-то образом проникла на нашу территорию. Притворно грозно я закричала:
- Что за ящеры там ползают? Как дам им сейчас…
Возня стихла. Но наблюдение продолжалось. Ящер уползать не собирался. Через минуту раздался тоненький голосок:
- Ежик, ты еще про кнопку страдания не знаешь…
Я подмигнула проснувшейся Аньке:
- А ну, шагом марш из кустов. Хочу кнопку страдания.
Две хрупкие фигурки, держась за руки, материализовались из густой растительности.
Мы пригласили их к столу, и я предложила ящерам конфеты. Девочек звали Инна и Оля. Это Инна утром увела у меня из-под носа яблоко.
Общими усилиями мы создавали на столике гору фантиков и слушали  леденящую кровь историю о кнопке страдания. Моя подруга скептически поинтересовалась, было ли такое на самом деле, Инна посмотрела на нее с жалостью и обиженно воскликнула: «Конечно, было. Вот послушай». Договорить она не успела: Оля уволокла подружку за беседку для экстренного совещания. Мы должны были получить только самые качественные  и достоверные страшные истории. Так мы узнали о ведьме Вильме и прочих вурдалаках. Я записала двадцать страшилок, но их запас не уменьшался. Девчонки наседали, требуя внимания.
- Ну, все, - не выдержала я. В голове перепутались черные руки и диваны, гробы на колесиках, ведьмы, вурдалаки и прочая нечисть. Все крутилось и вращалось колесом. У Инны была одна тактика успокоения. Она присела рядом и тихо сказала: «Ежик, не сердись». Недовольно я спросила, с какой стати она называет меня ежиком. Девочка засмеялась: «Тебя сзади на голове ежиком подстригли. Ты Еж». Она смешно произнесла букву «ж», как будто фыркало само игольчатое создание. Я улыбнулась.
У Ольги была другая тактика. Она задорно вышла вперед и гордо продекламировала:
                ЧЕРНОЕ ПИАНИНО
Невольно взгляд  сфокусировался на калитке: показалось, что пианино сейчас внесут в наш двор.
 « Ну, в одной семье був батько пьяныга. И он кудась ушел. Дочка и мамо остались дома сами. А из пианино высовывается черная рука и кажэ мами: « Гроши или смерть?» Мамо кажэ: «Гроши! Гроши!» И отдала все гроши с кошелька. Через пять минут высовывается черная рука и кажэ дочке: «Деньги или смерть?» Дочка отдала все деньги, шо ей мама в школу  дала. Тут через пять минут высовывается папа из пианино и кажэ маме и дочке: «Все равно на бутылку не хватит».
Неожиданность развязки рассмешила и меня, и Аньку: мы ожидали  более драматический финал. Инна этого стерпеть не могла: «А вот я сейчас расскажу…»
Да что ж это такое? Они что, на ходу придумывают свои страшилки?
- Нет. На сегодня хватит. Мы с Аней напугались достаточно. А теперь нам надо уходить.
Искренняя печаль отразилась на лице Инны:
- Куда?
- Навестить одну симпатичную бабушку.
- А можно с вами?
- Нет, нельзя. У нас с бабушкой секретный разговор. А вот завтра обязательно приходите.
Солнце опять засияло на веснушчатой мордочке.
Пришло время отправляться к Александре Ивановне.

Просматривая учебник Круглова, я обратила внимание на предупреждение автора, что некоторые старики неохотно делятся своими знаниями устного народного творчества, поэтому перед выходом к певунье я кинула в рюкзак бутылку водки, может, старым испытанным способом удастся расшевелить неразговорчивую старушку.
Но опасения оказались напрасными. Еще издали, завидев добродушное лицо хозяйки, я почувствовала, что проблем не возникнет. Это была открытая женщина за шестьдесят с обветренным лицом, с добрыми материнскими глазами. Как только я объяснила ей цель визита, она лихо подмигнула: «Вот сейчас пять бутыльков закручу, пойдем до моей сестры, сядем, мы вам споем и спляшем и гуморески почитаем. Все будет честь по чести». Дородная фигура исчезла в дверях летней кухни. Мы уселись на лавку. Я достала полевой дневник с намереньем занести в него паспортные данные приятной старушки.
