Яил пошел гулять в метро и споткнулся об голову. Ну что поделаешь – такая уж погода: то слякоть, то перья… А земляные морские звезды уже толкали гипертрофированный локомотив по направлению к водосточной станции. Яил проснулся: « Какое же мутное солнце под деревьями! Надо скорее включить фонари!»
По муслиновым нитям стекали, как осиновый сок из крана, капельки африканского кофе. А под этой паутиной сидели проглоты с широкими ртами, в которых исчезал льющийся утреннепросыпан. Было почтилето.
Яил еще один раз перекувыркнулся через ногу и сел на сломанный стул вагоновожатого. «Зачем же так жадничать? Ведь всем хватит мыслей…» - подумал обиженный Таракан, покосившись на Яила. А Яилу было все равно: «Да пожалуйста. Забирай хоть сегодня…»
Локомотив заскрипел сухарями между шестеренками гусениц. Это киноринхи забыли о предлетней уборке. А ведь они должны… должны… Но в этой стране никто никому ничего не должен… С неба летят прекрасные демократические листовки и ложатся ровными рядами на гладкие кудри танцующих сальвиний. А те несут их на открытых улыбках и дарят за определенную плату каждому, кто не захочет.
Ба-бах! Локомотив остановился и прилег на шершавый бок. Земляные морские звезды запищали хорошо поставленными голосами и разбежались, поднимая ужасную пыль и слякоть.
- Где таксист? Куда делся этот брадобрей?
- Почему лодка встала?
- Я требую немедленной депортации наверх!
- Да прекратите же наконец просить то, что хотите вы! Это же все-таки свободная территория, и мы должны в первую очередь думать о Неосебе.
Все, кто не ехал в локомотиве, вышли из его вдруг открытых дверей. Где это было, так никто и не понял.
- Скорее сюда Сголовыдонога! Он поможет. Не зря же говорят: « Хорошему человеку - хорошие неопалиумы.»
- Да, Сголовыдонога сюда! У него есть штопор…
- И плоскогубцы!
- А еще он умеет петь сам в себя и танцевать партию Жизели.
И все начали громко, по-новогоднеёлочному звать этого сверхиндивидуума: «Сго-ло-вы-до-ног!»
Яил тоже стал тихонько покрикивать. Но ему все же казалось, что не надо будить в себе себя. Слишком уж хорош весь этот сыр-бор. Эмментальский-пинофит…
И разверзлась вода на стеклах метрополитена. И затрещали песочные колонны. И затрепетали флажки в когтистых лапках Инородных тел. Сголовыдоног услышал молитвы кораблекрушенцев. Его ярко оранжевые крылья светились счастьем, а на шее развивалась полоска из свежесобранных дрожжей. Он был великолепен и как всегда выглядел глупо.
- Наш напыженный спаситель!
- Неосебе услышал нас и ниспослал благодать! О, дорогой наш Сголовыдоног! Ты всегда думаешь только о других и о Неосебе! Как ты узнал, что нам нужна твоя подмогощь?
Сголовыдоног хрюкнул от нескрываемого под глазами удовольствия:
- Это еще что... Вот вы годика через два будете и не так…
- О-о-о!
- Да?
- Гениально!
Яил смотрел на Спасителя и не верил своим ушам. Это был он. Сам по себе. Но он. Такая уж пародия жизни. Никогда не знаешь, где появишься.
Сголовыдоног вытащил из-за уха большую перочинную секиру и долбанул один раз по сладко спящему локомотиву. Жестоко, но правда такова. Нельзя отлеживаться, когда у других на спине столько кирпичей и возьни. А лучше всего поставить везде подключные такие замки, которые может открыть только Неосебе или Сголовыдоног. Потому что это он придумал, это его лучшая мечта.
Яил взял перышко и совочек и стал сгребать слезы, так и сыпавшиеся у него из карманов. Он никогда еще не видел такого совершенства с примесью самых ненужных ненужностей. «Ну почему я такой маленький?» - подвывал, прыгая за одной из своих убежавших ног, Яил.- «Ведь и я могу прекрасно махать секирой. У меня даже легитимация не прервана». И тут, когда все уже пели дифирамбы Сголовыдоногу и бежали рассаживать по мыльным пузырям, Яил понял: он и есть недостающее сердце Сголовыдонога. А великий Спаситель и есть его убежавшая в неизвестном отправлении нога.
