Многим людям ночами снятся сны, некоторые во сне летают. А Валя во сне всегда… бежит. Раньше это было наяву, а сейчас... Встретилась я с Валентиной Ивановной Хорьковой на курорте в Серноводске. Познакомились, оказалось моя землячка из г. Оренбурга. По рассказу Вали, она заболела в семь лет. Врачи признали у нее полиартрит. Эти жестокие боли девочку в двенадцать лет приковали к постели…
Валя росла в благополучной семье. Но в эту семью неожиданно нагрянула беда, горе и слёзы! Родители от этого несчастья не знали, куда и к кому обратиться. С тревожной душой метались то к одному врачу, то к другому . А девочке становилось всё хуже и хуже. Тогда мать обратилась в облздравотдел, где для дочери выделили путёвку в детский санаторий «Озеро Шира» Предстоял далёкий путь в Красноярский край. Повезла мама свою дочку в этот санаторий. Три года подряд лечили по шесть месяцев, там Валя и в школе училась. А когда находилась дома, девочку возили в школу на санках. Нелегко было это всё пережить, но Валя учиться не бросала. Так и закончила 10 классов. Потом три года ездила на курорт в Цхалтубо где ей помогли водородные ванны. Валя стала ходить свободней, с помощью костылей. Затем побывала на курортах в Пятигорске и Одессе. Шли годы. Валя взрослела и решила учиться дальше. Поступила в Ленинградский институт культуры на библиотечное отделение. Сдала вступительные экзамены на одни пятёрки. Училась заочно, и каждый год с мамой ездила на консультационный пункт (УКП), где сдавала экзамен. Там же проходила практику. В 1969 году окончила институт и получила диплом. А 16 декабря 1970 году поступила работать.в Оренбургский отдел культуры. Там ей и подобрали работу на дому – в Областной детской библиотеке. Она пишет каталожные карточки тушью.
Выполняет и другие заказы для всех отделов библиотеки. Часто с детьми приходилось ей проводить разные мероприятия, делать обзор книг, праздничные утренники. Рисунки её очень ценят на работе. С годами, здоровье ухудшилось, и Валентина Ивановна стала с трудом передвигаться на костылях. Родители давно умерли. С этого времени она самостоятельно полностью себя обслуживает. И продолжает работать.
16 декабря 2000 года исполнилось тридцать лет, как начала свой трудовой стаж Валентина Ивановна. А она - инвалид 1 группы. Это просто юбилейная дата, это вызов судьбе.
У неё такие слабенькие руки и пальчики, но она ими работает быстро, вяжет любые узоры, юбочки, кофточки, шапочки, косыночки, и очень красиво рисует картины. Рисует для души, и многим рисует на заказ. Её жизнь даром не пропала.
Для любви нет преград
Сынок, а почему я вас не вижу вместе с Галей? Ведь она такая очаровательная, глаза у неё карие, волосы густыё, красивые, а фигурка точёная, тонкая. Я ведь мечтала иметь такую сноху. Да ты у нас тоже красивый, весёлый, а когда играешь на гитаре и поёшь, сердце замирает.
Но Владимир матери так ничего и не ответил. Что-то изменилось в нём, когда попал в его руки журнал, где он прочёл стихи, запавшие в его душу. Они не давали ему покоя, из-за них он забыл Галю. Он решил узнать, кто же их пишет? В редакции ему ответили и дали адрес. Вот тогда он и написал автору письмо. Вскоре получил ответ. С тех пор он часто получал любовные письма от девушки.
Переписка продолжалась четыре года. Он решил поехать в Рязанскую область в районный посёлок Чучково. Там и встретился с красавицей поэтессой, которая заворожила парня своими открытыми голубыми глазами. Она смотрела на него с нежностью и любовью. Только где-то в глубине души затаился какой-то непонятный страх. Через три дня парень предложил ей руку и сердце. Но родители её не давали согласия. Мать работала в школе учителем, отец был главным врачом в больнице.
Видимо отцу, было неудобно и страшно соглашаться. Дочь-то его родилась инвалидом. Диагноз: миопатия - прогрессирующая мышечная дистрофия. У таких больных в лежачем положении ни руки, ни ноги не работают. Не могут самостоятельно повернуться, изменить положение. Родители всё это объяснили, и убеждали молодых людей, что их свадьба не возможна. Но они оба настаивали. Сестра кричала на Татьяну:
- Опомнись! Ты же инвалид, к жизни не способна, не позорь нашу семью!!!
До глубины души Татьяну задело обидное слово «Инвалид»!!!
Заливаясь слезами, говорила своим родным:
-Я же человек! И имею право сама разобраться в своих чувствах, о которых я мечтала четыре года, я ждала его любви, как вы не можете меня понять! Если я инвалид, то, что же не могу любить!? Да поймите истину, что нет никаких преград в любви, поэтому я не могу отказать своему сердцу. Я выйду замуж!
Владимиру было неудобно наблюдать эту картину. Но он не мог оставить девушку, которая в слезах умоляла его:
-Не оставляй меня, не уезжай.
Он остался с ней. За короткий срок освоил, как нужно ухаживать за беспомощным человеком. По утрам он брал её на руки и сажал в кресло-коляску, к нему приставлял дощечку в виде столика, на которую она могла облокотиться. В сидячем положении у таких больных работают только кисти рук и пальцы. С трудом, но самостоятельно, она могла почистить зубы, протереть лицо лосьоном, подвести брови подкрасить губы. Подносилось и убиралось всё это Владимиром. В этом же кресле- коляске она писала стихи.
Родителям пришлось сыграть небольшую свадьбу. Жених своим родственникам ничего не сообщил. Вскоре тесть обратился к зятю:
- Если ты женился на моей дочери, то забирай её и живи у себя дома. Я посмотрю, как вы проживёте.
После этих слов Татьяна загрустила, а сестра с усмешкой язвила:
- Ну что, вышла замуж? Тогда пусть муж увезёт тебя в свой дом.
С таким отношением родных мириться было невозможно. Она попросила мужа сходить в администрацию и попросить квартиру. Что на просьбу Владимира ответили, что квартир у нас нет, есть маленький неухоженный домик, там ремонт требуется, а денег нет.
Владимир спросил:
- А может, я сам отремонтирую, как смогу?
Ему ответили положительно.
И занялся ремонтом, сложил печку, напилил дров, наклеил обои, и всё необходимое сделал. Домик приобрёл ухоженный вид. В ноябре Аксёновы отмечали новоселье. Так стали жить Владимир с Татьяной.
Всё эти передряги вспоминали они, как кошмарный сон. Свадьба была в 1988 году. Молодожёнам было тогда, по 25 лет стали ожидать появления ребёнка. Владимир отвёз жену в роддом, роды были тяжёлые, пришлось делать кесарево сечение. Родился сын Илюша. В доме работы прибавилось. Со стороны родителей, к удивлению всех сельчан, не было никакой помощи.
Владимир, забрал из больницы жену и сына, самостоятельно справился с новорождённым, купал, стирал пелёнки. Подносил к матери, которая не могла держать ребёнка, а потом сам приспособился кормить малыша.
Теперь всё позади, в 2001 году Илюше исполнилось 10 лет.
Такой красивый, умный, добрый, вежливый мальчик. В этом году пошёл в пятый класс. Отец нигде не работает - ему по дому хватает дел. А Татьяна работает в редакции, пишет стихи. Пенсия её минимальная, получает пособие на ребёнка, всего выходит в месяц две тысячи рублей. В Рязанской области, издали её книгу, название «Не распустившейся бутон». Подписалась Татьяна девичьей фамилией - Зубова. В этом году они всей семьёй отдыхали в санатории «Сергиевские Минеральные Воды» Самарской области. Перед отъездом был концерт. Пригласили и Аксёновых. Владимир завёз жену в коляске в зал театра и поставил возле сцены, а сам сел рядом на стул. Она читала стихи, а он подбирал музыку и пел под гитару. Им аплодировали зрители. Потом вызвали Илюшу. Он тоже читал стихи и пел под гитару. Был очень доволен тем, что зрители ему аплодировали и кричали «молодец»! Свою историю Аксёновы рассказали мне в санатории. Но Татьяна переживает о своей судьбе. Она говорит:
- Я очень люблю Володю и боюсь, что он меня оставит. Но на этот мой страх он всегда отвечает:
- Танюша, я тебя никогда не брошу, ты же моя красавица, и я люблю только одну тебя.
Сумела создать семью
В этот санаторий круглый год приезжают поправить своё здоровье. И Лена приехала сюда не в первый раз, ей довелось испытать из–за болезней немало бед.
- Я инвалид с детства, - рассказывает она мне свою судьбу, - в семье было 11 детей. Когда со мной случилось несчастье, я заболела полиомиелитом, родители стали меня возить по больницам.
- Ваша дочь неизлечима.
Так врачи заверили родителей. И они отступились, перестали искать исцелителей, врачей. Кого здесь винить?