Кусты у штакетника подозрительно зашевелились. Тут же оттуда выкатился щенок и уселся у моих ног. В ветвях показались две озорные рожицы. Потихоньку и они вылезли из кустов. Ба! Актрисы поменяли гардероб и даже вымыли испачканные ореховым соком руки. Я притворно нахмурилась:
 - И не оправдывайтесь. Все понятно и так: вы просто мимо проходили.
Девочки зашептались, поглядывая на нас. Вытирая руки о передник, вышла Александра Ивановна:
- О! Так це ж наши грейговские девчата. А цуценя где подобрали?
Ольга прижала к груди симпатичного щенка:
- На смитныку.
Потеряв к ним интерес, Александра Ивановна завела с нами разговор о городской жизни. Девчонки у наших ног шумно играли со щенком.
- А ну, цыц! – прикрикнула на них певунья. – Люды прыихали сюды цуценя вашого слухаты чи писни?  Геть до смитныку!
Девчушки упорхнули. Потом они тайно сидели в зелени кустов, изредка всполохами приглушенного смеха выдавая свое присутствие. Александра Ивановна виновато сказала: «К нам часто приходит детвора из школы. Как –то приходили с кавунами. Расселись за столом. Дида до себе вытягнулы тай давай пытаты, що ранише було». Женщина незаметно перешла на чистый украинский.
- Ну що, дивчата, пишлы до сестры,- сказала певунья, вытирая руки о передник.

Пока Александра Ивановна жарила пирожки, я разговорилась с Еленой Ивановной. Она была полной противоположностью сестры. Производила впечатление грустной молчуньи. Движения ее были медленными и осторожными. Я рассказала ей о том, какое огромное количество страшилок знают грейговские дети. Елена Ивановна молчала. Вдруг она заговорила. Оказывается, ее внук часто просит рассказать сказку о Гале. Я оживилась:
- А что за Галя такая? Мы тоже интересуемся.
Галочка умерла в 1933 году, в разгар голодомора. Мать Гали день и ночь работала на «косовыци», ее не отпускали домой. Девочку нашли мертвой. В ее «роти було повно укропу». Я удивилась, почему эту тяжелую историю то и дело просит повторить пятилетний внук. Рассказ действительно напугал нас, и мы  замолчали. Почему страшная  сказка о  маленькой Гале, одной из миллионов жертв голодомора, жива до сих пор  в этой семье? Быть может, она приходилась старушкам сестрой? Или теткой?
С соседней лавки встал и пересел к нам муж Елены Ивановны – Иван Андреевич. В воздухе густо запахло махорочным амбре. Хозяин пробасил: «Да какие тебе сказки еще нужны? Ты в окно смотри. Что видишь – то и выдумывай. Допустим, бабка по грейдеру с козами идет. А на носу у ней ПРЫЧЕПЫВСЯ лист от дерева. А ты спрашивай себя: зачем это у бабы лист зеленый на носу? Не знаешь? А знать надо. Это – чтоб коз к себе приманивать». Старик весело подмигнул. Он был доволен своей сказкой. Я поняла, что бог неспроста свел их в пару: закоренелую пессимистку и неунывающего оптимиста.
Александра Ивановна позвала нас к столу. Вот и пригодилась припасенная бутылочка алкоголя…
Расслабившись, старушки напели   нам столько песен, что некоторые, заслушавшись, я просто не успела записать. Складывалось ощущение, что мы оказались на сельской свадьбе.
Всю ночь мне снились дивные образы, сменяющие друг друга: то виделась бабка, пасущая коз «за городом», то высокий «козаченько» в «вышыванке», горячо целующий Галю «у садочку», то цыганка, предсказывающая «у гаю» Гале недобрую долю, то калина, навеки поселившаяся там, где «вода и журавли». Вот выбежала Маланка под руку с двумя «качурами» и увлекла всех в безумный хоровод. Громче звучал хор:
                Соловеечко – личко, чинда чи не чинда,
                Речинда неречинда.
                Личко цюмба чи не цюмба.            
