Время действия определить нетрудно: это происходило в конце восьмидесятых. Лихие девяностые были еще впереди, и почти невозможно было себе представить, что то, что произошло потом, может произойти вообще. На всем еще оставался налет беззаботности. Но что-то хрустнуло уже в основании и медленно сдвинулось с места, и хотя сооружение еще стояло, нежная струйка песка заструилась из-под его фундамента...
Место действия - Керчь. Кончалось сухое крымское лето, днем еще стояла жара, и вода в море была теплая. Но ночью чувствовалось уже, что лето умерло. Мы в командировке, чтобы отснять цикл сюжетов по сценарию «Путем перестройки». Мы - работники телевидения: ПТС (передвижная телевизионная станция - техники, обслуживающие автобус, набитый пультами, мониторами и пр.) и творческая группа, куда входим и мы с Танюшкой. Мы считаемся звукорежиссерами, которыми по сути не являемся, но это не имеет значения, так как все остальные тоже только делают вид, что они журналисты и режиссеры. То есть процесс идет, и на фоне всей этой вакханалии некомпетентности и доморощенности мы негативно не выделяемся, а даже наоборот, чувствуем себя вполне комфортно.
Память моя совершает наезд и фокусирует один из съемочных эпизодов. Мы с Танюшкой сидим за звуковым пультом и давимся от смеха. Снимается что-то критическое про местный консервный завод. Это уже знак нового времени - критика выражается и в новом теноре журналистики, изобилующей риторическими вопросами, и в количестве «модернизмов» чисто формальных: например, камера вымазана зачем-то вазелином, а титры передачи и ее название написаны на бумажечках, которые лежат в консервных банках, что также призвано выражать инакомыслие и считается «авангардизмом». Все это смешит нас до слез. Мы так задыхаемся от сдерживаемого хохота, что на поверхность выходят какие-то кудахтающие звуки, которые заметно раздражают Катю. Она режиссер передачи и сидит за пультом впереди нас. Ее напряженная спина своим выражением показывает, как она сердится и волнуется. Но мы уже не в силах остановиться...
Следующий флэшбек - центральная гостиница города-героя, где у нас с Танюшкой двухкомнатный люкс с балконом и видом на набережную, выдержанный в эстетике совдепа, но достаточно просторный: по вечерам в него набиваются коллеги - друзья и статисты, остроумцы и зануды, очаровательные и жутковатые особи - мы бражничаем ночи напролет, отравляя свою нежную плоть и вступая иногда в отнюдь не платонические отношения.
Когда мелькнули первые тени этой невротической командировки?
Кажется, первые «ласточки» этих загадочных животных появились в нашей комнате еще в первый вечер. Это были крупные жуки неизвестной породы с необыкновенно твердым панцырем. Сначала мы находили отдельные экземпляры, забившиеся в укромные уголки. С каждым днем их становилось все больше - они прибывали со стороны моря, занесенные к нам каким-то неведомым ветром, чему они и сами несомненно были не рады. Тучи этих насекомых успевали набиться за день в нашу закрытую со всех сторон комнату через непостижимые уму щели и отверстия. Мы выносили их ведрами, но меньше их не становилось. Забываясь нервным сном, мы просыпались по ночам от стука их тел об пол: они падали с обсиженного ими до черноты потолка вниз, на пол, на нашу постель. Или они были тоже в отчаянии и пытались таким образом покончить жизнь самоубийством? Напрасно. Их панцырь был исключительно крепким. Когда мы включали свет, вся комната была сплошное барахтание, ползание и копошение...
Нечего и говорить, что на мораль нашей группы эта инвазия оказала разрушительное влияние. Мы разлагались. Рушились дружбы и хрупкие любовные отношения, наблюдались случаи энуреза и белой горячки на почве хронической бессонницы, деградировало творчество, так никуда и не развившись, «авангардизм» так и не лишился кавычек...
А потом они как-то в один день исчезли, оставив только кучку высохших трупиков.
Наша командировка кончилась, и мы уехали.