Кроме неё ещё 10 детей, которых нужно поднимать. Ну а Лена так и осталась ползать. Взрослела, понимала, что её младшие сестрёнки учатся в школе. Видела, как они делают уроки. Взяла авторучку и тетрадь и стала постигать грамоту самостоятельно. Писать, что-то получалось. Тогда попросилась в школу, не хотелось сидеть дома. Учителя разрешили посещать школу, так она оказалась в классе с младшими по возрасту детьми.
Сестрёнки возили её на санках до школы, там уже по коридору до парты добиралась ползком.
Так и закончила 10 классов. Потом в райсобесе дали направление в Оренбургский техникум – интернат для инвалидов, где она и выучилась на бухгалтера.
А когда впервые приехала в санаторий в Самарской области, она увидела, что инвалиды могут ходить в аппаратах.
После санатория обратилась в г. Оренбург, в протезную мастерскую. Там ей и заказали эти аппараты. Она встала на ноги с их помощью. И тут молодой техник протезной мастерской
увидел перед собой прекрасную Елену. Когда она впервые пришла сюда, то заболела душа у этого молодого человека, и не мог он смириться с тем, что взрослая девушка ползает, как ребёнок, ноги парализованы, тонкие, без действия, как плети. И вот перед ним другой человек - симпатичная девушка. Глаза такие красивые, голубые, весёлые, и она очень добрая.
В душе-то, может быть, и кошки скребут, но на людях жизнерадостная, в компании всегда поёт. Этот молодой техник лишился сна, день и ночь думает о ней…
Но девушка об этом ничего не знала и не думала.
Когда приехала она на вторую примерку этих аппаратов, тут и предложил свою руку молодой человек. Елена не отказала. И поженились. Прожили 5 лет, детей нет. Лена и попросила мужа:
- Вадим, давай возьмём из детдома девочку и удочерим. Муж удивился:
-Ты что, тебе же трудно будет? А в голове промелькнуло у него:«Сама-то как ребёнок ползает».
- Куда нам ребёнка? Но жена заявила, твёрдо и бесповоротно:
- У меня сил хватит воспитать, пусть кто-то бросил, а я воспитаю и дам счастливую жизнь этой девочке.
Так и убедила мужа. Стали хлопотать, но им отказали. Сказали, что инвалидам не дают детей из детдома (Вадим тоже инвалид 3 группы).
Но Елена по характеру настойчивая, не отступала, просила. Приехала комиссия и убедилась, что живут они нормально, в квартире чистота и порядок. Лена аппаратами пользуется тогда, когда нужно куда-то поехать. А дома привыкла ползать и всё делать ползком и в кресле-коляске. После комиссии дали разрешение на удочерение девочки 4 лет. Сейчас уже этой девочке Наташеньке - 15 лет. Ходит в школу, в 8 класс.
Вадим работает по своей специальности, а Елена – домохозяйка. Получили двухкомнатную квартиру, дали им машину «Ока». Лена сдала на права водителя, сама водит машину. Материально обеспечены. Очень дружная семья. Я удивляюсь этой прекрасной женщине, что сумела создать семью.
Из мёртвых воскресший
Живёт в селе Воздвиженка инвалид Великой Отечественной войны Егор Егорович Зуев. Отец его Егор Никифорович и мать Фёкла Ивановна старались воспитать своих детей трудолюбивыми.
В довоенные годы старший сын работал на тракторе и к нему на трудовой стан часто бегал Егорушка. Всем интересовался, ко всему присматривался, сметливый парнишка. И не просто так, уже тогда поставил цель, стану механизатором.
В то время к труду приобщались рано. Ещё подростком Егор занимался ремонтом в МТС, так и повзрослел. Пришло время, и стал заглядывать на сельские вечёрки. Среди своих товарищей он был, как говорится не последним: смуглолицый, стройный, весёлый. Не обходили его вниманием девчата. И не только за внешность, уважали за трудолюбие, живой общительный характер. А сам он украдкой приглядывался к голубоглазой Аннушке. И небезответно. Когда пришла пора в 1940 году выполнить священный долг перед Родиной, они открыли друг другу свои чувства, и Аннушка провожала Егора, не таясь, как и положено невесте.
Новобранец попал в одну из частей Карело-финской АССР. Да так бы и прослужил свой срок, но громом грозовой тучи прогремело над страной 22 июня 1941 года. В числе миллионов советских людей встал Егор Зуев на защиту Родины. В 20 лет принял он боевое крещение, обороняя пограничную заставу. От рёва фашистских самолётов, бесконечных залпов артиллерии казалось смешались земля и небо. Задыхаясь от гари и дыма, стрелковый полк стоял на смерть.
Тридцать пятый непрерывный бой закончился для юного бойца контузией, а затем лечением в Петрозаводском госпитале.
И снова фронт. Вместе с дождём и снегом летели лавиной непрерывные вражеские снаряды и рвались над Днепром. Необозримый заснеженный берег, свинцовые леди воды великой реки и вдруг взметнулось перед глазами, рвануло вверх и померкло. Безжизненно, как подкошенный сноп, рухнул Егор, сражённый пулей в одном из боёв. Бледный, окровавленный, холодный. Торопливо склонились над упавшим бойцом товарищи. Признаков жизни никаких. Быстро вынули из кармана гимнастёрки документы и вперёд, не приходилось долго лить слёзы над погибшими в атаке. Линия фронта вскоре передвинулась. Но в дальний путь, в Дубовку, несколько дней спустя, полетела чёрная весточка- похоронка.
А на поле после боя события разворачивались своим чередом. Санитары, подбирая раненых, обратили внимание на заснеженную фигуру солдата, безжизненную, абсолютно не подвижную. Но снежные хлопья обледеневшее лицо, чуть подтаявшими, вокруг губ и носа. Осмотрели солдата и поняли, что в этом бойце ещё теплится жизнь.
Егор пришёл в себя уже на госпитальной койке. Ничего хорошего его состояние не предвещало. Менялись госпитали сначала маленькие, на железнодорожной станции Нюхча, затем в Вологде, Архангельске, Омске. Здесь наступило резко ухудшение, началась гангрена левой руки.
Врачи предложили ампутацию, как единственный выход. Но Егор упорно не соглашался.
Потянулись мучительные дни и бессонные ночи.
В голове было только одно: как я буду жить, кому я нужен без руки?! Поднялась высокая температура и боль затмила сознание. Здесь уже немедлили ни минуты. Кисть руки ампутировали, но смерть как будто гналась по пятам за Егором, не хотела выпускать из своих когтей. Через пятнадцать дней гангрена пошла выше. Снова операция, теперь уже значительно выше кисти. Но спустя два месяца гангрена опять начала прогрессировать.
Третий раз с операционного стола Егора сняли с култышкой, отрезанной выше локтя.
Первое, с чем пришёл врач после всех перенесённых солдатом страданий, были ручка, чернильница и бумага, и сказал:
-Пиши домой, что ты жив. Мы им сообщали, но им не верится твоим родителям после похоронки, что ты у нас лечишься. Но Егор отшвырнул от себя письменные принадлежности, сдали сдерживаемые до сих пор нервы.
Захлебнулся слезами и резким криком проговорил:
-Нет! Пусть лучше думают, что погиб! Не вернусь в дом калекой! Как птице не взлететь без крыла, так и я без руки не работник. Ничего писать не буду! Молча глядел на солдата насмотревшийся людских страданий хирург. Подождал, когда тот затихнет, и немногословно обронил:
- Стыдись, ты боец, и ты остался жив. Будь достоин солдатского звания. Утёр Егор слёзы, но как ни старался, заставил себя написать только пару строк: «Я Ваш сын Зуев Егор Егорович, жив. Нахожусь в госпитале, скоро приеду домой…» Вот уже несколько суток мчится поезд, в одном из вагонов которого сидит мрачный солдат.
Отрешенный от всего ни с кем не молвивший слова, так и до ехал до станции г. Абдулино. Вышел на перрон, постоял с минуту и решительно зашагал в сторону Пономаревки. До Дубовки – 100 километров, добирался на попутной подводе, А где и пешком.
Вот уже засеребрились дубовские поля, где до войны работал солдат, потом замелькали дома деревеньки. Решительно шагнул Егор к родному крыльцу, от резкого движения, как подстреленное птичье крыло, взметнулся пустой рукав. В дом входили и радость, и несчастье…
Материнские слёзы, расспросы соседей, встречи с друзьями и знакомыми шли своим чередом. Только в самом заветном уголке души тревожно билась мысль:
« А как теперь Аннушка?». А та уже упросила подругу идти с ней пешком из Воздвиженки за 20 километров в село Дубовку.
На это ушёл почти весь день. В морозных сумерках постучались в дверь дома Зуевых. Девчат встретила мать Егора, приветливо пригласила в горницу, где собралась вся поселковая молодежь. Сам солдат только чуть покосился на вошедших, сухо промолвил:
- Проходите.