                Брала воду з чумбаря.
Иван Андреевич хлопал меня по плечу и зазывающее подмигивал…

День третий. Слушаю лекцию и размышляю о скелетах в шкафу.
…Вот-вот он потянет меня в садочок вслед за преступной  Галей, приткнет к груше, обдаст густым амбре самосада. Ой, божечки, куда я попала? Что за жуткий вертеп? Глаза открылись, и я увидела себя на раскладушке  в собственном саду. Инна трясла меня за плечо. Вдалеке еще доносились последние аккорды соло Александры Ивановны:
                Ти не стій на мосту,
                Не ківай картузиком.
                Я не вийду, не постою
                З таким карапузиком.
Инна (руки - в бока) возвышалась надо мною.
- Ну и сколько можно спать? ЭЭЭх…
Я спохватилась: последняя рюмка мутного сельского пойла явно была лишней. Вчера я загубила свой полевой планшет. Инна заметила мое беспомощное беспокойство и  выручила:
- Да  вот твоя летчицкая сумка.
Я перевела взгляд туда, куда она указывала. Чья заботливая рука поздним вчерашним вечером аккуратно повесила планшет с бесценным фольклором на сучок старой груши?
Инна бесцеремонно забралась на меня и села как будто в седло. Сегодня на великой артистке был ярко-красный сарафан с белыми ромашками. Руки она сложила на груди:
- Ежик, ты в бога веришь?
- Ну…
Я задумалась. Если иметь ввиду старого «дидуся» с клюкой, гневно тычущего ею с пушистого облачка, то нет. А если представить себе в его образе Вселенную, программирующую нашу судьбу, то да. Кратко подытожила:
- Бывает.
Инна нагнулась близько-близко. Рыжее очарование дышало мне прямо в нос:
- У нас сегодня будет секретный розговор. Я расскажу тебе молитву.
И она горячо зашептала:
                Шел  Господь с небес.
                Нес животворящий крест.
                Не тлей. Нетлеющей рукой
                Огороди меня, Господи,
                В поле, в доме,
                В пути, в дороге
                От зверя летящего,
                От зверя ходячего,
                От урагана нападающего,
                От злого человека.
                Аминь.
 - Аминь,- завороженно повторила я.- Кто ж тебя научил этому, ангел мой?
Инна задрала голову в летящие облака и ответила:
- Бабушка.
Мы замолчали. Девочка что-то хотела сказать, но колебалась. Наконец она решилась. Горячими ладошками Инна прикрыла мои глаза, создавая эффект темноты ( так, наверное, делала ее бабушка).
- Ты ничего не говори,- прошептал ангел.- Только послушай и будешь счастливой. Навсегда.
                Я устала. Я иду к покою.
                Боже, очи мне закрой
                И с любовью будь со мной,
                Будь хранитель верный мой.
                И сегодня, без сомненья,
                Я виновна пред тобой.
                Дай душе, греху спасенье,
                Телу – сон, душе – покой.
Молитва перестала звучать, а ладошки ангел не отнимал. Господи, в такие минуты вдруг поверишь, что ты есть.
- Ага! Так и знала, что вы здесь,- раздался Олин голосок из куста сирени, и тут же материализовалась вторая актриса.- Лежите. Загораете..А частушек моих не знаете. И она без промедления перешла к делу:
                Эх, подружка моя,
                Как тебе не стыдно?
                Дома маме не поможешь.
                Думаешь, не видно?
С диким воплем Инна свалилась на землю,  подскочила к Оле и , чтоб не опоздать, начала задорно апеллировать подруге:
                Эх, подружка моя,
                Маме помогаю:
                Все тарелки перебила,
                Чашки начинаю.
Ольга не давала спуску:
                Эх, подружка моя,
                Как тебе не стыдно?
                Дома папе не поможешь.
                Думаешь, не видно?
Инна не растерялась:
                Эх, подружка моя,
                Папе помогаю:
                Все газеты разорвала,
                Книги – начинаю.
Порванные книги рассмешили подружек до колик. Отдышавшись, Оля продолжила предъявлять Инне претензии:
                Эх, подружка моя,
                Как тебе не стыдно?