- Сголовыдоног! Мне кажется, мы одно разделенное!- через нос, почесывая пяткой правое ухо, застенчиво настоял Яил.
Но Сголовыдоног его не слышал. Он завернулся в огроменное одеяло из хвалебных красноречий, и его глаза от счастья и зазнайства делали треугольники почета вокруг головы. Тут, переходя с галопа на рысь, на мягких косолапых руках приковыляла Красота и увлекла за своей ужасностью весь сброд. В том числе и Сголовыдонога. Какая гнусная жалость! Яил стал горько, горько смеяться и дарить вернувшимся из межклетников земляным морским звездам сладкие огуречные перчики.
- Сголовыдоног все равно ничего бы понял бы, бы, бы, не…- тут Яил чуть-чуть упал в свою голову, но вовремя вынырнул. - Ведь у него есть любимая мечта – поставить на всё замки, которые сможет открыть только он или Неосебе…
Мелкие, светящиеся кассовые чеки сыпались с землесвода как из хорошей, тридцатидевятиразмерной калоши. Все близлежащие холмики колодцев уже размыло, остались лишь самые стойкие и целеустремленные. Они-то знали, что когда половодье закончится, им достанутся наиболее блестящие и красивые ведра. Было такое холодное утро.
Яил сел на встречный локомотив и побежал обратно.
За черничными окнами мелькали разгоряченные молитвы. Они храпели от натуги, но так и не могли стать искренними. Ну что можно поделать, если нет правды?..
Яил снова потерял ненужные индифферентные мысли. Смысл был в нем, а он был в мчащемся к востоку локомотиве. «Значит, вся соль в этой машине!» - не успел подумать Яил, как вдруг, неожиданно для себя, но так предсказуемо для Таракана, выпрыгнул в иллюминатор локомотива.
- Яил, ты слишком похож сам на меня! И чересчур смыслоискателен…- только и успел пропеть Таракан вслед улетающему Яилу. Усики насекомыша дрожали от сентиментального наплыва чувств. Это была настоящая скрываемая дружба. Изумрудные крылья Таракана покрылись росой сожаления, и он понял, что нельзя молчать во время когдахочешьсказания. Это самое, самое первое правило после смерти одиночества. А Таракан был очень компанейским гражданином. Просто об этом никто не знал, потому что он всегда прятался под консервными бутылками и был замкнут невсебе.
Яил, Яил, где ты теперь, Яил? В каких неведомостях и дальностях носит твои сизые нанометры тела? Может, ты замерз и ждешь прохладного ветра с южных склонов арктических пустынь? Или несешься сломав голову через килограммы свечных стружек и мечтаешь выбраться на свет сонной Луны? Где ты, Яил?..
Яил знал, где он, а где не он. Он точно был не там, куда отправляются все, кто не хочет искать самих себя. И не там, где Лапчатник раздает каждому да не всем гравюры с изображением Неосебе. Ему предстояло трудное восхождение. И он знал, куда ведет вся эта независимость. В дебри экспрессивно-недепрессивной иносказательности. Туда лежала дорога Яила. «Но почему нельзя смотреть шире и громче? Ведь в каждом, даже самом худом понимании есть своя непременность. Или я уже совсем не понимаю назначения абстракции…»- думал он в ухо мимо плывущего утконоса. Тот кивал головой и вежливо соглашался со словами философски настроенного Яила.
Яил пел, и за ним открывались все туманности. Он прорывался через пузыри комковатой земли и считал минуты до рассвета. Ветер раздувал целлофановые сети на береговых мельницах так, что казалось, они оторвутся и исчезнут в вихре эмоций воздушных масс. Наверное, это был конец начала. А впереди все остальное. Такое непонятное, но интересное. Такое замечательное…
26 мая 2010 года.