Молодость всегда молодость. И в самые трудные времена найдёт она выход своей энергии, душевной силе. Вот и сейчас гремели в горнице, сливаясь в напевную мелодию, гитара, мандолина и балалайка. В кругу пока никого не было. Собравшиеся девчата, как бы боялись оскорбить беду Егора. И только Аннушка поняла чутким своим сердцем, что не надо подчёркивать несчастье. Не надо! Егору жалость не нужна. Он молодой, сильный, здоровый, всё у него впереди, он, такой как все, а для неё - лучше всех, несмотря ни на что. И, мгновенно уловив мотив цыганочки, дробно перестукивая каблучками захолодевших сапожек, вихрем вынеслась на середину комнаты. Казалось Егору, что летит по кругу не Аннушка, с которой он мысленно распростился ещё в госпитале, а сама жизнь, юность, надежда на счастье.
В этот вечер между нами было сказано мало слов, они казались лишними, но всё было понятно, всё было решено.
В 1943 году справили скромную свадьбу. Егор Егорович работал с молодой своей супругой в Воздвиженском сельпо. Потом в Дубовке – бригадиром полеводческой бригады. В семье
царило то, чего желают всем молодожёнам, но, увы, не всем удаётся пронести, через всю жизнь эту любовь, Анна и Егор хранят её, до сей поры.
А ведь нелегко было, что работать бригадиром в те годы. Одной рукой запрягать, целая проблема, ведь на ней не просто кататься приходилось. Строго проверял работу каждого члена бригады, исходил каждый клочок колхозный пашни, учитывал каждый омёт в поле. Был заместителем председателя колхоза в с. Воздвиженке, а когда совсем уже стало подводить здоровье стал пчеловодом.
Никогда не сидела без дела и Аннушка – управлялась споро и аккуратно дома и исполнительным специалистом на своей бухгалтерской работе. Оба они были трудолюбивыми. Но в дом бывшего фронтовика постучалось новая беда. Тяжело заболела Анна Ивановна - отказали в движение руки и ноги. Многократное лечение не принесло результата.
Только благодарным взглядом следит за хлопочущим по дому Егором Егоровичем. Так хочется встать, помочь, но цепко держит жестокая болезнь. Всю жизнь в семье Зуевых на двоих было три руки, теперь осталось одна…
Но все трудности помогали и помогают преодолевать два сердца – одно кроткое и любящее, другое – сильное твёрдое и мужественное. Вот так сложилась судьба Егора Егоровича Зуева. Человека, всю свою жизнь, и на поле брани, и в мирном труде отдавшего своей Родине, её людям, сохранившего в любом горе доброту и человечность всем смертям назло.
Виноват снегопад
Сколько жизни, столько и судеб, только у каждого своя судьба. Я насмотрелась на эти судьбы и до сих пор они перед моими глазами. Их рассказы остались в моей памяти. В1953 году, когда я в первый раз попала в Оренбург, в областную больницу, в нашу палату положили молодую девушку. Ей было 18 лет, по национальности - татарочка, звали её Фаей. Она рассказывала и плакала. Она дружила с парнем, день был субботний, помылась в баньке, волос густой, длинный, заплела в две косички и уложила корзиночкой повыше лобовой части головы. Оделась и вышла на свидание к парню. Ночь была тихая, морозная, и с сверху тихо падал крупными хлопьями снежок, и укладывался на корзиночку волос. Девушка чувствовала этот холодок, но постеснялась укутать пуховым платком.
На утро почувствовала боль в голове. Подумала, что обыкновенный грипп, отлежусь и пройдёт. Но через неделю Фая заметила, что-то со зрением, плохо видит, как сквозь сито.
И Фая осталась на всю жизнь незрячей девушкой.
В 1964 году такая же история произошла с другим человеком. В эту же больницу привезли молодого парня. За разговором он рассказал о своей беде.
Пришел из армии, жил в сельской местности под Оренбургом. Поступил работать ветврачом. Приходилось по работе ездить в другое село. Там он влюбился в девушку, которая жила за восемь километров от него.
Однажды в зимние время после бани, поехал на лошади в санках к девушке на свидание. Поднялся сильный ветер, разыгралась метель, пурга, заметало дорогу. Лошадь шла медленно, а ветер бил в лицо. Молодой парень не ощущал этой метели, и всё-таки, простыл, грипповал ,сильно болела голова, потом всё прошло. Как-то встретилась ему на пути знакомая женщина и говорит:
- Николай, а почему ты не здороваешься? Он удивился:
- Да я вас и не узнал.
После этого он стал замечать, человек идёт видит, а в лицо не узнаёт. Только тогда и обратился к местным врачам, которые направили его в областную больницу. По прибытию в больницу, Николай видел на часах сколько время, и видел в коридоре больницы на стене картину «Гроза». А когда закапали капли в глаза для анализа, посмотреть глазное дно, после этих капель совсем пропало зрение. Потом его направили в Москву.
Он со мной посоветовался, о том, что ему делать? Я ему советовала не делать операцию. Николай говорит:
- Просто съезжу, проконсультируюсь. Николая отправили в Москву. Врачи уговорили и убедили, что после операции будет видеть, но…
По прибытии домой его родители мне писали в письме, что сын их остался на всю жизнь незрячим. Очень жаль таких больных, которые не видят белого света, тут уже не сравнишь ни с одной судьбой!!!
Они без дела не сидят
Они были со мной в одной палате в санатории. У этих девочек одна судьба, и обе они стараются трудиться. И заболевание у них одно - ДЦП. Полностью парализованные ноги и совсем слабенькие руки. Ирина живёт в г. Магнитогорске с мамой, работает на дому по телефону в агентстве по недвижимости. Она очень красиво пишет, постоянно в палате, что- то писала, а как? Авторучка у неё в зубах, а своими слабенькими ручонками помогает передвигать тетрадь.
Вторая девушка постарше. Живёт в Кинель-Черкассах, Самарской области. Также пишет зубами. Она пишет стихи и прозу, Прекрасный почерк, здоровыми руками, некоторые так не смогут писать. Так вот и трудится Коляева Тамара.
Не хочу такую сноху
Киселёва Валя ехала с отчётом в г. Самару, неожиданная дорожная авария. Валю доставили в больницу. Травма позвоночника, операция…
Валя осталась инвалидом 1-й группы. Ходить стала в аппаратах и с костылями. В это время парень её служил в армии, а когда отслужил, приехал домой к родителям. Сразу навестил Валентину. И родителям говорит:
- Я женюсь на ней.
Родители уговаривают сына:
- Не губи свою жизнь, да и нам не нужна такая сноха.
Сын заявил своим родителям:
- Если она вам не нужна, значит и я вам не нужен!!!
И уходит к Валентине жить. Вот уже 42 года как живут Пётр с Валентиной. И имеют двоих детей и новорождённого внука.
У Зинченко Нели судьба наподобие. Шла с работы и её сбила машина. Без сознания попала в больницу - операция…
Никакой надежды нет на выздоровление, Неля остаётся инвалидом 1-й группы. Жизнь её постоянно в кресле–коляске. Когда её парень узнаёт, что девушка остаётся прикованной к постели, то сразу отказался от нее, и не стал её посещать. Вскоре приходит его брат Юрий из армии и говорит:
- Гена, а почему ты не ходишь к Неле?
- А зачем? Она мне не нужна, мне здоровых девчат хватит.
Юрию не понравилось его отношение к девушке, и решился сам её навещать. Часто вывозил её из дома на коляске на свежей воздух. И однажды ей заявил:
- Неля я прошу твоей руки.
Неля с шуткой говорит:
- Пожалуйста, но ведь я инвалид?
- Я вижу и не надо мне напоминать, ты мне нравишься, и я докажу брату, что он трус, а я нет.
Когда сказал родителям, что женится именно на ней, то родители были в шоке, мать кричала на сына:
- Опомнись! Она инвалид, мне такую сноху не надо!
Юрий слово сдержал, и они расписались, Ушёл он жить к Неле на квартиру. Свекровь не могла смириться с этим, и решила уехать из города Норильска в Ростов-на-Дону. 3 года не приезжала и всё-таки не выдержала, решила приехать навестить детей. Погостила у Геннадия, потом решила пойти к Юрию. И всё сравнивала, у кого лучше.
Попросила прощения у снохи Нели.
- Простите меня, я не права была. Вы живёте хорошо, дружно и богато, а Геннадий совсем спился, живут плохо, бедно и в семье нет мира. Свекровь жила у них 2 месяца и занималась внучкой Ириной. Прошло много лет Ирина давно уже замужем. Юрий и Неля имеют 2-х внучат.
Прыжок в воду
Круглов Михаил Иванович из г. Иваново работал парторгом. В выходной день решился отдохнуть, съездить на пляж. Молодой мужчина полный энергии, захотелось ему с высокого моста прыгнуть в воду, и стукнулся головой о берег, и сразу парализовало руки и ноги, получил травму шейного отдела позвоночника. Жена забирает двоих детей, оставляет мужа на голой сетке и уходит. Зачем ей такая обуза? Подаёт на алименты, отчисляют с его пенсии. Михаил понял, что жизнь пропала, находился в панике. Узнают об этом партийные руководители райисполкома, приехали к нему. Выделили ему путёвку. В этом санатории мы с ним встретились, и он рассказал о своём несчастье.
После этого я не видела его семь лет и вдруг захожу в столовую.
- О, Мария! Иди сюда !