                Дома брату не поможешь.
                Думаешь, не видно?
Но и тут Инне нашлось, чем крыть:
                Эх, подружка моя,
                Брату помогаю:
                Все машинки поломала,
                Велик – начинаю.
Девчонки расхохотались и над поверженным великом. Оля попятилась к сирени и метнула в подружку последний патрон:
                Эй, подружка моя,
                На тебя надеюсь я.
                С моим милым посиди.
                Я пойду оденуся.
Последние аккорды уже звучали за листьями сирени. Наступил антракт. Актриссе пора было сменить концертный костюм.
- Ну как?
Инна стояла надо мной в позе победителя.
- Супер! И все-таки пора завтракать и собираться к знакомому дедушке.
Инна прищурилась:
- На секретный разговор?
Я засмеялась.
За завтраком я узнала, что Инне хорошо знаком «злой дедушка», к которому мы собрались в гости. У него во дворе «много поламатых машин и одна красивая». А еще он любит коз. Девчонки собрались проводить нас к нему.
Встретил нас высокий худощавый мужчина, уже в годах, но с сохранившейся военной выправкой. Его глаза смотрели холодно и внимательно. Ими он стрельнул на мой полевой планшет. И сразу установил рамки общения: полчаса. Цену себе набивает – решила я. И куда торопиться в этой глуши да еще, если ты живешь один?
Где-то в соседней комнате громко пробили часы: здесь ценили время. Под стеклом на столе лежала фотография женщины в военной гимнастерке. В потрескавшиеся чашки старик разлил чай: в доме не любили что-то менять. Строгий взор бравый вояка сохранял до тех пор, пока не узнал, что моя подруга – студентка физмата. Лицо старика смягчилось, и он сказал, что его сын заканчивал физмат НГПИ, а потом уехал работать на далекий газопровод. Сам Владимир Митрофанович бывший летчик, историк по образованию, бывший секретарь парткома, кавалер ордена Октябрьской революции и т. д. и т. п. Его историческая справка о Грейгово была рассказом сухого старомодного учителя – конспектировать одно удовольствие.

«У Алексея Самуиловича Грейга, того, который внук и финансист, было имение Грейгово, сейчас это село Михайло-Ларино на реке Ингул в семи с половиной километров от нынешнего Грейгово. Почему так? Железнодорожная станция получает название от ближайшего села. Отсюда и Грейгово. Станция появляется в то время, когда Грегу-младшему приходит в голову соединить юг Украины с центром России, и он дает  купечеству подряд на строительство железной дороги. Ее строительство начинается в 1872. Средств крайне мало: в основном подручные – лопаты, лошади, волы. На здании станции сделана надпись: «Нивелировка 1904». На этом основании мы можем судить, что строительство было закончено в самом конце Х1Х века. В те времена окрестности ст. Грейгово выглядели так: через каждые 1,5- 2 километра стояли будки обходчиков. На самой станции было всего несколько зданий да жилой дом, да казарма для наемных рабочих.
Владимир Иванович – потомок первых жителей станции Грейгово. Мой дед, Калиниченко Иван Евдокимович – местный стрелочник, отец, Оришак Митрофан Иванович – телеграфист. Компанию им составили столяр в рембригаде при железной дороге и путевой обходчик. Надо думать, все жили на станции с семьями. У потомков первых жителей – крестьянские корни».
А крестьянские корни лучше сохраняются, чем дворянские. В советские времена опасно было быть потомками дворян Грейгов. Где они сейчас? Видимо, во Франции. А куда еще бежали баре из Советской России? Я не решилась задать парторгу вопрос о потомках великих Грейгов.
«После 1917 года пересадовский сельсовет начал наделять землею тех работников, кто хотел ее иметь. Мнения работников разделились: можно наделять в километре от путей, ведь там есть колодец. Калиниченко предложил строить возле путей: поезда ходят лишь три раза в сутки, остальное время можно заниматься хозяйством. Вот таким образом прямо возле путей в 1924 году был построен первый дом.