Я повернулась в ту сторону, откуда меня окликнули, и не узнала. Подошла, а это Круглов! Села за их стол, посыпались вопросы. Потом начал рассказывать о себе. Я смотрела на него: в его глазах полно жизни, радости. Уже не тот Круглов, которого, я видела семь лет назад. Я говорю:
- Ну, расскажи, как живёшь, как дети, жена?
- О, приходила не раз, а несколько, падала в ноги, плакала, прости! Мария разве можно такое простить?! Нет! Не простил. Женился на здоровой женщине. Она работает бухгалтером в райсобесе. Живём мирно и хорошо.
Михаил Иванович ходит с палочкой. Он работает по специальности.
Неподдающийся
На повороте в Романовку на обочине сидели люди, ожидающие попутного транспорта до села. Увидев мою машину, первым поднял руку мужчина.
- Возьмите нас, пожалуйста, - просит он, - три часа сидим на дороге и никакого нет транспорта. Сам бы я пешком дошёл, но у меня дочка маленькая, за дальнюю дорогу переутомилась, едем издалека.
На чемодане сидела девочка лет четырёх. Жаль стало бедняжку, и я предложила им сесть в машину. Хоть я до этого никогда не брала попутчиков. Но этих взяла, подумала, вдруг не будет машин, им придётся заночевать в степи. Погрузив вещи, удобнее разместив девчушку на заднее сиденье, а сам сел на переднее. Время склонилось далеко за полдень. Погода стояла тёплая, солнечная. На полях по обе стороны дороги, словно золотое море, переливалась на ветерке пшеница. Вдалеке на горизонте показались комбайны, убирающие хлеба. Пассажир оказался разговорчивым. Всю дорогу он рассказывал о своей жизни. И о том, как провёл сейчас свой отпуск на своей родине вместе с дочкой. Из его рассказа я поняла, что он жил в одной из азиатских республик бывшего СССР, где улицы утопают в цветах и фруктовых садах, где температура в летнее время поднимается выше сорока градусов. Там у него родители и много родственников.
- А как же вы оказались в наших степных краях? - интересуюсь я. И он поведал, что там в своём городе встретил девушку. Полюбил её всем сердцем. Поженились, через год родилась дочка, та, которая сейчас спит на заднем сиденье. Всё было хорошо, но девочка часто болела, врачи посоветовали сменить климат. Пришлось уехать на родину жены, в Романовку. За приятной беседой не заметили, как приехали в село. У калитки уже его поджидала жена. Познакомились. Она была, именно такой, как описывал её Юрий (так звали пассажира): красивая, приветливая, общительная, с мягким именем Лидия. А еще он говорил, что жена его трудолюбивая, привычная к деревенской жизни, а я, городской.
- И что из этого, - возразила Лидия, - энергии в тебе хоть отбавляй, да и в работе никому не уступишь. Всё можешь делать. Вместе ведь в колхозе работаем.
Действительно, сельчане удивлялись его трудолюбию не только в колхозе, за хорошую работу он неоднократно поощрялся грамотами и памятными подарками. А ещё люди дивились, как он за одно лето построил щитовой дом, надворные постройки, летнюю кухню, вырыл погреб и прорубил воду. И всё это делал своими собственными руками. Безотказно помогал в строительстве соседям, делая всё аккуратно, добросовестно. За это, и по сей поры, помнят его на селе.
Как-то приехала навестить их семью мать Юрия Гавриловича. По заведённой традиции в таких случаях собирали гостей. Вот и на этот раз были накрыты столы. Юрий как обычно был весёлый, пел, плясал. Мать Юрия шептала соседке по столу:
- Он у меня деловой, удалой - одна беда: со зрением у него плохо. Услышал Юрий эти слова, как кипятком ошпарили они его.
- Мама о чём ты говоришь! Я же вижу. Вот она голландка стоит белая, белая! Я её сам сложил, и дом сам построил. Ты что хочешь сказать, что я инвалид? Да? Нет!!!
А он вправду был незрячий, только вида не подавал. Но как утаить, если без очков он действительно плохо видел. И в них чувствовал себя неполноценным человеком, стеснялся ходить в очках, да и нелегко в них - то от жары запотеют, а от мороза покрывались инеем. Однако это ещё полбеды. Не мог он даже предположить, что впереди второе испытание.
Несчастный случай, попадает под трактор. Надолго приковало его к больничной койке, и остался на век инвалидом. Травма была серьёзной, что пришлось ампутировать ногу. Очнувшись от физической боли, сквозь стиснутые зубы невольно простонал. Днём еще сдерживался, а по ночам, когда его одолевала бессонница и тяжёлые мысли, сдерживать рыдания не было силы. В голове мысли одна за другой роились, словно потревоженный улей, день и ночь, не давая покоя - как дальше жить? Теперь-то не скроешь свою неполноценность. Напротив, полное лишение самостоятельности. И не пробежишься, не займёшься любимым делом, и не сходишь в гости к родным, знакомым. Да и, в конце концов, постепенно забудут. Одним словом беспомощный ты инвалид.
Наверное, одному Богу известно, как тяжело переживал Юрий Гаврилович это не лёгкое время. Но он старался не раскисать, не жаловаться и не ныть, а переносить все невзгоды в душе. И только благодаря жене, которая была рядом, готова поддержать и утешить его. А время не остановилос, шло своим чередом, залечивая раны, ногу заменил протез. Это предало уверенности, своеобразной устойчивости. И Юрий Гаврилович пошёл просить работу. Ему дали группу телят, за которыми он стал ухаживать. Первое время трудно было проводить на ногах. К вечеру, потёртая до крови культя огнём горела от боли. Но, будучи оптимистом, по натуре, он терпел и не подавал виду, что ему плохо, особенно на людях.
По-прежнему был в весёлых компаниях, не сидел без дела и дома. Силы придавали ребятишки, которых у них с Лидой было четверо. В заботах, в работе не заметно летели годы. Подрастали дети, которых надо было определять в самостоятельную жизнь. Сегодня пройден этот этап.
Все четверо обзавелись семьями, двое живут в Оренбурге, а двое - в Романовке. А Юрий Гаврилович любил повторять: «Я самый счастливый человек, жизнь прожил незря. Дети для нас с Лидой самое большое богатство. Для них и живём. Я рад, что оставляю свою фамилию «Марчюк». Он прав жизнь его продолжается и фамилия звучит в селе Романовке у каждого на устах, потому что он несгибаемой воли деловой человек.
Кукует кукушка…
Каждое дуновение лёгкого ветра вносило в раскрытые окна, что-то необыкновенное свежее, волнующее и тревожное. Жило и благоухало всё: земля, воздух, лес и травы. Казалось, даже потемневшие брёвна старого дома, вдруг начали источать запах молодой сосновой смолы, а от белой скатерти на столе повеяло полевым льном… Откуда же тревога в этот благодатный день? Что заставляет сжиматься сердце?
Лена прислушалась и вздрогнула. Над лесом, слабо долетая до села, плыл крик кукушки «Ку-ку, ку-ку»!- будто жаловалась и тосковала птица… Лена хлопнула створками окна, сжала виски, но ненавистный крик всё равно долетал до слуха.
- Плачешь, но бросаешь, - со злыми слезами выкрикнула девушка в гулкую тишину дома, - поплачешь, да в тёплые края! А каково тем, кого бросили?!
Ой, какие туфельки! Даже трогать их, не смела, только глядела, не дыша на это белое чудо. Сказочно лёгкие, с изящным каблучком, а сбоку - тоненький бантик, будто бабочка, присевшая отдохнуть. Улыбаясь, Лена обтёрла ладошками маленькие смуглые ступни, потихоньку приложила к туфелькам, но тут же отпрянула, оглянувшись на скрипнувшую дверь.
- Мама! Ой, какое тебе спасибо, как я рада, -кинулась на шею вошедшей.
Мать тихонько отвела её руки, нахмурилась и сказала, опустив глаза:
- Ты не обижайся, Ленок, но это не тебе, это для Тани. У неё ведь настоящий выпускной вечер, она десять классов закончила, а ты - только в девятый перешла, сходишь пока в её туфлях, они совсем не старые.
Как будто волшебный замок рухнул на Лениных глазах. Сквозь слезы, застлавшие глаза, вдруг туфельки стали расплываться и отдаляться куда то. Не слушает утешающих слов матери, бросилась на улицу. В огороде забилась в смородиновые кусты у изгороди, села в траву. Сквозь рыдания услышала вкрадчивый голос:
- Что ты, детка, так убиваешься?
Вздрогнула, вытерла о ситцевый подол мокрое лицо, через невысокий плетень над ней склонилась соседка.
Скрывающимся от невыплаканных слёз голосом Лена рассказала про своё горе.
-И-и жалкая моя, - постно поджала губы соседка, - так ведь оно и быть должно.
- Как это? – Не поняла девочка.
- А так, милая, так. Была бы ты им родная, были бы и тебе туфельки, а коль чужая так обноскам радуйся.
- Как это чужая? – Запинаясь, выговорила Лена, - почему, что вы говорите, тётя, не пойму я никак.