В 1933 году из МТС сделали совхоз им. Димитрова, 69. В то время имя болгарина было на слуху, поэтому одноименные совхозы нумеровали. №69 образовался из 11 и 12 отделений совхоза-гиганта им. Коссиора.
В августе 1941 Грейгово оказалось в центре важных исторических событий. 18-ая армия отступала от Первомайска по берегу реки Ингул. Командующий решил прорвать оборону немцев и вывести армию из окружения через ст. Грейгово, т. к. переправа через Ингул была только в районе Михайло-Ларино. 18-ая армия выдвинула вперед 96-ую горнострелковую дивизию под командованием И. М. Шепетова. На рассвете немцы были разбиты. Наш дом от разрушения спасла немецкая пушка, которая стояла невдалеке, и приняла на себя удар артиллерии. 96-ая дивизия Шепетова совершила прорыв из окружения частей 18-ой армии в район Снигиревки. Бой у ст. Грейгово вошел в историю ВОВ как первый случай организованного прорыва из окружения всей армии. За этот бой Шепетов награжден орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» и ему присвоено звание Героя Советского Союза.
В период немецко-фашистской оккупации в 1942-1943 году в селе действовала подпольная антифашистская организация. Всего 10 человек. Ее возглавлял местный житель А. Д. Довгаль. Подпольщики организовали побег военнопленных из концлагеря, размещавшегося в селе Петровском. В конце 1943 года антифашисты были схвачены и замучены в гестапо. В марте 1944 года у ст. Грейгово попадает в окружение армия генерала Халлита. Идут упорные бои. 16 марта 1944 года конно-механизированная группа Плиева освобождает станцию Грейгово.
На фронтах ВОВ Родину защищали 143 жителя Грейгово, 41 человек так никогда не вернулись домой. В центе села есть две братские могилы. В них покоятся останки 116 воинов, павших при освобождении Грейгово».
Мы провели в гостях у «последнего из могикан», посвятившего свою жизнь изучению малой родины, больше запланированного времени. Когда мы покидали одинокий дом, в лице Владимира Митрофановича не было первоначальной жесткости. Живность, казалось, населяла весь двор. На мотороллере восседала огромная белая коза. Когда на порог вышел хозяин, подбежало еще несколько. Старик улыбнулся своим любимицам. Разрезав яблоко, старый летчик предложил нам самим покормить животных.
Почему его рассказ был сухим и неинтересным, как сводка Совинформбюро, лишенным личностной окраски?   Почему он не рассказал нам о своей жизни? О жителях старого дома? О женщине в военной гимнастерке? И почему одиноко встречает свою старость? Я не стала задавать этих вопросов. У каждого парторга на этой Земле есть свой скелет в шкафу.
P. S. Старый парторг умер  через месяц после нашего визита. Пробил его час. Теперь стало понятным, почему и куда он так торопился.

День четвертый. Я принимаю сигнал
С чашечкой ароматного кофе я вышла из дачного домика и выпучила глаза: Инна сидела на дереве и объедала нашу грушу. С какой стати я буду делать ей замечание, если своими частушками девочка купила все дерево целиком. Для приличия я поинтересовалась:
- Ты что здесь делаешь?
Чавканье исказило ответ:
- Тебя жду.
Безрадостно же проводит ребенок лето, если его главным развлечением становится поджидание тетки, любящей поваляться в постели.
- А вы тут играете в какие-то игры?
- Конечно,- ответила Инна, нацелившись на очередную грушу.- В прятки, в выбивачки, резиночки, догонялки, квача.
Ветка треснула и оказалась в руках у ворюшки вместе с плодом. Девчонка спрыгнула на землю и протянула раскрытую ладонь:
- Каждый играющий ложит на мою ладошку палец. А потом я спрашиваю: все сели на лодочку? Кто говорит «да», тот и квач.
Я рассмеялась:
-Так вы никогда играть не начнете. Какой дурень «да» скажет?
Инна захихикала и прислонилась ко мне спиной. Я почувствовала себя телеграфным столбом. Она тихо спросила:
- Но ты б сказала «да»?
Я пожала плечами:
- С условием, если б играла впервые.