- Ах ты, боже мой, - и посмотрела соседка по сторонам, - перелезь-ка ко мне, всё расскажу, всю правду открою.
И рассказала:
- Твоя-то родная мать, девонька, Бог её суди, родила тебя без закону, нагуляла, да оставила в роддоме, сбежала. А эти-то, - соседка ехидно кивнула в сторону Лениного дома, - и взяли тебя. Вот и работаешь, живёшь у них, бесплатная рабыня - работница. Лена не дослушала. Как в полусне, отодвинула удерживающие ее руки, пересекла двор, пошла к речке. Там, в тишине, у спокойной журчащей воды потихоньку возвращалась способность мыслить. Как отрывки из фильмов, закрутились воспоминания из коротенькой жизни.
- Это в кого же такая дочка цыганочка-красавица, - подшучивали, бывало, люди над матерью, - трое сивых, да толстых, а эта, как игрушечка, точёная черноглазая.
« А ведь не обижали меня, - подумала Лена. - Все мы для матери были равны, ничем ни кого она не выделяла. Но всё-таки, как это страшно чужая-чужая…»
- Лена, дочка, Лена! - донёсся до девочки тревожный голос из-за кустов. Полная, тяжело дышащая, с растрёпавшейся по спине седеющей косой, женщина металась по берегу.
- Лена! – зашла криком мать, - да что же ты делаешь? Купила я тебе такие же туфли, будь они не ладны. Разве можно так дочка!
Девочка вышла на тропинку. Съёжившая хрупкая фигурка её стала совсем махонькой. Лена уткнулась в материну грудь, подняла молящие глаза:
- Ведь она наврала! Скажи, что тётя наврала! Я твоя, родная, не чужая я вам, ведь, правда?
Мать схватилась за сердце, грузно опустилась на землю, помолчала, потом заговорила:
- Ну что ж, коль так, то слушай. А своя ты мне или чужая рассуди сама. Не мной ты рождена это так. А вот грудью своей с первого дня я тебя выкормила, вырастила и ничем от других детей не отличала. Когда ты появилась на свет, жили мы в другом районе, из-за тебя переехали, что бы никто ничего не узнал. Ну, а соседка была лучшей подругой, да и выпытала в откровенную минуту мою тайну. Доверилась я ей, а потом поняла, что не тот она человек, да поздно было. Вот и укусила она нас теперь, как змея, исподтишка
Внешне в доме всё оставалось по старому. Только видела мать, что нет-нет да задумывается девочка, всё людей сторонится, а то, глядишь, слезу смахнёт. Заметила и Лена, как на глазах побелели материнские волосы, и сердце, которое в первый раз схватило в тот памятный день, на берегу, так и не отпускало. Всё чаще видели у их дома «скорую». Люди, ничего не понимая, только руками разводили: «Что случилось, ведь такая весёлая, да здоровая была!»
Много лет прошло с тех пор, у Лены давно уже своя семья. Судьба не ожесточила её сердце, она растит двух детей, а кроме того отдаёт тепло и доброту другим ребятишкам. В садике, где она работает воспитателем, никого малыши не любят больше, чем её. Годы давно примирили её с горьким началом жизни. Она счастлива. Только одно в её характере удивляет непосвящённых: не может Лена слышать крика кукушки. Сразу вспоминает, что где-то по земле ходит та, что подбросила её чужое гнездо. Где она? Неизвестно.
Может, вспомнит о дочери, когда старость даст о себе знать? Но от клика на её «Ку-ку, ку-ку!» теперь уже не будет. Разве только всколыхнётся давняя боль.
Как похоронили Татьяну
Чуть свет в Натальину горницу забарабанили. Поднялась, набросив пуховый платок, открыла створку окна. На завалинке стояла неприбранная спросонку Елена. Лицо сразу осунувшееся, было мокро от слез.
- Ой, Татьяна, померла, - проговорила соседка. - Пожалуйста, придите, помочь с похоронами, - со стоном вымолвила она и заревела в голос. Ноги Натальи как к месту приросли, всю жизнь она знала эту Татьяну, безответную соседку, вдову, уже давно похоронившую пьяницу-мужа, в одиночестве оставшейся в своих ветхих стенах…
Вот и ещё одна ровесница покинула, ушла из этого мира.
- Да много ли мне-то осталось, - горько подумала Наталья. Но теперь не до раздумий. Уж если помирает, в деревне человек - это печаль не только для его родни. Помочь в похоронах, поклониться праху считает своим долгом каждый. Набрала Наталья в глубокую чашку свежих яичек, насыпала лучшей муки в полотняный мешочек, положила щедрый кусок масла, и, одевшись в тёмное, пошла почитать по покойнице, да и похлопотать о похоронах. К вечеру третьего дня в доме Татьяны уже собрались не только сельские, но и приехавшие из Челябинска и Оренбурга родственники. Полна изба народу. То одна соседка, то вторая тихонько толкали Наталью локтями, указывая в угол горницы. Та подняла заплаканные глаза, и её бледные щёки сразу вспыхнули от стыда и гнева. Обтянутые джинсами, худосочные городские племянницы сердито шипели друг на друга. У дверцы распахнутого шифоньера донёсся шёпот:
- Обычно ведь под бельё кладут! Тяжёлым взглядом смерила Наталья девиц, подойдя, спросила:
- Что кладут-то, чего шарите?
- Деньги, разумеется, - без тени смущения ответила одна.
- Да тётка ваша Татьяна, мне ещё в прошлом году отдала, чуяла, что ей недолго осталось. И записку тоже, там и завещано: оренбургским - 600 рублей, челябинским - 400 рублей.
- Это почему же мне меньше! - Визгнула челябинская.
- Чего базар развели?! – перекрыл перепалку племянниц бас вошедшего в комнату двоюродного брата покойной.
- Куда машинку стиральную дели, хапуги!
- Я продала, - заносчиво выпалила челябинская.
- Я тебя дам «продала»! - Вернуть! - Я здесь хозяин! - Племянницы, струхнув, юркнули в спальню, но и оттуда вскоре разнеслись голоса.
- Моя, отдай!
- Ни за что не отдам!
Там шёл делёж подушек с тёткиной кровати. Дошла очередь до отрезов из шифоньера. Тут уж крики стали громче, а пошли такие, какие в книгах заменяют многоточиями. Старушка, читавшая над покойницей, сбилась и вместо молитвы, забормотала: «Господи, хоть бы не подрались! Господи, хоть бы не подрались!» Заскрипела входная дверь, в комнату вошли два степенных колхозника, обратились к двоюродному брату Татьяны:
- Ты что ли Демид будешь?
- Ну я, - гордо ответил тот.
- Так, что же ты думаешь. Покойница ещё неделю в избе лежать будет? Хоронить пора.
- Я не против, нужно то хороните, «тыканьем» буркнул Демид, и ещё раз повторил:
- Надо, так хороните. И взялись за скорбное дело чужие люди. На кладбище Татьяну отвезли, поплакали, засыпали землёй и все ей честь по чести исполнили. Приезжая родня, сославшись на плохую погоду и слабость нервов, осталось в доме. И занялась дележом тряпок. Теперь уже без свидетелей…
Так вот и похоронили безответную старушку посторонние люди, с сочувствием и со слезами распрощались. А родные, делили наследство.
Какая жадность к чужому добру! И ни капли сожаления, что ушёл из жизни родной человек!
Затаилось счастье где-то
В каждом письме мать звала сына домой. И после окончание службы Виктор возвратился в родное село. Отдыхал на гражданке не долго, вскоре устроился на работу. Днём - на производстве, вечером, - в дом культуры спешил. И там всё время попадалась ему на глаза стройная девушка. Познакомился с ней, завязалась дружба, которая как это часто случается, и переросла в любовь.
Как-то за ужином Виктор не сказал, а скорее выпалил:
- Мам, я хочу жениться. Матрёна Павловна испугано взглянула на сына: не шутит ли? Виктор не шутил, решил твёрдо:
-Больше мне никто не нужен.
Оставив немытой посуду, что хозяйка прежде не делала никогда, побежала к своей задушевной подруге, живущей по соседству.
- Вера, что же делать, сынок-то мой, надумал жениться.
Но соседка, как могла, убеждала, что не быть же Виктору бобылём. Парень здоровый, работящий. Да и время обзаводиться семьёй, хуже будет, если разбалуется, живя без забот.
- Да ведь не наша она, не Пономарёвская, а из соседней деревни.
- Ну и что, - отвечала ей соседка. – Деревенская, значит работящая, к труду привычная не белоручка. Хорошей хозяйкой, женой, матерью будет…
Отгремела, отплясала хмельная свадьба. Но ещё слышались её голоса:
- Деток вам, побольше! Счастья! - А счастье-то желанное, словно затаилось. Нелегко жить у свекрови, что и говорить. Понимала это Матрёна Павловна и ни разу ни в чём не упрекнула сноху. Утешала себя, что научится всему, появится с рождением детей и забота материнская. И вот родился первый внук. Казалось бы, что свекровь рада больше самих родителей. Собрали крестины, пригласили гостей, бегала, суетилась.
На поздравления родных, отвечала искренней улыбкой, и не вольно у неё, на глаза наворачивались слёзы. Вспоминала, как, одна без мужа растила сына, сколько ночей не спала, выхаживала его – слабеньким был. А теперь они малыша холить будут втроём. Вот уже прошло два года, как живут. За это время было и хорошее и плохое. Да и не у всех бывает гладко. Но тот день Матрёна Павловна запомнит навсегда. С него всё и началось. Не захотела жить со свекровью Надежда. Сколько не убеждал её Виктор, что матери будет плохо, напрасными были его слова. Подали заявление и вскоре вселились в благоустроенную квартиру. Справили новоселье.
Семья прибавилась, родился Миша, потом и Валера. Прибавились и хлопоты. Но Надя так и не стала хорошей хозяйкой и заботливой матерью. Семья оставалась без завтрака и обедов, дети стали ей в тягость.
А что же Виктор? Он нашёл выход, глядя на безразличие супруги - крепко запил. И, лишь, будучи пьяным, стучал по столу кулаком и требовал порядка, ухода за детьми. Но Надя, несмотря на скандалы, предложила:
- Давай, Витя, отдадим Сашу в детский дом…
Виктор к матери за советом. Матрёна Павловна словно окаменела, услышав такое.
- Как же так ? Ребёнка при живых родителях в детдом? В ноги падала снохе, умоляла. Надежда оставалась на своём. Первый сын мне не нужен, он больной - недоразвитый. Если против будете, уеду и оставлю вам всех троих.
Не допустила свекровь позора, не дала сломать жизнь ребёнку. Взяла Сашу к себе. Однако пригрела внука, а сама не переставала думать о тех двоих, которые остались с беззаботной матерью. Ходила часто к своим, проведывала. Пришла однажды, смотрит, а на полу узлы раскиданы, чемоданы упакованы.
- Вы куда надумали? - Спросила дрожащим голосом сноху. - В город, - не в пример, свекрови гордо ответила она.
- Ну да туда, кивнула Виктор в ответ на вопрошающий материнский взгляд.
Приходили весточки.
Знакомые сообщали, что прописки в городе нет, и Виктор с Надеждой в совхозе не далеко от города остановились. Сын - скотник, сноха на ферме дояркой работает. Дети дома одни. Как же они там будут, без присмотра думала Матрёна Павловна. И теперь она решается: продать свой дом и едет к снохе и сыну.
Но сумела ли она помочь им? Нет, потому что Надежда одного сына, не задумываясь, отдаёт в спецшколу, другого в интернат. А сама? Сама бросает Виктора и выходит замуж.
С сожителем прожила не долго, характером не сошлись. Делает попытки вернуться к Виктору, но он не умолим, измены не прощает. Одумавшись, бросает пить, забирает из детских учреждений брошенных детей и находит им заботливую мать, себе - спокойную, рассудительную жену. На этом можно поставит точку, но, вспоминая эту, полную горя и бед житейскую историю, думаю, что всё-таки каждая мать должна свято выполнять свой долг перед детьми. И делать это хотя бы потому, что и для неё наступит старость. И повернуться ли дети к той, которая лишь всего навсего зовётся матерью.
Фронтовые дни не забываются
Эта нежданная новость, как смертельная молния, пронеслась над Советской страной. Слово «Война!» заглянуло в каждый дом. В каждую семью, принесла горе и печаль.
В довоенное время Варя работала на почтовом отделении Шарлыкского района, в селе Новоникольское.
Новость о войне Варя узнала первая. Было ей тогда 20 лет. Перед этим несчастным днём Варю засватали за парня Васю. Но свадьбу сыграть не успели. На второй день Васюзабрали на фронт. Перед расставанием жених помолвил:
- Варя, жди, я скоро вернусь. Ждала письма, но…пришло извещение, что погиб Вася за Родину. Тогда Варя решила добровольно пойти на фронт - отомстить за любимого. 20 марта 1942 года её провожали на фронт.
Грустно было, но она не плакала. Провожая дочь, мать горько плакала, причитала:
- Варя, дочка, милая, береги себя! Пиши, пиши нам письма чаще».
На прощание Варя окинула взглядом село, дом, где родилась и выросла. Словно обручем сдавило грудь, заныло сердце. Из Оренбурга отправили прямо на передовую.
Во многих местах довелось воевать. Сразу привезли под Сталинград. Город был уже разбит – одни развалины. Потом шли пешком - 200 километров до Белоруссии. Варя стала связисткой. Потом ушла в зенитку. В Минске шли жестокие бои. Беспрерывно летали фашистские самолёты.
Варя вспоминает, как подбила вражеский самолёт. А её подруги и товарищи, кричали:
- Молодец!
Тогда ей присвоили звание младшего лейтенанта. Запомнилось битва на Курской дуге.
Из-за напряженных боёв, сутками не смыкала глаз. Непрерывные обстрелы. Бесконечные авиационные налёты, казалось, горели земля и небо. Но молодая фронтовичка выстояла среди этого огня и шквала. Когда находились под Польшей, в городе Бороновичи, попали в окружение, сидели в болотах больше года. Потом пришли наши солдаты и освободили. Сломали хребет фашистскому зверю, и прочь погнали с нашей российской земли!
Вот уже несколько суток мчится поезд. В одном из вагонов сидит Варя. Ни с кем она не промолвила словечка. Думала: « Скоре бы домой» Вот и Оренбург. Вышла на перрон, постояла с минуточку и направилась в сторону автовокзала. Села на попутную машину до Новоникольска.
Вот родное селение, замелькали маленькие домики. Резко остановилась машина возле отцовского дома. Варя быстренько выпрыгнула из кабины и зашагала в родной дом. Радостной была встреча с родными, друзьями, соседями. Шло всё своим чередом. Только в души тревожно билась мысль: «Васи то нет!»
Две недели Варя отдыхала. Потом пошла, работать на прежнее место, на почту. Это было 28 августа 1945 года. 16 лет проработала здесь, Потом ушла в колхоз. Время шло, и летели года. Похоронила родителей, осталась в одиночестве.
Стала Варвара Петровна Савина пенсионеркой. Хозяйство держать не в состоянии. В доме никаких удобств. Без посторонней помощи стало трудно. Тогда по совету двоюродных братьёв, которые живут в городе Оренбурге, перебралась к ним поближе. Написала заявление в горисполком - не отказали в помощи. Выделили однокомнатную квартиру в г. Оренбурге, со всеми удобствами, провели телефон. Вот уже семь лет живёт в городе. Благодарит оренбургскую власть. Только бы жить в таких условьях. Но… « Мои года - моё богатство..».
Но они выжили
Прошло уже много лет, а в памяти до сих пор осталась эта история довоенной давности. В небольшом посёлке Дубовке, что вблизи Романовки, жила благополучная семья: муж,жена и четверо детей. Худо ли бедно, а жили дружно. Но недаром говорят, что не ждёшь, а судьба тебе преподнесёт…
Внезапно заболела хозяйка дома. Болезнь прогрессировала с каждым днём, приковав её к постели. Муж от темна и до темна, пропадал на работе, он был в колхозе бригадиром. Домашние хлопоты и хозяйство легли на плечи малолетних детей. Они понимали, что отцу некогда, поэтому всё делали старательно, чтобы маме понравилось, надеялись, что она поправится. Но, увы. В1940 году мать ушла из жизни, оставив детей полу сиротами. С этого момента в доме наступила чёрная полоса. По ночам отца семейства одолевали тяжёлые мысли: «как жить дальше? Работу бросить? - не дело, детей кормить надо. И оставить без присмотра нельзя - они будут равносильно тому, как цыплята без наседки».
Видя мрачное лицо отца, ещё больше загрустили и дети, не просыхали от слёз их глаза. К тому времени старшей дочери Татьяне едва исполнилось 14 лет, к ней сиротливо прижимались её младшие сестрёнки: 11-летняя Лена, 8-летняя Машенька и 4-летний братишка Митя, который всё плакал и звал маму.
У Михаила Васильевича оставался один выход - привести в дом женщину, правда, с семилетним сыном, которая согласилась стать хозяйкой в доме Скороваровых. В доме семья прибавилась. Постепенно все стали привыкать друг к другу.
Жизнь заметно посветлела, ребятишки стали называть эту женщину мамой. Но вскоре снова грянула беда, теперь уже на всю страну.
Немецкие захватчики напали на нашу Родину. Война подобрала всех мужчин. Из Дубовки ушли на фронт все до единого, проводили и Скороваровы своего отца Михаила Васильевича на фронт.
Трудно передать словами, что творилось у него на душе. Сердце обливалось кровью, когда представлял, что оставляет семью. Наталью, новую жену, просил, чтобы она не бросала детей и ждала его с войны. Потянулись долгие дни ожидания вестей от отца. Наконец-то пришло от него письмо, в котором он сообщал, что в ночь уходит на передовую.
Последними словами были: «Береги детей». Больше от него не поступило ни весточки, ни слуха.