Инна резко повернулась, и я встретила ее лучистый взгляд:
- Значит, ты и есть квач.
- А я кое-что получше знаю,- раздался из кустов утробный голос. И на сцену выскочила вторая артистка.- Играем в Арамию - Зульфию.
Я так и не познакомилась с таинственной Арамией, потому что вспомнила: сегодня мы уезжаем.
- К бабушкам знакомым надо сходить.
Инна невесело усмехнулась:
- Секретный разговор?
- Неа. Сегодня уезжаем. Практика закончилась.
Инна заглянула мне в глаза: все было ясно без слов. Я ее успокоила:
- Зато сад в полном твоем распоряжении. Неплохо звучит, правда?
- И еще кое-что…- я поняла, что это надо сказать.- Я подарю тебе летчицкую сумку на память.
При этих словах тучи исчезли, и вовсю засияло солнце. Ах, как мало в детстве нужно для счастья.
Сидя на лавочке, две сестры-певуньи грызли семечки и поглядывали на загончик с живностью. Оттуда доносились шум, треск крыльев и крики домашней птицы.
Женщины, завидев нас, улыбнулись.
- Бьються,- коротко сказала Елена Ивановна.
- То-то юшка будет,- подмигнула Александра Ивановна.
Мы тепло попрощались с нашими старушками. Обе сестры вышли на дорогу, проводить нас. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, приставив ладони ко лбу в виде козырька. Пыль, поднявшаяся от проезжавшего грузовика, закрыла их фигуры. А когда она улеглась, певуний уже не было видно. Но в моей памяти все еще горели оранжевым огнем ягоды рябины, растущей у дома гостеприимной Александры Ивановны.
Это было украинское село. Это было другое время. Но почему-то вспомнились проникновенные строки Марины Цветаевой:
                Красною кистью рябина зажглась.
                Падали листья. Я родилась.
                Спорили сотни колоколов.
                День был субботний. Иоанн Богослов.
                Мне и доныне хочется грызть
                Красной рябины горькую кисть.

Инна сидела у развилки дорог на большом камне. Я обняла ее за плечи и попросила проводить меня к почте. Мы остановились у цели прогулки, и я повесила на плечо пригорюнившейся сорви-головы мой  планшет.
Ковыряя пальцем сумку и не поднимая глаз, Инна тихо спросила:
- Ежик, ты напишешь мне?
Я усмехнулась. Как быстро в детстве находят друзей. И что интересно, помнят о них всю жизнь. Я пообещала.
Девочка  хитро прищурилась:
- А что ты напишешь?
Я подмигнула:
- Ну, если скажу, о чем напишу, тебе неинтересно будет читать.
Крыть было нечем. Убегая, Инна сказала, что они с Олей придут проводить нас на дизель.
Мы с подругой забрались на другой край села к ее однокласснице. Этот край был заставлен молодыми постройками, в которых никто почти ничего не знал о своих соседях. Мы не собрали никакой полезной фольклорной информации и , как бы извиняясь за это, хозяйка нарвала для нас огромный букет синих гладиолусов. Мы так увлеклись сбором ежевики, что чуть не опоздали на электричку. Пришлось запрыгивать в последний вагон уже тронувшегося поезда. В окно я увидела горстку детей на перроне, встревоженно провожающих взглядом улетающие вагоны. Они заметили нас и восторженно запрыгали. Я прислонила лицо к самому окну и еще какое-то время видела две подпрыгивающие рыжие косички Инны и  Олино платье в крупный горох на исчезающем прямоугольнике платформы. Окно было прохладным. Я не спешила убирать лицо от него. На какую-то секунду мне показалось, что я принимаю сигнал, идущий сверху, с небес, а, может быть, еще выше – с недосягаемых высот Вселенной, которую мне не познать никогда, не изучить, не записать, не сложить вчетверо и не запихнуть в полевую сумку:
                Я устала. Я иду к покою.
                Боже, очи мне закрой
                И с любовью будь со мной.
                Будь хранитель верный мой.
                И сегодня, без сомненья,
                Я виновна пред тобой.
                Дай душе, греху спасенье,
                Телу – сон, душе – покой.
               
                июль, 1996