Тем временем в тылу становилось всё труднее и труднее, постепенно исчезали запасы продовольствия, наступал голод и холод. Детей Наталье не во что было одеть и кормить нечем. И она всё чаще стала задумываться: «Зачем чужие дети? Для чего тащить на себе такой груз?» И в один из таких дней она твёрдо решила уйти от детей, оставив их на произвол судьбы…
Чтобы как-то выжить, Татьяна и Елена пошли работать в колхоз, а младшая Маша хлопотала, по дому и присматривала за братишкой.
Эти ребятишки всех больше из посёлка хлебнули лишений и горя, выпавших на их долю. В доме не было ни еды, ни одежды, ни топлива на зиму. Летом ещё полбеды - спасали травы, ягоды, Ласковое солнце согревало своим теплом. А вот зимой, вспоминается такой случай, возвращалась как-то Лена с фермы, она ухаживала за колхозным скотом, а путь до дома не короткий был. Ветхая одежонка не спасла от жгучего мороза. Обессилев, зашла в ближайший дом. Хозяева кинулись девочке на помощь, у которой были обморожены колени, а тряпьё, намотанное на ноги, примёрзло к лаптям. Насилу отогрели бедняжку.
Сполна хватили горя эти дети. Татьяна рано познала нелёгкую жизнь. На её хрупкие, девичьи плечи легли все заботы о младших, для которых она стала матерью. Гнул её, как тростинку на ветру и не посильный крестьянский труд. Но не поддавалась невзгодам она.
За это уважали её односельчане, даже выбрали бригадиром полеводческой бригады. Елену направили в ФЗО в г. Орск.
Но время не стоит на месте. Дождались, на конец, радостного дня, Победы. Всем смертям назло вернулся с войны М. В. Скороваров.
Заменил дочь Татьяну, возглавив свою бригаду. И потекла жизнь своим чередом. Подросли и обзавелись своими семьями дочери, отслужив в армии, вернулся в родной колхоз Дмитрий.
В круговороте житейской суеты, летели годы. Вот уже и ушел из жизни Михаил Васильевич Скороваров. У всех четверых детей прекрасно сложилась дальнейшая жизнь. И только память будоражит душу и не даёт без слёз вспоминать те далёкие годы детства. Когда никто не думал, что они смогут выжить.
«Мама приезжай!»
У Наталии из головы не шел вчерашний разговор с сыном:
- Я же специально за тобой приехал, мама! Светочку деть некуда, в детский сад очередь большая, а Наде на работу пора.
Перехватив вопрошающий взгляд матери, покосился куда-то мимо неё и бодро продолжал:
- Жить будешь в теплушке, мы, правда, держим в ней поросёночка, но, поверь, теплушка очень хорошая, просторная. Поросёночек на славу растёт. Без подсобного хозяйства трудно, вот у нас в Орске на окраинах так и устраиваются. Ну, а в квартире, сама понимаешь, две хозяйки не уживутся, да и Надя стала раздражительная.
«Ну и ну, - мелькнуло в голове, - значит с поросёночком вполне на равных. Заманчиво!»
Но сдержала закипающее возмущение, ответила
ровно, спокойно:
- Нет, сынок, прости, но я из своего уголка никуда не поеду. Хоть плох, да свой, и люди здесь все свои, как родные. Куда я от них?
На том и расстались. Обиженный Геннадий, подхватив «дипломат», умчался на первой попавшейся попутной машине.
Почти всю ночь Наталья не спала. Вроде бы правильно поступила, отказала сыну, а сердце скребло.
Утром, управившись по дому, присела на скамейке возле палисадника. Посиделок бабьих, да сплетен на завалинках не выносила, но сегодня всё равно дела не шли на ум, всё валилось из рук. Окликнула Валентину, пожилую соседку, копающуюся в огороде.
Та подошла, грузно опустилась рядом и запричитала привычное, наболевшее.
- Сынок приезжал? Ну-ну, красавец! Счастливая ты - и дочь, и сын, все едут, всё везут. А я, бобылка горькая, - на сытые малиновые щёки соседки скатилась слеза. Наталья не выдержала, рассмеялась:
- Куда уж горше, аж лавка под тобой трещит.
- Да ну тебя, - отмахнулась соседка, - лучше расскажи, что Генка наведывался?
- К себе звал, - сухо обронила Наталья.
- Ну и езжай, что тут тебе за корысть, или в навозе не навозилась? Меня вот никто не зовёт, - опять всхлипнула Валентина, прикрыв глаза пухлой зелёной, от травы рукой.
- Ох, не завидуй! - с сердцем сказала Наталья, - я уже раз погостила у дочки в Оренбурге.
- Ну и что? - Глаза соседки вспыхнули любопытством, предвкушением отличного повода для сплетни.
«Языком как помелом», - с неприязнью подумала Наталья, но всё же продолжила:
- А то! Зять косится, внучки избалованные, нет в них того сердца, да простоты, что у деревенских наших ребятишек: насмешливые, корыстные. Дочь-то правда просила, чтобы пожила, не уезжала. Но ты мой характер знаешь, я долго не вытерпела, всё ей высказала, что думаю про их хвалёную городскую жизнь.
- Да ты что? - У Валентины аж рот приоткрылся в ожидании подробностей.
- Не буду я сидеть в вашей каменной кабине, -говорю. Из неё да на погост, в другую кабину? Где природа, где воздух? Вы-то у меня на приволье выросли: я кошу сено, вы рядом малину собираете, то грибы. А то во дворе играете, трава как изумруд. Ты вспомни, какая девкой была - берёзка! Белая, румяная, статная. А дочки твои в четырнадцать лет - зелёные, дёрганные. Из школы в квартиру, из одного закутка в другой. И это жизнь? Да ладно бы только здоровье, вы и душу здесь теряете. Вчера насмотрелась в автобусе, одна женщина другой на ногу наступила, обе раскрашенные, разодетые, а из-за такой ерунды сцепились, хуже базарных торговок. У нас тоже ссорятся, но знают, что завтра друг другу в глаза смотреть придётся, не распускают так языки. А тут что? Зло сорвал и в рассыпную, может век больше не встретишься. Каждый сам по себе, -не хочу я так! Всё высказала и с тем уехала.
- Ну и дела! - Неопределённо протянула Валентина.
И, чувствуя, что Наталья сказала всё и новостей больше не будет, засобиралась.
- Ладно, пойду продолжать, весь огород зарос с этими дождями.
На следующее утро Наталья вынула из почтового ящика конверт, достала письмо. Бросились в глаза строчки: «Мама, приезжай!» И подпись внизу: Геннадий. Невесело засмеялась, толи тут остаться, то ли в теплушку к поросёночку ехать? Как ни прикинь - не сладко кончается. Ах, дети, дети, как ветки без корней сохнут души ваши вдали от отчего дома, уж если ехать - приезжайте вы, может родная земля и вылечит.
Счастлив на родной земле
Немало сказано слов о загадочной русской душе, уж очень сложно, говорят её разгадать.
Прост человек с виду, ну ничего особого. А присмотрись к нему, подойди со вниманием – и столько откроется.
Таков и Пётр Степанович Поздняков - потомственный механизатор колхоза «Заветы Ленина». Человек, знакомый с ним поверхностно, впрочем, тоже скажет немало добрых слов в его адрес. Это - высококлассный тракторист и комбайнёр, орденоносец, честный и добросовестный человек, коммунист, член бюро райкома КПСС.
Всё это конечно, верно и правильно. Но за этой объективной, достаточно схематичной характеристикой, люди знающие Петра Степановича близко, давно сумели разглядеть черточки яркие, его знания.
Говорят, что характер человека – это отражение его жизни. Каждое событие оставляет свой отблеск на личности. Чем больше хорошего, - тем человек добрее, чем суровей - тем ожесточенный. А вот у Петра Степановича совсем не так.
В ранней юности он остался без отца, помог матери Марии Фёдоровне поставить на ноги двух младших братьёв и сестру. Не был избалован ни бездельем, ни избытком материальных благ. А вырос человеком уравновешенным, основательным, стал прекрасным семьянином.
С женой Раисой Константиновной, учительницей местной школы, воспитывает двоих детей: дочь и сына.
Мир, лад и покой в этом доме, во многом основаны на доброте и чуткости главы семьи - это как прочный фундамент, на котором строится всё остальное.
Некоторые «знатоки» деревенской жизни (предпочитающие, однако взирать на неё из окон благоустроенных городских квартир) любят описывать сельских механизаторов эдакими вечными «Ванями» в смазанных сапогах, старомодных пиджаках, неизменно говорящими «Чаво» и «ня-надо» Так вот, Пётр Степанович никак не вписывается в эти лубочные рамки. Естественно, он не разъезжает на тракторе в крахмальной рубашке и галстуке, хотя и на работе всегда опрятен, но посмотрите на него, на заседании бюро райкома – есть, что перенять в аккуратности, вкусе, разумном следовании моде, если хотите. Ну ,а если «чаво» - его хранят общая культура, любовь и понимание красоты русского слова. Любому горожанину на зависть обставлённой трёхкомнатной квартире Поздняковых, самое почётное место отведено книжному шкафу. Здесь русская и зарубежная классика, произведения советских авторов.
На особицу, с закладной, отложена, «Судьба» Проскурина - её сейчас перечитывает Пётр Степанович, находя в давно знакомой книге отзвуки многих своих раздумий о сельской жизни. А эти фотографии в семейном альбоме уже совсем неожиданны, да он ли это? То в русской рубахе, то в комедийной сценке, высмеивающей пьяницу - с растрёпанными волосами. Перед огромной бутылью с надписью «Самогон»
- Я и есть, - смеётся Пётр Степанович. Вот и новая грань человека. П.С. Поздняков - активный и любимый зрителями участник самодеятельности Романовского сельского Дома культуры.
- Сейчас тоже на репетиции ходим всёй семьёй, к праздничному концерту готовимся, - говорит Пётр Степанович.
Всёй семьёй в заботах и труде, в свободный час в мире любимых увлечений - что может быть лучше?
Судьба шестилетнего мальчика
Никогда не забыть ту весну, 1945 года. Как только снег сходил с земли, люди всем селом отправлялись в поле, собирать прошлогодние колоски.
Домой приносили по пять, по восемь килограммов зерна. Мыли его, сушили, а когда набиралось, до шестнадцати килограмм, мололи на мельнице, после из неё пекли лепёшки. Но, к несчастью, люди заболели тяжёлой формой ангины, кровотечения из носа и горла, и получилось отравление всего организма.
Спасти было невозможно. Умирали семьями, особенно где была большая семья. Помню, из одной семьи вынесли за одну неделю семь гробов. Не пощадила смерть и мою родственницу, Когда Ульяна жаловалась и показала язык, то он у неё был весь в чёрных пятнах, а на третий день всё тело покрылось такими же чёрными пятнами. Отправили её в больницу, но не спасли. Доктора уже позже доказывали, что зерно, перезимовавшее на земле под снегом, становилось ядовитым. Оно и называло то заболевание, которое было, названо «септической ангиной».
После смерти Ульяны остался шестилетний ребёнок, и муж, пришедший раненый с фронта, который стучал себе в грудь: «Я раненый, я фронтовик!» Приказывал жене печь лепёшки ему из хорошей муки. Жена его боялась, да и любила. Выполняла все его приказы и капризы. Вот и кормила его и от него выделяла немного ребёнку, а сама себе пекла лепёшки из отравленной муки. После смерти матери ребёнок немало испытал мучительских скитаний и страданий с таким жестоким отцом. Да и можно ли его называть «отцом?». Не дай Бог такого детства никому.
После Ульяны, он не мог ни с одной женщиной мирно жить, все от него уходили. Ребёнка отдал не родной тёще, пока устроит свою жизнь, но жизнь не получалось. Прошёл четыре женщин, но на пятой немного задержался. У этой женщины была дочь, на четыре годика постарше его ребёнка. После войны, года были трудные. Фронтовик переехал в соседние село и там нанялся пасти стадо личных коров. Тёща занемогла, ей уже было восемьдесят лет. И она решила привести сына отцу. Ночевал ночь у отца, а на утро, сказал ребёнку, - « Витя, иди туда, где был, а здесь кушать нечего».
Мальчику в это время уже было двенадцать лет. Он вышел от отца голодным, идти нужно было шесть километров, но по дороге подумал: «Куда идти? Кто меня ждёт? Бабушка совсем стала старенькая, меня содержать не может, а отцу я не нужен». С боку дороги был посев, стояла стеной рожь, и Витя зашёл в глубь неё, и приземлился, чтобы никто его не видел. И тихонько, там двое суток плакал. За двое суток голос охрип, и рыдал уже в слух. По дороге ехал почтальон, из села Дубовки в село Романовку. Слышит детский крик, остановил лошадь, привязал, чтобы ни куда не ушла, а сам пошёл на крик. Смотрит, сидит пацан, весь в слезах. Присмотрелся, а он сын фронтовика, который живёт по соседству. Расспросил, как он сюда попал? Да ему и так было ясно, шли слухи о жестокости этого соседа.
Уговорил мальчика поехать с ним в сельский совет, куда нужно определить ребёнка.
Но власть сельсовета, тут же всё решила. Привезли отцу и пригрозили:
«Если ты будешь издеваться над ребёнком то мы тебя посадим в тюрьму и не посмотрим, что ты фронтовик.»
Потом немного утих, но не надолго, решил измором от него избавиться. Хотя он ему, хорошо помогал, пас с ним стадо. Но…
- Слушай, Ириша, ты Витьке-то молока не давай, он выдержит, а мне на обед приноси с литр молока, да сусликов натуши, когда мы пригоним стадо в стойло, туда поближе к обеду. Я покушаю, и уйду косить траву. На зиму готовить нужно корм для коровы, а вы с Витькой присмотрите, пока скот постоит на стойле. Ириша все его приказание выполняла. Она знала если, что не так то она будет от него наказана. Но душа замирала, как на её глазах, издевательски обращался над мальчиком, когда приносила в поле им обед. И постоянно так. Сидит склонивший над чашкой, кушает молча сусликов, а Витя сидит в сторонке смотрит с завистью как «папа» его за обе щёки набивает съедобное. Защемил у Вити желудок, хотя и пересохло в горле, но слюна появилось, как хотелось, хоть крошечку положить в рот. Отец искоса посмотрел на сына (и от жалости бросил, как кутёнку, головку от суслика). Мальчуган с жадностью, облизал эту головку, он понимал, что ему кроме этого, ничего больше нет.
Мачеха, болела душой, но боялась мужа, но всё же иногда тайком от мужа, кормила Витю. Шла на стоило, прятала за пазуху чирик молока, приходила пораньше, чтобы успеть закопать в землю рядом со стойлом.
Лишь бы не узнал фронтовик. А когда уходил косить траву, то мачеха откапывала, и давала этому мальчику молоко. Обычно поздно вечером, скот гнали в село, а мальчик шёл вмести со своей коровой домой. Но в очередной раз, корова пришла без Вити.
Мачеха начала беспокоится:
- Миша, а где сын?
- Придёт, куда он денется, наверно отстал. Совсем стемнело, а его всё нет. И жена запричитала.
–Миша, Миша нас посадят, за этого ребёнка, ведь сельсовет наказал этому почтальону смотреть за нами. Сама рыдает, умоляет, - идите с моей дочкой, с Зоей, отыщите его и приведите домой.
Пришли в это поле, и говорит:
-Зойка, иди вот этой паханой бороздой, возможно, где-то уснул на копне. Иди и пригибайся, смотри, на зарево видно будет кучку соломы, может там и лежит, а я пойду другой стороной. Затем то и дело спрашивает: «Ну что нашла»!? Зоя отвечала, нет. А когда заметила эту кучку соломы, которая лежала возле паханой борозды, и нащупала мальчика. Начала его трогать, Витя, Витя! Тело лежало, не движимо и не произнесёно не единого слова. Погода стояла холодная конец октября. В испуге закричала:
- Он здесь! Здесь, быстрее! - Подошёл (отец) что–то буркнул себе под нос и небрежно положил его себе на плечо.
Принёс в дом, бросив его на пол, склонилась над ним мачеха.
- Миша, Миша, он жив, дышит!
- Оставь его, к утру утихнет! Проговорил Михаил. Жена упала в ноги мужу, вместе с дочерей, со слезами умоляют:
- Пожалуйста, давай окажем ему помощь, ведь нам не избежать тюрьмы, да и перед Богом непростительный грех!
- Поднесите воды, закричал фронтовик, дочь поднесла воды, мать положила себе на колени голову мальчика.
Он взял кочедык, которым плетёт лапти, и им разжал стиснутые зубы мальчика, и пропустил ложечкой в рот водичку. Мальчик простонал.
- Миша, помоги положить его на печку, проговорила Ириша. Зоя легла тоже на печку вместе с неродным братиком, которого всегда жалела. Мать наказала дочери:
- Зоя, ты хорошо потри ему спинку, ноги, и руки. А сама ушла с мужем в другую комнату спать.
Когда Витя очнулся, сестра предложила ему не много покушать супа, которого мачеха тайком от мужа поставила на печку и просила:
- Дочка, покорми потом братишку. Сестра предлагает -
- Витя покушай.
- Нет, он потом меня совсем убьёт. И шепотом всё ей рассказал:
-Няня, получилось так, что убежали коровы, в омёт сено, а я их не смог удержать, Тогда папа крикнул: «иди сюда!» он схватил меня и начал меня бить, я хотел вырваться, но, он мою голову, засунул промеж своих ног и стал бить палкой по спине, я кричал. А потом пропал у меня голос, и после я ничего не помню.
Зоя, тоже немало перетерпела такие издевательские отношение, от отчима, и когда сровнялось ей восемнадцать лет, а Вите пошёл пятнадцатый год. Этих детей сроднил «фронтовик» сестра уговорила братика, и скрылись от таких родителей. Сразу добрались до города Оренбурга, потом им посоветовали по ехать в город Орск. Там они устроили свою жизнь, и стали уважаемыми людьми. Виктор Михайлович Астрелин, имеет прекрасную семью, троих детей, и внучат.
А (фронтовик) Михаил Астрелин, остался один. И Ириша, жена, уехала от него…